Сказка о жаровом змее

И так и сяк извивалась девица, а горла из рук Владомира не сумела вырвать, только кожу ему изодрала и спустя некоторое время обмякла в его руках. Владомир отпустил её. Бездыханное тело упало наземь, но заклинатель не отошёл, а с силой наступил ей на солнечное сплетение. – Ай-ай-ай-ай-ай! – мигом очнувшись, взвизгнула девица под его сапогом и затрепыхалась, но Владомир держал ногу крепко, а сам присел, наклонился да схватил её за руки, чтоб ещё и штанины ему не порвала своими когтями. – Разве гоже доброму молодцу так с красной девицей обращаться? – пропела она, пойманная, с самым несчастным видом заглядывая Владомиру в глаза. – Говори, видела ты здесь молодого мужчину чуть старше меня? – сухо перешёл Владомир сразу к делу. – Одет он, скорее всего, просто, а собою красив, высок, вершков десять росту*. Волосы русые, глаза серые, на щеках и носу немного веснушек. *напоминаю арифметику измерения роста славянских народов до введения метрической системы: рост = 2 аршина (они при назывании роста опускаются, но подразумеваются) + Х вершков. Здесь 2*72см + 10*4,5см = 144см + 45см = 189см (конечно, не забываем, что аршины и вершки вещи относительные и точного перевода в см не имеют). – Ах, а отпустишь меня, если скажу? – всё ещё пыталась заигрывать с ним девица. Вместо ответа Владомир перехватил оба её запястья в левую руку, а правой вытащил меч. – Ах, всё тебе скажу, добрый молодец! – спохватилась наконец девица. – Не убивай! Не я видела – сестрицы мои видели! Своими ушами слышала! Высок, собою хорош, волосами рус, золотист, а на лице веснушки – так говорили они. А ещё клык! Клык у него один чуть вперёд смотрит! Говорили сестрицы, люб он им показался! Честно-пречестно! Могу провести тебя к ним! Всё-всё у них выведаешь! Ну что, уговорились? Провести тебя к ним? Владомир оглянулся. Из-за кустов да безлистых деревьев тут и там выглядывали любопытные лица и посмеивались в ладошки, тут же прячась, стоило Владомиру коснуться их взглядом. Владомир снова посмотрел на широко распахнутые глаза девицы под собой. Озорные искорки неприкрыто плясали в них. Она всё ещё шутки с ним шутила! Тогда он сказал, поднося меч к её горлу: – Значит, ты мне не пригодишься. Стоило холодному булату коснуться девичьей шеи, как искорки погасли и она заговорила серьёзнее. – Ах, всё, каюсь! Я сама его видала! Я сама его давеча как тебя за руки хватала! Лесьяром его зовут! Теперь-то веришь мне? При упоминании имени Лесьяра сердце Владомира кипятком обожгло; оно рьяно застучало о грудную клетку, будто пыталось протаранить себе оттуда выход. Захотелось за него схватиться, чтоб угомонить, да руки-то были заняты… Владомир нахмурил брови. – Что он хотел от вас? – Отпустишь меня, если скажу? Не думая и не медля, Владомир рассёк ей кожу, но вместо крови полилось нечто прозрачное – вода. Тем не менее богатырский меч и пара слов заклятия быстро отправят русалку в мир иной, и она как существо разумное об этом прекрасно знала. – Что он хотел от вас? – снова повторил заклинатель, прожигая русалку взглядом. – Рубаху! Рубаху он хотел! – уже в страхе залепетала она, вжимаясь в землю. – Ту, которая утопшему в бане купцу принадлежала! Знаешь же, для чего она ему понадобилась? – Рубаху? – Владомир задумался на миг. Он понимал, к чему она клонила. Невольные утопленники спустя некоторое достаточно короткое время становятся русалками или упырями. Однако если взять рубаху покойника и пустить по воде, она покажет место утопления. Если успеть достать тело (которое, правда, могло уже унести прочь с места утопления) и похоронить, то душа и тело упокоятся с миром. А если не успеть, то рубаха-то место покажет, но в водоёме на одну русалку или упыря станет больше… – А дальше что? – Хочешь знать, дали ли мы ему её? – снова заиграла глазами девица. Меч Владомира сильнее вжался в русалочью шею. – Да дали мы ему рубаху! – взвизгнула она. – Дали!.. – Вот просто так дали? За красивые глаза? Вы-то? Не верю! – зашипел