Собирая осколки воедино

Войдя в свой кабинет, Мэтт просто обогнул свой стол и рухнул в кресло. Он чувствовал себя усталым, даже измотанным. Последние недели напоминали сумасшедшие американские горки, причём без элемента веселья. Кто, чёрт возьми, мог знать, что "Защитники человечества" на деле окажутся личной армией генерала Каролины Дэвис? Только мысль о том, что её надёжно упрятали за решётку, помогала Мэтту спать спокойнее. Только вот времени на сон ему не хватало. Он посмотрел за окно и страдальчески застонал, увидев, что солнце уже садилось. Может, им стоило перенести столицу из Августграда на какую-нибудь планету, где сутки длились часов пятьдесят? Или вообще планету без вращения, чтобы день никогда не кончался? В настоящий момент Мэтт смело мог назвать такие условия райскими. Основной проблемой было то, что они разбирались с целым ворохом проблем. И, едва выдёргивали одну из них, вылезала другая. Мэтт опасался, что всю оставшуюся жизнь ему придётся иметь дело с чем-то подобным. И одной из этого вороха проблем была та, что кто-то умудрился украсть "Гиперион". Ага, именно так. Свонну крайне повезло, что он ещё был на Майнхоффе. Когда Хернандез рассказала Мэтту "забавную историю о том гноме", Мэтт не засмеялся. Он был готов задушить Свонна голыми руками. Крейсер. Чёртов крейсер! И не имело значения, что Свонн снял с него всё оружие: всегда оставался чёрный рынок. Мысль о том, что кто-то воспользуется "Гиперионом" для налёта на какую-нибудь дальнюю колонию, была почти невыносимой. А уж если эти похитители сумеют снова активировать пушку "Ямато"... — Хреново выглядите, адмирал, — сказала лейтенант Хернандез, входя в его кабинет. Мэтт не стал упрекать её за выбор слов, уже успев понять, что это было бесполезно. Тем более что его адъютант была права. — Учту. Есть какие-нибудь "хорошие" новости, о которых мне следует знать? — Зависит от того, что считать хорошими новостями. За последние несколько дней никто не угнал ни одного крейсера! Это считается? Мэтт устало посмотрел на неё, а затем качнул головой: — Выкладывайте уже. — Ладно, но не говорите, что я вас не предупреждала! — сказала Хернандез со своей обычной дикой жизнерадостностью. — Генерала Дэвис перевели в тюрьму Новый Фолсом. Как и было приказано, ей не позволили ни с кем общаться. Официально объявлено, что её освободили от должности из-за проблем с психическим здоровьем. — Строго говоря, это даже не ложь, — пробормотал Мэтт. Если кто-то пытается узурпировать власть, жертвуя невинными людьми, этого человека можно было считать безумцем. — Ага, как-то так, — согласилась Хернандез. Мэтт вздохнул. То, что он послал кого-то в Новый Фолсом, отдавало горькой иронией. — Что-то ещё? Хернандез посмотрела на свой планшет: — Та блондинка, которую они вызволили с той секретной базы, наконец пришла в себя. Как уж её звали? Нюка? Норад? Нуб? — Нова, — поправил Мэтт, вздохнув. То, что они её спасли, было хорошо, пусть они ещё и не знали, что "Защитники" хотели с ней сделать. — Как она? Хернандез пожала плечами: — Мисс Сиськозадница в порядке. Мало что помнит о том, что произошло, или почему "Защитники" её сцапали, но медики говорят, что она оправится через несколько месяцев. Мэтт знал, что пожалеет о следующем вопросе, но всё же переспросил: — Сиськозадница? Хернандез развернула планшет, показывая Мэтту изображение Новы: — Вы видали эту женщину? Он выглядит как чёртова супер-супер-супер-гипер-ультрамодель. Серьёзно, я сначала подумала, что это какая-то актриса! — А ещё она один из лучших агентов, когда-либо выпускавшихся из академии "призраков". Внешность бывает обманчива. Однако эти слова Хернандез не удовлетворили: — Внешность? Внешность? Да вы гляньте на неё, она даже не походит на нормальное человеческое существо! А эти ноги! У скольких женщин такие длинные и стройные ноги? Серьёзно, эта женщина выглядит как персонаж из фильма или видеоигры! Нормальные женщины не выглядят настолько идеально. Она даже использует макияж; кто из "призраков"-оперативников, чёрт возьми, вообще им пользуется?! Мэтт вздохнул: — Поверьте мне, она вполне настоящая. И, если её рассердить, может быть более чем грозной. — Ага, ну конечно. Полностью верится. И внешность что надо, и навыки. Да блин, никто не бывает настолько идеальным! В её досье говорится, что она закончила кучу заданий, сражалась с людьми, зергами и протоссами. И она до сих пор выглядит как чёртова супермодель? Не ве-рю! Мэтт хотел было сказать Хернандез, что Нова была не единственной красивой женщиной-"призраком". Он знал ещё минимум один пример. Но потом он понял, что тогда ему пришлось бы рассказать Хернандез о Саре. Этого он делать не хотел. — У моего брата в комнате висел постер видеоигры. Говорили, что это была лучшая игра поколения, с лучшей графикой, бла-бла-бла. Но знаете, о чём она была на самом деле? О сиськах и задницах! — Вы надумываете, лейтенант, — сухо сказал Мэтт. — Мы говорим не о видеоигре. Агент Нова — реальный человек; она просто находится в очень хорошей форме. Смит, например, выглядит не так хорошо. — Пф. Смит хоть выглядит как нормальный человек, только страшный. Но у него по всему телу шрамы, а он с зергами никогда не сражался! Мэтт вздохнул, решив позволить этому разговору течь в нормальном (если можно было так выразиться) русле: — И что, вы хотите сказать, что Нова ненастоящая? — Нет, я говорю, что она представляет собой идеализированный образ женской ролевой модели, которую многие мужчины находят крайне привлекательной. Она сильная, независимая, и в то же время настолько привлекательная, что никто не осмелится назвать её уродливой. Она — тренированный ассасин, и это, вероятно, означает, что у неё нет семьи. И что может быть лучше, чем горячая и смертоносная цыпочка в роли твоей девушки? Горячая и смертоносная цыпочка без семьи, так что тебе не придётся об этом волноваться! Джекпот! — Лейтенант, не очень-то вежливо так говорить о товарище-"призраке". — О-хо-хо-хо, нет уж, не сажайте меня в одну лодку с этой мисс Фансервис! Мэтт устало посмотрел на своего адъютанта: — Скажите честно, вы опять забыли принять таблетки? — Мои таблетки не имеют к этому отношения! Вы знаете, что я права. Эта женщина — словно тот постер на стене у моего брата. Бронебойная конфетка для глаз. Ходячее клише! Мэтт опять вздохнул: — Ладно, я вас понял. Но что вы пытаетесь мне сказать? Хернандез подняла палец и открыла рот, но так и остановилась. — Я не знаю, — призналась она. Ну что ж, это было на неё похоже. — Я позабочусь, чтобы вы двое никогда не встретились. Для всеобщего блага, — Мэтт потёр глаза. — Что-то ещё, помимо вашего приступа сексизма? — Ваш друг-гном потерял свой крейсер. — Я знаю, вы уже сказали мне об этом. Что-то ещё, о чём я прежде не слышал? — Ваш приятель Рейнор на Мар-Салли. — Мар-Саре, — машинально поправил Мэтт, но потом опомнился: — Стоп, он на Мар-Саре? Как вы об этом узнали? Хернандез пожала плечами: — Это было нетрудно. Он использовал счёт, принадлежавший нам, и компьютер меня об этом известил. Похоже, тот тип, что работал на вас до меня, позаботился, чтобы мы замечали все изменения этого счёта. Параноидально, как по мне. — Понятно. Значит, Джим на Мар-Саре? — Ага. Прибыл туда недели две назад, и с тех пор о нём ничего не слышно. Он прилетел на круизном лайнере с Майнхоффа. Хотите, чтобы я его нашла? Или передала сообщение? Иногда Хернандез выглядела и говорила как настоящий адъютант. Увы, такие моменты обычно длились недолго. — Нет, — коротко ответил Мэтт. Он уже принял решение, и теперь происходящее было не в его руках. Но всё же... почему Джим был на Мар-Саре? Это было странно. Неужели Сара передумала и оставила Джима? Если это было так... уже никто не мог удержать его от какой-нибудь глупости! — Адмирал, вы в порядке? — спросила Хернандез, заметив смятение на лице Мэтта. Тот поднял на неё взгляд: — Окажите мне услугу: вызовите сюда кое-кого. И скажите ему, что это срочно. — Ну-у-у ладно. Только помните, через несколько часов вам толкать речь перед войсками. Так что постарайтесь не упиться вусмерть.

