#сталкер

Тэхён знает, что Чонгук знает, что Тэхён знает. Взгляды, жесты, мимика. Неуловимые для большинства, но заметные для Тэхёна вопросы в глубине глаз Чонгука дают понять: это не просто домыслы, не просто догадка, не просто желание. Вот только если бы Тэхён действительно хотел, чтобы Джей оказался Чон Чонгуком, он бы не оттягивал момент признания. Сделал бы тот самый шаг, о котором они говорят. Но он тянет. Он отстраняется. Думает. — Тэхён-щи, — к нему обращается нуна с камерой в перерывах между съёмками, — мы начинаем записывать серию вопрос-ответ от всех актёров. Потом это будет смонтировано и выложено как закадр. Вас предупреждали? — Да, — что-то такое было, — у нас есть минут пятнадцать? Нуна кивает с тёплой улыбкой и принимается настраивать камеру. Они сейчас находятся в большом зале, который по сценарию относится к творческой студии Тэёна — сталкера. Удивительно, что Чонгук не предоставил свою. Впрочем, это в стиле Джея, а не Чона. Насколько же они разные? Насколько похожие? — Так, сначала небольшой блиц, — Тэхён приподнимает уголки губ, обозначая улыбку, — с каким цветом у вас ассоциируется сценарий? — Чёрный. — А ваш персонаж и персонаж Чонгук-щи? Тэхён медлит всего мгновение, опуская взгляд и быстро поднимая его, и говорит: — Красный и белый. Ему задают ещё несколько обычных вопросов: как он справляется; насколько отличаются съёмки из-за вложенного бюджета; что он хотел бы улучшить… Ничего, к чему Тэхён не был бы готов, потому что эта часть остаётся неизменной для любого закадра дорамы. Он даже расслабляется, опуская плечи, и вовлекается в обсуждение, пока не чувствует знакомый-чужой взгляд между лопатками. До вчерашнего он бы подумал: Джей. Сегодня не надо даже оглядываться, чтобы знать: Чонгук. — А что вы думаете о партнёрстве с начинающим актёром Чонгук-щи? — а вот и главный вопрос, ради которого всё и затевалось. После того, как Тэхёна закончат пытать, с таким же запросом отправятся к Чонгуку, а затем их посадят рядом и начнётся фансервис. С учётом их истории, о которой не знают ни съёмочная группа, ни будущие зрители… это их испытание на прочность, состоящее из полутонов и скрытых намёков, которые будут разбирать и пытаться интерпретировать по-своему. Тэхён проходил это не единожды, но впервые получится действительно… честно. — Он справляется лучше, чем я думал, — нельзя говорить правду, но можно обернуть её в удобную ложь. Ведь все так любят, когда не только в дораме, но и за её пределами между актёрами тоже меняются отношения. Знали бы они, в какой именно плоскости. — Чонгук — талантливый артист, этого у него не отнять. По тому, как мы прогоняли сцену во время отбора, я сразу понял, что работать с ним перед камерами будет просто. — Но? — Везде должно быть «но», верно? — Тэхён посмеивается, на периферии улавливая лёгкое движение. Чонгук не попадает в камеру, но стоит сбоку, подслушивая и не скрываясь. Его тёмный взгляд прожигает насквозь, оставляя после себя нестираемые следы. Джей выжидает, а что делает Чонгук? — Наше «но» — это притирка характеров. Знаете… когда вы подросток или ребёнок, то сойтись с кем-то просто: достаточно подойти и сказать «давай дружить». У нас так не получилось, потому что ни один из нас не хотел дружбы. Чонгук хотел играть. Он и сейчас играет, опутывая своим вниманием, пониманием, предлагая нормальное общение, пока другой своей стороной — тёмной и манящей — прижимается со спины. Дышит в затылок, прикусывает за холку. Скользит ладонями под рубашку, ощупывая живот и спускаясь ниже к члену. А Тэхён хотел Джея. И сейчас хочет, но не уверен, что ему до конца нравится открывшаяся правда. Столкновение с