Найти новых себя

      Конечно, Телминья всегда понимала, что после расставания с Маркусом ее жизнь изменится, но вовсе не представляла, куда занесут ее обстоятельства. Если бы кто-то увидел дочь адвоката Отавио Вальверде сидящей в баре Росиньи, он не поверил бы своим глазам. Однако Телма не пила и не веселилась, а только поглядывала на дверь, сжимая в ладонях стакан воды. Роберто с несколькими знакомыми отсутствовал уже три часа, разыскивая в притоне и близлежащих домах Маркуса. Телминье было не на шутку страшно за Роберто, к которому она по-своему привыкла. Это была их первая встреча после поездки в Эстасио, ведь Роберто работал над очередным делом и смог выбраться только сегодня. Тем не менее, воспоминания о прошлом ужине с Роберто грели душу Телминьи: он рассказывал много рассказывал о детстве в фавелах, при этом не забывая расспрашивать и ее саму. Просидели в мексиканском кафе они около четырех часов, но время пролетело незаметно, оставив у обоих самые светлые и приятные впечатления.       — Девочка, — окликнула ее хозяйка бара, мать человека, который согласился проводить Роберто дальше в Росинью вместе с еще одним парнем. При каких обстоятельствах Роберто умудрился познакомиться с крепкими татуированными кариока и каков был род их деятельности, Телминья не совсем поняла. Вроде как Роберто некогда выступал адвокатом кого-то из них или их приятеля. Однако парни выглядели довольно угрожающе. — Ты места себе не находишь, вся бледная. Не волнуйся так, ребята знают наши фавелы и не дадут твоего парня в обиду.       — Конечно, я волнуюсь за него, фавелы — не самое безопасное место, но моего парня мы разыскиваем. А Роберто — он просто хороший приятель, коллега моего брата, — Телминья говорила уверенно, не замечая, что врет самой себе. В ее душе начинало зарождаться еле теплящееся чувство влюбленности в Роберто, но Телма гасила его, надеясь все же вернуть Маркуса.       — Ну, знаешь, в городе может быть куда опаснее, чем у нас. А я не знаю, какой он приятель, но смотрел он на тебя точно не как на подругу. Ты ему нравишься, уж поверь моему опыту, — откликнулась женщина, и спустя мгновения в баре появился Роберто с сопровождающими. Он выглядел уставшим и поникшим, но закатанные рукава клетчатой рубашки и сквозившая во взгляде решительность делали его, как сказали бы в фавелах, «крутым парнем». Мысленно восхитившись, Телминья бросилась к нему навстречу с вопрошающим и взволнованным взглядом, но Роберто опередил ее:       — Не нашли, хотя некая девушка сказала, что видела кого-то, похожего на Маркуса. Верить ей бесполезно, она была абсолютно невменяемая, — он заметил, что Телминья оказалась совсем близко и коснулась его запястья, и слегка смутился. Телма осознала это не сразу, однако отдернула руку, как только заметила эту нехарактерную для нее вольность.       — В другие районы мы не сможем попасть, там заправляют более опасные ребята, — добавил один из татуированных кариока и взглянул на Телминью. — Ты можешь надеяться на то, что он вернется, но лучше живи своей жизнью. Такая красивая, и хочешь пожертвовать собой ради наркомана.       «Почему они пытаются вмешаться в мою личную жизнь»? — Телминья мысленно закатила глаза, однако в глубине души согласилась с угрожающим жителем фавел. Телме уже не было так горько от мысли о том, что у нее нет будущего с Маркусом, но намек владелицы бара показался ей неуместным. Роберто старше нее на восемь лет, он состоялся как адвокат, да и девушки, которые нравятся ему, наверняка взрослые, работящие, знающие, чего они хотят в жизни. Не такие, как сама Телминья… Вот странность — она думает о Роберто как о потенциальном парне, и эти мысли не кажутся ей крамольными. А еще у них планы на совместный ужин, и сегодня приглашает Телминья, поэтому нужно просто сосредоточиться на предстоящем мероприятии.       — И правда, здесь потрясающая кухня. Наверно, первое место, где не пережаривают стейки, — нахваливал Роберто, когда они обедали в не самом дорогом, но уютном ресторане в Тижуке. Он находился недалеко от национального парка, названного так же, как район, из его окон открывались умиротворяющие виды на буйную зелень. Ресторан специализировался за блюдах из мяса, но там подавали и национальную еду, десерты и салаты. Компания из шести друзей полюбила этот ресторан еще в позапрошлом году, и Телминья хотела показать его Роберто.       — Если любишь сладкое, попробуй лимонный десерт, нигде в Рио такого вкусного не ела. А когда будешь не на машине, можем попробовать коктейли на кашасе, они тоже великолепны. Рада, что тебе понравилось. А вообще, Роберто, я хотела поблагодарить тебя за помощь, за то, что пожертвовал своим временем ради меня и Маркуса, — Телминья моментально стала серьезной. — Ты подключил знакомых, сам ездил в опасные районы Рио. А еще я чувствую вину из-за того, что впутывала тебя в эту авантюру. Может, тот парень прав в том, что будет разумным забыть Маркуса? Конечно, если он попросит помощи, я буду поддерживать его, как друга, но возобновлять отношения — вряд ли, — сказав это, она внутренне сжалась, все еще сомневаясь, правильно ли поступает.       — И в мыслях не было тебя винить. Я вырос в Видигале, многих моих друзей и знакомых жизнь разбросала по другим фавелам. Например, парень, который сказал, что тебе не следует добиваться Маркуса, — мой школьный приятель, через него и знаком с сыном хозяйки бара. Но об их деятельности ничего не могу рассказать, к сожалению, — честно признался Роберто.       — Я и так поняла, — поежилась Телминья, чувствуя вину перед Роберто. Действительно, она слышала, что фавелы поделены между преступными группировками, и там часто бывают перестрелки и вооруженные драки. И как же эгоистично она поступает, прося Роберто заходить в притоны и другие злачные места! — У тебя не будет неприятностей из-за того, что ты сунулся в притон? Я больше не хочу, чтобы ты ездил туда.       — Уверен, что не будет, нам повезло в этот раз, — усмехнулся Роберто. — Но ты права, нам нужно сосредоточиться на поисках другими способами. Даниэлла вообще прекращает искать Маркуса на неопределенное время, но потом снова обзванивает больницы и морги. А еще у меня есть такая идея. Если кто-то позвонит мне по номеру из ориентировки, я сначала проверю, и только потом съезжу туда. Поверь мне, такие звонки не всегда являются актом бескорыстия.       — Я понимаю, — ответила Телма. — На самом деле, я уже не слишком уверена, что Маркус меня любил. Если бы любил, он бы держался за трезвую жизнь. Но ладно, не будем о грустном. Расскажи еще что-нибудь о себе, — после этих слов непринужденная беседа потекла рекой, пока не наступил вечер. Роберто вызвался довезти Телминью до дома, пусть ему было не по пути, а еще предложил ей в следующий раз погулять по городу и сходить на какой-нибудь живописный пляж. Впервые обнимая его на прощание, Телминья по-прежнему не осознавала в полной мере, что Роберто нравится ей как человек и, возможно, она могла бы влюбиться в него. Однако она приблизилась к этому осознанию, и это понемногу исцеляло ее сердце, раненное Маркусом.