***

Кое-что никогда не бывает простым. Например, говорить матери, что её ребёнок умер. Выражение лица матерей, осознающих, что их дети не вернутся домой, было страшнее многого из того, что доводилось повидать Джиму. И ему приходилось делать это не раз. Он говорил лично, писал письма... столько писем. Порой это превращалось в жуткого рода рутину. Джим помнил свой первый случай. Того мальчика, всего пятнадцати лет. Он сбежал из дома и исчез; это было первое дело Джима после того, как он стал шерифом на Мар-Саре. Они прочесали весь север близлежащей пустыни, но с каждым часом надежда таяла. Когда они нашли его, было уже поздно. Мальчик проявил крайнюю неосторожность, попытавшись перебраться через ущелье ночью, видимо, чтобы добраться до шоссе на другой стороне. Спускаться по обрыву без тренировки и снаряжения уже было крайне глупо. А уж делать это ночью... Они нашли его тело на дне ущелья. И что было говорить родителям в подобной ситуации? Что их сын умер ужасной смертью? Что он страдал несколько часов, пока наконец не истёк кровью? Что он отчаянно звал на помощь, но никто его не услышал? Что? "Миссис Уинстон, мистер Уинстон. Я — шериф Рейнор. Нам нужно поговорить... это касается Рэли". Рэли Уинстон. Он всё ещё помнил это имя, даже спустя годы. И даже рёв тысячи зерглингов не был так страшен, как стенания матери, осознающей, что её сын никогда не вернётся домой. Родители не должны были переживать своих детей... Тогда Джим надеялся, что ему никогда больше не придётся иметь дело с чем-то подобным. Но жестоко ошибся. И сейчас, смотря на могильную плиту перед ним, он не мог не думать о том пареньке. Рэли... это было хорошее имя. Он даже предлагал его своей жене, когда они подбирали имя для их ещё не рождённого сына. — Привет, Лидди, — наконец прошептал он. — Прости, что не пришёл раньше. Он смотрел на могилу своей жены и чувствовал, как у него в животе образуется глыба льда. В последний раз, когда он приходил к ней на могилу, он сжёг своё кольцо и множество личных вещей, найденных в их старом доме. Он пытался выжечь свою боль. Это не сработало. Тогда он решил напиться до бесчувствия, но и это не помогло. Тогда он погрузился в работу, работу и ещё раз работу, не думая ни о чём другом. Работа стала смыслом его жизни, хоть как-то глуша боль. — Но, в мою защиту, последняя пара лет выдалась для меня бурной... это мягко говоря. Он посмотрел на дерево, росшее за её могилой. Оно располагалось недалеко от их старого дома, его (а точнее, его развалины) можно даже было видеть отсюда. Лидди всегда любила это дерево, так что похоронить её здесь было разумным. — Знаю, это не оправдание. И я понимаю, если ты сердишься на меня. Правда, понимаю. Возможно, говорить с могилой было и бессмысленно, но Джим всё равно был рад, что пришёл. Потому что это было правильно. Потому что он должен был это сделать. Некоторые люди говорили, что худшим, что мог быть вынужден сделать солдат, было убийство другого солдата. Джим считал это бредом. Если убивать было так ужасно, почему люди постоянно это делали? Нет, убить другого солдата было чертовски просто. А вот жить с этим... Впрочем, даже это было не так страшно в горячке боя, когда больше всего тебя волнует спасение собственной жизни. Куда хуже было убивать собственных товарищей. Иногда Джиму приходилось это делать. Посылать людей на разведку, где те погибали. Или посылать кого-то сдерживать врага, пока основная часть сил отступала. Он смотрел в глаза этим людям и говорил им, что они должны будут удерживать позицию столько, сколько смогут. Они не получат подкрепления. Они не доживут до завтра. И, что хуже всего, они об этом знали. Нет, убивать вражеских солдат было не так уж тяжело. В отличие от того, чтобы посылать своих людей на верную смерть. Однако ничто не могло сравниться со смертью тех, кто не были бойцами. К такому Джима предыдущая его жизнь не готовила. Он сжёг кольцо и личные вещи, потому что никто не помог ему справиться с болью. Теперь он понимал, что это не было признаком слабости. Просто раньше или позже всегда был кто-то, готовый его поддержать, будь то Тайкус или Мэтт. Но не в тот момент, когда умерла Лидди. — Жалко же это выглядит, — пробормотал Джим затем. — Я хочу сказать тебе о тысяче вещей, но вот стою и не знаю, о чём говорить. Эмоции в сердце начали захлёстывать его. Джим сжал ладони в кулаки, чтобы унять их дрожь: — Я ведь помню то обещание, которое тебе дал, Лидди. Что я не буду сомневаться в себе, буду бороться за то, во что верю... Его голос начал дрожать, а решимость — таять. Ему отчаянно хотелось просто убежать. Это было не слишком мужественно, но и что? Он достаточно всего перетерпел, и не был обязан никому ничего доказывать. Поблизости не было никого, кто бы увидел его слёзы. По крайней мере, он никого не видел. А если бы кто-то и был рядом, он бы не обратил внимания. — И я пытался, — продолжил он сдавленным голосом. — Правда пытался. Пытался не сомневаться в себе, но я... я... Джим упал на колени. Его глаза оказались на одном уровне с надписью, выбитой на могильной плите.