реальностью, осознание тайны и раскрытие личности — напрягает, но не отталкивает. Ошеломляет? Да. Отвращает? Нет. Но все полученные письма и подарки тускнеют на фоне горчащей на языке истины. Вот за что точно можно поблагодарить их обоих — и Чонгука, и Джея, — так это за право выбора, право самому решить, когда стоит делать тот самый шаг. И стоит ли? — И сейчас мы учимся взаимодействовать друг с другом не только на камеру, но и за её пределами, — Тэхён сжимает губы в тонкую полоску, прикусывая нижнюю. Наступает удобный момент, чтобы дать знак, подсказку, намёк. Нечто такое, что для всех фанатов будет лишь любопытной динамикой, но для них с Чонгуком — нечто большее и более личное. Интимное. Он поворачивает голову вбок и смотрит прямо в глаза Чонгука, когда добавляет: — Кажется, у нас получается найти общий язык, чтобы вместе дойти до правильного финала дорамы. — Звучит отлично! — нуна поворачивает камеру, чтобы захватить в кадр и Чонгука, а после ставит съёмку на паузу. — Чонгук-щи, раз вы тут, то может, успеем провести и с вами короткое интервью? — Конечно. Тэхён отходит в сторону, освобождая чуть больше места. Он не разрывает зрительного контакта с Чонгуком, когда тот подходит ближе, двигаясь медленно, неторопливо. Всё его тело напряжено, словно готово к прыжку. Заметно ли это так же, как очевидно для Тэхёна? Видит ли нуна рядом ту темноту и тот жар, что плещется на дне обсидиановых глаз? Чувствуется ли со стороны это напряжение, эта гнетущая волна, словно они… в ссоре. Словно у них есть незакрытый вопрос. Словно один ждёт ответа, а второй боится его дать. — Итак, сначала блиц! — те же вопросы. Те же ответы. Тэхён слушает, как стелется голос Чонгука, не в силах не то что моргнуть, а хотя бы сглотнуть. Он рассматривает чёткий профиль, изучая вблизи того, кого так отчаянно хотел коснуться. Скользит взглядом по открытой шее, мысленно ласкает кадык, прикусывает ключицу и… Пытается сопоставить этого человека с тем алтарём, на который дрочил. Несложно представить кого-то без лица, но с идеальным телом, кто заполнит всю квартиру фотографиями Тэхёна. Сложно принять, что этот человек — Чон Чонгук. Как можно быть настолько спокойным и притягательным, храня внутри себя бурю из смеси одержимости и похоти? Как можно писать такие письма, а потом, встретившись в салоне, просто улыбнуться. Как можно быть таким нормальным и ненормальным одновременно? Тэхён слушает, как Чонгук говорит: — Всегда хотел работать с таким человеком, как Ким Тэхён. Он действительно великолепный актёр, и мне есть чему у него поучиться. Его игра настолько поразительна, что мне сложно не испытывать трепета, находясь в одном кадре с ним. Как врёт: — Госпожа Им — невероятный сценарист, который очень тонко чувствует химию между нашими персонажами и очень ярко демонстрирует эту сторону корейского менталитета, где каждый может оказаться жертвой. Смотрит, как Чонгук играет на камеру даже за её пределами. Не то чтобы Тэхён сам делал иначе, но больше слушать не может. Осознание, что сценарий написан по ним, с использованием их истории заставляет нервничать и покрываться мурашками. Сколько же правды они покажут всему миру, не говоря напрямую? То, что ему всегда хотелось держать близко к сердцу, не раскрывать для широкой публики, не выпускать за пределы личного, беззастенчиво оголяется до самых костей. Тэхён сбегает, натягивая на себя шкуру Тэёна. Раньше ему приходилось прятаться дома от роли, а теперь из-за беспардонного вмешательства Чонгука он чувствует себя в родных стенах чужаком и скрывается за рамками придуманного характера. В ловушке с открытой дверью. И захлопнуть её просто нет возможности.