***

      Подъезжая к кафетерию, работники которого могли пролить свет на дело Режининьи, Сесеу размышлял о его безнадежности. За почти двадцать семь лет жизни за спиной подзащитной было почти десять лет наркозависимости, семь приводов в полицию за эпизоды кражи и мелкие хулиганства, скверная репутация и, как апогей, — нападение на человека с ножом без свидетелей. Точнее, так выглядело преступление, если исходить из протоколов следователя Шименеса. Также было получено заключение психотерапевта о вменяемости Режининьи, и у Сесеу теперь не получалось строить линию защиты вокруг ее состояния. Прокурор набрал массу свидетелей, которые в один голос утверждали, что моральный облик Режининьи неоспоримо негативен, а потерпевший, напротив, человек, положительный во всех отношениях. Наконец, Сесеу волновали еще два факта: открытость заседания, провозглашенная судьей, и прокурор, неизвестный никому из старших коллег. Даже Лобату, с которым Сесеу недавно разговаривал по телефону, ни разу не слышал имени Гильерме Абреу. Первое же означало, что на заседании будут присутствовать журналисты и посторонние люди, что также можно было бы обернуть в свою пользу.       Но ведь Сесеу на то и был адвокатом, чтобы провести собственное расследование и заставить судью усомниться в абсолютной виновности Режининьи. Поэтому он собрался посетить кафе в Эстасио, то самое, которое они с Роберто как-то посетили и сочли ужасно грязным и неуютным. Его удивило, что Режининья умудрилась где-то поработать, будучи зависимой. Зайдя на душную кухню и стараясь не дышать от запаха еды и плесени, Сесеу спросил у повара, где можно найти хозяев. Супруги по фамилии Моура оказались в крохотной каморке за кухней, это были муж и жена лет пятидесяти, которые долго и с недоумением рассматривали адвокатское удостоверение.       — Надо же, такой молодой адвокат, — беспардонно хохотнул синьор Моура. — Нет, я занимаюсь деньгами и не интересуюсь, что происходит в кафетерии, — эту фразу он произнес с гордостью.       — Потому что ты старый дурак и бездарь, — сварливо заметила его жена, а после уже спокойно обратилась к Сесеу. — Пойдемте к бару, налью вам кашасы и поговорим, я тут главная, но никак не этот бездельник.       — Спасибо, но кашасы не нужно. Налейте, пожалуйста, воды или лимонада, я за рулем, — Сесеу сел за барную стойку и с облегчением вдохнул более свежий, чем на кухне, воздух. — Расскажите про Режину да Косту подробнее, каким работником она была?       — Да Режининья изредка выходила на работу, чтобы помочь мне помыть посуду на кухне или пол в зале, делала это за еду или небольшие деньги, — завела рассказ синьора Моура. — Выходила либо она, либо Тука, ее подружка. Вы знаете, у меня работает мать Туки, но она часто уходит в запои, вот девочки и заменяли ее. Еще заменяли Глорию, нашу уборщицу, она уже старая. Режининья мне больше нравилась, она работящая, могла помочь донести покупки до дома. Не за «спасибо», конечно, но я сразу поняла, на что ей нужны деньги. Поначалу давала, а потом просто стала кормить ее, не понимаю я наркоманов.       — Вы знали, что обе этих девушки употребляют наркотики? Как вы к этому относились? — уточнил Сесеу. Кажется, свидетельница вполне подходила ему, и нужно было дальше развивать беседу с ней.       — Знала, конечно, но мне было наплевать, — ответила женщина. — В этом квартале очень мало приличных людей, а Режининья, когда трезвая, она очень хорошая девочка. Она чувствовала мою доброту, и лично мне не причиняла зла. Как-то даже заступилась за меня, когда ко мне пристал пьяный посетитель. Ох, как же они всех тут доканывают, вы не представляете!       — А что вы скажете о потерпевшем, синьоре Рауле Сантору? — Сесеу решил расспросить про другую сторону преступления, чтобы выстраивать линию защиты на контрасте. Последняя реплика женщины навела его на мысль о том, что потерпевший — не такой уж идеальный семьянин и не самый положительный человек.       — Ооо, от Раула и его дружков натерпелись многие девушки в нашем кафетерии, — хозяйке заведения явно было, о чем рассказать. — Это он с виду такой правильный: работа, жена, двое детишек. Но стоит ему выпить, как начинает рисоваться перед друзьями, гоготать над всем, что видит, приставать к девушкам. Постоянно рассказывал всем, как ненавидит наркоманов, но Режининье прохода не давал. То выпить заставлял с ними, то хватал ее за руки, за задницу, простите за грубость… Я не видела, что на самом деле произошло, но не удивлюсь, если он приставал к ней, а она защищалась.       — Можете рассказать о дне совершения преступления все, что знаете? — Сесеу чувствовал, что подобрался близко к истине.       — Я не работала тогда, за баром стоял мой заместитель, хороший парень, — продолжила рассказ синьора Моура. — Его сейчас нет на месте, он уехал на свадьбу сестры в Нова-Игуасу. Приходите через четыре дня, он расскажет все, что видел.       — Спасибо, синьора Моура, сейчас заполним необходимые документы и буду ждать вас в суде, — поблагодарил Сесеу, незаметно выключив диктофон. Спустя некоторое время он вышел на улицу, и тут же был пойман за локоть сухой смуглой старушкой, одетой в цветастое платье.       — Синьор адвокат, я донна Глория, уборщица в этом заведении. Я тоже кое-что знаю об этом случае, — обратилась она к Сесеу, дымя крепкой сигарой. — Точнее, не я, а мой внучок, ему десять лет. Один он у меня остался, очень умный мальчик. Гулял вечером и все видел, как это произошло. А этот Раул — скверный человек, он даже мне, старухе, комплименты делал, когда был пьяный. Пойдем, я угощу тебя пирогом, и мой Марселиньо расскажет все.       — Синьора, спасибо за информацию, но, к сожалению, я не могу допрашивать детей без участия психолога, — внутренне Сесеу ликовал от того, что нашелся важный свидетель. — Я обязательно приеду к вам, как только найду психолога. Если ваш внук все видел, он станет самым ценным свидетелем для нас. Помогите мне, пожалуйста, с вашим мальчиком ничего плохого не случится.       — Не доверяю я этим вашим новомодным психологам, но ты мне нравишься, ты похож на моего умершего мужа, — ответила донна Глория. — Поэтому дам показания сама и позволю тебе допросить моего мальчика.