Владомир. – Ах, так мы его должницы! Веришь ли? – Что?.. – Он тут не впервой. Десять лет назад это было. Мы увидали его тогда первый раз. Когда купец с баней утонул, Лесьярушка был здесь среди прочих заклинателей, которые так же, как сегодня, приехали в надежде найти мёртвую воду. Тогда тоже все искатели собрались и ждали баню у самого берега Пеструхи: ждали-дожидались, да так и не дождались. Правда десять лет назад вещи купца были все здесь, а оттого заклинатели только тем и занимались, что его рубахи по реке пускали, да только всех их на берег течением выносило, как бы далеко в реку рубахи ни закидывали. А Лесьярушка всё один-одинёшенек ходил по Порошним горкам, скромный, грустный, как дитя без матери, да красивый такой, румяный, кудрявый. Ни с кем из заклинателей разговоров не заводил, только с местными иногда. Все девки на него оборачивались, тайком глазеть ходили, а кто и не тайком мимо с коромыслом проходил: авось водицы попросит напиться. А мы чем хуже? Русальная неделя* была, уже тепло, и мы вышли к людям для веселья да потехи. Он, завидев нас среди людей, подошёл, но не прогнал, а наоборот был вежлив к нам несмотря на то, что сразу разглядел в нас нежить. Попросил провести его на нашу сторону, а взамен исполнил нашу просьбу. *русальная неделя – неделя после Троицы (да-да, именно Святой Троицы, которая является христианским праздником, но как и любая насильно пришедшая на замену старой религия христианство на Руси впитало в себя огромное количество языческих праздников, обрядов и верований, облагородив их на свой христианский лад (естественно, христианство это всеми силами отрицает)). Троицу отмечают на 50-й день после Пасхи, то бишь примерно в июне. Считается, что в эту неделю русалки, прочая нежить и духи предков выходят к людям. – Какую просьбу? – Не выгонять нас. Мы хотели всего-то повеселиться, поводить хороводы, поплясать. И он по доброте своей позволил, а мы за то провести-то к себе его провели, да обманули и не дали сунуться в появившийся от бани омут. – Омут? – Да, омут, куда купец с баней сплыл. Ах, ради того, чтоб Лесьярушка туда не сунулся, мы почти его соблазнили в тот вечер! – вокруг все дружно захихикали. – После заката он явился к нам на перекрёсток и очень попросил показать ему, где искать мёртвую воду, ну и купца заодно с баней, чтоб людям в округе спалось крепче. А мы соврали, что ведать не ведаем, знать не знаем! Тогда он в воду сам полез. Знаешь, что мы тогда сделали, чтобы остановить его, когда он уже по пояс в реку зашёл? – снова со всех сторон раздалось хихиканье, и особенно хихикала рассказчица, глядя снизу вверх на лицо Владомира и облизывая губы. – Ах, он тогда таким наивным был! Так легко оказалось обвести его вокруг пальца! Смутившись, бедный, сбился с толку и до омута не доплыл. По берегу шёл, остерегаясь нас, да мы его с наших угодий так и вытурили. Стоял он тогда у омута по ту сторону, а оттого и не увидал его. С пустыми руками домой воротился! Владомир задумался. Значит, вот почему ни Лесьяр десять лет назад омута не нашёл, ни Владомир давеча от воды ничего не почувствовал: надо было заходить к реке с «другой» стороны, и для этого эту сторону мало того, что надо было найти, так ещё и с русалками сладить, будь они неладны! Конечно, вряд ли среди всех прочих за десять лет перебывавших здесь заклинателей лишь Лесьяр да Владомир оказались единственными такими умными и догадались прочесать перекрёстки. Порошняя горка давно прочёсана вдоль и поперёк. Но у Владомира было преимущество. Не с пустыми руками сюда пришёл! У него была карта… дальний перекрёсток, которого на самом деле не было, был на его карте, и поперечная дорога вела на кладбище… которого тоже на самом деле не было. Вот почему за десять лет сюда никто ни разу не попал. Но у Владомира вдруг появилась надежда. А вдруг?.. – А в этот раз отчего не стали его дурить? Или снова одурили? – надежда едва ли не проскользнула в голосе Владомира. – Как ж его теперь обманешь! Язык