heiress

      Алексия чувствовала себя встревоженной. Она не могла отделаться от панической мысли преследования каждый раз, пока бродила по коридорам замка. В каждой кудрявой макушке, в каждом пучке густых волос девушка видела свою старшую кузину. Чаша была украдена, а значит, вскоре и легкомысленный Малфой задумается о том, где находился Дневник. Алексия боялась, что встреча с Беллатрисой принесёт вред не только ей самой, но и всем тем, кого она самолично пообещала защищать. Спустя всего лишь месяц, какие-то тридцать дней учёбы она превратилась в сплошной сгусток нервов, замкнутый и боязливый. Ей не удавалось пробыть на публике дольше, чем пять минут. Общение с Марлин казалось пыткой, потому что любопытная подруга старалась узнать, что происходило в голове младшей. Улыбки Сириуса и Джеймса приносили настоящую боль — казалось, словно кто-то воткнул в сердце кинжал и с маниакальным удовольствием крутил его в разные стороны. Редкий и тихий смех Римуса ощущался миллиардом иголок, вонзающихся в тело. Встречи с Регулусом тянули в воспоминания, переносящие её в дом Лестрейнджев. Алексия всё чаще запиралась в своей спальне, закрывалась балдахином кровати и просто сидела, уставившись в одну точку.       Её день рождения прошёл как в тумане. Утром родители прислали ей очередную проклятую безделушку, направленную на защиту от тёмных существ и магглов, к обеду девушка получила письма от нескольких дальних родственников, которые поздравляли её с совершеннолетием. Ближе к вечеру, когда ученики разошлись по своим гостиным в поисках отдыха, Алексия попросила Добби попытаться создать хоть что-то отдалённо напоминающее объекты, украденные ею. Домовик около недели выискивал мастеров, которые могли бы принять столь подозрительный заказ, и не по собственной воле вытряс все накопления девушки. Она знала, что если Малфой не заподозрит подмены, то Беллатрису будет слишком сложно в этом обмануть. Но, держа в руках ненастоящую Чашу и искусно подделанную копию Дневника, Алексия не могла отличить вещи от оригинала, поэтому надеялась, что пропажа не обнаружится чересчур близко. В подделках не было даже намёка на ту густую, древнюю магию, как в случае с настоящими крестражами. И любой, хотя бы немного смыслящий в этом волшебник, без сомнений указал бы на это. Попросив Добби отправиться в места, где Алексия нашла оба крестража, девушка закуталась в тёплую одежду и прошмыгнула на Астрономическую башню.       Сентябрьская ночь спустилась на Хогвартс, мягкая и бархатная, как старая кожаная куртка. Воздух, ещё немного тёплый от уходящего лета, начал понемногу остывать, пропитанный запахом влажной земли и палой листвы. На небе, усеянном блестящими звёздами, плыли лёгкие, пушистые облака, похожие на хлопья ваты. Луна, полная и круглая, как серебряный диск, освещала мостовые и крыши домов, придавая всему тайную, загадочную красоту. В тишине слышались только шёпот ветра, шум листьев, падающих с деревьев, и далёкий гул, теряющийся в ночном воздухе. В лесу дышали осенние ароматы, смесь сосновой смолы, влажной земли и гниющих яблок. На ветках деревьев поблёскивали последние, не успевшие опасть, листья — красные, жёлтые, оранжевые, как яркие краски, рассыпанные по чёрному холсту ночи. Астрономическая башня Хогвартса вздымалась над всем замком, словно величественный исполин, охраняющий тайны звёздного неба. Её массивные каменные стены, словно вытесанные из твёрдого гранита, уходили ввысь, теряясь в туманных облаках. Высокие, узкие окна, обрамленные резными камнями, напоминали глаза, устремлённые в бездонную звёздную пустоту.       Мёрзлый воздух наступившей ночи неприятно взбирался по оголённым участкам кожи и залезал под одежду. По спине раз за разом пробегали неприятные мурашки, но возвращаться в тёплое помещение Гриффиндорской башни казалось преступлением. Холод отрезвлял и создавал лживое чувство спокойствия, некого умиротворения. Кончики пальцев кололо от морозного ветра, он путался в наспех собранных волосах и выбивал из пучка на макушке волнистые локоны, чтобы обрамить ими измученное лицо. Алексия не знала точно, но ей казалось, что она достаточно сильно похудела за прошедший месяц. Некоторые элементы её одежды свисали, словно бесформенный мешок, а штаны Регулуса были слишком велики, чтобы носить их на повседневной основе. Пришлось перейти на постоянно душащие её юбки, но даже они теперь не казались такими уж узкими, как обычно. Возможно, это был специально продуманный план Вальбурги: покупать одежду дочери на несколько размеров меньше, чтобы привести к тому идеалу, который от неё требовался. С каждым днём задумываться об этом становилось всё сложнее, больнее.       