***

      После допроса десятилетнего Марсело и его колоритной бабушки, а также заместителя синьоры Моура, в голове Сесеу начала вырисовываться четкая линия защиты. Он был уверен, что сможет добиться для Режининьи оправдательного приговора и помещения в реабилитационный центр. Однако его беспокоил вопрос о присутствии журналистов на заседании, и Сесеу также хотел чуть улучшить имидж Режининьи в их глазах. Поэтому утро молодого адвоката Вальверде началось с попыток достучаться до одной квартиры, находящейся в старом доме в районе Санта-Тереза. Стуча в обитую рваным дерматином дверь, он мог бы перебудить всех соседей, но, к счастью, в один момент к квартире подошла полная женщина с вьющимися волосами и уставшим взглядом. Настроена она была недружелюбно, но Сесеу все же решил с ней заговорить:       — Синьора Лурдес да Коста, я правильно понимаю?       — Допустим, но кто ты такой? — такой же, как и взгляд, усталый и недоброжелательный тон. — Если кто-то из соседей снизу, я вас не заливала. В последний раз это случилось года два назад. И вообще, я сегодня работала в ночную смену.       — Нет, я Маурисио Вальверде, адвокат вашей дочери Режины, — Сесеу продемонстрировал удостоверение, пытаясь сохранять самообладание, и решил приукрасить, чтобы все-таки перетянуть эту женщину на сторону дочери. — Ее обвиняют в нападении с ножом на человека, но мне удалось выяснить, что это клевета. Судебное заседание будет открытым, и я хотел бы, чтобы вы присутствовали на нем. Вряд ли я могу попросить вас дать свидетельские показания, потому что знаю, что вы не общались с дочерью, но прийти на заседание вам стоит.       — Что, ты серьезно?! — воскликнула Лурдес. — Я буду только рада, если эту бессовестную и неблагодарную девку посадят в тюрьму, может, вправят ей там мозги. Кстати, я слышала, что в тюрьмах жесткие порядки, и там плохо относятся к наркоманам. Я надеюсь, что их там избивают, а то я могу сказать, что мало порола ее в детстве. Подумать только, я буду свидетельствовать в пользу той, от кого отказалась! А ты лучше бы шел работать на завод, чем защищал всякую дрянь.       — Вообще-то я учился на адвоката, и не вам посылать меня на завод. А Режине нужна не тюрьма, а лечение, и я буду настаивать на этом, — твердым и холодным голосом отчеканил Сесеу. Конечно, он ожидал от Лурдес примерно такого поведения, но ему казалось, что ни одна мать не стала бы говорить такое про своего ребенка, каким бы он ни был. «Хотя, — мысленно усмехнулся Сесеу, — не удивлюсь, если и про меня отец думает, что я неблагодарный сын».       — И на слушание я тоже не пойду, натерпелась и от моей так называемой дочери, и от бывшего мужа, и от полиции. Что же подумают соседи, если увидят меня в суде? Скажут, что я бегаю за неблагодарной, как вшивая собачонка. Свое слово я сказала, а теперь уходи, — и, отпихнув Сесеу (откуда только силы взялись?), Лурдес скрылась в квартире, закрывшись на цепочку. Махнув рукой и еле скрывая гримасу досады и отвращения, Сесеу сел в машину и поехал в другой район, где жили отец и брат Режининьи. Там его встретил чуть более приличный дом, и открыли ему сразу.       — Вы кто? — опередил Сесеу худощавый, гладко выбритый мужчина, выглядевший куда более дружелюбно, чем бывшая жена. — Если по вопросу наследства, то проходите, не на лестничной клетке же нам беседовать, — и синьор Эдуардо да Коста затащил Сесеу в тесную прихожую, закрыв за ним дверь. — Хотя вы не похожи на нотариуса, слишком молодой. Наверное, вы стажер?       — Нет, я адвокат по уголовным делам, и уже не просто стажер, — Сесеу протянул отцу Режининьи удостоверение. — Ваша дочь — моя подзащитная, и я хотел бы пригласить вас в суд на открытое слушание.       — Что она натворила? — Эдуардо изменился в лице. — Хотя мне даже неинтересно. Послушайте, что скажу вам: я ушел из семьи, потому что не смог терпеть постоянной ругани жены и дочери. Она мешала спать своему брату Мартину перед школой и била его, опозорила меня перед гостями, когда вывалилась из комнаты, пьяная вусмерть. Вы сейчас попытаетесь оправдать ее, но мой вам совет: не нужно. Пусть посидит в тюрьме, исправится, тогда и поговорим.       — Но я буду настаивать на лечении. Тюрьма не помогает наркоманам, — попробовал привести последний аргумент Сесеу, но синьор да Коста, очевидно, был умнее бывшей жены:       — Лурдес пыталась положить ее в клинику, и она сбежала оттуда. Все, лучше уходите, иначе я вызову полицию. Мой сын, Мартин, готовится к экзамену в университете, — и мужчина выпроводил Сесеу за дверь. Ему ничего не оставалось, как пойти к машине, однако его окликнул юношеский голос.       — Синьор адвокат, подождите! — к нему спешил невысокий парень лет двадцати в спортивных шортах и футболке. Ничуть не запыхавшись, он догнал Сесеу и зачастил. — Вот, возьмите, здесь две тысячи реалов. Я подрабатывал помощником тренера, хотел съездить в США на каникулах, но Режининье эти деньги нужнее. Кстати, а почему вы решились ее защищать?       — Мои друзья были наркоманами, да и я чуть было не втянулся. Поэтому и стал адвокатом, защищающим, в основном, зависимых людей, — честно ответил Сесеу, и тут же ему пришла в голову еще одна мысль. — Ты Мартин, верно? Вижу, ты более здравомыслящий, чем твои родители. Может, хотя бы ты придешь на заседание? Мне кажется, Режининья будет рада видеть тебя.       — Не думаю, — усмехнулся Мартин. — Она меня никогда не любила, ревновала, наверное, родителей ко мне. Знаете, я не пойду на заседание, потому что родители меня не поймут. Но я буду навещать Режининью, неважно, в тюрьме или в реабилитационном центре. Все-таки я благодарен ей, она заботилась обо мне в детстве.       — Спасибо, Мартин, — ответил Сесеу, понимая, что парень сделал и сделает для сестры все, что в его силах. Его ведь тоже, как и Режининью, не приняли родители. Отец, по словам Телминьи, выглядит так, будто избавился от внешнего раздражителя в лице сына, а мать ни разу не звонила и не приходила после того, как всплыла правда о Маркусе. Наверняка боится смотреть в глаза Нанду, которого ее слова о наркоманах могли обидеть (пусть он и говорил, что ничего страшного не произошло). Одна Телминья не отвернулась от Сесеу, точно так же, как Мартин от одинокой, брошенной всеми Режининьи. Сесеу поймал себя на мысли, что скучает по родителям и хочет возобновить общение, вот только не уверен, сможет ли подступиться к ним сам.