не повернётся… – как-то грустно отвечала Владомиру русалка. – Мы отдали ему рубаху, а он кинул её в реку и пошёл за ней. – Давно ли это было? – Уж с неделю он в омуте. Неужто не чувствуешь? Мы больше в Пеструху ни ногой! – Оттого и колодцы пересохли, – вслух рассудил Владомир. Получалось, спустя десять лет Лесьяр наконец разворошил некий омут, который появился здесь в день смерти купца и сам по себе ни живых людей, ни русалок не тревожил. Но зачем десять лет назад Лесьяру понадобилась мёртвая вода?.. – Он до сих пор не выныривал? – Нет. – А где остановилась рубаха? – Не знаем. – Врёшь! – Правда не знаем! Только знаем, что где-то в омуте. Дак он ж большой, а нынче, разворошённый, и того больше стал! Почти вся Пеструха стала омутом. Отчего ж ты нам не веришь? «Оттого, что от воды до сих пор ничего не чувствую,» – подумал про себя Владомир, но вслух говорить не стал. – Вы за ним не стали следить? – Ах, зачем? Пусть мы тут живём, да кто ж в самый омут суётся? Хоть мы и мертвы, но участи утопнуть в омуте не ищем! И без того нынче нигде нам житья нет! Охота стала вам, людям, ловить нас да измываться! – Что? – не понял Владомир. – Измываться? – А то! Поговаривают, ловят и увозят, как зверьё! Нынче иные люди пострашнее Змеев будут! Неужто и ты один из них? – Типун тебе на язык! Пусть твои сестрицы укажут мне, где рубаха – и будешь свободна. – Не могу! Не пойдём мы её ради тебя искать! – С чего вдруг? Вам рубаха на воде сулит одни неприятности! Рубаха-то не вашего мира вещь – её всем видно! А коли по воде рубаха плавать будет, так заклинатели-то быстро вас обнаружат. И тогда не только омут всплывёт на поверхность, но и вас разыщут и прочь отсюда погонят, а то и изведут вовсе. – Ах, лучше так, чем соваться в омут! Да и за неделю ни слышно, ни видно, чтоб её кто обнаружил. Вот сам иди ищи, раз тебе надобно! – Ну уж нет! – не дал из себя сделать дурака Владомир. – Я этих мест не знаток: вовек, может, и не сыщу её! Давай мне другую рубаху! Не один же раз этого купца искали – значит, и рубах его у вас должно было сохраниться много! – Ах, много ли купцов здесь перемерло! Мы рубахи не подписываем! – Дайте мне рубаху купца! – повторил Владомир с напором. – Рубаху купца? Ладно, бери! Русалка оторвала свой игривый взгляд от лица Владомира и подмигнула своим сестрицам-подружкам. Те зашептались, захихикали, зашевелились, заходили хороводами вокруг Владомира, нависшего над их сестрой, а потом одна из них подошла к нему да протянула рубаху. Он быстро её хватил, а русалка под ним – юрк! – и выскользнула, и побежала за подружками, хохоча. Владомир выпрямился, убрал меч в ножны. Сжав рубаху в кулаке, быстрым шагом он двинулся к реке, но вдруг остановился и резко вытянул руку в сторону, останавливая нечто, что с размаху вылетело на него из-за дерева. – Ах ты! – раздалось из-за чёрного ствола. – Так и знала, что ты с ними заодно! Голос показался Владомиру знакомым. – Зо… золовушка? – предположил он, в удивлении вскинув брови и всматриваясь в сгустившихся сумерках в лицо прятавшейся за деревом женщины. – Не смей меня так называть! – кричала она, продолжая лупасить Владомира коромыслом, от которого тот даже не уворачивался, а попросту останавливал ладонью. – Кочевник! Нежить! – кричала она, каждый раз пытаясь ударить в открытое место и каждый раз хлопая коромыслом по ладони заклинателя. Владомира несколько испугало, что здесь нашёлся живой человек. Поймав рукой коромысло, он оглянулся по сторонам, а потом снова глянул на «золовушку». – Во-первых, я не кочевник, – начал он, глядя на потуги женщины вырвать коромысло обратно. – Я заклинатель. Владомир Смольный. Слышала о таком? – «золовушка» тут же перестала пытаться вырвать своё «оружие» из его руки и в неверии уставилась ему в лицо. – Во-вторых, скажи мне на милость, видела ли ты здесь ещё людей? – А я почем разберу люди тут вокруг али нежить? Бегают хихикают да всё вопросы мне задают. Вот ты мне тоже задаёшь вопросы. Откуда я знаю не помру