─────◉─────

Прятаться на виду — это особенное искусство, которому не научиться, можно лишь прийти с годами практики. Тэхён ускользает от Чонгука за пределами камеры, но в её границах играет так, что это пугает. Чужие перешёптывания слышны за спиной, и не надо вслушиваться в голоса, чтобы понять: слишком мрачно. — Тэхён-щи, — помощник режиссёра неловко откашливается, когда они не могут снять сцену в пятый раз, — пожалуйста, действуйте легче. Не так одержимо, пусть у нас герой и сталкер, но он лишь познаёт эту грань своей личности. Тэхён бы поспорил. Тэхён бы привёл аргументы, что он играет правильно: есть личный опыт. Но вместо этого тяжело вздыхает и соглашается. Ему стоило бы быть проще, подчиниться условиям сценария, но сцена… это слишком утягивает в тёмное и манящее преследование. Ему надо нарисовать картину. Не что-то красивое, не пейзаж, не лицо — ещё рано, не натюрморт. Да Тэхён и не умеет. Из-под его кисти должна выйти абстракция, которая даст понять, что чувствует Тэён, какие мысли его посещают. А перед глазами галерея Чонгука. Огромное полотно во всю стену с кричащими людьми, смазанными силуэтами и ощущением присутствия за спиной. Тэхён стоит в кадре — ему дают время настроиться, объявляя пятиминутный перерыв, чтобы сменить очередной испорченный холст. Тэхён стоит в кадре, но находится не тут. А на границе между алтарём и личным пространством Чонгука. Тот, кстати, рядом: мельтешит подобно гиене по кругу, не приближаясь. Они находятся в этом подвешенном состоянии уже третий день, потому что Тэхён не готов дать ответ, а Чонгук не напирает. Но его терпение, терпение Джея, не безгранично. Кто бы мог продержаться так долго, находясь столь близко. Касаться, общаться и сейчас — получить вместо благодарности тотальную тишину и игнорирование. — Тебе нужна помощь? — Чонгук спрашивает за пределами кадра, стоя в темноте и наблюдая не моргая. — Ты хочешь поговорить? — Нет. И это «нет» — ложь. Самая отравляющая, разъедающая изнутри и раздражающая. Тэхён чувствует усталость от этой неопределённости, но ответ, находящийся у него в руках, тлеет, протекая сквозь пальцы. Почему бы ему действительно не сделать шаг? Всё в один момент стало бы проще и одновременно с тем усложнилось. Потому что до этого — всё было словно понарошку. Игра в перекидывание мяча через стену, когда они были знакомые незнакомцы. — Не стоит окрашивать чувства в те цвета, что отражаются внутри тебя, — Чонгук не может молчать. Он не двигается с места, но его аура неуловимо меняется. Становится опаснее, мрачнее — это ощущается даже на расстоянии, а между ними больше десяти шагов. — Бери противоположное. Тоска — не синий, а жёлтый; отчаянье — оранжевое; возбуждение — зелёное. Подменяй понятия, чтобы увидели не то, что ты хочешь сказать, а что они хотят. Тэхён знает об этом приёме. И вторая попытка была именно такая, но и её попросили переделать. Тогда он стал жёстче. Брал чёрные, красные, белые и синие цвета. Получалось настолько плохо, что даже хорошо, потому что было честно. Это именно то, что он чувствует в этот момент по отношению к Джею. Чонгуку. Боль, раздражение, потребность вернуть всё как было. Желание прикоснуться и получить поцелуй. Не в темноте, без влияния таблеток. С открытыми глазами, чтобы они сами прикрывались от наслаждения. Может ли Чонгук целовать так? — И рисуй море. — Море? — Тэхён от удивления поворачивает голову, пересекаясь с Чонгуком глазами. Это было ошибкой. Именно сейчас — самым плохим развитием событий, потому что сердце пропускает удар. Именно тот самый взгляд, который долгое время сопровождал Тэхёна по жизни. Тяжёлый, властный, разъедающий и оголяющий. Вдоль позвоночника скользит крупная дрожь, а член невольно дёргается. Против такого Чонгука любые попытки в доминирование бесполезны. Потому что он подавляет. — Шторм, — Чонгук толкается кончиком языка за щёку и, бросив быстрый взгляд по сторонам, приближается, — вода всегда хорошо смотрится на холсте, и тебе не надо красиво, тебе надо страстно. Что для тебя страсть, Тэхён? Шаги Чонгука ощущаются как обратный отсчёт. Тэхён сглатывает, пытается совладать со своими чувствами, собрать разрозненные мысли в одну кучу, но наружу выскальзывает только слабый стон. — Для тебя страсть… быть с партнёром? Отдаваться ему? Получать в ответ наслаждение? — Чонгук говорит тихо, не давая словам разлететься по комнате и добраться до любопытных ушей стаффа. — Или для тебя страсть — дразнить? Убегать и ждать, когда тебя поймают? Хочешь ли ты ловить или быть пойманным? Между ними остаётся один шаг. И будь они не под прицелом камеры — такого Чонгука Тэхён бы притянул к себе и