***

      — Найдено достаточно свидетелей, получено заключение эксперта о характере нанесенных ран. Пока все складывается в нашу пользу, — докладывал Сесеу, сидя напротив Режининьи в комнате для свиданий. — Я не буду настаивать даже на небольшом тюремном сроке, а сразу буду требовать твоего лечения в реабилитационном центре. Главное, говори правду и стой на том, что признаешь вину. Единственной проблемой остается Тука, хотел привлечь ее в качестве свидетельницы, но она была накачанная и ни на один вопрос не ответила вразумительно.       — Тука глупа, как пробка, она и в трезвом состоянии ничего не соображает, — хрипло усмехнулась Режининья. Она сидела, сгорбившись из-за странных болей в груди, которые, кажется, были одним из последствий длительного приема наркотиков. Хорошо, хотя бы симптомы ломки удалось снять в больнице изолятора с помощью детокс-терапии, иначе было бы совсем паршиво. — А Нанду или Мэл будут нашими свидетелями?       — Мне любые свидетели нужны, необязательно они должны быть интеллектуалами, — парировал Сесеу. — А насчет Нанду и Мэл я пока не знаю, в принципе, мне достаточно доказательств и без их показаний, тем более их могут отозвать, — ответил он и подумал: «Хотя, можно рискнуть и призвать в свидетели хотя бы Мэл, но лучше не стоит. Она — заинтересованное лицо, а на заседании явно будут журналисты. Интересно, почему же судья настаивает на открытом процессе»?       — Мэл приходила недавно и согласилась помочь мне деньгами на реабилитацию, говорила что-то про заглаживание вины, — произнесла Режининья. — Она такой светлый человек, жалко, что не пыталась искать меня раньше. Возможно, не было бы этого преступления.       — Ты ошибаешься, Мэл искала тебя вместе с Нанду, пусть и безуспешно, — проговорил Сесеу. — Режининья, а ты вообще хотела бы пройти реабилитацию? — Сесеу спросил об этом не зря. Он помнил побег Режининьи из клиники, а еще не видел в ее глазах того огня, который был у Нанду во время его лечения.       — Хочу, конечно, — не слишком уверенно и с тем самым потухшим взглядом ответила Режининья и вдруг спросила. — Сесеу, скажи, почему ты решил защищать меня? Ну, села бы я в тюрьму или сгинула бы на улице, от меня было бы меньше проблем. Ты решил это сделать из-за Нанду?       — Н-нет, у нас в офисе многие специализируются на защите наркоманов, а я еще не брал такие дела. Хочу попробовать, это мое первое важное дело, кроме того, я вижу во многих из вас жертвы обстоятельств. Как в Нанду, например: у него были проблемы дома, поэтому он и обратился к наркотикам, — Сесеу был не слишком уверен в том, что отношения с Нанду никак не повлияли на его решение. Режининья застала его врасплох. В глубине души Сесеу все также продолжал бояться срыва Нанду, а помещение Режининьи в клинику могло бы стать для Нанду стимулом не возвращаться больше к наркотикам. Не зря же Нанду так боялся встреч с бывшей девушкой, как будто она оставалась для него якорем, который тянул его на дно зависимости.       — Я понимаю, почему ты так влюблен в него. Нанду умеет быть обаятельным, с ним есть, о чем поговорить. Иногда мне кажется, что я тоже до сих пор влюблена в него, — протянула Режининья и, увидев, как вытянулось лицо Сесеу, поспешила успокоить его. — Не бойся, Нанду, прошедшему лечение, вряд ли нужна законченная наркоманка. Вот только не обольщайся насчет Нанду, он не идеал, как ты уже себе придумал. В моих глазах он остался довольно слабым и даже трусливым человеком. Ты думаешь, он хотел завязать самостоятельно? Да мы с Мэл чаще говорили об этом, а Нанду только отмахивался. И идея взять пистолет у наркоторговцев тоже принадлежала ему, хотя я сомневалась. Только попавшись полиции, Нанду решил лечиться, до последнего дня он говорил, что будет употреблять. Испугался, очевидно, что в тюрьме ему будет несладко. А, еще вспомнила. Во время облавы на притон мы бежали, и Нанду умудрился подкинуть порошок парню, с которым подрался накануне, и именно этот парень попался полиции и, вроде, до сих пор сидит. Как он это сделал, непонятно… Ой, что-то мы заболтались, меня сейчас заберут, — Режининья указала на дверь, в которую уже входили тюремные охранники. — Значит, придешь через неделю или две? Ну, счастливо! — в ответ Сесеу только кивнул, окончательно раздавленный свалившимися на него откровениями подзащитной.       Конечно, Режининья не желала ему зла, но выбила из равновесия так, что снова зародила в душе Сесеу сомнения насчет выздоровления Нанду. Да, все-таки он плохо знал Нанду, который почти шесть лет назад предложил ему покурить травку, сказав, что «это хорошая дурь, попробуй». Тогдашнему Сесеу это казалось очередным развлечением, но для Нанду стало образом жизни и что-то надломило в нем, сделало слабым и ничтожным человеком. Или он всегда был таким и может запросто вернуться на зыбучую белую дорожку?