Лидия Элизабет Рейнор Любимая жена Любимая мать Всегда в наших сердцах

Он хорошо знал эту надпись. Даже слишком хорошо, ведь он видел её в кошмарах почти каждую ночь. — Прости... я обещал, что найду Джонни, чтобы похоронить его рядом с тобой, чтобы вы были вместе. Но я не сделал этого. Просто... Голос окончательно оставил его, и он начал просто всхлипывать. Он знал, в чём была причина, но боялся озвучить её вслух. От Джонни ничего не осталось. Тела, которое можно было похоронить, просто не было... Пальцы Джима впились в землю, и он вспомнил, как тогда, после смерти Лидди, так же преклонил колени перед её могилой. Тогда он испытывал безумное желание выкопать её, как-нибудь оживить. Но никто не владел такой силой. Возможно, это было и к лучшему, ведь Джим охотно продал бы душу дьяволу, лишь бы вернуть Лидди. — Я никогда не заслуживал тебя. Я знаю это. Если бы мы не встретились, ты была бы жива. И счастлива с кем-нибудь другим. Он перевёл дыхание и улыбнулся сквозь слёзы: — А знаешь, я ведь встретил кое-кого. Поступил так, как ты говорила, пусть я и не хотел... Незадолго до смерти Лидди заставила его пообещать, что он продолжит жить. Что он найдёт новую причину для этого. Что он найдёт кого-нибудь, кто сделает его снова счастливым. — Я не хотел... не хотел, чтобы мне снова пришлось кого-то терять. Но видела бы ты её! Уверен, она бы тебе понравилась. При первой встрече она назвала меня свиньёй... до сих пор улыбаюсь, как это вспоминаю. Она была так полна жизни!.. И так хрупка, хоть и не хотела в этом признаваться... Он надолго замолчал, прежде чем продолжить: — Но я облажался, Лидди. Снова, — он вытер слёзы со щёк. — Совсем так, как с Джонни. Я должен был воспротивиться, уговорить её остаться. Но не сделал этого. Не сделал. Не сделал... Он наклонился и опустил голову так низко, что почти коснулся лбом земли: — Я нарушил обещание. Не встал на защиту того, во что верил, и она заплатила за это. Как Джонни. И ты... Затем он засмеялся, но совершенно безрадостно: — Многие люди зовут меня героем, Лидди. Но что за герой дважды так подводит свою семью? Я не герой. Даже не хороший человек. Я — трус, Лидди. Мне так жаль, что тебе пришлось заплатить за мои ошибки, — он судорожно сглотнул. — Будь я не таким трусом, и Джонни был бы жив. И ты была бы жива. А Сара... Сара... Его голос снова прервался, и долгое время он лишь стоял на коленях, опустив взгляд в землю. Наконец он снова посмотрел на могильную плиту и положил на неё ладонь: — Но знаешь, что хуже всего?.. Я не хочу умирать. Сначала... я хотел. Бросался в битву сломя голову. И когда Сара уме... ушла, я больше не видел смысла в жизни. Я чувствовал себя пустым. Выжженным изнутри. Наверное, Мэтт был прав, что запер меня, иначе бы я упился до смерти. Но это всё же был бы конец. Бесславный, но конец! А потом что-то изменилось... Он сжал кулаки, ощущая землю между пальцами: — Я не могу даже описать это, но моя душа словно снова нашла цель. Не знаю, почему, но я больше не хочу умереть, когда просыпаюсь, — он покачал головой. — И это пугает меня. Потому что я боюсь, что встречу кого-нибудь. Кого-нибудь, кто снова заставит меня чувствовать себя любимым. И я боюсь этого. Потому что я не могу... не могу потерять ещё кого-то. Джим ощущал себя совершенно никчёмным, но ему не было до этого дела. Сердцу нельзя было приказать, нельзя было его выключить. Иногда он даже завидовал людям вроде Арктура Менгска или Эдмунда Дюка. Те могли делать что угодно, не демонстрируя никаких признаков раскаяния или вины. — Видела бы ты меня сейчас... рыдаю, словно маленький мальчик. Когда Джонни плакал, ты говорила ему, чтобы он был храбрым как отец. Ха-ха... Конечно, ему никто не ответил. Наконец Джим вздохнул и продолжил: — Когда я потерял тебя... вас, мне казалось, что внутри меня что-то умерло. И знаешь, мне даже понравилась эта мысль. Потому что она означала, что какая-то частичка меня сейчас с вами. То есть, получается, я не полностью облажался как муж. Или как отец. Он снова вытер слёзы: — Я знаю, что не был тем мужем, которого ты заслуживала. Но знай: ты всегда будешь частью меня. И я всегда буду благодарен за то время, что мы провели вместе. Но... но, похоже, я ещё не готов встретиться с моим создателем. Прости. Он наконец поднялся на ноги и посмотрел на могилу. У него было странное чувство, будто кто-то наблюдал за ним. Кто-то тянулся издали, желая сказать, что он был не один. Это было невозможно, но он всё равно не хотел отпускать это чувство. — Может, в следующей жизни. Прощай, Лидди. Он отвернулся и пошёл прочь. На ходу он прижал ладонь к глазам и ощутил желание снова напиться до беспамятства. По крайней мере, он знал для этого отличное место.

