
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Дамы и господа! Добро пожаловать на семьдесят пятые голодные игры!
Примечания
Основной пейринг – Дарклина. История написана в формате кроссовера Гришаверс х Голодные игры и посвящена событиям, которые происходят после первой книги ГИ. Если вы не знакомы с той или иной вселенной, то фанфик можно читать как ориджинал.
Канал, где публикуются обновления/интересности к работе:
https://t.me/+epQzoRuA5U9iNjky
Визуализации работы:
https://pin.it/1UrdXRNcs
Для меня, как для автора, очень ценны ваши отзывы и обратная связь. Даже пара слов мне будет важна.
Дополнительные предупреждения к работе: типичная для канона Голодных игр принудительная проституция (не касается персонажа Алины Старковой), жестокость над людьми/животными.
об отчаянии
16 сентября 2024, 06:21
часть 2
ИГРЫ
pov Алина
Бежать… Алина желает сбежать. Это есть первое, о чём она думает за тенями шума идущей трансляции и звоном собственного голоса. Девушка не знает, почему вскрикивает и дерёт глотку. Она, кажется, собирается куда-то идти, вскакивает с дивана стремительно, но ноги подгибаются, и придерживаемая руками Мала, Алина опускается на пол, вцепляясь в собственные волосы и с трудом разбирая чужие слова сквозь бегущие по щекам слёзы. Она не вернётся на Арену. Она не может вновь быть участницей Голодных игр. Победители навсегда освобождены от Жатвы, и за всю их историю всего один человек участвует в Бойне дважды, после чего Капитолий более никогда не допускает к Голодным играм своих триумфаторов. Алина знает — она тому причина. Так президент Сноу решает её наказать. Двадцать четыре победителя выйдут на Арену, и двадцать три умрут, потому что девочка из дистрикта-12 верит, что может покинуть Голодные игры вместе с мальчиком, которого держит за руку все свои детские годы. Кажется, первые распорядители Голодных игр не могли знать, что именно к Третьей квартальной бойне каждый дистрикт получит своих девушку и юношу среди победителей. А значит, Капитолий выбирает девочку с горстью ягод в ладони причиной данного решения. И другие трибуты будут об этом знать. Этого президент Сноу добивается — желает доказать, что Хеймитч, Мал, даже мерзавцы-профессионалы — все, кого выберет Жатва, погибнут на Арене из-за неё. Алина не перестаёт повторять, бубнит себе под нос, указывает надрывно — этого не может случиться. Она хватается за плечи Мала, когда он поднимает её на руки, чтобы вновь усадить на диван. Чуть меньше половины года отделяет их от грядущей Бойни, а значит, у них есть время, чтобы найти решение. Они сбегут, уйдут в лес, где им не придётся ждать Жатвы и следующей расправы. И возможно, тогда Капитолию не удастся её провести. Но Голодные игры не остановить, и пусть за границей нет телевиденья, Алина не сомневается, даже если правительству не удастся их поймать, к следующему лету решение изменят, и для Бойни вновь выберут парня и девушку из каждого дистрикта. И этот круг никогда не разомкнётся. Реши власть казнить победителей-бунтовщиков, что останется после их смерти? Они никогда не узнают, доживут ли Миша и Нина до своих зрелых лет, и расцветёт ли жизнь в дистрикте-12. Но контроль над Двенадцатым не сравнится с тем, которым удерживают население Одиннадцатого, и у них есть шанс сбежать — хотя бы попытаться предотвратить квартальную бойню. Если миротворцам удастся их отыскать, то вероятно, их отправят гнить в карцеры, чтобы после вышвырнуть на Арену. Так они решают, когда Мал помогает Алине подняться к спальням. К концу зимы начнёт теплеть, и тогда они попытаются уговорить Хеймитча уйти с ними. Хоть и девушка знает, что его отчаяние станет одним из верных препятствий. Их дистрикт слишком мал для восстаний, и миротворцы скорее сравняют его с землёй, как они делают это с Восьмым, нежели позволят протестам перекинуться на Двенадцатый. Пока им не следует привлекать к себе внимание правительства. Кажется, власть будет ждать, что они выразят протест против идеи, которую избирают главной темой новой квартальной бойни. Зарываясь лицом в измоченную слезами подушку и не ища сон, Алина гадает вдруг, что скажут в остальных дистриктах? Победители являют собой борьбу и силу — луч надежды на то, что для каждого в Панеме есть шанс выжить и пройти через условия, которые Капитолий диктует в каждой части страны. Они являются последним оплотом веры в то, что даже во мраке можно пройти через жесточайшие испытания. Они — любимые и крайне дорогие дети дистриктов. Что будет с Панемом, когда их вновь заставят выйти на Арену, и лишь одному подарят жизнь с целью напомнить людям о том, что ничто не возобладает над мощью правительства? Возможно, страна сгорит в восстаниях. А может, всё будет именно так, как рассчитывает Капитолий. Никто и никогда более не посмеет выразить протест, а население захлебнётся отчаянием в надежде выжить и необходимости тянуть руки к жалким подачкам власти. Алина не выходит на улицы, и Мал не упоминает о делах в городе. Но она знает, что увидит в глазах жителей дистрикта, если пройдёт подле их домов. Страх, потерянность, обреченность… Разумеется, вероятно, решение правительства распалит новые разговоры о восстании, но с ужесточением контроля над Двенадцатым, какое значение они будут иметь? Людей арестовывают днём и ночью и, верится, ни одна угольная шахта не будет достаточно глубока, чтобы в ней укрыться. Хеймитч после объявления Третьей квартальной бойни опустошает все запасы самогона, разбивая одну пустую бутылку за другой. Стоит явиться на порог, один его взгляд указывает, что нет никакой борьбы против решений Капитолия. Правительство никогда не оставит их решения без ответа и всегда найдёт путь к тому, чтобы вынести наказание. Хеймитч не верит в побег, и с большей широтой высмеивает нашёптанную на улицах идею революции, точно выслушивает мечтательные желания двух детей. Всё, что они могут, это постараться выжить. Но Алина знает суровую правду. Хеймитч слишком стар, чтобы играть, а травма Мала замедлит его в достаточной мере, чтобы отобрать последний шанс победить. Двое более не получат шанс покинуть Арену. И даже если один из них сможет выжить, а второй выступит ментором, кто-то из них всё равно погибнет. Но Мал на возможные исходы Игр даже не смотрит. Если Капитолий не найдёт их за границей, никто не сможет провести бойню, и Алина верит, они должны попытаться сделать хотя бы что-то, чтобы остановить замысел правительства. Дети, чудится, переживают новость легче всего. Для них всё кажется слишком далёким и поправимым. Но девушка знает, сколько Нина способна понять. Она замечает спрятанные под кровати сумки и страх в глазах своих заступников, когда в их двери стучатся вновь. И Алина более не боится поведать ей о намерении. Они должны быть готовы уйти за границу в любой из грядущих дней, если миротворцы решат взять их под стражу. Но найди власть способ выставить их на Арену, девушка знает, что дети не останутся одни. Кто-то из мужчин возьмёт роль ментора и сможет позаботиться о младших, если двое не вернутся в Двенадцатый.•
Первые недели после объявления оказываются самыми страшными. Погода в Двенадцатом гневная и непостоянная, а настроения среди миротворцев вторят ей не меньшей злобой. Среди позднего вечера плечи Алины дрожат под одеялом, пока она бродит по кухне подобно маленькому приведению, что переставляет вещи с места на место. Так она себя занимает… Ищет пути спрятаться и отгородиться от ужаса грядущих дней, притаивается в углах дома в надежде, что там верные солдаты Капитолия её не заметят. Кажется, даже дети за прошедшую неделю становятся тише, юркают по углам и боятся проказничать в страхе раздосадовать хозяйку дома ещё сильнее. Но в дверь стучат, и не сразу различая лёгкий нарастающий звук, Алина роняет из рук жестяную миску, что с грохотом прокатывается по полу. Она почти не замечает, что дёргается в сторону коридора истинно нервно, выглядывая из-за стены и рассматривая дверь, за которой завывает разыгравшаяся метель. Ветер ревёт, и девушка верит, что ей мерещится, но стук звучит вновь. За окнами кухонь мгла властвует в непроглядном мраке, так что не получается рассмотреть, кто становится гостем их порога. Но Алина повторяет себе под нос не раз — это не миротворцы. Они не будут щедры на подобную снисходительность — лёгкий повторяющийся звук, что отскакивает от холодных каменных стен. Хочется задрать голову и подозвать Мала, чтобы он стоял за спиной, если в их дом стучится сама беда. Но ведомая чуждым любопытством Алина крадётся к порогу. Замок щёлкает несколько раз, а по ковру тянется ледяной сквозняк, от которого поджимаются пальцы босых ног. Но немногим приоткрывая дверь, девушка обмирает на пороге, секунды позволяя хлёсткому ветру задувать в дом снег. Присаживаясь на перила, высокая фигура занимает крыльцо дома. Жёлтый свет лампы над порогом скупо являет лицо Александра. Снежинки одна за одной собираются в его волосах, а снег густо налипает на то, чему должно быть шарфом вокруг чужой шеи. Руки юноши расслабленно лежат в карманах длинного пальто, шерсть которого черна. Леденящий холод окрашивает его щёки ярким румянцем, а подбородок Александра склонён к груди, словно ему становится зябко. Но прежде, чем с его губ срывается слово, Алина захлопывает дверь, наваливаясь на неё спиной. Следует утвердить, бредит. Так не бывает… Граждане Панема не наделены правом перемещаться между дистриктами. Грудь рьяно вздымается, следует зажмурить глаза. Но зыбкое чуждое представление крепнет, облачается правдой, когда из-за спины звучит ровный, приглушённый стенами дома голос. — Алина, здесь холодно. — Тебя не должно здесь быть, — утверждает она для себя самой. Дерево поскрипывает слегка, обнажает истину того, что Александр подходит к двери. Что приводит его к этому дому? Что даёт право столь вольно перемещаться между дистриктами? Вертя головой, девушка гонит любопытство, что захлёстывает её с головой. Недоверчиво выглядывая за порог, она открывает вновь, встречая Александра пред дверьми и вытягиваясь под его взглядом. Хочется вдруг задрать нос выше, не выдавать и долю терзания, что сражают девушку с объявлением Третьей квартальной бойни. Если им не получится избежать Арены, победитель дистрикта-7 может стать её соперником. Алина не вольна позволить себе выдать ему собственные слабости. Но он не пытается войти, пока хозяйка порога преграждает ему путь. Как Александр находит дорогу к этому дому? И преследует ли Двенадцатый от чужого указа или одного своевольного желания и всей жирной вседозволенности? — Я не могу пустить тебя на этот порог, — выговаривает она единственное. И где находит разливающееся по жилам упрямство? Из-за мглы с трудом удаётся рассмотреть даже огни дома, что стоит в другой стороне улицы. Властвующий посреди зимы мороз видно норовит сразить Александра, и Алина не знает, способна ли оставить его замерзать посреди Деревни победителей. — Почему? — совсем незаметно юноша ведёт головой. Он не спорит, не выказывает непонимание, но видно прислушивается, когда девушка открывает рот, силясь отыскать причины. Но ни одна не складывается на языке, и кивая её молчанию, юноша говорит вновь. — Я один, Алина, — убеждает он, заставляя поджать губы. Александр говорит так, словно способен знать её страх, ковырять его глубоко под кожей. — Никто не придёт до Голодных игр. Истина на чужих устах легка, и качая головой, девушка отступает в сторону, позволяя гостю войти под тень коридора, словно он может быть лишь другом этого дома. Он прав. До квартальной бойни никто не позаботится об обречённых судьбах сирот из дистрикта-12. Их отступнические жизни заберёт Арена, так отчего же миротворцам растрачивать силы на мелкие расправы? Мгновение растягивается, и Алине кажется, они с Александром кружат друг подле друга. Она не отпускает его из внимания, а он не перестаёт провожать её взглядом, куда бы девушка ни шагнула. Снег быстро тает на его плечах и мысках ботинок. Кажется, гостей следует провожать в комнаты и поить горячим чаем, но пока Алина смотрит на победителя из Седьмого, ни одно решение не кажется простым. Не приходится верить, в Капитолии