***

      — Алло, да, — недовольным тоном ответил Нанду на внезапный звонок Сесеу. В последнее время у Нанду снова начались проблемы с концентрацией, и ему не хотелось потерять важную мысль из-за очередного подозрения Сесеу. — Я у одногруппницы, готовимся к докладу с ней и еще несколькими ребятами. Скоро приду, я же говорил, чтобы ты не звонил мне, у нас сложная тема. Сесеу, хватит, ты обещал, что не будешь меня контролировать, и все равно продолжаешь. Как я могу тебе доверять, если ты не держишь обещания? Все, я не могу разговаривать, до вечера!       — Нанду, твой парень слишком контролирует тебя, — сразу же начал Луис, стоило Нанду закончить разговор. Они вдвоем сидели в комнате Луиса и действительно готовились к докладу. Еще две девушки из их небольшой группы в это время находились в библиотеке, поэтому в словах Нанду была доля правды. — Ты врешь ему, это уже ненормально. Я встречался с таким же ревнивым человеком и понял, что никогда не буду никого контролировать. Ты только учишься и работаешь целыми днями, даже не ходишь по вечеринкам, ты точно не заслуживаешь такого отношения, — воспользовавшись моментом, Луис коснулся запястья Нанду, на что тот дернулся и поморщился. Луис незамедлительно убрал руку, поняв, что давить пока не следует.       — Не совсем, у меня есть друзья, — отмахнулся Нанду, хотя в глубине души понимал, что Луис прав. После разговора с Режининьей Сесеу начал контролировать его с удвоенной силой: спрашивал, куда идет Нанду и с кем будет, постоянно звонил, иногда даже во время занятий, нелестно отзывался о Луисе и в открытую говорил о своей ревности. Нанду списывал эти изменения на тревогу Сесеу из-за дела Режининьи, которое оказалось слишком сложным, ему казалось, что после суда в их отношениях вновь воцарится идиллия. С другой стороны, у Сесеу были сложные дела, и во время работы над ними он, наоборот, тянулся к любимому и уж точно не вел себя как ревнивый тиран. — Да, наверное, я согласен с тобой, мне неприятно все, что происходит в наших отношениях. Я начинаю уставать от Сесеу, хоть и люблю его. Он столько сделал для меня за те годы, что мы вместе…        — Нанду, тебе надо развеяться, сходить с нами в бар или на пляж, — предложил Луис и расслабленно потянулся, улыбаясь Нанду. — Кстати, я бы сейчас выпил и посмотрел фильм, мы так хорошо сидим. Давай, позже успеем подготовиться к докладу.       — Попроси для меня лимонада, пожалуйста, я не употребляю алкоголь, — согласился Нанду. Все равно он уже потерял нить размышлений, а еще обаятельная улыбка Луиса и его ненавязчивый совет все-таки сделали свое дело. Однако Нанду быстро осознал, что хочет выпить, слишком велико было внутреннее напряжение от происходящего. Как в тот день, когда Сесеу признался родителям в ориентации, но сейчас тяга стала еще сильнее. Пожалуй, от одного глотка ничего не случится, это же не марихуана. — Хотя, нет, можно мне виски, буквально один глоток? И льда положи туда, пожалуйста.              — Мне интересно, почему ты не пьешь? — спросил Луис, вернувшийся в комнату с подносом, на котором стояли два стакана виски (в одном и правда было совсем немного крепкой янтарной жидкости, а в другом — чуть больше) и нарезанный дольками апельсин. — Виски хороший, попробуй.       — Извини, не хочу это обсуждать, давай и правда отдохнем, — решительно ушел от ответа Нанду, беря стакан и отпивая немного. Луис кивнул и начал искать фильм среди DVD-дисков, а Нанду не особо вслушивался в его болтовню, ощутив, как по пищеводу прокатился холодный и одновременно обжигающий напиток. Терпкая сладость, спиртовая горечь и легкие оттенки карамели и пряностей раскрылись в удивительном сочетании, и Нанду сделал еще глоток, прикрыв глаза и чувствуя, как проблемы уходят на второй план. Нет, это точно не срыв, больше он не будет пить…