Алексия крупно вздрогнула, когда почувствовала, как на плечи опустилось что-то довольно тяжёлое. Мягкая ткань небольшого пледа пощекотала её щеку, когда девушка обернулась и встретилась с сонным взглядом Марлин. Подруга мерзляво передёрнула плечами и обняла себя руками, прежде чем отвернуться и сладостно зевнуть.       — Как ты узнала, где я? — тихо, будто боялась разбудить существ в Запретном лесу, прошептала Алексия.       — Проследила, конечно. — Марлин потянулась и размяла шею. — Холодрыга-то какая… Чего тебя постоянно тянет на улицу?       Вопрос показался риторическим и не требующим ответа. Алексия отвернулась и шмыгнула носом, прежде чем немного отодвинуть плед, под который мгновенно нырнула Марлин. Чужое тело неплохо согревало, но всё-таки в своей постели или даже возле камина в гостиной было куда теплее. Однако возвращаться не хотелось от слова «совсем». Она всё равно не сможет уснуть и проворочается в кровати до самого рассвета, путаясь в собственных догадках на ту или иную тему. Алексия станет топить себя в невысказанных переживаниях, углубляться во всё то, что так старательно избегала.       Мысли крутились в голове, словно на забавной карусели, и не давали покоя. Выходка на дне рождения Беллатрисы сработала только потому, что Вальбурга вовремя вступила в диалог и не смогла пройти через блокировку в попытке прочитать мысли. Алексия совершенно не имела понятия, как станет оправдываться перед кузиной в следующий раз, но точно знала, что этот день когда-нибудь настанет. Люциус был идиотом — самовлюблённым и богатым гадёнышем, который просто заискивал перед Волан-де-Мортом. Беллатриса же являлась одной из самой преданных его фанаток, защитница и воительница, которая убьёт любого, кто просто косо посмотрел бы на Повелителя. Играть в догонялки не получится слишком долго, а затея пряток и вовсе была пагубной.       Алексия не могла перестать думать о матери, какими бы мучительными не казались эти мысли. Воспоминания Вальбурги словно перевернули весь мир вверх дном и заставили посмотреть на женщину под другим углом. Вальбурга могла быть заботливой и нежной матерью — она была ей на протяжении нескольких лет. Алексии просто было интересно, когда же произошёл этот решающий момент, кардинально изменивший поведение женщины. Она помнила, как Вальбурга придиралась к ней из-за лишней складки на юбках и платьях, как туго и больно завязывала волосы, чтобы ни одна прядка не выпала из причёски. Как ругала Сириуса за неподобающее наследнику поведение. Как жестоко наказывала Регулуса за слёзы, ведь они — показатель слабости. Все счастливые моменты, связанные с матерью, будто просто растворились под натиском всех тех ужасов, которые вытворяла Вальбурга. Но она могла быть ласковой и любящей: Алексия видела собственными глазами.       Плечо, прижатое к Алексии, слегка поднялось, когда Марлин сделала глубокий вдох. С её губ сорвалось небольшое облако пара, растворившееся в воздухе. Её светлые глаза казались невероятно чёрными в темноте наступившей ночи. Алексия совсем не хотела встречаться взглядами с подругой, потому что понимала, что тогда вся правда могла легко вылиться наружу. За все эти месяцы общения Марлин стала ей слишком дорога. Алексия доверяла ей так же, как доверилась бы Джеймсу. Может быть, даже больше. Именно поэтому один лишь взгляд Марлин мог заставить её говорить вещи, которые хотелось прятать глубоко в сознании так, чтобы никто не мог до них добраться.       