не позволяют своему фавориту посетить девчонку-отступницу от одного заурядного желания. Какому риску они подвергают излюбленного победителя, отправляя его в беднейший дистрикт и позволяя говорить с преступницей? — Почему ты здесь? — Я показал тебе дистрикт-7. Теперь я хочу увидеть Двенадцатый. — Ты мог бы выбрать более престижный дистрикт, — утверждает Алина, хмурясь. Доводится видеть, Александр не обделён друзьями среди профессионалов. Собственная неуступчивость не оскорбляет, не отражается злостью на чужом лице. Чудится, они вновь стоят у фонтана президентского дома. — А свой ты считаешь недостойным внимания? — брови победителя вздымаются слегка. Девушка чувствует себя обескураженной. Никакое слово не звучит для неё складно. Возможно, она всё ещё не привыкает к жизни, что встречает трибутов после Арены. Щедрость Капитолия способна быть широка для его фаворитов. Раньше, чем Алина отвечает, в коридоре слышится высокое «ой», когда Миша в дальней стороне коридора вываливается с порога кухни. Его подталкивает Нина, которой не терпится выглянуть из-за угла, что становится причиной беспокойства её заступницы. Внимание самого гостя мгновенно оказывается украдено детьми, пока задирая высоко голову, Миша крадётся у стены, не переставая с открытым ртом рассматривать юношу в их доме. — Я не видел тебя раньше, — замечает он, описывая круг подле Александра, голова которого не перестаёт поворачиваться мальчику вслед. Лицо смягчается в выражении, которое Алина до того не встречает. — Он победитель, Миша! — восклицает Нина, придерживая своего брата за плечи. — Как Алина и Мал. — Я из дистрикта-7, — заставляя детей переглянуться, Александр соглашается, протягивая руку, так что пожимая ту, мальчик звучно ойкает вновь от холода чужой перчатки. Взгляд девушки оказывается привлечён шуршанием на ладони ребёнка. Теперь в неё вложена пара конфет в золотой обёртке. Вопросительно склоняя голову, Алина ловит взгляд победителя. Подкупает, значит. — Ого, я никогда раньше не встречал кого-то из других дистриктов, — доверие маленького детского сердца заполучить легко, и скоро Миша почти повисает на пальто Александра, смотря на него большими распахнутыми глазами. — Расскажи мне больше о нём, пожалуйста, расскажи, — растягивая слова, просит ребёнок. Но слыша тяжёлые шаги на деревянных ступенях, девушка перехватывает его руки, обращая мальчика к его сестре, что не перестаёт выглядывать за плечо заступницы, чтобы получше рассмотреть гостя. — Согрейте чайник, хорошо? — просит Алина, надеясь на время спровадить детей хотя бы в кухни. Она слышит ясно, как Мал останавливается на лестнице. Он привлечён шумом, в этом нет сомнений, и теперь ожидает объяснения тому, что видит. И кажется, парень не был бы столь тих, если бы внимание младших не было бы целиком отдано Александру. Но скоро они скрываются в кухнях, на пути набивая рот подаренным шоколадом. — А он что делает в этом доме? — вскидывая голову, Мал в несколько широких шагов обходит Алину, закрывая её за своей спиной. Пристальный, горящий опасением взгляд отдан победителю пред ним. Лицо Александра выражает одно заурядное скучание, чем кажется, он ещё больше раздражает Оретцева. — Не припомню, чтобы тебя ждали на этом пороге, Морозов. — Я гость, — единственное, что обозначает юноша. Его внимание ложится поверх чужого плеча, будто он не желает утруждать себя чужим недовольством, объясняет только для победительницы. — Официальная встреча должна была состояться завтра утром, но я решил, будет лучше предупредить вас сразу после моего прибытия. Женя будет здесь к утру, — добавляет он, заставляя Алину и Мала переглянуться. Когда девушка в последний раз говорит с Цинной, он не упоминает ничего о скором визите. — Капитолий дал вам шанс быть принятыми в дистрикте-7. Теперь люди хотят видеть, что Двенадцатый не предоставит для меня иное отношение. — Значит, мы встретимся утром, — не удостаивая Александра большим, обозначает Оретцев. Слова Морозова звучат ладно, и в кривом недовольстве девушка не могла бы скрыть это признание. Но вновь оборачиваясь на двери, она отмечает, что юноша приходит один. В завтрашнее утро они не будут пробуждены ужасом, который явит гудение автомобилей под окнами спален. Как много людей готовы предоставить им роскошь подобного милосердия? — Как ты дошёл к этому дому? — выходя из-за спины парня, вопрошает Алина вновь. Она держит руки на груди, чувствует, как пальцы Мала мажут чуть выше локтя, словно он надеется придержать её рядом — там, где мерзавец не сможет до неё дотянуться. Оретцев не знает, о чём они говорят в доме президента. Он не хочет знать, как и победительница никогда не находит в себе желания рассказать. Но она всё ещё помнит, как чувствовала себя впервые за многие недели. Понятой, услышанной, замеченной, значительной среди множества непохожий друг на друга и ярких людей… И сейчас Александр не смотрит на неё иначе, словно одна Алина может быть причиной всех решений и усилий, вложенных в это путешествие. — На улице страшная метель, — уточняет она прежде, чем юноша тянется к слову. Хочется вдруг знать, как она выглядит в его глазах? Предстаёт ли потерянной диковатой девицей, что подобно забитой кошке норовит исцарапать кормящую её руку. Или, возможно, кажется бесконечно глупой в своей неблагодарности. Алина не способна угадать, и сердце разъедает желание знать. — И как ты нашёл дорогу? — Меня встречал мэр, — плечи Александра вздымаются, когда он отводит голову, словно мог бы взглянуть в ту сторону, где находится Дом правосудия. Но его взгляд дёргается к девушке, когда она закатывает глаза, так что даже Мал выглядывает из-за её плеча, чтобы рассмотреть лицо. Она напоминает себе не впервые, даже в Двенадцатом не всем позволительно доверять. — Он рассказал, как найти Деревню победителей. Седьмой знает и более суровые зимы, — ну губах юноши с замечанием застревает неровная полуулыбка. Надменность возвращается к его голосу, стоит вниманию переместиться на Мала. — Таково гостеприимство дистрикта-12? — Ты не можешь ожидать гостеприимство, — осаждает Алина. Настороженность в её тоне не остаётся незамеченной. Объявление грядущей Бойни меняет положения вещей. Разве есть толк в слепом притворстве? Если Александр вновь выйдет на Арену, жизни трибутов из дистрикта-12 будут для него одними из легчайших целей. — Не теперь. Откуда тебе знать, что я не держу лук прямо за этой стеной? — уверенность предстаёт наигранной и высокомерной, в точности похожей на ту, какой славятся профессионалы. Уголки чужих губ дёргаются предвестником улыбки, словно победитель находит забавное в речи. — Я могла бы пристрелить тебя прямо на этом пороге, чтобы увеличить свои шансы в Третьей квартальной бойне. Думаю, мне это простят, раз у дистрикта-7 есть и другие мужчины-победители, — замечает Алина, не ведая, где находит силу ухмыльнуться. Идея угрожать фавориту Капитолия и славнейшему убийце Голодных игр Оретцеву приходится по душе мало. Он напрягается всем телом, словно ждёт, что на него нападут. — Думаешь, есть разница, находиться со мной в одном доме или с кем-то из них? — спрашивает Александр. Он говорит о Хеймитче и Мале, в этом непозволительно сомневаться. Кому-то из них отведена роль трибута в Голодных играх. — Потому что они не станут пытаться убить тебя на Арене? — Да, потому что они лучше тебя. — Тебе следует уйти, Морозов, — напоминает Мал поверх её слов. Его рука указывает на двери. Свист чайника на плите неизбежно выдаёт присутствие детей в кухне. Алина не убегает из-под чужих холодных глаз и не таит внутреннюю мольбу. Она не потерпит драки в этом доме. — А что скажет победительница? — голова Александра склоняется к девушке, пока его лицо остаётся обращено к Оретцеву. В выражение, легко приметить, вложена щедрая горсть унижения. Эти слова злят, и их избирают специально. Мэр болтает щедро. — Это её дом, твой находится через дорогу. Раньше, чем Алина возражает дурному тону, в начале коридора звучит грохот. Никто не успевает сделать хотя бы шаг пред тем, как дверь распахивается, а в дом заваливается Хеймитч. Кажется, он не утруждает себя верхней одеждой в необходимости пройти к соседнему дому. В одной из его рук покачивается пустая бутылка, волосы налипают на лоб, а ворот растянутой майки покрыт пятнами и темнеет от снега. Мужчина будто только в этот час поднимается ото сна, распахивая глаза и рассматривая занимающих проход победителей. Может быть, до него доходит весь о чести, которую Капитолий предоставляет дистрикту-12. Верится, ему должно быть легче уговорить их гостя уйти. — И чего вы встали в проходе? — распихивая Алину и Мала в стороны, хрипло горланит ментор, проходя внутрь дома и направляясь к дверям в гостиную. Но глаза девушки округляются, когда мужчина хватает Александра за рукав пальто и без особой тяжести утягивает за собой. — Сними эту капитолийскую тряпку, она насквозь промокла. Указывает он первостепенно, подталкивая юношу внутрь светлых комнат. Обескураженность Алины густо висит в воздухе, когда открывая рот, она оборачивается на сердитое лицо Мала. Нелепость. Но Хеймитч помогает им выбраться с Арены. Они должны доверять его решению. Смех норовит заиграть на губах, но мгновенно серьёзнея, девушка откашливается, привлекая внимание Александра, что останавливается у входа в гостиную. — Будь добр, вытри ноги, иначе ты измочишь мне все ковры.•
Алина не ведает, почему ожидает худшего от присутствия Александра в своём доме. Хеймитч оказывается прав, он промокает насквозь. Предложенная стилистами одежда сколь красива, столь же непригодна для местной погоды, так что пальто и шарф скоро оказываются вывешены на горячие батареи, а ботинки поставлены просушиваться. На юноше остаётся только тёмно-синий вязанный свитер с широким воротником и штаны из водонепроницаемой ткани. Едва Александр садится на один из диванов, Миша устраивается рядом с ним, едва не взбираясь на колени и не переставая вертеть головой, пока победитель говорит с Хеймитчем. Но ни одной проказе гость не возражает. Заметить нетрудно, он умеет находить подход к детям, от мысли чего во рту становится горько, когда Алина вспоминает об открытой ей правде. Но младшим, кажется, не следует и напоминать о позднем ночном времени. Нина быстро усаживается на подлокотник по другую сторону от гостя, заслушиваясь его рассказом о том, как дела идут в Седьмом. Наблюдая за ними с кухни, девушка обнаруживает, что до того никогда не принимала чужих людей в своём доме. В приют друзей не позовёшь, а после Голодных игр бремя победы стало слишком тяжело, чтобы искать кого-то на своём пороге. Хочется признать, присутствие Александра не тяжело. Он не бродит по дому и встаёт лишь для того, чтобы помочь нести горячий чайник или пару кружек. И приходится убедиться не впервые, Хеймитчу он нравится. Может быть, причина исключительно в том, что они давно знакомы. Но на сердце тепло от мысли, что мужчине становится интересно что-то, кроме собственной жизни в заточении. Он смеётся раскатисто, тянется к очередному вопросу и не перестаёт подзывать своих победителей к диванам, чтобы они послушали. Когда им удаётся выпроводить детей ко сну, Алина находит себя на противоположной от Хеймитча стороне дивана, Мал выбирает для себя подлокотник рядом. Они трое смотрят на Александра, что занимает место напротив. Складывая ногу на ногу, он держит полную чашку на одном из колен. Его щёки красны от предложенного чая. Алине кажется, так бы она предпочла провести вечер в доме президента, если бы нашла возлюбленного и ментора рядом. — Скажи мне, — пальцы Хеймитча в неприглядной ищущей манере поигрывают в воздухе, когда он подкладывает ладонь под подбородок и разваливается у спинки дивана, вновь обращаясь к их гостю. Лёгкая улыбка Александра предстаёт заговорщицкой, словно ему может быть известно, о чём спросит мужчина. — Эти детишки уже злятся? — Сообщество победителей разгневано. Удивительно, но теперь мисс Старков притянула на себя не только злость правительства, — взгляд юноши ложится на Алину, зовёт вскинуть голову. Дипломатичный тон его голоса заставляет вздрогнуть. Кажется, именно с таким