***

Могила осталась позади. Когда Джим ушёл, наступила тишина, которую нарушал только ветер и шорох листвы одинокого дерева. И только прислушавшись, можно было услышать сдавленные всхлипы. Сара сидела за деревом, подтянув колени к подбородку, опустив голову и обхватив ноги руками. Её глаза были закрыты, но из-под век всё-равно сбегали золотые слёзы. Она знала, что не имела права быть здесь. Это был момент Джима, она не должна была вторгаться в него. Найти Джима было просто. Его присутствие было словно свет во тьме, и куда бы он ни шёл, Сара могла последовать за ним. Сначала она сравнивала себя с мотыльком, летевшим на огонь, но теперь скорее представляла Джима маяком, показывающим ей дорогу в тёмную и ненастную ночь. Видеть его таким... было больно. Когда он упал на колени, ей хотелось выйти из укрытия, подбежать к нему, обхватить руками. Обнять его и никогда больше не отпускать. Никогда. Но она ничего не сделала. Отчасти потому, что не знала, что делать. Просто подойти к нему и сказать "Эй, Джим, я вернулась! Давненько не виделись!" Слова Джима разбили ту хрупкую решимость, которая у неё была. Всё-таки Лидди была для неё больной темой. Она не могла сравнить себя с ней. Лидия Рейнор была нормальной девушкой с Мар-Сары. Милой, умной, упрямой и заботливой. И любящей матерью. А Сара... ну, она была смертоносной. Далеко не то качество, которое привлекает большинство людей. Она убила собственную мать, что точно нельзя было отнести к плюсам. Правда, она убила и много плохих парней. А ещё Лидди, вероятно, хорошо готовила. Сара не смогла бы приготовить, наверное, даже яичницу. Слова Джима напомнили ей, как мало она могла ему предложить. Она откинула голову, прижав её к холодному стволу дерева. Джим был ещё недалеко, но он шёл прочь. Она даже чувствовала, что он старался не приближаться к развалинам своего старого дома. О причинах она могла только догадываться: лезть в его разум ей не хотелось. Близость к нему напомнила Саре о её собственном страхе. Но ощущать боль Джима было почти так же плохо, как собственную. Возможно, это была ошибка, и она уже не могла отличить собственные эмоции от эмоций Джима. И как тогда ей было принимать решение, если она не знала, следует она своей интуиции или нет? Она ждала, пока Джим наконец не оказался на достаточном расстоянии. Она всё ещё жаждала встретиться с ним лицом к лицу, но не в тот момент, когда он боролся с собственными демонами. Она владела силой восстанавливать жизнь, но была не всесильна в этом отношении. Люди, которых она спасла в императорском дворце, умерли совсем недавно, их тела даже не окоченели. Но воскресить кого-то, кто умер годы назад... Сара знала, что это было ей неподвластно. От Лидди, должно быть, остались только кости. Хотя... по идее, она могла бы взять образец. Отнести его в улей, выделить ДНК и создать с помощью биотехнологий зергов новую Лидди. Дикость? Да, определённо. Но к такому Саре было не привыкать. Да, она могла бы воссоздать Лидди, даже не в заражённом виде. Но это было бы лишь тело, способное двигаться и дышать. Это не была бы настоящая Лидди. Но она могла бы попробовать извлечь воспоминания о ней из разума Джима, пересадить их в мозг этого клона... это было бы не то, но она могла слегка повлиять на Джима, заставить его поверить, что его жена действительно вернулась к нему. И они были бы счастливы. Но Сара не хотела этого делать. Не только потому, что это было дико, но и потому, что не хотела оставаться в стороне. Имела она право на эгоизм или нет? Интересно, если бы Джим узнал, что она вернулась, и владела силой сделать что-то подобное, как бы он отреагировал? "Верни мне Лидди. А затем уходи". Да, голоса внутренних демонов не обязаны были иметь смысл или даже реалистичность. Но Сара всё равно думала о том, что могло пойти не так. Это была очень человеческая черта: если ты боишься ошибиться, ты ищешь оправдания, причины того, почему что-то не сработает и так далее. Она думала о том, что сказал Джим. Что он подвёл и Лидди, и её. Саре хотелось закричать, что он никогда не подводил её, что он был едва ли ни единственным, кто никогда не подводил её. Сколько же боли она ему причинила... Наконец она вздохнула и поднялась. Возможно, ей стоило уйти и снова всё обдумать. Так бы она оттянула встречу с Джимом. Например, она могла проверить, чем были заняты Изша и Каракс. Она знала только, что Изша хотела, чтобы Каракс отыскал какой-то протосский корабль. Это не походило на хорошую идею, но Сара доверяла чутью своей советницы. Наконец она вышла из-за дерева, с поникшими плечами. В этот момент она ничуть не походила на всемогущую богиню. Бросив взгляд на могилу Лидди, она хотела уже уйти, когда остановилась. Слова Джима тронули её сердце. Он говорил с кем-то, кто давно умер. Сара не знала в точности, верил ли Джим в Бога или бессмертие души, но вполне допускала такое. Сама Сара не верила. Это было отчасти иронично, учитывая, каким существом она стала. Хм, если Джим верил в Бога, и верил в неё, означало ли это, что она была его боги... нет. Сара тряхнула головой, решив, что не будет завершать эту мысль. Смотря на могилу Лидди, она неожиданно ощутила гнев. Кем вообще была эта женщина? Какой-то фермерской дочкой с захолустной планеты! Она никогда не сделала ничего выдающегося! Сара спасла весь сектор, если не всю галактику. Но нигде не было могильной плиты с её именем. Над ней издевались, похитили ещё в детстве, превратили в машину для убийств, обрекли на участь хуже смерти. Её превратили в вестника смерти, чего она никогда не хотела. Её называли за это монстром, но она была такой же жертвой, как и все! Она была куда большим, чем когда-либо была Лидди! Но у кого из них двоих была могила, на которую мог прийти погоревать любимый мужчина? Конечно, у фермерской дочки. Сара понимала, что такие мысли были эгоистичными и самодовольными сверх всякого предела, но не могла от них избавиться. Так что она наконец подошла к могиле и сжала руки в кулаки. Мысль была абсурдной, но вдруг... это и вправду ей поможет? — Здравствуйте, миссис Рейнор, — заговорила она. — Лидди... Она чувствовала себя полной дурой. Под этой могильной плитой были лишь пыль и кости. Она не получит никакого ответа. Но, впрочем, и к чёрту это. По крайней мере, рядом не было никого, кто бы поставил её здравомыслие под сомнение. Потому что мыслила она совершенно не здраво. — Вы, наверное, слышали обо мне. Я — Сара. Я... э-э... наверное, бывшая девушка вашего мужа? Да уж, это было ещё более неловко. — Джим много рассказывал мне о вас, — это было ложью, но только частичной. — Мы никогда не встречались, но я чувствую себя так, будто мы знаем друг друга, — Сара вдохнула и выдохнула. — Я слышала, что Джим говорил вам. Знаю, мне не стоило подслушивать, но я не удержалась. И я хотела сказать... — она набрала в