ли, ответив на них*? *существует поверье, якобы нельзя отвечать на вопросы русалок, иначе они заберут тебя с собой и утопят. Про поиск утопленника путём пускания его рубахи по реке – это тоже реальное поверье, я тут ничего не выдумывала. Вот потому и возбранялось людям за водой ходить! В самом же деле не на пустом месте жителям запретили из домов нос показывать! Слава богам, «золовушка» оказалась осведомлённой о русалках. Владомир выдохнул. – Я выведу тебя отсюда. – Нет! Не тронь!.. Но Владомир уже давно потерял всякое терпение. Вместо того, чтобы бросать рубаху в воду, он удалялся прочь от Пеструхи, одною рукою таща за собой «золовушку», а второю хватаясь за вновь до звона в ушах разболевшуюся от её криков голову. Лишь вытолкнув женщину прочь с границ русалочьих угодий, которые из-за разросшегося омута теперь тесно пересеклись с Порошней горкой, Владомир поспешил наконец заняться делом. Под удаляющиеся крики «Ты где?» и «Куда пропал? Только что же видела его…», Владомир отходил от границы, разделявшей пространства, обратно к реке. Русалки, хихикая, кружили вокруг него да напевали: – Над рябиной зеленоглавою Черны вороны всполошилися. Под рябиною под кудрявою Горьки слезы из глаз полилися. Ой ты жизнюшка, жизнь коварная, Отчего же меня ты кинула? Отчего же лихую стрелушку Супротив меня натравила ты, Колдовскими своими чарами У отца забрала, у матушки, Отдаёшь меня чёрным варварам, Кровью поишь рябину горбатую? Они не сводили с Владомира глаз, стоя поодаль, когда он остановился у самой кромки воды и закинул в неё рубаху. – Но молчала жизнь прековарная – Лишь лихая стрела в животинушке Оперением чёрным хвастала Да краснела от крови рябинушка. Рубаха поплыла. Течение неспешно несло её; месяц, пробиваясь сквозь тени подтопленных половодьем деревьев, освещал ей путь, а Владомир, хлюпая сапогами по весенней каше, молча следовал за рубахой берегом. Русалочье хихиканье да пение осталось позади. Они, как и говорили, в омут соваться ни ногой не желали. Однако, идя по берегу сквозь буреломы черноольшаников, старых елей, рябин и ракит, уныло свесивших свои опушившиеся почки в воду, Владомир ничего особенного не видел и не чувствовал. Река как река. Только лёгкая дымка над водой – такое обычное явление по осени, но никак не по весне – подсказывала ему держаться от воды подальше. К этому времени от сумерек не осталось и следа. Ночь опустилась на Порошние горки, и лишь месяц да звёзды освещали Владомиру его путь. Пройдя ещё немного, он услыхал разносящиеся по водной глади голоса да разглядел головки горящих светочей. Он поднял глаза от мирно плывущей рубахи, и вдали ему показался призрак десятков лодок, полных людьми: видать, идя за рубахой вниз по течению, он уже прошёл всю деревню и вышел к тому самому месту, которое ему давеча показывала местная баба и где десять лет назад и стояла баня. Владомир оглянулся вокруг. Заклинателей и всех прочих к ночи стало в два раза больше. Они кишели, как рыба на нересте – очевидно, надежды призвать баню никто не терял. Ну и неудивительно – мёртвая вода такие деньжищи да почётище сулила! Благодаря тому, что Владомир зашёл сюда со стороны русалочьих угодий, всё живое и сотворённое рукою человека в его глазах было полупрозрачным. Из любопытства он окликнул ближайшего к нему человека, что-то заклинавшего на мостках над водой, – а тот и не услышал. Зато какой гам поднялся, стоило рубахе выплыть из-под тени деревьев! – Смотрите, там что-то плывёт!.. – Рубаха! Рубаха плывёт!.. – Кто пустил рубаху по реке?.. – Откуда она взялась?.. – Неужто бабы тайком пошли бельё стирать?.. – Кто-то колдует выше по течению?.. – Точно проделки русалок!.. – Смотрите, остановилась!.. И действительно: рубаха, огибая лодки, проплыла мимо заклинателей и остановилась прямо напротив того места, где когда-то стояла «сплывшая» в реку баня. Замерев на недолгое мгновение верстах в десяти от берега, рубаха взяла и под всеобщее «ах!» нырнула в самый омут – и с концами! Тут же ещё