необременённым выражением капитолийцы бы говорили о её положении. Озлобленность среди победителей предстаёт ожидаемой, но разве та может быть обращена против неё? Каждому маленькому ребёнку в Панеме известно, что решения эти принадлежат Капитолию. — И что.., — с горящими глазами приговаривает Хеймитч. — Что они говорят? — Победители сделают всё, чтобы предотвратить эти игры, — отделяет Александр. Лицо Мала обрисовано схожим непониманием, стоит Алине повернуться нему. Невольно она окунается в знание, что более пятидесяти победителей ныне сидят в своих домах и страшатся расправы, что может прийти к их домам и забрать выигранные однажды жизни. Они тоже боятся. Они тоже имеют семьи. И они тоже желают Бойню остановить. Но расслабленная речь Александра делает каждое усилие и чаяние незначительным. Может быть, он знает, что никто из них не наделён и малой долей возможностей, которые могли бы изменить решение правительства. А может, юноша насмехается безжалостно, перебирая под пальцами густое отчаяние, что теперь в самом воздухе разлито. — Но только за последние несколько звонков я выслушал не одно намерение уничтожить её во время мясорубки у Рога изобилия. — А ты, значит, неприкосновенен для их гнева, — вжимаясь в угол дивана, Алина огрызается беззлобно. Она не ведает вовсе, почему не находит в себе дурных чувств. Александр не вкладывает значение в чужие намерения, расположение им не выказывает, смотрит с высока. Хеймитч едва не переваливается через край дивана, чтобы взглянуть на свою победительницу, и под густотой чужого внимания, девушка почти уступает желанию поёжиться. Ей хочется утвердить, Александру Морозову должно вызваться добровольцем для грядущей Бойни и навсегда возвысить себя над остальными. Но позволят ли ему это? Кажется, юноша в Капитолии настолько любим, что жители столицы никогда не пожелают обделять себя удовольствием от его компании. И если власть надеется привлечь исключительное внимание к семидесятипятилетию Голодных игр, то им не следует вышвыривать на Арену трибута, победа которого для всего Панема будет ожидаемой. Не позволяя себе опустить голову, Алина видит эту правду в глазах Александра, знает, что он не посмеет отрицать. — Это ведь из-за тебя тоже. Поэтому ты здесь… Ты не собираешься участвовать. — Я не рассчитываю, что Жатва выберет меня. Это так, — признаёт юноша и остаётся непоколебим. Хеймитч, видно, только машет на них рукой. — Уникальность опасна. В Капитолии это понимают, поэтому вы занимаете своё положение, — не удаётся упустить, как Мал с изречённым замечанием что-то бубнит сквозь сжатые зубы. Надлежит предположить, ругается. — Если Капитолий успешно проведёт Третью квартальную бойню, им удастся создать кого-то похожего на меня. Важность одного трибута с двумя триумфами в Голодных играх быстро сгорит. — Расскажи вот ей, — свет люстры подсвечивает стеклянный взгляд ментора, когда его рука указывает на Алину. — Каковы её шансы на выживание, если я вызовусь поиграть за мальчишку? Щедрое шипение на устах Хеймитча перебивает девушку, стоит попытаться возразить страшному намерению. Они уйдут, и никому не придётся вызываться за другого, пусть и слышится ясно, Мал идее не возражает. Но прикусывая язык, она знает, что до сих пор не избирает верное мгновение, чтобы попытаться уговорить мужчину. Хочется спрашивать вдруг, каким правом наделён Александр, чтобы судить о её перспективах на Арене? Но несмотря на юный возраст, есть ли другой представитель дистриктов, что знает больше о трибутах Голодных игр? Юноша после своих побед, доводится предполагать, делает не одну ставку, и щедрой их части следует быть удачной. — Много условий должно сложиться. Задуманная Арена, — отворачивая голову, Алина напоминает себе о том, что трибуты не всегда удостоены роскошью сбежать в леса на Арене. Ни одно из её умений не будет пригодно в пустыне или на воде. — Наличие лука в Роге изобилия. Количество переродков и изобретательность распорядителей. Если не подпустит к себе никого для ближнего боя и не станет тебя защищать, то сможет дожить до финала Игр. — Разумеется, — девушка кривится мгновенно, стоит чужой речи облачить её образом вещицы, о которой можно судить то, что вздумается. Но отбивая эту манеру, она мгновенно напарывается на нечитаемый взгляд Александра, когда он смеет унизить её сердечное желание уберечь любимых. Не получается ожидать иное, ему оно незнакомо. — Может быть, мне следует пристрелить его сразу, как ты поступил с девчонкой из своего дистрикта? — А ты знаешь, как я поступил, Алина? — сказанное окатывает победительницу дробящим холодом. Юноша ожидает, что она утвердит, пусть и верится, вымолвит очередную глупость. Она не ошибается в том, что говорят о второй победе Александра Морозова в Голодных играх, так почему он заставляет в этом убеждении усомниться? — Меньше грызни, солнышко, — наигранно жеманно растягивая слова, Хеймитч подражает капитолийскому говору. Приходится сесть ровнее, когда он едва не обжигает себе руку, выливая в собственную кружку последнюю порцию кипятка. — Я пытаюсь решить вопрос твоего выживания. — Он не заинтересован в её выживании, — указывает Мал напористо, как мог бы бросить и вызов соседскому мальчишке. — Ты ошибаешься, — осевшая в воздухе, горящая смелость тает, стоит ей разбиться о леденящую серьёзность. Ничто в Голодных играх не обозвать детской забавой, и Александр не смотрит на них иначе. — Победитель Третьей квартальной бойни на долгое время станет первым предметом обожания Капитолия. С обожанием приходят слава, богатство, возможности. Ты предпочтёшь, чтобы их взял кто-то из профессионалов или твоя маленькая невестка? — взгляд юноши слегка сощуривается на Оретцеве, выражение задирает его намеренно. Перебирая в руках посеревшую ткань фартука, девушка утыкается взглядом в собственные колени. Тепло окатывает щёки, но она только встряхивает головой, стоит Александру обратить к себе её внимание. Мелькнувшая на его устах мелочность скрывается мгновенно. — Я не обделён людьми, на победу которых я мог бы поставить. Но мой интерес не последний в том, чтобы ты выжила в Бойне. — Против твоей матери? — Багра немолода для Игр, — обозначает юноша, не расщедриваясь на расположение к родительнице. — Я не живу иллюзиями, Алина. — Мне не позволят выиграть, — утверждает она вновь, не находя ничего ладного в чужих амбициях. И всё человеческое им чуждо. – И в прошлых Играх распорядители не должны были позволить выиграть двоим, но вот вы здесь, — взгляд Александра неспешно обводит победителей, стоит ему приложить чашку к губам. — Что ты можешь предложить? — требовательно вопрошает Мал, вынуждая Алину обернуться к нему. О чём он говорит? Она возлагает руку на его бедро, надеясь отвлечь. Но отделяя каждое слово, парень говорит вновь. — Что... Ты... Можешь... Предложить? — Спонсоров. Меньше, чем ты ожидаешь, Мальен, — голова Александра слегка склоняется набок, пока он рассматривает парня. — Но достаточно для того, чтобы изменить исход Игр. Даже если лука не будет на Арене, спонсоры могли бы его купить. Но она его не хочет, — звучит чужим голосом вновь, так что девушка не сразу понимает, что обращаются к ней. — Никто не желает возвращаться на Арену... Даже профессионалы, — голова юноши слегка вздымается к потолкам. Где-то там Миша и Нина должны искать сон. — Но они нуждаются в том, чтобы ты с неё вернулась, Алина. Ты откажешь им в этом? — хочется топнуть, утвердить единственное, что нога её никогда не ступит на Арену следующей Бойни. Они найдут способ остановить следующие Голодные игры, даже если для этого придётся бежать. Девушка не знает, может ли Александр прочитать эту правду на её лице, но она молчит, не оставляя для мерзавца-победителя ответ, и он вновь обращается к Хеймитчу. — Женя сделает то, что требуется, чтобы подготовить её образ к следующему сезону. Я дам информацию о тех, кто может стать вашими соперниками. Тишину нарушает тихий упорядоченный звук, что заставляет Алину вздрогнуть. Со дня объявления Квартальной бойни они с Малом не перестают рваться к двери, стоит кому-то прийти на их порог. Но, как и говорит Александр, никто не явится до Голодных игр. Они лишь боятся, что их день настанет раньше, чем назначено. Переглядываясь с Оретцевым и отпуская свою кружку из рук, девушка не понимает, кто ещё может стать гостем их дома в столь позднее время. Может быть, Женя решает приехать раньше? — Кого ещё принесло на ваш порог? — наваливаясь на подлокотник дивана, недоумевающий Хеймитч смотрит поверх их голов. Алина замечает не впервые, как его рука тянется к столу, словно даже в этот час он надеется схватиться за нож. — Это Иван, — Александр довольствуется слегка, когда стук в дверь звучит вновь. Никто не спешит подниматься со своего места, несмотря на властвующую за окном метель. Победительница обнаруживает быстро — ей спокойно. Она окружена людьми, что дают ей силу, и теми, кто нуждается в её защите. — Вероятно, обнаружил моё отсутствие в Доме правосудия. — Кто такой «Иван»? — заставляя Алину подпрыгнуть, Миша выглядывает из-за дверей гостиной. Слова мальчика сражает зевание, так что каждому доводится рассмотреть его зубы, пока он старается не зажмурить глаза и не выдать сонное настроение. Слышится, Нина позади него хихикает, зная, что теперь их немедленно уведут спать. И никто до того не таит подозрения о том, что их подслушивают. Но теряя всякое желание пожурить, девушка начинает тихо посмеиваться, когда Миша юрко ныряет в темноту коридора, стоит Малу подняться с дивана. — Мой сопровождающий, — обращается к ребёнку Александр. Он выглядывает за двери точно увлечённый игрой кот. Картина того тепла, как и голос юноши добр. Алина позволяет страху уколоть сердце только в мгновение, когда вспоминает, что они с Ниной могут легко стать мишенями Капитолия. Даже если им позволят жить, до конца отведённых им дней эти дети будут несчастны. — Как Женя. — Мы любим Женю! — объявляют дети в унисон, две головы вновь показываются на лестнице и скрываются в тот же час, когда качая головой, Мал направляется к ним. Наперебой смеху на ступенях играет топот ног, стоит Оретцеву выйти в коридор. Александр поднимается следом, его голос выводит сдержанное заключение. — И я люблю. — Знаешь, солнышко, — переваливаясь вперёд, Хеймитч отставляет кружку на стол. Его рука точно подзывает победительницу ближе в незамысловат жесте. Легко удаётся приметить, за весь уходящий час он не притрагивается к бутылке. — Иногда полезно не плевать в лицо людям, которым есть что тебе предложить. — Не припомню, чтобы я принимала предложения, — забираясь на диван с ногами, Алина вертит головой. Глупость. Без двадцати четырёх трибутов квартальной бойни быть не может, Капитолий нуждается в каждом из них. Пока они наделены шансом остановить следующие Голодные игры. Но в час, когда девушка предпочтёт следующий сезон остановить, Александр Морозов, кажется, надеется его выиграть. — Что ж, я приберегу их на время, когда ваша идея потеряться в лесах не приглянется в Капитолии, — за звучанием того, как хлопает дверь, Алина вздёргивает голову резко. Лицо Хеймитча обрисовывает наигранно загадочное выражение. Кажется, он обнаруживает нехитрый замысел быстрее, чем победительница успевает его предложить. — У нас получится. — Потом расскажешь, что об этом думают миротворцы, — ментор отворачивается к дверям гостиной, сквозь которые возвращается Александр. — А я пока подготовлю план по твоему спасению. Девушка вытягивается на диване, стоит ровной очереди шагов привести за юношей мужчину. Нахмуренное лицо незнакомца являет воистину сердитое выражение. Волосы его прорежены сединой, а на лбу лежат ровные линии морщин, выдавая зрелый возраст. Он облачён в строгую пуховую куртку, покрой и ткань которой мгновенно выдаёт заказ Капитолия. С губ рвётся смешок, когда доводится заметить, что Александр велит своему сопровождающему разуться. Но Алина находит нечто глубоко непривлекательное в манерах гостя, движения которого предстают механическими и отрывистыми. Строгость речи сгущает впечатление, стоит тому остановиться у подлокотника дивана, когда его победитель опускается