грудь воздуха, — что Джим никогда не подводил меня. Это я подвела его. Она отвела взгляд от могилы и посмотрела на руины дома Рейноров: — Он совершенно невыносим, но вы это наверняка знаете, — она хмыкнула. — Всегда такой справедливый, всегда пытающийся поступать правильно. Галактике нужно больше таких людей, как он. Её смешок угас, и она снова посмотрела на могилу: — Хочу быть с вами честной... пусть мы никогда и не встречались, я всегда ненавидела вас. Я никогда не говорила об этом Джиму... как я могла сказать, что ненавижу женщину, которую он любил? Но мне не нравилось, когда он вас упоминал, — она покачала головой. — Он правда любил вас, знаете? А вы что сделали? Умерли. Как никчёмно. Гнев стал брать над ней верх, и она заскрежетала зубами: — Никчёмная, никчёмная! У тебя было всё. Ты была простой девушкой, но нашла мужчину, который искренне тебя любил. И что ты сделала? Умерла, потому что сдалась?! — она снова бросила взгляд на разрушенный дом. — Ты потеряла сына... велика проблема. Такое бывает. Они хотели сделать из него "призрака"... ты даже не знаешь, что это означает, зато я знаю! Я знаю, что значит быть превращённой в чудовище! Когда у тебя отбирают человечность, превращают в инструмент! И именно это сделали бы с вашим драгоценным Джонни! Какая-то её часть ужасалась тому, что она произносила эти слова. Но, как однажды сказал Джим, лучше было выпустить пар, чем держать его в себе. — Маленькая Лидди, которая не могла принять тот факт, что мир — не очень приятное место. И что ты сделала? Ты сдалась! — в груди Сары пылал гнев. — И что ты получила за это? То, что он до сих пор любит тебя. Что всё ещё есть люди, которые вспоминают тебя с добротой! — она не замечала, что по её лицу снова потекли золотые слёзы. — Я никогда не сдавалась! Я боролась. И я выжила. И что, хоть кто-то помнит меня? Конечно, нет, или не как человеческое существо. Только как чудовище! Она перевела дыхание: — Ты сдалась, потому что твой сын умер. Возможно, тебе стоит знать, что смерть — не всегда худшая судьба. Джонни хотя бы был невинным ребёнком, когда погиб. Я убила мою мать, потому что рассердилась на неё. По неосторожности разрушила разум моего отца. А конфедераты... скольких людей они меня заставили убить! И его ждало бы то же самое. Так что радуйтесь, что они не сделали его чудовищем! Как меня... Её разум пронзила неожиданная боль, и она закрыла глаза: — Но знаешь, что хуже всего? Что Джима это не волновало. Он знал, чем я была, что делали люди вроде в меня. Но его это не волновало. Он смотрел на меня... и видел человека, а не оружие. Она вперила взгляд в могильную плиту: — И ты оставила всё это, дура! — она горько рассмеялась. — Ха-ха, и кто это говорит... Королева Глупости! После этого она закрыла глаза и долго молчала. — Джим, прости, пожалуйста, — наконец прошептала она. Она понимала, как неправильно было говорить, даже думать такое. Она прижала ладонь ко рту и медленно опустилась на колени, продолжая плакать. — Я всё ещё люблю его, — прошептала она сквозь всхлипы. — Я знаю, что я не такая, как вы. Я никогда не была нормальной женщиной, но... — слёзы продолжали бежать по её щекам, — неужели я не заслуживаю хоть какого-то счастья? Почему вселенная надо мной так издевается? Сара неожиданно вспомнила сон, который им с Джимом снился, когда она была на Саалоке. Это был сон Джима? Или её? Возможно, её подсознание пыталось сказать ей что-то, намекнуть, что она тоже жаждала обычной жизни. Но это был лишь сон. Вопрос был в том, что она могла предложить Джиму. Этот вопрос мог показаться глупым. Она владела силами, которых не было больше ни у кого. Она могла бесконечно продлевать его жизнь. Она уже исцелила его ранения. Она могла сделать его королём над королями. Была лишь одна проблема: Джим ничего из этого не хотел. Даже вечная жизнь ничего бы не значила для него, если он не мог провести её с дорогими для него людьми. И он не хотел никем править. Какой была альтернатива? Стать обычной женщиной? Она никогда не была обычной. Ещё хуже, стать матерью? Эта мысль была просто нелепой. — Посмотрите на себя, вы были просто девушкой с захолустной планеты! И сделали его счастливым. Как? Как?! Конечно, никто ей не ответил. Лидди была мертва, а мертвецы не разговаривали. Стоять перед её могилой было бессмысленно. Сара лишь хотела избежать неизбежного, найти оправдания. Но её сердце уже давно всё решило. Возможно, Джим даже не узнает её. Или не захочет принять. Хотя нет, это были всё те же оправдания. Она знала правду. И просто очень боялась её. — Извините за то, что я наговорила, — прошептала Сара. Она села и снова подтянула колени к подбородку. — Я знаю, что вы любили его. Просто... — она судорожно вздохнула, — ...я не очень хороша в том, чтобы изливать душу. Он был так добр ко мне, а я отплатила ему болью и отчаянием. Я не очень разбираюсь в отношениях, но уверена, что так быть не должно. Она снова замолчала, прежде чем продолжить: — В этот раз я хочу справиться лучше. Правда хочу. Но не знаю, смогу ли. Я боюсь, что снова сделаю ему больно, и в этот раз он оставит меня навсегда. И я не смогу винить его за это... после всего, что сделала. Она подняла взгляд к ясному голубому небу. Стоял прекрасный день. Чуть жарковатый, но такой уж была Мар-Сара. Однако настроению Сары больше подошёл бы проливной дождь. — Наверное, бесполезно сидеть здесь, ожидая какого-нибудь знамения. Серьёзно, я даже не верю в подобное! Вы мертвы, от вас остались только прах и кости! Она поднялась и остановилась, не зная, что делать дальше. Может, всё-таки ещё поразмыслить? Время у неё было, она всегда могла найти Джима. Наконец она снова опустила взгляд на могилу Лидди. — Если бы вы только могли дать мне знак, — прошептала она. — Или, не знаю... благословение? Я хочу, чтобы получилось, Лидди, правда... Тут она поняла, насколько абсурдной была эта мысль. Благословение? От покойной жены Джима?! — Да что я вообще здесь делаю... — она наконец развернулась. И в этот момент её овеял порыв тёплого ветра. До этого стояла безветренная погода. Листья дерева за её спиной зашелестели. Ветерок, коснувшийся кожи Сары, ощущался почти как человеческое прикосновение. Сара потеряла дар речи. Она не знала, откуда взялся этот порыв ветра. Возможно, это была галлюцинация? Но то, как тёплый ветер ласкал ей щёки... это пробудило давно забытое воспоминание. То, как её мать ласково касалась её щёк, когда Сара была лишь ребёнком... задолго до того, как Сара убила её. Она закрыла глаза и содрогнулась. Из её глаз снова побежали слёзы. Листья продолжали шелестеть, словно нашёптывая слова утешения. И, даже не веря в Бога или души, Сара открыла глаза, посмотрела на молчаливую могилу и сглотнула: — Я не подведу его снова, обещаю. Спасибо вам. Затем она наконец развернулась и направилась прочь. Время пришло.