пущее оживление всполошило собравшуюся на берегу общественность. Шум-гам зацарил над водой. У берега, на том же месте, где давеча Владомир трогал водную гладь и где потонула рубаха, стало яблоку упасть негде. На реке лодки сплылись к месту пропажи, как косяк рыбы на брошенную прикормку, и силились сквозь сизый туман да черноту вод разглядеть канувшую в бездну нарушительницу спокойствия. Догадки и домыслы всех сортов и смыслов полились из уст. Бурно спорили-судили-рядили – да так, что даже у Владомира, до которого из-за завесы отделявшего его колдовства всё долетало приглушённо, пуще прежнего разболелась голова. Но пока он мог ею думать, он думал. Он присел на корточки поодаль так, чтоб никто на него случайно не налетел, и молча глядел на водную гладь. Вот, оказывается, почему никто не видел рубахи, пущенной по реке Лесьяром неделей назад! Её, как и эту, поглотил омут! И Лесьяра, видимо, тоже… Владомир вытянул руку вперёд ладонью вниз. Стоило ей прикоснуться к воде, как по всему телу заклинателя побежали колючие мурашки. Омут кишел колдовством. Оно было густым, вязким, и Владомира замутило. Тело само, не спрашивая, стало противиться колдовству, и он мигом убрал руку от воды и схватился за голову. Приступ давал о себе знать – использовать силы для него всё ещё было пыткой. Голова – как чугун. Сердце – молот. И несчастные деревья позади него под вскрики людей рухнули в воду… Подорвавшись с места, Владомир укрылся за ближайшими кустами, чтоб его не обнаружили. Как поступить дальше он не знал, но знал, что нырнуть с головою в омут в его нынешнем состоянии означало потерять сознание, а потеря сознания, вероятно, смерть. Ну тогда по крайней мере они с Лесьяром умрут вместе… Бр-р! Владомир вздрогнул от этой мысли. Нет, он уж точно не помрёт до того, как увидит Лесьяра и выскажет ему всё, что о нём думает! Владомир свёл свои чёрные брови и стал судорожно перебирать в голове все заклинательские приёмы, которые могли бы ему подсобить, но притом не требовали использования заклинательских сил. Камни в воду кидать – так деревья ж упали уже и без толку. Кричать – голова раскалывается. Что-нибудь поджечь – так оно в воде погаснет… Эх, Яшма ему бы сейчас очень подсобил! Но конь никак не отзывался даже тогда, когда Владомир тормошил кольцо на пальце, и заклинатель уже не на шутку начинал ещё и о своём коне беспокоиться. Он посмотрел на окружавших его тенью полупрозрачных заклинателей и весь прочий сброд. Подкинет ли кто ему дельную мысль? Вдруг глаз его уцепился за сборище людей, стоящих поодаль от прочих под сенью старой, покосившейся, но ещё хваставшей остатками сморщенных бордовых ягод рябины. Владомир подошёл ближе. Кто они?.. знахари? – Владомир не знал, но мечей у них на поясах не было, а бороды были отпущены. Они говорили шёпотом, будто заговорщики, и Владомир, стоя впритык, едва разбирал слова. Говорили что-то о том, чтоб зарезать скотину у воды. Мысль глупая, конечно: пусть хоть стадо целое зарежут – на «их» стороне толку от этого не будет. Зато Владомиру пришла в голову другая мысль. Вернувшись обратно к реке, он встал у самой кромки воды, вытянул над нею руку, в другую взял меч и полоснул им по своей ладони. Кровь сперва, как назло, потекла по руке прямо Владомиру в рукав, отказываясь капать в реку, но тот наклонил руку вниз. Алая кровь звонкой дробью ударилась о водную гладь. Мгновение тишины – и вода закипела. Омут проснулся. И проснулся он не только в русалочьих угодьях, но и в самой Порошней горке. Бурлящие волны беспорядочно поднялись из глубин на поверхность, лодки закачало из стороны в сторону. Весь собравшийся на реке люд тут же повскакивал, заголосил, загадал чьих рук дело и кто сие творил. А пока они вскакивали, голосили и загадывали, Владомир так и стоял и позволял своей крови капать в реку. На его глазах пар поднялся выше, а с паром поднялась и сама баня. Она вынырнула посредь реки, будто огромная рыбина, вытянутая за крючок удачливым рыбаком. Никто не