на облюбованное место. — Александр, я напоминаю, что Вы не можете перемещаться вне своего дистрикта без сопровождения. Хеймитч давится, а Алина, должно быть, выглядит для окружающих потерянной, когда их настигает формальность речи. Может быть, девушка лишь никогда не удостаивается общением с другими сопровождающими, но излишняя почтительность слов озадачивает и забавит сполна. До сих пор она встречает всего нескольких людей, что обращаются к Александру, точно к провинившемуся мальчишке. Но ныне пред капитолийцем он не склоняет голову и смотрит пред собой, ладонь расслабленным жестом смахивает нечто с ткани брюк. — Вы никого не уведомили о том, — отделяет незнакомец выразительно, — что собираетесь покинуть Дом правосудия. Но к вашей удаче, сэр, я встретил мэра первым прежде, чем о Вашей прогулке осведомился глава миротворцев. — Ты что — солдат? — заглядывая под руку чужому сопровождающему и слегка встряхивая головой, спрашивает Хеймитч. Он щурится, словно рассматривает диковинку, а не очередного представителя Капитолия. — Миротворец в отставке, господин Абернати. — И что миротворец делает в моём доме? — губы кривятся, когда воображение облачает гостя в белую форму. Грудь сдавливает болезненной памятью о том, как целые отряды выступают на площади дистрикта-8, а люди пред ними сыплются наземь точно игрушечные солдатики. — В отставке, мисс Старков, — повторяет мужчина, проходясь по ней липким изучающим взглядом, что кажется Алине истинно противным. Мал выходит из-за спины гостя, не удостаивая того теплом слова или обожаемыми в Капитолии манерами. — Вы можете звать меня Иван, — сопровождающий вновь взирает на своего победителя. — В следующий раз Вы должны известить меня о своём намерении. И если я не могу Вас от него отговорить, то обязан пойти с Вами. — Хорошо, Иван, — отзывается Александр. Лаконичность слов, что присуща капитолийцам, упрощает каждое высказанное замечание. Алина понимает, юноша не боится гнева правительства или чужого недовольства, незначительные нарушения от всеобщей любви готовы простить. Ему не приходится опасаться. — Ни одно важное слово не было сказано в твоё отсутствие. Их взгляды встречаются стремительно, будто Александр ожидает, что победительница найдёт нечто привлекательное в его лжи. Не доверяет ли он своему сопровождающему на самом деле? Или, быть может, надеется убедить вновь в одной заурядной правде — они занимают одну сторону. — Мы должны направиться к Дому правосудия, сэр, — взывая к своему победителю, Иван не внимает присутствию хозяев, не отводит интерес тому, как Хеймитч качает рукой, словно надеется отогнать миротворца подобно назойливой мухе. — Позже вьюга станет непроходимой. Иначе нам придётся оставаться в этом доме до рассвета. Усмешка соскальзывает с уст Александра раньше, чем наперебой предостережению в унисон звучат два голоса. — Ты не будешь спать в этом доме! — рявкает Мал. — Не советую оставаться в этом доме, парень, — рука Хеймитча вновь отрывает от стола давно остывшую кружку, широко покачиваясь в воздухе прежде, чем он подносит её к губам. — Это не проблема, — равнодушие переполняет его голос, когда Александр замыкает повисающее в комнатах молчание. — Я переночую в Доме правосудия. — Я найду для тебя пыльный угол, — прежде, чем он говорит вновь, ментор откашливается. Алина могла бы утвердить, он всё ещё пьян. Мал собирается заговорить, но его выражение пронизано тем же замешательством, которое подхватывает и девушка. — Нечего обживать эти холодные стены, — одним движением пальца Хеймитч подзывает к себе Ивана. Веление окутывает незнакомая до того важность. — Можешь так и передать мэру и этому новому командиру миротворцев из Капитолия. Победителю полагается ночевать в Деревне победителей. Не пропадёт парнишка, дорогу найдёте, — кивает мужчина на двери, выгоняя мирно и победителя, и его сопровождающего, должно быть, чтобы Иван успел к Дому правосудия до того, как дорога станет непроходимой. Но прежде, чем Александр поднимается с дивана, он неглубоко склоняет голову, являя истину того, что ему не чужда благодарность. — Спасибо, Хеймитч. Скоро гости скрываются в коридоре дома, и Мал, звучно выдыхая, отходит к окну, словно ему внезапно становится душно. Алина шепчет одними губами, убеждает, что вечер проходит ладно: на пороге не таятся переродки, а они сами всё ещё вместе. И в уходящем вечере не удаётся найти ничего поганого. После объявления Третьей квартальной бойни у них не находится шанса думать о чём-то, кроме побега, и не представлять, каким ужасом обернутся их судьбы, если задуманное победителям не удастся. С этой мыслью девушка поправляет плед на плечах и выскальзывает в коридор. Иван уже выступает на заснеженное крыльцо и впускает в дом ледяной поток ветра, когда Александр просит позволить ему минуту. — Кажется, ты не привык к скромным приёмам, — держа руки на краях пледа, Алина оборачивается на свет комнат. Говорят, гостей следует угощать, но никто не выражает желание набивать брюхо. Тень лежит на взгляде юноши, пока он рассматривает победительницу пред собой, отчего как никогда сильно хочется спросить, о чём он думает. — Я приехал не ради них. — И всё-таки не боялся получить стрелу в сердце, — улыбаясь, замечает девушка, несильно покачивая головой. Что убеждает мерзавца в том, что она не станет гнать его от своего порога? Может быть, ему ещё предоставится этот завидный шанс, если победительница не ошибается в своём представлении о нём. — Я бы оценил старание. Я увижу тебя утром, Алина, — обещает Александр прежде, чем выходит за двери. Свист шквального ветра и стены дома делают их с Иваном голоса приглушёнными, а слова неразборчивыми. — Ты ему доверяешь? — бесцветно спрашивает Мал. Он сидит на одном из подоконников, когда девушка возвращается во внутреннюю часть дома. — Вопрос не в том, доверяю ли я ему. Вопрос в том, что он может мне дать. Если бы вы, ребятня, — Хеймитч кряхтит подобно старику, так что Алина едва не уступает желанию похлопать его по спине, а после закатить глаза и рассмеяться. Кажется, поучать есть работа всех наставников, — пожили на этом свете подольше, вы бы понимали, почему сообщество победителей вертится вокруг него. Он смышлёный парень, Мал, — мужчина поднимает свою кружку в сторону Оретцева. Мгновение он смотрит пред собой, будто ведёт мысленную борьбу. — Он знает, что он делает. Я мог бы поставить на то, что он найдёт тебе спонсоров ещё до приезда в Капитолий. Кому-то придётся думать об этом, если вы решите поиграть с миротворцами в прятки. — Я не хочу, чтобы ты жертвовал собой, — верится, если им не удастся избежать решения правительства, для победителей дистрикта-12 не останется иного пути. Но ничто в Алине не желает эту истину принимать, так что хочется подлинно по-детски притопнуть ногой. Она оборачивается к окнам. Александр, наверное, уже восходит на порог Хеймитча. Как он говорит о своей матери? Так, будто он волен повиноваться любому порядку Капитолия, даже если тот грозит забрать из рук последнее. — Я не могу позволить себе эту недостойность. — Никто достойный не выигрывает Голодные игры, — бросает Мал прежде, чем спрыгивает с подоконника и направляется к кухне. Алина смотрит ему вслед. Многие ли победители хоть когда-то награждались роскошью вернуть свои прежние жизни? Может быть, её не знает никто. — Никто вообще не выигрывает Голодные игры, — указывает Хеймитч. Не приходится ожидать, его голос звучит отстранённо. — Точка. Нет никаких победителей, есть только выжившие, — не оборачиваясь к сеням кухни, мужчина кивает в сторону Мала. – Если Жатва выберет его, я вызовусь добровольцем. Но если жеребьёвка укажет на меня, и он вызовется добровольцем… Не будет того, что я мог бы сделать, чтобы снова спасти вас обоих, — отчаяние густо разливается в воздухе, оседает под пальцами. Может, ни у кого из них ничего не получится, и тогда лишь полгода отделяет их от назначенной гибели. Но должно быть непринятие тоже родственно безысходности, так что Хеймитч ожидаемо усмехается. — Не смотри так на меня, солнышко. Я вроде как обязан ему за то, что спасал тебя в прошедших Играх. — Я хочу, чтобы ты спасал её и в этих, — возвращаясь в гостиную, Мал облокачивается на спинку дивана. Алина открывает рот, чтобы возразить, и закрывает мгновенно, стоит парню ей подмигнуть ребячески. Значит, он не отказывается от их плана и всего решает ментору подыграть. — Расплатишься со мной за долг, если приложишь достаточно усилий к тому, чтобы она выжила на Арене. — Мечтать не вредно, — фыркает Алина, чем явно забавит Оретцева. Глазам её следует наполниться сожалением, когда она вновь смотрит на наставника. — Тебе придётся на Арене хуже, чем нам. Ты же там всех знаешь. — Мне будет погано в любом случае. Особенно, когда эти детишки начнут меряться друг с другом силой, — натянуто и оценивающе мужчина склоняет голову набок. — Тебя, девочка, вытащить будет сложнее всего. Таких, как он, — палец обводит Мала. — В Капитолии любят за простоту и открытость. Ты же плюнула в лицо правительству. Следует ожидать, что распорядители будут особенно избирательны в отношении твоей упрямой головы. Алина невольно вспоминает о ночи, проведённой в доме президента и преддверии зелёного лабиринта, что сводит её с Урсулой Крейн. Знает ли она уже тогда, что смотрит на участницу грядущей Бойни? Какая бы жестокость ни была подвластна пультам распорядителей, победительнице кажется, ей следует ожидать её всю теперь, когда наследница Сенеки Крейна направляет Голодные игры. Говорить о ней не хочется. Какое значение имеют её намерения, если Бойня лишится своих трибутов из дистрикта-12? Так Алина судит, хоть и не решается гадать о том, что преподнесёт ей грядущее утро.pov Александр
Дверь за ними закрывается. Она оставляет в памяти только выражение лица Алины, чьи щёки краснеют, когда она замечает, что выставленный на порог Александр всё ещё рассматривает её — ожидает, что она скажет больше прежде, чем ночь разделит их в преддверии фотосессии. Лицо девушки всегда рассказывает больше, нежели она надеется ему выдать. Ветер поднимается вокруг сильным снежным порывом, напоминая о том, что юношу ждут в доме Хеймитча. Он должен говорить с ментором, упускать этот шанс есть последняя глупость. Пока они пойдут дальше по улице, Иван, нет сомнений, будет возражать идее того, что его победитель будет ночевать где-то, кроме Дома правосудия. Но миротворцы не позаботятся о том, какое место он выбирает для сна до тех пор, пока Александр не покидает дистрикт-12. — Иван, — едва его нога ступает с крыльца, юноша разворачивается к сопровождающему, лицо которого остаётся холодно. Победитель может только предполагать, что тому позволено делиться информацией, о которой следует спросить. — Ты всё ещё помнишь протоколы исполнительных отрядов миротворцев? — мужчина кивает неглубоко. Он не спрашивает о причинах интереса. Должно быть, тоже находит важным осмотреться в чужом доме: заметить пустые полки и висящие на крюках мешки. — Тогда я хочу, чтобы ты рассказал мне, что будет с теми, кто попытается сбежать из дистрикта.pov Алина