***

Она наблюдала. Она видела, как ушёл Джим, и грустно улыбнулась. Потом она видела, как Сара разговаривала с могилой. Видеть их двоих такими было странно. Услышав просьбу Сары о знамении, она знала, что не должна была вмешиваться. Но, ощутив её отчаяние, протянула руку, и через мгновение Сару овеял тёплый ветерок. Та ахнула. Молодая женщина продолжила наблюдать. Она увидела, как Сара растворилась в воздухе, что её ничуть не удивило. Выждав ещё несколько секунд, чтобы убедиться, что Сара ушла, она тоже подошла к могиле. Никто не приходил на могилу Лидди уже несколько лет, а теперь к ней пришло трое за один день. Но последняя гостья была подготовлена лучше всего. Она остановилась перед могилой и склонила голову. — Спасибо вам... за то, что выслушали их, — тихо сказала она, прежде чем положить на могилу букет цветов. Затем она повернула голову, посмотрев на разрушенный дом в отдалении: — Как бы мне хотелось встретиться с вами. Он так много рассказывал мне о вас, — женщина снова перевела взгляд на могильную плиту. — Знайте: он никогда не переставал любить ни вас, ни Джонни. Но... скоро он сам сможет это сказать. Затем женщина развернулась и пошла прочь. И, совсем как Сара, растворилась в воздухе.

