Уроборос

Ночной мрак медленно наползал на лес, но двух подростков, слишком маленьких для этого мира, темнота не пугала. Под нагнувшимся навесом стен, защищающим от дождя, который только усиливался, горел огонёк. *** Когда Шестая оторвала доску от ненужной части постройки, Моно залез в образовавшуюся дыру, которую ещё освещал тусклый вечерний свет. Окинув взглядом пространство и убедившись, что ничего из того, что рисовало ему воображение, тут нет, мальчик ещё раз посмотрел вокруг, теперь уже надеясь найти что-то полезное. Ему повезло: недалеко лежал запаянный сургучом железный портсигар, в котором оказались спички. Хоть вся поверхность коробки и была покрыта ржавчиной, содержимое даже не отсырело, так что спички отправились в карман его штанов. А чуть дальше, в глубине обломков посуды с замысловатой каймой и прочего хлама, мальчик заметил книгу, и, вдыхая запах пыли, осторожно двинулся к ней. Переплёт оказался небольшим, даже меньше его роста, а на развороте, пожелтевшем от времени, в окружении непонятных слов, - но буквы были похожи на надписи на недавно увиденных столбах, - застыл правильный семиугольник, испещрённый тонкими линиями диагоналей. На многих из которых тоже были какие-то пометки, черта же межу первым и предпоследним углом была жирно обведена чем-то красным. Это была не кровь, кровь бы свернулась и побурела за такое время. Моно попытался перевернуть страницу , но лист рассыпался в его руках на хлопья, которые утонули в уже лежащей на полу пыли. Он захлопнул фолиант - и вздрогнул. С обложки смотрел одинокий глаз, нарисованный позолотой, которая уже частично стёрлась, но очертания страшного символа были вполне различимы. Мальчик неумело выругался, перевернул книгу, чтобы не видеть знакомый знак, и потащил её к выходу. *** И теперь огонь, быстро разгоревшийся от старой бумаги, с громким, будто довольным, треском плясал на досках, медленно сжирая древесину и выкидывая вверх яркие языки, от которых тени двух подростков, сидевших перед костром рука к руке, плясали по стенам какой-то первобытный танец. Горячее дыхание костра обдавало их лица, дым поднимался к самой крыше и выходил через её поднятый угол, где смешивался с шумящим дождём, который отбивал каплями по мокрой земле такую же первобытную мелодию к этому танцу. Обложка рукописи скукожилась в пламени, и глаз утонул в складках пепла. Шестая смотрела на своего друга, не выпуская его пальцы из своих. Моно улыбался, жмурился и поворачивался к огню но одним боком, то другим, как мокрый котёнок, сушащий свою шёрстку, мимо его лица то и дело пролетали искры. Девушка никак не могла понять, что в нём кажется ей необычным, чуть ли не неестественным, хотя и в приятную сторону, но наконец мысль промелькнула в её голове. У всех, кого она видела раньше, выражение лица никогда не менялось. Учительница с её постоянной садистской улыбкой, Тонкий человек с ледяной маской скорби, презрительный Дворецкий… стоп, какой Дворецкий? Девушка потрясла головой, но мысль не вернулась, возможно, её и не было… Про фарфоровых детей говорить даже нечего, у тех существ, которых Моно назвал номами, лица не было вообще, да и сам Моно тоже вначале подходил под это правило… Всё одинаковое, всё неизменное, всё как задумывалось. А теперь он выражает эмоции. И хоть это непривычно и почти что неправильно, но смотреть на него куда приятнее, чем на любого из тех, кто соответствует логике и ожиданиям. Шестая украдкой взглянула в лужицу, напитанную дождём. Вода отражала её лицо, куда меньше показывающее её внутреннее состояние, чем у мальчика. Может, она вообще такое испытывать не умеет?.. *** Моно прижался всей рукой, и Шестая внезапно поймала себя на том, что её ладонь горит так, как будто её обхватывает пламя, а не друг. «Вообще-то логично,» - подумала она - «руки - это орган осязания, и если я его трогаю, то он осязает мою руку, а я осязаю его осязание и его руку тоже осязаю, а он…» - девушка встряхнула головой, прогоняя лишние размышления. - «О чём это я? Органы чувств…» -Моно, - внезапно сказала она вслух, удивившись собственной смелости, - а высунь язык? -А зачем?.. - сонно пролепетал мальчик, повернувшись и приоткрыв рот. Он хотел было добавить что-то, но не успел - Шестая, подавшись вперёд, уткнулась в кончик его языка своим. Оба подростка ошеломлённо замерли, уставившись друг на друга. Тишину нарушали только дальние раскаты грома и удары сердца, гулко отдающиеся в ушах. Язык Моно был мягким и податливым, дыхание участилось, и девушка ощущала какой-то приятный вкус… Шестая резко схватила мальчика за плечи, оторвала от себя и отвернулась, чувствуя, как всё её лицо покрывается густым румянцем. -Ч-что это сейчас было? - по голосу Моно было слышно, что он шокирован не меньше -П-просто одну мысль проверяла… Оказалась права… Подрагивая, как от озноба, девушка прислонилась спиной к его спине. Она сама не понимала, что сейчас было. И этот вкус… она же не съесть его хотела, она его хотела почувствовать… Шестая снова ощутила, как кровь приливает к её щекам. Надо ведь теперь что-то сказать, объяснить… -А в-вообще-то ночь уже, давай ложиться, кто знает, когда мы ещё сможем выспаться? - прозвучал спасительный голос мальчика. Если заснуть, действительно не нужно будет говорить о том, что только что произошло. По крайней мере, пока. Стесняясь встретиться взглядами, но не разрывая касания между спинами, подростки вместе легли у костра на подушку из заранее нарванной травы. Огонь дожёвывал остатки досок, пламя было тёплым, но больше не ярким, а песня дождя убаюкивала их, думающих об одном и том же. Уже засыпая, девушка потянулась вниз,встретилась там с рукой Моно, сделавшего такое же движение, и, ни о чём не думая, накрыла его ладонь своей.