Начало следующего дня кажется девушке знакомым. Дети нехотя убегают в школу, и уже через несколько часов машины гудят за окном, миротворцы с автоматами в руках провожают гостей к порогу в Деревне победителей. Алина отчего-то мешкает в коридоре собственного дома, не спешит за спиной Мала и не находит в себе готовность встречать команду из капитолийцев, которым, вероятно, следует взглянуть на неё точно на живого мертвеца. Но скоро дверь открывается, проливая свет на победителей, и стены наполняются горестным щебетаньем, когда стилисты окружают девушку с поцелуями в щёку, их голоса смешиваются в нескончаемых сожалениях. Гости чуть ли не передают друг другу платки, утирая слёзы со своих размалёванных лиц и подталкивая победительницу от одних рук к другим. Алина не способна знать, есть ли в их чувствах хоть доля откровения. Возможно, к квартальной бойне эти капитолийцы лишь предстанут одними из тех, кто будет делать ставки и искать лучшее выступление на экранах. Но скоро сквозь их лепетание пробивает деловой тон Жени. — Поспешите внутрь и начинайте свою работу, — женщина проходится по команде раздражённым взглядом, её глаза отдают им только недовольство. Собрание быстро разбегается, они спешат в комнаты со своими сумками и чемоданчиками, чтобы приготовить всё для отведённой работы. Сафина, как и всегда, предстаёт победительнице в необыкновенном великолепии. Тяжёлая брошь удерживает лисью шубку на её плечах. Строгие брюки подчёркнуты стрелками, а ободки вокруг глаз рисуют тени карминового цвета. Каждый цвет в образе Жени теперь предстаёт тёмным и незнакомым. Хочется спрашивать вдруг, как ей теперь доводится работать над положением девчонки из дистрикта-12? Может быть, ей известно о планах правительства ещё тогда — пред завершением Тура победителей. Не следует и гадать, почему до сих пор Алина не слышит и слова от своей сопровождающей. Но скоро Цинна выходит из-за плеча женщины, и видится улыбка Старковой мгновенно тёплым выражением отражается на его лице. — Ты с ними слишком строга, — замечает он прежде, чем девушка проносится к его рукам, обнимая стилиста за шею. — Они твою победительницу раньше Бойни хоронят, — порицает за спиной Женя, — я не потерплю такой настрой рядом со своим трибутом. Руки главного стилиста всё ещё поддерживают, когда девушка утыкается в его плечо. Жар обжигает глаза, и несколько слёз быстро скатываются на ткань чужой куртки. Она надеется сказать столь много... И в тот же час ни одно слово не хочется отдавать стайке хищных птиц за собственной спиной, что несомненно унесут каждое её неосторожное заявление в стены Капитолия. — А мне так нравилось, когда ты улыбалась, — ладонь мужчины ложится на затылок, поглаживает слегка, точно убаюкивает. Алина вдыхает глубоко, грудь содрогается в беззвучном плаче. — Мне было так страшно, Цинна, — она усмехается вдруг, находя нелепость в дурной мысли. — Я думала, ты совсем меня забыл с объявлением Третьей квартальной бойни. Нашёл более подходящих для твоего статуса трибутов. — Ты моя муза, ты везде следуешь за мной, — руки стилиста направляют девушку за плечи, стоит ему отстраниться, взглянуть в её лицо вновь. Иногда не получается верить, что хоть малое в ней способно вдохновлять. Но кажется, Цинна всегда находит ответ в том, что видит пред собой. — Статус ничего не значит без тебя. Но у нас было много работы после того, как мы поняли, что ты вновь выйдешь на Арену. Должно быть, от мужчины не укрывается то, как глубоко ломается выражение на её лице, стоит словам напомнить о жестокой правде. Когда они встретятся в следующий раз, предметом забот стилиста не будет важность встреч. Он вновь будет представлять девочку из дистрикта-12 для Третьей квартальной бойни. Скоро и сам дом наполняется образами, которым должно стать предвестниками следующих Голодных игр. В гостиной и спальнях разложены всевозможные вещи, заготовленные для встречи, а капитолийцы не перестают приговаривать, насколько сильно Алина везучая. Принимать в своём дистрикте Александра Морозова из всех победителей, оказывается, большая честь, которой чаще всего удостаиваются только богатые дистрикты. В представлении стилистов девушка должна сходить с ума от одной идеи того, что он посещает Двенадцатый, что славится, пожалуй, только углем, вонью и грязью на улицах. Женя, правда, их восторженным возгласам и воздыханиям ни разу не внимает. Но Алина всегда видит её рядом. По крайней мере, ничто не меняется в нраве сопровождающей. Ни один шаг в работе не остаётся без её внимания. Она даже выслушивает ворчание Алины, когда её намывают в ванной, наполняя тёплую воду различными маслами и чем-то похожим на крупную соль. В разгоряченном воздухе густо пахнет цветами, пока кожу натирают мочалками до красных пятен и неприятного нарывающего чувства. — Разве ты не должна надеяться на его триумф? — смотря из-под упавших на лицо, вымоченных прядей спрашивает Алина, не ища в ванной комнате силуэт сопровождающей. Это, верится, первые слова, что звучат меж ними в этот вечер. Быть может, Александр взаправду не собирается участвовать. Но будь то иначе, Жене должна быть известна иная правда. — Я уже получила с ним два. И я получу с тобой третий, если перестанешь вредничать, — непоколебимо заключает женщина, не отрывая взгляд от заготовленных планов, что держит в руках. Она не уходит, пока её победительницу не достают из ванной, обмазывают душистыми кремами и заворачивают в пушистый халат. Сегодня, следует предполагать, обойдётся без удаления волос на каждом неугодном месте. Алина начинает хохотать, пока их небольшая процессия идёт по коридору. Мала ведут прямо за ней. Должно быть, команда подготовки уступает себе в нежелании ходить из одного дома в другой. Зачем утруждаться, если они и без того живут вместе? Торшеры и всевозможные лампы в гостиной переставляют к креслу у камина — туда ведут и девушку для макияжа. Но она едва не подпрыгивает на месте, когда обнаруживает, что весь первый этаж дома наполнен людьми. Среди них даже нет репортёров, они тоже являются представителями Капитолия: специалистами сферы моды и стиля. И все, точно бабочки, порхают вокруг фигуры Александра, сидящего на одном из стульев у обеденного стола. Чёрные волосы блестят от влаги и сложены за ушами, белая кожа лица сияет подобно чистому жемчугу, обшитый золотой лентой воротник шёлкового халата слегка распахнут, а глаза прикрыты, пока рука стилиста распыляет над лицом победителя какой-то спрей. Иван молчаливой угрюмой тенью стоит у окон кухни, наблюдая за происходящим в доме. Осматриваясь, Алина недоумевает. Что всё это значит? Она желает услышать ответ от Александра, но для того придётся к нему обратиться и привлечь к себе каждый любопытный взгляд. И несмотря на то, что девушка давно не испытывает нужду покрепче запахнуть халат, она обнаруживает, что юноша выглядит расслабленным, давно привычным к окружающему действу. На мгновение он даже способен предстать спящим. — Прежде, чем ты будешь возмущена, — обращается к Алине Женя, стоит младшим стилистам начать подталкивать её к креслу. — Я скажу, что в таком виде его вели по улице от самого дома Хеймитча. Поверь, ему это тоже не по душе. На спрос о том, чем фаворит Капитолия заслуживает подобное зверство, быстро находится ответ. Его команда подготовки лишь не желает по пути к дому победителей испортить подготовленные одежды, причёску и макияж, пусть и погода за окнами видно смягчается. Сопровождающая оставляет девушку лишь раз, пока лицо и грудь победительницы обмазывают одной из сывороток. — Расписание на следующие две недели, — Женя протягивает Александру свой планшет. Его голова теперь наклонена к мерцающему экрану, и Алине хочется ухмыльнуться от досады в выражения чужих стилистов, которым теперь приходится работать в столь неудобном положении. Команда Двенадцатого то и дело переговаривается с ними, ищет советов и выражает восхищение работой, точно обращается к первым звёздам Капитолия. — Что это? — любопытство переполняет мысли, когда девушка выпрямляется на своём кресле. Из дальней стороны комнат удаётся рассмотреть малое. Картинка пред Александром перескакивает с невесомым жестом пальцев. Кажется, устройство пред ним являет фотографии и небольшие статьи, но увидеть больше не получается. Расстояние между победителями велико, и сперва Алина думает, что юноша её не слышит. — Приглашения, — не поднимая головы, отвечает он скоро. — Я предпочитаю знать тех, на чей порог ступаю. Девушка надеется вспомнить, есть ли в светской жизни Капитолия хоть что-то привлекательное. Сколько раз лицо очередного столичного богача или чиновника проносится пред Александром? Пять? Десять? Она не знает, почему надеется понять это пристрастие и вовлечение в первое общество всего Панема. Может быть, всему глубоко чуждому суждено пробуждать в человеке интерес. Или от победительницы лишь не укрывается то, как юноша смотрит на каждое лицо. Она ждёт свойственные капитолийцам восторги и горящее возбуждение, но победитель смотрит на очередное приглашение без интереса, точно они являются чем-то нескончаемо заурядным и близким к понятию о работе, нежели развлечении. — Кто они? — спрашивает Алина вновь. Лик победителя обретает улыбку, когда экран пред ним погасает, а он сам садится ровнее, находя её в гостиной. Голоса стилистов вокруг сливаются в однообразное перешёптывание. — В основном мои спонсоры или старые почитатели с шестьдесят восьмых Голодных игр, — ровная речь звучит наперекор тому, как руки стилистов хлопочут над образом победителя. Одни наносят гель на пряди его волос, другие взмахивают кисточками. Любой их жест для него привычен, почти незаметен. — Те, кто хотят видеть меня на своих званых вечерах или подготавливаемом ими празднике. — С ними интересно? — В лучшие дни, — хмыкает Александр. Ступая меж подготавливаемыми Цинной нарядами, Женя лишь раз косится на своего победителя. Но внимание словам не уделяет. Кто-то из капитолийцев вываливает на юношу один вопрос за другим, не переставая пытаться разузнать о том, в чьих домах он станет гостем. Скоро Мал спускается к гостиной, его лицо напряжено, а глаза скошены в сторону победителя в их кухне. Но его молчание ясно обозначает правду — они встречаются ещё до того, как Алина покидает ванну. Исчезая на лестнице дома, Александр уходит для переодеваний первым. Когда он спускается, белый воротничок торчит из-под его шерстяного кардигана, тяжёлые пуговицы которого переливаются в свете люстры. Вдруг хочется знать, позолочены ли они на самом деле. Но помнится отчётливо, в Седьмом во время Тура победителей для него подбирают более скромную одежду, что лишена излишеств. Алине кажется, что так в Капитолии желают подчеркнуть то, насколько жизнь в Двенадцатом бедна в сравнении с Седьмым. Но скоро она засматривается на подготовленный Цинной наряд, замечая, что на струящуюся ткань нашиты прозрачные камни в форме ромбов. Для её ушей и пальцев подготовлены украшения, о дизайнере которых ведётся не один разговор за последние часы. Даже Малу подают наручные часы с открытым механизмом, который никогда не доводилось видеть. Как и в Капитолии, в дистриктах они являются образцом редкой роскоши. Правда, для столицы причина иная. Считается, что предмет глубоко уступает своей электронной инновации, и носить его могут себе позволить только истинные ценители старых традиций. Несмотря на то, что образы не выглядят вычурно, они предстают богатыми и роскошными в той мере, которую каждый из них никогда не мог бы себе позволить, не выбери жеребьёвка их имена. В зимнее время большая часть тела не нуждается в преображении. Но кажется, команда не намерена оставлять нетронутыми отросшие сантиметры её тёмных волос. Девушка надеется, у неё будет шанс отпустить их хотя бы до следующего лета, когда им предстоит вновь вернуться в Капитолий. Но надежда рассыпается сквозь пальцы, когда она чувствует ядовитый разъедающий запах состава, который нанесут на её волосы, чтобы лишить их цвета. По возвращении из Тура победителей Алина старается использовать средства, которые Женя ей оставляет. Но она может видеть, насколько сильно осветление ослабляет её волосы, так что кажется, однажды они заурядно осыплются на руки стилистам. Ей становится зябко, и девушка крепче затягивает пояс халата, когда чужие руки подхватывают одну из прядей, с наигранным сожалением приговаривая, сколько часов над ней придётся хлопотать. Взгляд мечется по гостиной. Мал стоит у дверей, разговаривая с недавно приглашённым Хеймитчем, чей новенький белый цвет рубашки предстаёт на менторе нелепым и незнакомым. Даже выглаженные брюки видеть непривычно. В это время девушка-стилист с тёмно-синими кудрями наносит грим на лицо Оретцева. Женя разговаривает с Цинной, должно быть, рассматривая новые дизайны в журнале, который он держит пред ней. Александр занимает место рядом с Иваном, с которым они делят подоконник в кухнях. Они разговаривают редко, и кажется, ничто происходящее вокруг не может укрыться от внимания юноши. — А нельзя просто надеть на меня шапку? — возражает Алина, когда несколько стилистов перебирают пряди её волос одну за другой. — Ни в коем случае! — показательно строго обозначает