***

Подойдя к бару, Джим узнал старика, сидевшего недалеко от входа. На его лице появилась недоверчивая улыбка. Старик сидел в кресле-качалке, и сейчас поднял взгляд и сощурился. Увидев Джима, он моргнул: — Неужели... шериф Рейнор? Его голос был слабым и надтреснутым. Джим подошёл ближе к нему и улыбнулся: — Сандерс! Давно не виделись. Хорошо выглядите. Сандерс был одним из тех жителей Мар-Сары, которых Джим помнил из прежних дней. Он был обычным фермером, но выращивал самую крупную картошку на планете. — Хотелось бы и мне сказать то же самое, шериф. Но ты выглядишь старым! Джим захохотал: — Ну, у меня выдались трудные несколько лет. Как дела? — Что? Кто кого вела? Очевидно, его слух успел ухудшиться. Впрочем, неудивительно, учитывая, что Сандерсу было уже за девяносто лет. — Как поживает Аннабелль? — спросил Джим. Неожиданно лицо старика погрустнело: — Моя Анна умерла. Ещё два лета назад. Джим опустил взгляд: — Извините, я не знал. — Ничего, шериф, — ответил Сандерс. — Она была старой. Чёрт, мы все уже старые. В один день она просто легла спать, а на следующий не проснулась. И почему ты этого не знаешь? Ты ж шериф! — Мистер Сандерс, я не был шерифом уже лет девять. С тех самых пор, как пришли зерги. Конечно, Джим потом ещё несколько раз возвращался на планету, но уже не в качестве шерифа. — А? Берги? Так они уехали! Джим вздохнул: — Да не Берги, а зерги! Зерги, мистер Сандерс! — А-а, эти! Я помню! Моя Анна готовила из них отличный суп! Джим понял, что Сандерс, видимо, жил в собственном мире. Он поднял взгляд на дверь бара, над которой красовалось название. "У Джо Рея", в честь владельца. — Зайду внутрь, посмотрю, здесь ли Джо. Вам что-нибудь нужно? — Да, день сегодня отличный! Джим покачал головой и подошёл к двери. Это была не обычная дверь, а гидравлическая, какие обычно использовались на кораблях. Причина этому была проста: бар был одним из первых строений, возведённых на планете. Когда колонисты начинают осваивать планету, они часто разбирают свои корабли и используют их в строительстве. Возможно, этот бар когда-то был большим контейнером на колониальном корабле. Чем бы он ни был, когда-то он стал для Джима почти что вторым домом. Джим нажал кнопку, и дверь отъехала в сторону с мягким шипением. Он вошёл внутрь, и его окатила прохлада, особенно приятная после планетарной жары. Оглядевшись по сторонам, Джим вздохнул. Бар выглядел таким же, как и прежде. Если не считать отсутствия его проигрывателя — тот остался на "Гиперионе". Может, ему стоило позвонить Свонну и попросить прислать его? — Эй, ты там! — крикнул крупный мужчина, стоявший за стойкой спиной к Джиму. — Ты уж или заходи, или выходи! Не напускай сюда жару! Джим хмыкнул: — Разве так стоит приветствовать старого друга? Бармен замер. — Не может быть, — прошептал он. Когда он повернулся, его глаза округлились. — Джеймс Рейнор. Разрази меня гром, кто к нам наконец вернулся! — он протянул ему руку. — Кстати, ты мне должен денег! Джим расхохотался и ответил на рукопожатие: — Я тоже рад тебя видеть, Джо. Джо Рей покачал головой: — Я думал, ты был на Корхале! Видел тебя в новостях. Что ты здесь делаешь? Джим пожал плечами: — Просто захотелось попутешествовать. И, раз уж оказался неподалёку, решил, что зайду и поздороваюсь. Вижу, у тебя тут новый телевизор? Он даже крупнее, чем тот, что я прострелил! Джо снова засмеялся: — Ну, тот старый всё равно никуда не годился. Просто сделай мне одолжение и не стреляй в этот. Он мне ещё нужен. Джим развёл руки в стороны: — Не волнуйся, сейчас у меня вообще нет оружия. Он уселся на стул перед стойкой. Тот самый стул, на котором обычно сидел. Он провёл на нём много дней, обычно напиваясь до беспамятства. Джим коснулся рукой отполированного дерева стойки: — Рад видеть, что это место ещё цело. Что у тебя нового? — С тех пор, как ты улетел спасать галактику? — спросил Джо, прежде чем пожать плечами. — Ничего особенного. Чуть больше шрамов, чуть меньше старых лиц, зато и новые есть. Жизнь продолжается. — А Доминион? Он проблем не доставляет? — Не особо. По крайней мере, не столько, как раньше. Худшее, что они к нам нынче посылают, — налоговые инспектора. Они раздражают, но куда меньше, чем морпехи: те вообще могли кого-нибудь пристрелить смеха ради. Да, это и вправду звучало неплохо. Джим вспомнил прошлый раз, когда был на Мар-Саре, и хмыкнул. — Что смешного? — Ничего. Просто подумал... — Когда Джеймс Рейнор думает, это всегда опасно. Выкладывай уже. Джим опять хмыкнул: — Просто подумал, что если бы Доминион опять начал чудить, я мог бы помочь, как в прошлый раз. Тогда бы я организовал ещё несколько налётов на их базы. А знаешь, что бы я сделал сейчас? Джо Рей покачал головой. — Позвонил бы типам в Августграде и велел им прекратить страдать хернёй, — усмехнулся Джим. — А, точно. Ты ведь теперь приятель с самим императором. Я это тоже в новостях видел. Джим услышал в голосе Джо сарказм, и вздохнул: — Он — не его отец, Джо. Он ещё молод, и у него доброе сердце и хорошая голова на плечах. — Ну как знаешь, — пожал плечами Джо. Затем он поставил на стойку стакан и взял с полки бутылку. Джим видел, что это была особенная бутылка — часть личных запасов Рея, которыми он делился лишь в особых случаях. — Думаю, ты заслужил себе бесплатный напиток, приятель... Он уже собирался открыть бутылку, когда Джим неожиданно повысил голос: — Стой! — А? Что-то не так? Джим посмотрел на бутылку и вздохнул. "Лучшее Гленна", 2377 года. Одно из лучших виски, что ему доводилось пробовать. — Просто я... бросил пить. Возможно, это было не совсем правдой. Но сейчас Джим смотрел на бутылку с первоклассным виски и понимал, что не испытывал желания снова ощутить его вкус. Словно его тело больше не жаждало этого. — Что? Серьёзно? — застонал Джо. — Чувак, знаешь, почему я не вышвырнул тебя отсюда, когда ты прострелил мой телевизор? Потому что ты потратил здесь столько денег, что я мог отправить моих детей в колледж! Всех троих! Если это и было преувеличением, то незначительным. Джим снова вздохнул: — Просто... за последние годы многое изменилось. — Да уж, вижу, — пробормотал Джо. Он убрал стакан, но оставил на стойке бутылку. — Кстати, у меня кое-что для тебя есть. Думаю, оно твоё. Джим нахмурился. Он почти ожидал, что бармен достанет что-то вроде револьвера с одним патроном — тот любил подобного рода шутки. Но увидев маленький предмет, выложенный на стойку, Джим потерял дар речи. — Откуда... откуда ты это взял? — наконец пробормотал он. Это был значок. Его значок. Значок шерифа Конфедерации. — Несколько твоих парней заглядывали сюда где-то год назад. Они летели в какую-то колонию — кажется, Гавань, если не путаю, — и сказали, что ты оставил эту штуку на "Гиперионе", когда Доминион отправил его в док. Они знали, сколько времени ты тут проводил, и оставили его мне. На случай, если ты вернёшься. Джим недоверчиво покачал головой: — Знаешь, ты бы мог и послать мне его. — А ты бы мог послать мне деньги за телевизор! — парировал Джо. Джим смотрел на значок и чувствовал, как у него в голове пробуждается множество воспоминаний. Не все из них были хорошими. Он вздохнул и неожиданно почувствовал себя неуютно. На задворках его разума словно что-то заворочалось. Что-то, пытавшееся заговорить с ним. Это напоминало ему кое о ком... но, может, у него просто лопнул кровяной сосуд в мозгу. — Ты выглядишь усталым, босс, — заметил Джо. Джим вздохнул: — Просто выдалась трудная неделя. — Да, знакомое чувство. Знаешь, я пока что тебя оставлю. Мне надо кое с кем поговорить. А чтоб ты не скучал... — Джо включил телевизор и снова посмотрел на Джима. — Если всё же решишь выпить — угощайся. Но не больше одной бутылки одновременно. — Всё ещё злишься из-за того случая? — Ага. Ладно, пойду скажу Флетчеру, что мне нужны те энергоячейки. Он от меня уже несколько дней прячется. — Понятно, — пробормотал Джим, успевший погрузиться в воспоминания. Бармен вышел из-за стойки и похлопал его по плечу: — А вот когда я вернусь, мы долго и обстоятельно поболтаем. — Угу... Джо хмыкнул и направился к двери. Когда она закрылась за ним, Джим наконец остался один. Он смотрел на значок перед ним и думал, сколько же лет прошло. Сколько погибло друзей. Теперь война окончилась, но что готовило им будущее? Вернутся ли зерги? Рассыпется ли хрупкий союз с протоссами? Джим взял значок и начал крутить его в руке. — ...сегодня исполняется три года с момента свержения режима Арктура Менгска... — говорила диктор по телевизору. Уже три года? Ну надо же. За эти годы многое изменилось. Узнал ли бы Арктур свой Доминион? — В память об этом император Валериан Менгск устроил грандиозное празднование в центре Августграда, и возвестил о начале новой эры мира и процветания в Доминионе терранов... Джим грустно улыбнулся. Он был уверен, что Валериан будет хорошим императором. Он уже был куда лучше, чем его отец. Джим до сих пор помнил их первую встречу. "Я могу предложить вам то, о чём вы всегда мечтали..." — словно наяву слышал он лучащийся самодовольством голос. Но Валериан показал неправоту Джима, оказавшись куда лучше, чем тот думал — Перед зданием сената адмирал Мэттью Хорнер вновь заявил о поддержке войсками нового правительства... Джим поднял взгляд на экран и увидел лицо своего старого друга и товарища. Мэтт тоже был хорошим человеком. Джим был уверен, что они с Валерианом преуспеют. — ...и выразил оптимизм... Дальше Джим уже не слушал. Он повернул голову вправо, к стене, на которой висело множество фотографий. Некоторые из них изображали его и его друзей. Например, левая фотография изображала Джима и Мэтта с большими кружками пива, улыбающихся в камеру. "Завоюем умы и сердца, — вспомнил он слова Мэтта. — Как вы всегда и говорили". Рядом с этой фотографией была другая, изображавшая Свонна и двух его приятелей. Столько лиц... — Знаешь, Мэтт, когда-нибудь ты сам будешь командовать этой горсткой изгоев, — прошептал Джим, повторяя когда-то сказанные им слова. Ещё одна фотография изображала "Небесных дьяволов" — старую команду Джима. Теперь все они, кроме него, были мертвы. Стоявший рядом с Джимом на фотографии мужчина был без рубашки и смотрел в сторону. "Это сделка с дьяволом, Джимми..." Как бы ни обстояли дела, Тайкус был его другом. Они столько пережили вместе... Мало какое решение далось Джиму с таким трудом, как его убийство. Его глаза заскользили по другим фотографиям и остановились, увидев причину смерти Тайкуса. Она выглядела так же, как он помнил её. Рыжие волосы. Зелёные глаза. И лёгкая, едва заметная улыбка. "Её жизнь будет в твоих руках..." — вспомнил он слова Зератула. Это было так. И Джим тогда сделал то, что мог сделать только он, — отпустил её. Уже не раз он проклинал себя за это. Он должен был остаться с ней, ещё после смерти Арктура. Он подвёл её, и теперь её больше не было. Он опустил взгляд и снова посмотрел на свой значок. Печаль начала затапливать его сердце. Он потерял обоих своих любимых женщин, и был виновен в этом. Может, ему всё же стоило открыть ту бутылку и напиться? За его спиной снова открылась дверь, и в маленький бар ворвался тёплый ветерок. Он не ощущался как застоялая жара Мар-Сары. Скорее он походил на... тихое дыхание. Свет, озаривший бар, тоже казался другим. Слишком ярким, но не слепившим его. И он тоже ощущался... тёплым. Присутствие в глубине его разума неожиданно стало сильнее. Джим услышал шаги. Не тяжёлые шаги кого-то вроде Джо Рея или Тайкуса, а лёгкие, почти невесомые шаги. Затем они остановились. Джим повернулся, и ему понадобилась секунда, чтобы различить силуэт в ярком свете. Неожиданно он вспомнил, что Мэтт сказал ему на "Гиперионе": "Пообещай мне... что если ты увидишь то единственное, что делает тебя счастливым, если ты обретёшь то, что снова сможет сделать тебя целым... схвати это покрепче. Схвати и не смей никогда больше отпускать". Это был сон. Или галлюцинация. Такого не могло быть. Но, когда он услышал её голос, его разум наконец начал принимать истину. Её рыжие волосы развевались за спиной, а на губах играла та самая лёгкая улыбка: — Как насчёт убраться отсюда, ковбой? Когда-то давно Джо Рей спросил его, почему он продолжал сражаться с Доминионом. Джим ответил, что закончит лишь тогда, когда призраки прошлого умолкнут. Но теперь всё обстояло иначе. Ведь его "призрак" наконец вернулся к нему...