поцеловал. Наплевав на все сомнения, на растерянность и панику. Потому что всё это отступает на задний план под давлением концентрированного внимания. Жгучего, пылающего, проникающего под кожу. — Тэён хочет ловить. — А ты? — Быть пойманным. Чонгук бы тоже поцеловал. Прижал к стенке, как тогда в темноте, вжался бы всем телом, протиснул колено между бёдер и… — Тэхён-щи, вы готовы? — режиссёр разрушает момент между ними, возвращая в неприятную реальность. — Чонгук-щи? — Мы просто обсуждали сцену, — Чонгук лучисто улыбается в ответ, отворачиваясь и надевая маску милого мальчика обратно. Это отрезвляет. Тэхён нервно проводит ладонями по штанам, пытаясь унять дрожь, и встряхивает головой. Пора заканчивать. И сцену, и подвешенное состояние с Чонгуком. Если смотреть правде в глаза, то выбора у Тэхёна на самом деле нет. Джей давно захватил его сердце, пророс внутри, поселился в квартире, совершенно не спрашивая разрешения. И сейчас томительное ожидание — лишь маленькая уступка, которая неизменно повлечёт за собой наказание. Режиссёр командует начало съёмки. Меняется свет, начинает играть музыка. Тэхён берёт в руки кисть, замирает, смотрит на белоснежный холст и принимается рисовать море. Ведь так сказал Джей. Направил его, указал путь. Решил проблему там, где Тэхён не справился сам. Может быть, именно поэтому получается так легко. Может быть, помогает полный удовлетворения и гордости взгляд Чонгука. Может быть, Тэхён хотел, чтобы от него не ждали шагов, а просто приказывали, брали и управляли. Руководили жизнью и желаниями, вытягивая на поверхность сокрытое и запечатанное социальными нормами и условностями. Тэхён погружается в странное возбуждённо-вдохновлённое состояние. Бездумно ведёт кистью по холсту, используя все оттенки синего, иногда примешивая белое. Рисует так, как чувствует. Так, как видит, или… видят за него? Что думал бы Тэён? Вспоминал бы улыбку Джию? Его смех? Голос? Эта картина — начало алтаря? Тогда какая картина начала алтаря… Чонгука. Резкий росчерк кисти выглядит, как последняя точка в сцене, но никто не кричит «снято», потому что Тэхён не закончил. Это ощущается в его напряжённой фигуре, в прикрытых глазах и тяжёлом дыхании. Медленно выпрямляясь, он опускает руку и смотрит на то, что вышло. Действительно море. Действительно шторм. Не художественный, сплошная абстракция, но даже в ней считываются эмоции. Настоящие, те, что чувствует Тэхён, но все будут думать, что Тэён. Выкинув на пол кисть, он подходит к холсту и, подняв дрожащую ладонь, замирает в миллиметре от картины. Выдыхает: — Джию… И погружает руку в краску, чтобы потом испачкать собственное лицо. Этого нет в сценарии, но это то, что подходит как нельзя лучше. Потому что именно так сталкер погружается в свою жертву. — Снято! Стафф хлопает в ладоши, Чониль приносит влажные салфетки, чтобы вытереться, а Тэхён ловит взгляд Чонгука. Мрачный, горящий обещанием. И это всё выглядит прекрасно — им надо поговорить, расставить все знаки препинания в их отношениях, но холодок страха собирается в районе копчика, не помогая сдвинуться с места. — Чонгук-щи, Тэхён-щи, немного ваших комментариев о сцене, — нуна с камерой, как пиявка, присосавшаяся к ним в течение всей недели, подскакивает и направляет объектив, — о чём вы говорили? Какие эмоции после окончания съёмок второй серии? Впереди ещё шесть! Готовы ли вы работать в прежнем режиме? — Я просто подсказал сменить угол зрения, — Чонгук делает шаг вперёд, немного перекрывая вид на оцепеневшего Тэхёна, — у такого дилетанта, как я, просто не замылен взгляд. Да и сцена тяжёлая, снималась уже под конец дня. Все вымотались, вот я и подумал, что… мы же одна команда, значит, не будет плохо, если я попробую помочь. — Да, — Тэхён бездумно шевелит губами, — Чонгук действительно помог настроиться на нужную волну. Нуна опять задаёт вопросы, подталкивает к общению их обоих, но Чонгук берёт всё на себя за что Тэхён ему безмерно благодарен. У него нет сил. Нет желания что-то делать, он хочет домой. Хочет лечь в постель, уткнуться лицом в подушку и почувствовать, как со спины прижимается горячее тело. Чонгук ведь?.. Он последует за ним? Того, что сказал Тэхён, достаточно? Или надо больше? Надо закинуть руки на шею Чонгука и выдохнуть в губы сладко-горькое «Джей»? От такого в горле встаёт ком неуверенности. Они заканчивают со съёмками закадра, прощаются со стаффом. Вместе идут переодеваться и собираться по домам. Чонгук не заводит пространных разговоров и не пытается коснуться. Он просто стоит рядом и смотрит. Своим уже ставшим привычным тёмным взглядом. Джей ждёт. Чонгук ждёт. — Спасибо за помощь, — а Тэхён трусит и сбегает.