Женя, отвлекаясь от разговора с Цинной и складывая руки на груди. — Никаких шапок. Тем более свежий образ притянет к тебе новые взгляды. — Я не хочу притягивать к себе взгляды, — Алина фыркает так громко, что мужчина рядом с ней подскакивает на месте, заметно пугаясь. Следующие слова звучат тише, но девушка чувствует, как с ними губы начинают дрожать. — Я даже не помню, как я выгляжу со своим родным цветом, — пыльцы бегло подхватывают кончики волос у плеча. Ухоженные руками стилистов они предстают мягкими, тёмно-русый цвет блестит и переливается с каждым мановением пальцев. — Эти неудобства не могут изменить то, что внутри, Алина, — наставляет сопровождающая. Кажется, ни одна дорогая побрякушка или щедрая подачка правительства не может изменить эту правду. Так почему же от вида того, как увлечённые работой стилисты берутся за кисти, всё тело встряхивает? Кажется, даже собственный естественный образ есть жертва для Капитолия, и победительница клянётся не делать больше ни одну. — Вы могли бы использовать спрей-краску, — рубя чужое стремление взяться за работу, указывает Александр. Алина не замечает, как резко вздёргивает к нему голову. Победитель, кажется, на неё не смотрит, взглядом проходясь по баночкам, расставленным командой подготовки. Девушка легко рассматривает эту желчную ноту превосходства в чужом томе. Та указывает будто, одному человеку известен иной подход — лучший и более совершенный. — Она не сравнится с настоящим цветом волос, — замечает Женя. Её лицо серьёзнеет, стоит женщине повернуться к Александру. — В этом цвете нет ничего настоящего, — кто-то из стилистов охает звучно. Приходится ожидать, обожание теперь поубавится, когда фаворит среди победителей ни во что не ставит редкую работу. — Используйте спрей. Его будет достаточно для фотографий. — Ты не командуешь моей работой, — не уступает Сафина. Оглядываясь, Алина не находит никого другого, кто желал бы предложению возразить. Ничто не касается её волос, пока собственная сопровождающая ведёт эту презабавную борьбу. — Иначе твоя победительница останется без волос к следующему сезону, — холодность представления на чужих устах иглами забирается под кожу. Стилисты мгновенно оживляются вокруг, начиная петь над ушами и заверять, что этого никогда не случится. Но что-то в убеждении Александра поселяет сомнение и страх в груди, заставляя девушку желать убраться из-под рук капитолийцев. — Этого ты хочешь? Молчание не одну минуту описывает поставу Жени, что занимает центр комнат. Цинна что-то говорит над её плечом, и Алина горячо надеется расслышать эти слова, но не разбирает ни одно. Мал выступает к ним, но Хеймитч придерживает его за плечо точно мальчишку, что норовит сотворить глупость. На мгновение сердце укалывает сожалением. Когда-то Сафина была лишь многообещающей представительницей Капитолия, чьей работе предстояло сделать победителем мальчишку из дистрикта-7. И теперь его убеждение в правоте ставит под сомнение её труд. Алине известно, насколько Жене претит находить изъяны. Но отворачиваясь, она называет осветляющие порошки излишними, и уже через несколько минут над девушкой работают с небольшими баллончиками, что распыляют на её волосы липкую краску. — Он может это делать? — стоит Хеймитчу подойти ближе, Алина шепчет вопрошающе, пока чужие руки складывают пряди в искусное плетение, что спускается по обеим сторонам от лба. Александр исчезает вместе с Иваном в коридоре дома, и девушка рассчитывает на то, что он не может их слышать. — Нет, — усмехается ментор, оглядываясь в сторону, к которой уходят победитель Седьмого со своим сопровождающим. Мал только закатывает глаза, заставляя Алину поддаться хохоту. В уголках глаз собираются бисерины слёз, когда она подпускает к себе понимание, что через несколько дней краска смоется. — Но он только что сделал. Удивление велико, когда Александр возвращается вместе с Цинной. Одна из его рук перелистывает страницы журнала, что до того удаётся запечатлеть в руках Жени. Алина едва не поднимается со стула, выглядывая из-за чужих плеч и надеясь рассмотреть, что становится предметом их разговора. — На что вы смотрите? — спрашивает она, пока рука младшего стилиста проходится по губам кистью с помадой. От внимания не укрывается то, как методично юноша рассматривает каждую страницу, ведя пальцем по наиболее ярким явлениям чужих набросков и идей. Нередко он обращается к Цинне с вопросами. — Я создал несколько проектов для Александра. — Я покорён не одной твоей работой, — признаёт он. Восторг тих, заключён за неиссякающим заворажённым впечатлением от очередного творения. Характеру зеркалом предстаёт то, как сам Цинна смотрит на вещи взвешенно. Громкая пышная слава не находит отражение в его образе. — Я думала, немногим теперь удаётся заполучить наряды из-под твоей руки, — хитрость на лице победительницы не остаётся незамеченной. Цинна неглубоко кивает, не упуская забаву в её словах. Вероятно, он уже знает, что ей непременно захочется расспросить о том, почему он берётся за эти работы. Уступает ли всеобщему обожанию, которое Александр знает в Капитолии, или находит вдохновение в идеях того, что для победителя из дистрикта-7 мог бы сотворить? — Я решил сделать исключение. — Я могу взглянуть? — Алина морщит нос, стоит пудре рассыпаться над её лицом. Она протягивает руки в сторону Александра. Цинна не указывает отдать альбом, как и девушка не просит о том вновь прежде, чем на её ладони ложится жёсткий материал обложки. Страницы сверкают глянцем. Дизайны на них помнятся наполненными красками и необыкновенными сочетаниями цветов, но эти предстают тёмными, сотканными холодными металлическими оттенками. И кажется, Цинна экспериментирует, ищет способы создать ткань, что будет являть рисунки под определённым углом света. Контраст сочетаний завладевает вниманием. В одном образе представлен прозрачный материал водолазки без рукавов и плотный бархат пиджака. Александру Цинной отдан свой стиль, что никогда не находит отклик в работах, которые Алина видит на себе. Но они всё ещё прекрасны. — Столько чёрного. — Мне было, откуда черпать вдохновение в выборе этого цвета, — соглашается Цинна, пока победительница перед ним рассматривает наполненные чертежами и палитрами страницы. — В последнее время стилистам по душе одевать меня в пурпурный, — складывая руки за спиной, Александр обращается к мужчине. Алина обнаруживает, что с трудом может представить подобный выбор на юноше, как и не находит для него подходящим яркий жёлтый цвет, что иногда предлагают для неё. — Но я наслышан о том, сколько акцентов и смысла Цинна вкладывает в свои творения. Приготовления завершают ко времени, когда часы указывают несколько часов за полдень. В уходящие дни девушка проводит это время, запираясь в мастерской и занимая руки баночками с краской, чтобы отвлечь себя от кошмаров, которые поселяет в голове объявление новой квартальной бойни. Но ныне дом наполнен шумом, а окружение никогда не оставляют разговоры. Прежде, чем они принимаются за фотографии и звуковые записи для репортажей, Женя усаживает победителей за стол для обсуждений заготовленного плана. — Вы друзья, сблизившиеся с завершением Тура победителей, — объявляет она среди прочих условий присланного из Капитолия сценария. Лжи в том, к удивлению, находится мало. Что иное Алина знает о дружбе? Ребятня никогда не прогуливается с ней до школы, а меж уроками она не шепчется с девчонками в коридорах. Многие из заготовленных сопровождающей указаний им давно знакомы. И, разумеется, следует не забыть поблагодарить Капитолий за завидную возможность принимать в Двенадцатом одного из горячо любимых в столице мальчишек. Девушке хочется знать, обожают ли они его на самом деле или лишь находят пристрастие в наиболее редком представителе дистриктов, которого взращивают Голодны игры. — Отчего нам дружить с ним? — на лице Мала не находится впечатление задуманным сценарием, пока он ковыряет под пальцами дерево стола. Алина желает протянуть ладонь, взять парня за руку, чтобы смягчить беспокойство. Но стоит потянуться к нему, палец указывает на Александра, и Оретцев быстро поворачивается к победителю. — Отчего бы тебе дружить с нами? — Ни отчего, — лёгкое, незаметное мановение направляет его голову, когда юноша окидывает Мала прохладным незаинтересованным взглядом. Блеск в чужих глазах сопровождает каждое вычурное слово. Речь не велика, но её достаточно, чтобы чужое противное выражение обратилось для Оретцева издёвкой. — Но если ты желаешь, чтобы твоя маленькая невеста имела шанс пережить Третью квартальную бойню, ты хочешь со мной дружить. Колючее обращение неизбежно напоминает об ожидаемой свадьбе, мысли о которой Алина давно оставляет. Кто-то из них, вероятно, до торжества не доживёт. Или они сбегут, и тогда капитолийцы никогда не получат столь желанное зрелище. И как Александр её зовёт? Маленькая невеста. Выражение походит на одно из тех, что таится в детских мечтаниях об их будущем. Кажется, должно разгореться спору. Но Мал только сжимает зубы и усаживается ровнее, когда Женя вновь начинает зачитывать их слова и вопросы, на которые следует дать ответ пред микрофонами. Часы, когда дом наполнен телевизионщиками с их камерами и звукозаписывающими станциями, всё ещё предстаёт Алине самым отвратительным. В пробегающей по подоконнику мыши найдётся больше интересного, чем в бесконечных требованиях операторов. Их ненасытные речи раздражают, стоит девушке позабыть слова или запнуться в наигранно милой речи. Но назло съёмочной группе Мал портит кадр тем, что начинает смеяться. Алина могла бы ожидать, что это посредственное отношение к работе разозлит Александра, но улыбаясь, он только качает головой, и видится, все трое докучают одной только Жене. Съёмка перестаёт быть трудной. Мал пожимает их гостю руку, и от ребяческого задора в его лице даже сама победительница способна поверить, что он рад визиту их гостя. Довольные возгласы переполняют жадных телевизионщиков, когда девушка протягивает руки, чтобы Александра обнять. Кажется, так встречают друзей. На улицах уже начинает темнеть, когда для операторов наступает час собирать свои чемоданы. Группы подготовки вместе с ними отправятся обратно в Капитолий уже в эту ночь. Алина жалеет только о том, насколько мало времени у неё находится для визита Цинны. Долгий час она не спешит снимать его труды, пока они сидят в одной из комнат, которую занимают стилисты. Говорить о Голодных играх не хочется, но девушка выспрашивает всё о том, что направляет творческую руку мужчины после объявления квартальной бойни. Цинна упоминает о том, что получив предложение о визите Александра в Двенадцатый, они не могли упустить возможность посетить её в дистрикте теперь, когда назначена дата следующих Игр. Стилист не говорит о том, захватывают ли Капитолий некоторые из отданных художественных работ Алины. Вместо того он просит показать ему новые — те, что выходят из-под руки в недели, что разделяют их с Туром победителей. Девушка выходит в коридоры дома только с наступлением вечера. Даже для неофициальной части дня для неё готовят более достойные одежды, нежели она выбирает в Двенадцатом. На улице в них будет холодно, в этом не приходится сомневаться. Алина замирает у спальни Мала, замечая Александра в другой стороне дома. Вытягивая голову, он рассматривает что-то за приоткрытой дверью. За ней легко узнать порог мастерской, в которой всё ещё горит свет после того, как Цинна посещает эти комнаты совсем недавно. Девушка усмехается с выдохом на губах, вспоминая, как не мешкает пред тем, чтобы сделать шаг в кабинет самого мэра. — Ты мог бы войти, — замечает она, направляясь вперёд. Если Александр проведёт в дистрикте ещё пару дней, они могут хотя бы попытаться примириться друг с другом. Алина знает, он не станет говорить о многом сейчас, когда дом переполнен капитолийцами. Такова разумность. Девушка остаётся стоять в дверях, пока победитель ходит меж мольбертами и испачканными краской палитрами. На столе вдоль стены разложено множество листов бумаги, и Александр касается их только для того, чтобы приподнять – взглянуть на