***

Когла Сара увидела спину Джима, она поняла, что настал момент. Она не будет больше убегать, лгать, обманывать. Она не превратится в Джейн Шепард или ещё кого-то. Она остановилась и увидела, как Джим обернулся. Вот оно. Полный круг. Точка невозврата. Она хотела сказать ему столько всего. Например, что ей было жаль. Что ей нужно было прийти куда раньше. Что она была трусихой. Но вместо этого у неё вырвалась лишь самая неловкая фраза, о которой она могла подумать: — Как насчёт убраться отсюда, ковбой? Она увидела его растерянность, но та продлилась лишь секунду. Он не был пьян, он полностью контролировал себя. И она готова была принять то, что сейчас произойдёт. Даже если он скажет ей катиться к чёрту. Но иногда твои худшие кошмары оказываются лишь кошмарами. И когда ты просыпаешься, то осознаёшь, что реальность не настолько ужасна. Она увидела, как выражение удивления на его лице сменяется счастливой улыбкой. Ощутила, как его сердце забилось быстрее, когда он положил свой значок на барную стойку и встал. А затем он произнёс то, что она так надеялась услышать: — Чёрт, давно пора. А все эти кошмары и страхи? Они молчали.

***

Дверь закрылась. Но она осталась закрытой лишь на секунду. Могло показаться, что время и пространство странным образом изогнулись. В одну секунду человек вышел из бара, а в следующую вошли двое других, которые вовсе не видели первого. Первым из двоих был худой парень чушь старше двадцати лет. Он был одет в безвкусную гавайскую рубашку, шорты и соломенную шляпу. Он походил скорее на туриста, чем на доминионского офицера. Второй мужчина был одет в чёрный костюм; жара Мар-Сары его, кажется, вовсе не заботила. Взгляд его скрытых солнечными очками глаз заскользил по бару. Никого не обнаружив, он нахмурился: — Он должен был быть здесь. Первый мужчина тоже осмотрелся и заметил что-то на барной стойке. Подойдя к ней, он взял небольшой предмет. — Что это? — спросил агент Смит. — Значок. Конфедератского шерифа, — ответил майор Джозеф Брент. — Возможно, он куда-то вышел, — предположил Смит. Но Брент лишь продолжал смотреть на значок. — Ну, мы сделали что могли, — наконец сказал он. — Разве мы не должны поискать его? Брент покачал головой: — Распоряжения адмирала Хорнера были вполне чёткими. И потом, я устал: половине моих органов и четырёх недель нет. — Тогда почему вы вызвались на это задание? — спросил Смит. Майор Брент пожал плечами. То, что он получил повышение после того, как его подстрелили, казалось ему ироничным. Он не знал, стоило это считать простым или сложным путём. Он уже решил, что постарается стать полковником классическим способом. — Сам не знаю. Наверное... просто хотел снова увидеть одну девушку-змею, чтобы её поблагодарить. — Девушку-змею? — переспросил Смит. Брент лишь вздохнул: — Забейте. Пойдёмте домой. Он сунул значок в карман и направился к выходу. Когда они оказались снаружи, он обернулся и бросил последний взгляд на бар перед ним: — Bon voyage, шериф. Передайте от меня привет Изше. А затем они тоже ушли.

Конец Акта II Далее Акт III — "Пятьдесят оттенков Сары"