ожидал такого внезапного появления. От волн и кипения часть лодок посреди реки перевернулась; одна, самая неудачливая, оказалась прямо над баней при её всплытии, и, очутившись на самой крыше, с треском съехала по её пологому скату, носом разбившись о воду. Люди забарахтались в воде: – Горячо! Спасите, горячо! Бедолаг втащили на соседние лодки. А баня, покачавшись на бурлящей водной глади, покрутилась, задымив коромыслом, выровнялась и поплыла. Отойдя от первого испуга, собравшиеся люди быстро взяли себя в руки и успокоились. Лишь отдельные восклицания слышались средь них, и те по делу – ведь все по делу-то как раз и собрались. – Смотрите, кажется, свет горит в оконце! – Слышите, будто поленья трещат да веник шуршит? Там словно кто-то парится! – Есть кто внутри? Откликнитесь! – приглушенно сквозь пространство долетало до ушей Владомира. Владомир, всё ещё стоя у берега, присмотрелся и прислушался. Пусть пар от воды мешал ему видеть, но действительно сквозь оконце проглядывали жёлтые лучики света, а издаваемый баней звук напоминал настоящую баню. Но никто не отвечал. Там ли сейчас был Лесьяр?.. А собравшиеся уже не только от испуга отошли, но и начали смелеть. Баня действительно никого не трогала, тихо-мирно себе плыла по речке, и оттого лодки подплывали к ней всё ближе и ближе, пока уж их борта и вовсе не начали биться о склизкий сруб бани. И на это баня никак не разгневалась – и самые смелые давай за её крыльцо и оконца хвататься! Они вскарабкались на старое покосившееся крылечко, на самый порожек и сперва боязно, аккуратно, а затем сильнее и увереннее тянули за дверь. В свою очередь баня ни в какую не отворяла им свои двери и не откликалась, а лишь пыхтела и дымила, продолжая мирно плыть. Владомир медлить не стал. Разбежавшись, он запрыгнул на ближайшую лодку. Заклинатели на ней вскрикнули – они не поняли, отчего её так сильно зашатало. А Владомир уже перепрыгнул на следующую, благо лодок в русле разлившейся Пеструхи было пруд пруди. Наконец третья лодка, на которую запрыгнул невидимый никому Владомир, оказалась у самой стены бани. Заклинатель протянул окровавленную ладонь к склизкому срубу и дотронулся. Содрогание от колдовства калёной стрелой пронзило Владомира, и вместе с ним вздрогнула и баня, заставив успевших вскарабкаться на неё заклинателей с криками попадать в Пеструху. А Владомир застонал от боли. В ушах снова зазвенело, сердце снова забилось как молот, и он опустил голову и сжал её руками. О том, чтобы коснуться бани, и речи быть не могло! И этот путь ему оказался заказан! – Она замерла! – вдруг долетело до ушей Владомира. Он поднял глаза и глянул на чёрную глухую стену бани, а баня-то, оказывается, действительно замерла как вкопанная и будто бы ждала. Вернее, Владомир своей чуйкой чувствовал, что она ждала. Но чего?.. Месяц на чистом небе отражался на её склизких стенах, вода по ним тонкими ручейками стекала в реку; длинные чёрные непроглядные тени деревьев обрамляли берега реки. И Владомиру пришло в голову самое глупое, что он мог сделать, не имея возможности использовать силы. Не медля, его губы сами произнесли: – Избушка, избушка, стань ко мне передом, к лесу задом. Раздался короткий треск. Воцарилась тишина. Мгновение Владомиру казалось, что ничего не произойдёт, но уже в следующее мгновение, будто услышав сказанное, баня стала поворачиваться... Глаза Владомира округлились. Это, блять, была не баня! Но ещё пуще его глаза округлились, когда, повернувшись к нему крыльцом, дверь «бани» распахнулась. Жар окатил Владомира. Яркий свет разрезал густую ночную тьму и заслепил глаза. Владомир прикрыл лицо ладонью и, щуря глаза, сквозь разомкнутые пальцы заглянул внутрь. На полу, от самого крыльца до дальнего угла «бани», было разбросано сено, а в дальнем углу виднелась отворённая печь, из горла которой во все стороны растекалась белёсая переливающаяся дымка… – Смотрите на печь! – закричали окружавшие Владомира заклинатели. – Из печи валит змеиное колдовство!..