то, что скрывается под остальными. Нетрудно заметить, как Александр засматривается на раскрытый альбом, что возложен на небольшой стульчик пред мольбертом. Его руки заложены за спину, когда он вновь обращается к Алине, точно надеется получить дозволение на то, чтобы поднять приглянувшуюся вещь. Девушка кивает отрывчато. Кажется, скоро во всём Панеме не останется людей, что не заглядывают в эти страницы. Но когда юноша берет альбом на руки, открывая последний лист, его пальцы останавливаются на печати, располагающейся на внутренней стороне обложки. — Это подарок Цинны, — заглядывая под чужую руку, уточняет Алина, не сразу находя то, что столь привлекает Александра. Под его взглядом выбит небольшой рисунок скрещенных топоров. Отчего-то раньше ему не удаётся придать важность. Но догадаться о значении печати нетрудно. Кажется, нет нужды спрашивать о том, откуда в столицу поставляется бумага. — Это наше производство. Их изготавливают в Седьмом по специальному заказу Капитолия, — говорит победитель, неспешно переворачивая страницы, начиная от последней. Алине кажется, в них нет ничего, что могло бы приглянуться. Но он останавливается с одним из первых встреченных рисунков. Серовато-коричневые очертания знакомого стойла не ускользают из-под внимания. Улыбка на его устах легка, пока Александр рассматривает пятнистую морду кобылы, которую сам выводит для победительницы. Его глаза бегут по линиям и образам картины. Алина подходит ближе, вставая слегка позади и выглядывая за чужое плечо. — Похожа на настоящую? — брови вздымаются с вопросом, и она запрокидывает голову, надеясь узнать о том, что становится предметом чужого раздумья. Они не обделены временем, но никому не полагается долгие минуты стоять над одним из многих рисунков. — Тебе даны исключительная память и редкое чувство окружающего, Алина, — Александр едва не возлагает пальцы на мазки краски прежде, чем отводит их к срезу альбома. — Любой мог бы предположить, ты провела часы перед ними. Он поворачивается к ней, заставляя выше задрать нос, скрестить взгляды. Серый холодный цвет глаз обведён светом. Что это за слова такие? Есть множество более простых выражений, коими когда-то удостаиваются её небольшие творения. Прогоняя смущение и неловкое чувство, девушка не сразу замечает, что щёки покалывает разлитый под кожей жар. Должно быть, её лицо красно. Отворачиваясь, она отходит к ближайшему мольберту. Не дышит вовсе, боясь, что неровное дыхание сгустит замешательство, выдаст его чужим глазам. Пальцы проезжают по гладким углам деревянных ножек, когда Алина говорит вновь. — Я не привыкла к тому, что кто-то находится здесь. — Твой жених, — рука Александра обращается к дверям. Его лицо не таит непонимание, отчего девушка могла бы утвердить, что ему известен ответ. Может быть, она легко выдаёт его со своим последним словом, — не приходит в эти стены? — Мал предпочитает проводить время на улице, — объясняет Алина и добавляет скоро, — мы оба предпочитаем. Помощь в городе привлекает его после победы в Голодных играх. И после Тура победителей он совсем перестаёт заходить в мастерские. С детских лет девушка не знает вещицы ценнее, нежели есть карманный альбом, который Мал сшивает для неё. Но её каракули на стенах и редкие наброски чаще прочего являются предметом насмешек и кривляний, нежели любопытства. Иногда победительнице кажется, жизнь в дистрикте-12 настолько глубоко пропитана уродством и серыми красками, что люди давно теряют умение смотреть за них. Она не винит народ. Но многие годы кусок угля и стены приюта есть всё, чем наделена маленькая девочка. У них не остаётся много времени пред тем, как над улицами Двенадцатого сгустится темнота. И когда присланные из Капитолия команды поднимают свои сумки, никто из победителей не идёт провожать их к платформе. Вместо того они пользуются приглашением Мала, направляются к центральной площади, обходят закрывающиеся лавки рынка и обещают вновь вернуться завтра. Доходят и до приюта, где многие минуты Оретцев рассказывает о том, как они меняют дырявый дом вместе со своей победой. Проходят и по Шлаку, и Алина признаёт, что ожидает в Александре большую брезгливость. Но ни грязь дорог, ни вонь или гниль, ни бедность окружающего не рождают на его устах скверное слово. Пожалуй, больше прочего его привлекает Котёл. Юноша настолько увлечён многообразием продаваемых вещиц и обилием упразднённых товаров, что победительница едва успевает ходить за ним между рядами, где все знакомые лица зовут гостя холёным. Она старается напоминать себе о том, что остальные дистрикты не имеют тех крупиц свободы, что даны Двенадцатому. Хотя бы о том, чем является самогон, Александра учит Капитолий, а не улицы родного дома. Небо уже усыпано звёздами, когда он признаёт, что дистрикт-12 нетрудно обойти за день. — Но вы показали мне не всё, — ночь темна с речью юноши. Ничто не подсвечивает его лицо, пока они возвращаются к Деревне победителей, а ноги норовят заплестись в снегу. Алина переглядывается с Малом. Что ещё они могли бы увидеть? Двенадцатый не богат на достопримечательности. Осматриваясь, девушка вспоминает о словах, что остаются неосторожно обронёнными в Седьмом. — Ты хочешь выйти за границу? — предполагает она, следом прибиваясь к Оретцеву. Догадка о том, откуда Александру может быть известно о том, как они нарушают законы, находит парня быстро, отражаясь на лице недовольством. С тем же он мог бы спросить, как Алина могла быть настолько глупа — как могла сболтнуть правду, что способна забрать их жизни. Надеясь смягчить настроение, она говорит тихо. — Мы давно не гуляли. И не охотились. — Жизнь скучна в милости Капитолия, Морозов? — бросает Мал. Алина ожидает, что он скажет «нет» , и тогда она не станет настаивать. Лес принадлежит им, пусть находятся и других жители Двенадцатого, что выходят за забор. Но девушка никогда не думает о том, чтобы привести за границу кого-то чужого. — Мы пойдём завтра после того, как шахтёры выйдут на службу, — говорит Оретцев вновь, едва не заставляя победительницу взвизгнуть. Александр кивает задуманному парнем плану. — Перемешаем следы. В это время шанс невелик, что наше отсутствие заметят. Но своего миротворца придётся оставить в Доме правосудия. Указывая на Ивана, заключает Мал прежде, чем к нему обращаются с единственным уродливым словом «оставлю». Большее внимание он Александру не уделяет, подхватывая Алину под локоть, когда они направляются к дому. Сегодня за ужином будут сидеть не только дети, приглашён и Хеймитч. Но девушка о трапезе почти не думает. Проводя почти неделю в стенах дома, она не представляет то, насколько прекрасно будет завтра вновь пролезть под забором, пробежаться к скалам и отыскать в заснеженной расщелине свой лук. Ей хочется утвердить, визит Александра плох — опасен и исполнен капитолийским ядом. Но за уходящие дни после объявления Третьей квартальной бойни Алина не находит иного, что заставляет её чувствовать себя лучше. Даже мерцающие над головой звёзды предстают более яркими, и ей не терпится проснуться к часу, когда встанет солнце.•
Женя является единственной, кто не покидает Деревню победителей вместе с остальными капитолийцами. Но вечер она проводит за работой, отвлекаясь лишь в час, когда победители подступают к порогу. Женщина постоянно возвращается к своему планшету, часто звонит и что-то записывает, так что за приготовлениями к ужину, Алина не надеется привлечь сопровождающую к столу. Сафина неотвратимо напоминает о том, что она дистриктам не принадлежит, когда говорит, что поест в поезде. Победительница не пытается вовлечь её в звенящие в кухне разговоры, но обнаруживает, что Женя всегда слушает. Пожалуй, хуже всего ей приходится, когда в дом забредает Хеймитч, отвешивая одну шутку за другой и заявляя, что «дамочка» боится поломать свои ногти. Сердце Алины успокаивается, только когда Мал перенимает из рук Александра приготовление мяса, а тот сам уходит в гостиную, чтобы говорить с Женей. Он садится у её плеча. Выглядывая из-за стены, иногда девушка обнаруживает, как Сафина истинно в родительском жесте треплет юношу по волосам или несильно толкает его в плечо. Кем бы ни был Александр Морозов, для неё он остаётся лишь мальчишкой, которого волочат в капитолийский поезд в детских годах. Противовесом тому Алина почти не видит Ивана, и этому она благодарна в нежелании вновь зреть миротворца на своём пороге. Даже неприязнь Мала стихает, а он сам свыкается с присутствием гостей. Но стоит сболтнуть о том слово, как с уст парня срывается бормотание. — Я хочу, чтобы они уехали, Алина, — утверждает он. Слышать то может один только Хеймитч, что вновь и вновь стучит по столу стаканом. — И никогда не возвращались. Если Капитолию удастся вытащить тебя на Арену, и Морозов способен помочь тебе выжить, пускай, — выговаривает Оретцев сквозь сжатые зубы, косясь в сторону гостиной. — Но я желаю, чтобы их не было в этом доме. Алина могла бы ожидать, что ужин пройдёт в напряжённом молчании, но довольно быстро она успокаивается за столом, когда Хеймитч начинает рассказывать одну уличную историю Двенадцатого за другой. Они просты, наполнены бытовыми спорами и отчаянием голодных людей, их нелепыми решениями и заурядной человеческой глупостью. Ни одну из них Алина никогда не слышит и спрашивает себя, откуда они известны Хеймитчу? Из дома он выходит исключительно за выпивкой, неужели все собирает на рыках? Но уже скоро настроение за столом меняется. Девушка почти отставляет еду в сторону, пока Александр рассказывает о том, как работа ведётся в Седьмом в противовес принятому в Двенадцатом порядку. Хеймитч не упускает возможность расспросить юношу и про Багру, и расплывчатые ответы того зовут рассмеяться. Удивление велико, старшее поколение победителей не видит друг друга уже двадцать лет, но мужчина не теряет память о девице из дистрикта-7. Может быть, они даже были друзьями в Капитолии после своих побед в Голодных играх. Когда на стол ставят чайник, Женя занимает один из стульев. Алина знает, о чём она будет говорить, но девушка благодарна за тот час, в который Голодные игры ей не грозят, а разговоры вокруг делают ужас Бойни незначительным, потому что сейчас они всё ещё вместе и недостижимы для жестокости Капитолия. — Пришли им записи прошлых игр, — предлагает Александр, располагаясь рядом с Женей. Его рука вновь утаскивает песочное печенье, верхушка которого отмечена каплей клубничного джема. Меньшее, чего желает Алина, это смотреть сводки о прошедших Бойнях, но должно быть, юноша считает, что так они смогут лучше узнать своих будущих соперников. — Все, которые доступны. Обращать внимание необходимо не только на соперников, но и на приёмы распорядителей. — Ты меня оскорбляешь, — алые губы Жени растянуты улыбке, когда она подхватывает небольшой чип из своего планшета, роняя тот своей победительнице в ладонь. Ему должно предназначаться для телевизора в главном зале. — Я подготовила их ещё до своего отъезда из Капитолия, — затейливый тон пишет речь сопровождающей, когда она говорит вновь, не находя необходимым отвлекаться от экрана в руках. — Я хорошо тебя знаю. — Спасибо, Женя, — благодарность замыкает молчание и незамысловатый ритм, который Александр отбивает кончиками пальцев. Он склоняет голову набок, словно судит о чём-то мысленно. Взор проходится по победителям Двенадцатого. — Вам необходимо тренироваться, — юноша останавливается на Хеймитче, заставляя того гоготнуть. — Вам всем. — Это против правил, — заявляет Мал, тяжелой рукой отставляя в сторону кружку. Чай плещется в стороны. Однажды Алина уже находит лазейку, и теперь из-за неё их всех ждёт расправа. — Мы все знаем Голодные игры. В Капитолии не станут следить за исполнением этого порядка, — тень ложится на лицо Александра. Слова напитаны каждым ужасающим представлением, стоит ему поднести к губам чай. — Иначе они не получат кровавую бойню, которую желают, — уверенность утекает из-под пальцев. Алина смотрит на Хеймитча, обнаруживая, что и Мал поворачивается к нему. Он, вероятно, ищет любую иную истину против той, что правительство диктует устами Александра. Но мужчина только