Алексия прекрасно понимала, что своим поведением заставляла многих волноваться. Наверняка каждый из её знакомых связывал резкую смену в настроении предстоящей помолвкой, но, если честно, это уже не так сильно её волновало. Всё уже было решено. На каникулах её ждал маленький коттедж в небольшом лесу, далеко от маггловской цивилизации. Гриммо станет ни больше, чем просто место, где можно будет встретиться с Регулусом. И, наверное, если всем было легче связывать переживания Алексии именно с этим странным опытом ещё не состоявшегося замужества, пусть так и будет. Объяснить свои тревоги насчёт Эвана Розье куда легче, чем вдаваться в подробности об украденных крестражах, делиться мыслями о своих попытках уничтожить их.       — Иногда, — задумчиво проговорила Марлин, — мне очень сложно тебя понять.       Алексия неопределённо хмыкнула. Иногда ей тоже очень сложно себя понять. Она ненавидела Вальбургу за то, насколько жестокой матерью та была. Но один лишь взгляд на чужие воспоминания вынуждали проникнуться чем-то тёплым к женщине. Её раздражала вычурность и правильность Регулуса, но Алексия была готова отдать жизнь за него, стоило только брату стать чуть мягче по отношению к ней. Алексия так сильно злилась на Сириуса за то, что он сбежал и оставил своих младших на Гриммо, не смог вовремя закрыть рот и прислушаться к сумасшествию родителей, однако девушка умерла бы за него, если к тому привели обстоятельства. Ей было так страшно вступать на эту тёмную дорогу, ведущую в неизвестность, но Алексия выкрала уже два крестража и была намерена уничтожить их, чтобы позже убить Волан-де-Морта. Одна лишь мысль о замужестве на протяжении долгих лет казалась чем-то тошнотворным и ужасным, но вот начался октябрь, и Алексия послушно склонила голову и шла прямиком к алтарю.       — Ты только открываешься, а потом, в какой-то момент как будто вспоминаешь о том, какой тебя учили быть, и мне так трудно достучаться до тебя.       — Может, — тихо сказала Алексия и несмело взглянула на встревоженную подругу, — в таком случае нам стоит прекратить всё это?       Марлин молчала достаточно долгое время, обдумывая чужие слова. Это было бы безопаснее для неё, для её семьи. Она была магглорождённой, и это подвергало всех Маккиннонов опасности. Алексия могла лишь догадываться, что ждало девушку после окончания школы. Марлин не станет сидеть на месте и ждать, пока угнетатели успокоятся. До своего последнего вздоха девушка будет сражаться наравне с любым другим волшебником.       — Ты шутишь, — удивлённо вздохнула девушка, и Алексия неохотно качнула головой. — Что с тобой?       — Я…       Она запнулась, чувствуя отчётливый ком в горле. Да, наверное, так будет правильно. Просто соврать, просто сделать всё возможное, чтобы оставить человека позади. Забыть про него, заставить забыть про себя. Алексия делала это так часто — притворялась. Так что же могло остановить её в этот раз?       — Я должна буду прекратить общение с любым, кто не рождён в чистокровной семье.       — Это что, что-то вроде условий брака?       Марлин возмущённо нахмурилась и от скрываемой злобы сжала ткань пледа. Алексия прикусила губу и серьёзно кивнула, зная, что врала.       — Бредятина, — проговорила подруга и качнула головой. — Это всё чушь, Лекс, как?.. Что значит?.. И ты ничего не сможешь с этим сделать?       — Я приму метку.       — Что?! — Марлин внезапно вскочила со ступеней Башни, и Алексия тоже неохотно поднялась с места. — Ты примешь метку? Какого чёрта?       — Они заставят…       — Никто — слышишь? — никто не может заставить человека присоединиться к осознанному геноциду! Не оправдывай своё решение чужими поступками.       — Марлс, ты не понимаешь…       — Да, не понимаю! Ты постоянно так злилась, стоило только кому-нибудь напомнить о Волан-де-Морте, а теперь сама хочешь служить ему? Что за бред? Ты под Империусом, что ли?       — Этого требует моя семья.       Слова жгли горло. Это всё ложь. Её лишь однажды заставили задуматься о верности Волан-де-Морту, и это было так давно.       — Они не семья тебе! — оскорблённо взревела Марлин.       — Это мой долг.       — Это был долг Сириуса! И он сбежал!       — Он трус.       Марлин удивлённо вздохнула. Она казалась такой крошечной и уставшей под натиском слов подруги, что Алексии внезапно захотелось отмотать время вспять.       — Так вот, — в её голосе слышалось разочарование, — что для тебя героизм? Предать свои принципы и жить по чужой указке? Ты правда готова убивать людей, лишь бы угодить матери? Скажи мне правду!       Алексия до боли прикусила щёку изнутри. Она стянула с себя чужой плед, сняла одолженный кардиган и всучила вещи в руки их настоящей обладательницы. Холодный ветер мгновенно пробрался под тонкую блузу. Включая всё своё актёрское мастерство, девушка слегка приподняла подбородок и высокомерно посмотрела на Марлин. Желудок скрутило от слов, которые она собиралась сказать. Алексия знала, что это был единственный способ отстранить от себя людей, которые были ей слишком дороги. Это был единственный верный способ сохранить их жизни. Алексия нацепила на лицо маску презрения, прежде чем сказать.       — Так ты хочешь знать правду? — Её голос был таким же противным и холодным, как тон матери. Марлин напротив тяжело и часто дышала. — Мы чахнем и становимся магглами, потому что скрестились с ними и позволили сквибам жить среди нас. Если мы не остановим это бедствие, в конце концов наши палочки сломаются, и наша магия умрёт.       — Твоя мать промыла тебе мозги, — шёпотом произнесла Марлин и прикрыла рот ладонью.       На лице девушки, словно на чистом холсте, разливалась краска страдания. Её глаза, раньше сияющие как звёзды, теперь были тусклыми, затуманенными слезами. Ресницы, словно бархатные занавески, опустились, скрывая их от мира. Брови, тонкие и изящные, были сдвинуты к центру лба, создавая глубокую морщинку, словно печаль уже оставила на ней свой отпечаток. Губы, раньше весёлые и жизнерадостные, теперь были опущены вниз, с лёгким дрожанием, как будто держали в себе невысказанные слова боли. Кожа её лица стала бледнее, прозрачнее, словно её нежность угасла под тяжестью страдания. Марлин словно потускнела, словно вся её яркость и радость исчезли вместе с ушедшей надеждой. Но в её взгляде ещё теплилась искра, словно глубоко внутри души ещё горел огонь любви и веры.       — Тёмный Лорд не желает зла чистокровным волшебникам. Он хочет очистить мир от тех, кто оскверняет наше происхождение, нашу историю.       — Нет, — дрожащим голосом прошептала девушка напротив и закачала головой. Она опустила руку, продолжая отрицать всё. — Ты не можешь такое говорить. Ты бы никогда такого не сказала.       — Его главная цель — защитить всех нас от грядущей участи, — твёрдо проговорила Алексия, — от гибели всех настоящих магов и ликованию… Грязнокровок.       Марлин истерически расхохоталась, хотя в её глазах стояли слёзы. Алексия видела, как девушка пыталась отрицать всё сказанное, просто сделать вид, что ничего не произошло. Её удивление сменялось отчаянием, а затем переросло в настоящую ненависть. Это было так легко заметить: глаза никогда не врали. Ещё мгновение назад Марлин выглядела так, будто готова защитить Алексию от всех невзгод. Сейчас, вероятно, её главной задачей было защитить себя от той чуши, что мела девушка. Подруга снова замотала головой в разные стороны и зарылась тонкими пальцами в распущенные локоны блондинистых волос. Плед и кардиган упали на грязный пол между ними. Её глаза что-то панически выискивали в нетронутом чужими метаниями лице Алексии. Но, спустя очень долгое время, Марлин сдалась. Алексия наблюдала, как опустились её дрожащие руки, как на лице появилось что-то воинственное и жестокое.       — Ты предательница, — прошептала Марлин, и слова казались мощной пощёчиной.       — Нет, — прохрипела Алексия. — Это твои предки осквернили кровь атлантов.       Марлин резкими движениями схватила упавшие вещи и агрессивно затопала в сторону коридоров замка. Стоило только громким шагам за спиной окончательно замолкнуть, Алексия рухнула на колени и прижала ледяные ладони к груди. Она не могла дышать. Лёгкие отказывались функционировать. Казалось, словно вся кровь покинула её тело и больше не циркулировала по организму. Она собственноручно угробила всё то, что так желала на протяжении долгих лет. Алексия осознанно отказалась от единственного настоящего друга, который был привязан к ней в первую очередь не потому, что был знаком с Сириусом. В горле образовался неприятный ком, и её стошнило.