поднимает руки, выдыхает звучно. — Моё дело малое, детишки, — мужчина мечтательно вскидывает подбородок, разводя рукой. Его стул протяжно скрипит. — Я должен проследить, чтобы следующий сезон Голодных игр с нашим участием прошёл без сучка и без задоринки. — И предпочтительно, без нашей смерти, — добавляет Алина. Хеймитч поднимает кружку в её сторону, осаждая отчаянное предположение того, что подразумевает он только красочность грядущего шоу, которое желают видеть в столице. — У Третьего много победителей? — сражённая гнетущим молчанием сопровождающей победительница боится надавить на нарывающую рану. Ничто в её словах не выдаст секрет Жени. Экран в руках той погасает, и ясно удаётся заметить, Александр тоже ждёт ответ. В выдержанном жесте женщина встряхивает головой. Украшения звякают в её волосах, а рыжие пряди рассыпаются вокруг лица. — Два мужчины, две девушки. Мне всегда хочется сказать, — речь Сафины подрагивает, когда она поворачивается к своему победителю. В поднятой ладони костяшки её пальцев касаются щеки юноши, словно женщина нуждается в убеждении, что её прекрасный мальчишка всё ещё сидит рядом. Но скоро она вновь обращается к Алине. Сожаление сечёт её прекрасное лицо. — Жатва не может быть так жестока, но стоит мне взглянуть на тебя, птичка, и я не могу вымолвить и слово. Может быть, моё дело невелико. Но каждый победитель достоин гораздо и гораздо большего. А теперь я прошу меня простить, — Женя поднимается из-за стола неожиданно. И пожалуй, она и Цинна являются единственными людьми, которых не хочется в разлуке терять. — Поезд отбывает уже через час, — не удаётся сдержать умиление, когда Сафина закатывает глаза, стоит Хеймитчу отвесить ей прощальный жест и пожелать посещать Двенадцатый чаще. Александр вместе с Женей не поднимается, но её рука несколько секунд лежит на его плече. — Я увижу тебя с началом следующей недели. Женщина уже скрывается в коридоре, когда Алина спешно поднимается со своего места, чтобы попрощаться с сопровождающей. Увенчайся замысел Капитолия успехом, и со следующим сезоном Голодных игр Сафина останется одна, за единственную Бойню теряя всех, кто в этот вечер сидит за столом. Давид легко может стать одной из жертв следующего сезона. Включая свет в коридоре, Алина не успевает заговорить, когда Женя разворачивается на каблуках своих сапог. Мгновения она смотрит пред собой, её взгляд бегает, но следом капитолийка расправляет плечи, являя закалённую внутреннюю сталь. Её голос твёрд. — Я была в ужасе, когда спустя два года после своей победы Александр вновь вызвался на Игры. Это не казалось правильным. Я не хотела его терять и не знала, где упустила причины его решения, — девушке кажется, за взглядом сопровождающей мелькает незнакомая боль. Теперь Алина понимает, насколько преданной себя чувствует Сафина, когда её славный мальчик выступает добровольцем. — Но он был моим победителем — талантливым и бесконечно способным. Я доверяла ему. Эта Бойня не удостаивает меня той же роскошью, — чудится, Женя опускает голову, но вместо того её взгляд поднимается по Алине. В нём нет противной оценивающей меры, женщина лишь убеждается в том, что видит пред собой. — Я дам тебе всё, что необходимо для победы. Как сделают и Цинна, и Хеймитч. Но мы можем лишь надеяться, что ты этим воспользуешься. Ничто из моих усилий не будет иметь значения, если ты не желаешь жить, — Сафина неожиданно кивает в сторону гостиной, заставляя оглянуться. — Думаешь, беспощадность выиграла ему обе победы? Александр брал всё и больше для того, чтобы выбраться с Арены. Ему есть ради кого существовать. И я знаю людей нескончаемо благодарных ему за то, что он всё ещё есть в их жизнях. Любой может победить, Алина, — не отпуская взгляд победительницы, утверждает Женя. Дурное мечтание, желанная сердцем правда, в которую не хочется верить. — Даже когда все ставки сделаны против тебя. Вопрос лишь в том, чем ты готова пожертвовать. — Я предпочту не отдавать ничего ради своей победы, — перебирая в руках складки одежд, девушка надеется, упорство направляет её голос. Но кажется, в той же мере её тон звучит ворчливым. — Она мне не нужна, если я должна потерять кого-то из них. — Потому что ты достаточно сильна, чтобы не отдать их? Или потому что ты опустишь руки и будешь ждать, пока тебя не вышвырнут на Арену? — наперекор возвышенной речи хочется утверждать, Алина выберет иной путь, что укроет её за стенами дистрикта и сбережёт жизни десяткам трибутов. Давид может выйти на Бойню вместе с Александром. И что Женя рассудит, когда Игры поставят столь дорогого ей парня против собственного возлюбленного? Но девушка видит отчётливо, женщина не терзает себя этими представлениями. — Выбери второе, и страданий не будет, потому что никого не останется — даже тебя самой… — Первое, — с горячим сердцем перебивает Алина громкое слово. — Я предпочту первое. — Хорошо, — тон капитолийки смягчается скоро, и она вновь натягивает на лицо свою превосходную улыбку, передразнивает будто. — И я предпочту это, — Женя уже выходит за порог, когда она оборачивается единственный раз. Даже жест того, как она придерживает дверь, выглядит изящным. — И вы действительно похожи.•
Утро встречает их морозным воздухом, а всю угольную пыль вбирает в себя покров снега, окрашиваясь серым грязным оттенком. Дорога к шахтам расписана следами рабочих. Теперь за ними всегда марширует отряд миротворцев, сопровождая на смену. Алина не перестаёт поторапливать шаг, но не страх или визит Александра таят причину. Под редкими облаками разливается солнце, а снег хрустит под их ногами. В уходящие дни ужас слишком велик, чтобы искать путь за границу. Но сейчас этих чувств нет. И пожалуй, девушка не отказывает себе в хохоте, пока они с Малом наблюдают, как Александр ползёт под сеткой забора. Может быть, для него они выглядят в той же мере потешно, но собирая на свою куртку снег, юноша оглядывается, стоит им сделать несколько шагов в сторону поднимающегося леса. Он спрашивает будто, вот так легко? Мал велит поторапливать шаг, если они не желают быть пойманными, и на мгновение Алине кажется, что все они трое походят на проказничающих детей. Александр не перестаёт вертеть головой, пока они топчут давно заснеженные тропы. Сколько привлекательного может быть в зимнем лесу для человека, что может иметь несметную роскошь? Пока дороги не наполнены пушистой зеленью, они легко находят путь к замороженному пруду. Ноги на его льду расползаются. Впрочем, поскальзывается и сам Александр. Мал приговаривает что-то о том, что если бы победитель дистрикта-7 не выбрал для себя участие в Голодных играх, то в иной жизни непременно крепче бы стоял на льду. Их гость замечает и то, что многие деревья вокруг слишком хрупки для того, чтобы держать человека. Внутри разгорается желание утвердить для него иное — показать, что именно они кормят сирот все детские годы. Пусть и маленькая истина кроется в словах юноши. От худого лёгкого тела Алина всегда способна покорить те места, что Малу уже многие годы недоступны. Но разочарование велико, когда они обнаруживают, что хранящее лук и стрелы дерево падает с метелями. Девушка падает на колени у его припорошённой макушки, зарываясь руками в снег и не переставая повторять себе под нос надежды на то, что падение не ломает оружие и древка стрел. Скоро, пока юноши придерживают сырую половину ствола, Алина вытаскивает из-под него брезентовую сумку. Лук остаётся неповреждённым. Сердце успокаивается со счётом, который обозначает количество стрел на её коленях. Тень ложится под ноги, заставляет запрокинуть голову. Утреннее солнце разливается вокруг тёмных волос юноши, делая его облик чарующим. Ни на ком из них нет косметики, но девушка не могла бы отрицать, победитель пред ней наделён той красотой, о которой в дистриктах бы писали стихи и складывали песни. Она почти не кажется настоящей. Но слова на его устах очерняют каждое светлое представление. — Это было легко заметить, — утверждает Александр, стоя позади неё. — То, как ты обращалась с луком. Этому не научиться за пару дней в Тренировочном центре. — На чью победу ты ставил? — любопытство дурно, но складывая стрелы в связку, Алина не находит для себя иное. Мал, слышится, подходит ближе. Чего теперь они могут бояться, когда девушка из всех прочих держит оружие? Может, теперь её маленькие угрозы на пороге собственного дома обретут для Александра большую серьёзность. Она хочет, чтобы он верил в них и считал значительными, если однажды Арена поставит их друг против друга. — Сначала на парня из Одиннадцатого. После на тебя. — Мы охотимся в этом лесу уже много лет, чтобы выжить, — поднимаясь с земли, объясняет Алина, передавая Малу охотничий нож. — В Двенадцатом почти нет достойной еды для бедных районов или тех, у кого нет семей. Я не тренировалась для Голодных игр. — Неважно, как ты об этом говоришь. Вы были подготовлены, — обводя победителей рукой, обозначает Александр. — Это спасло тебе жизнь. И может спасти вновь, — взгляд перемещается к луку, но скоро вновь поднимается к мальчишке и девчонке из Двенадцатого. Юноша цыкает вдруг, точно признаёт нечто для них неозвученное и заставляет Мала измениться в лице. — Но вы планируете иное. С луками и стрелами против планолётов, — хмыкает он протяжно, засматриваясь на небо и отделяя хрупкую правду, пока победители нервно переглядываются друг с другом. — Вы надеетесь сбежать. — Нет. — Да, — звучит наперекор другому голосом Алины. Видится, Мал надеется эту задумку умолчать, чтобы не позволять Александру знать излишне многое. Бежать придётся уже через несколько дней, если любимец Капитолия разболтает об их плане в столице. Но есть ли смысл в молчании, если он убеждён в собственном предположении? В видном обнажённом раздумье юноша разворачивается, несколько шагов бредя у упавшего дерева. — Вы не просто победители, — говорит он, стоя к ним боком и подставляя лицо встающему солнцу. Слова являются более холодными, нежели ледяная крошка под ногами. — Вы собственность Капитолия и большое вложение их денег. Ваше исчезновение заметят на следующий же день. Местные леса негусты в это время, и с воздуха вас быстро разыщут по тепловому следу. Многие внедрённые в планолёты технологии разработаны специально для использования вне контролируемой территории дистриктов. И как долго вы сможете жить с детьми.., — ладонь Александра обводит нагой зимний лес, — так? — Не думаю, что эти дети — предмет твоих забот, Морозов, — сплёвывает Мал. — Они не будут и вашими, когда Капитолий их заберёт. — Прекратите, — огрызается Алина, выходя вперёд. Поджимая губы, она признаёт скупую истину, сглатывая распущенную по глотке жгучую печаль. Ей кажется, они могли бы преуспеть — скрыться в лесах, когда станет теплее, найти для себя дом и не искать шанс вернуться в дистрикт. Но один приезд Александра делает это невозможным. Догадаться оказывается несложно, ведает сам о том или нет, он — предупреждение Капитолия. Может быть, в столице уже давно известно, как часто возлюбленные-победители нарушают закон. Но правительство никогда не упускает шанс напомнить, что всякая щедрая милость наделена своим пределом. И дети… Жизни за пределами дистрикта должно быть тяжёлой. И существование в Двенадцатом для двух маленьких сирот не будет иным. Но избери победители остаться, у них будет меньше полугода для того, чтобы позаботиться о будущем младших, даже если никто из них не вернётся из Капитолия. Закидывая лук на плечо, Алина направляется прочь от дерева, Мал выступает за ней. Они не будут говорить об этом вновь. Общество Александра страшнее отравы. Оно не убивает, но взращивает сомнения и рождает желания, открывая понимания, которые девушка не желает искать и принимать. Пока они идут к скалистым вершинам холмов, она не оборачивается, не ищет убеждения в том, что победитель всё ещё идёт за ними. Его слова ненавидимы, но лжёт ли он когда-нибудь? Собственность Капитолия… Утверждает ли он это столь легко, потому что принимает эту правду для себя? Алина хочет, чтобы ни одно скользкое слово больше не сорвалось с уст Александра. И в тот же час, она боится, что он замолчит.