Собирая осколки воедино

Пистолет нацелился прямо в голову Джасперу Нойссеру; Валериану оставалось только нажать спусковой крючок. Он никогда прежде не убивал людей, но не был дураком и знал, как управляться с оружием. Но сейчас, смотря в глаза Нойссера, он ощутил незнакомое ему чувство. Словно пламя, загоревшееся глубоко в груди. Это была ярость, чистая и незамутнённая ярость. Праведный гнев в его ярком проявлении. Эмоция, которая побуждает людей идти на войну, творить разные глупости. И этот же гнев запылал сейчас не только в сердце Валериана, но и в глазах. Никто не решался вымолвить ни слова. Ни Кёртланд, ни Джим, ни даже Смит, который сумел снова подняться на ноги, пусть и не мог больше сражаться из-за раны. Наконец Кёртланд решилась что-нибудь сказать, но тут Валериан обвёл взглядом окружающее, и она увидела болезненное выражение на его лице. И только после этого в полной мере осознала, где находилась, и увидела последствия произошедшей бойни. Она сдавленно ахнула, смотря на множество мёртвых тел. Сколько же было крови! — Как же... так... — прошептала она. Джим неподалёку от неё застонал, перевернулся на бок и попробовал встать, но безуспешно. Смит подковылял к нему и протянул руку. Бывший лидер повстанцев вздохнул, но взялся за неё. Сумев с помощью Смита подняться на ноги, он снова перевёл взгляд на Валериана. Наконец повисшее тяжёлое молчание нарушил Нойссер: — Ну давай... сделай это. Я знаю, что ты хочешь нажать на спусковой крючок, хочешь убить меня. Не... кха... заставляй меня ждать. У меня есть дела! Но Валериан не выстрелил. Он снова обвёл взглядом окружающее, и в его глазах показались слёзы. — Посмотри на это, — негромко проговорил он. — Посмотри на то, что ты сделал. Из горла Нойссера вырвался смех, смешавшийся с хрипом боли: — Мы таки неплохо тебя достали, да?.. Ты, наверное, думал... что мы не сможем? Достать тебя там, где ты живёшь? Превратить твой дом в... кх... поле боя. Как ты превратил наши дома. — Я никогда не делал ничего подобного. Нойссер издал гневный рык: — Твои слова бесполезны. Ты... кхх... отродье своего отца. Между Доминионом и Синдикатом может существовать лишь ненависть! На мгновение могло показаться, что Валериан всё же нажмёт спусковой крючок. Джим поспешил вмешаться: — Младший, не надо!.. Но Валериан лишь поднял руку и бросил на него взгляд, заставивший его замолчать на полуслове. — Ты уже говорил такое чуть раньше. Что между нами есть только ненависть, — затем прошептал он, снова посмотрев на Нойссера. — Так поэтому вы пришли сюда? Чтобы посеять семена ненависти среди моих людей? — Мы пришли сюда, чтобы сделать всё правильно! — прошипел Нойссер. — Ты не заслуживаешь жизни, ублюдок! Жаль только... что ты не лежишь в луже крови... как те свиньи, которых мы сегодня поубивали, — его дыхание стало прерывистым. — И жаль... что мы не прикончили всех мразей в этом прогнившем городе, чтобы... — ЗАТКНИСЬ! — неожиданно рявкнул Валериан. Он сделал шаг вперёд, оказавшись почти вплотную к Нойссеру. Его рука сжала рукоять пистолета ещё крепче. — ...чттутпроисходит... — пробормотал кто-то неподалёку от Джима. Джим посмотрел в ту сторону и увидел, что один из охранников начал приходить в сознание. Интересно, что же с ними всё-таки произошло? Но у него не было времени об этом размышлять. — Давай... — прохрипел Нойссер, из уголка рта которого начала капать кровь, а из груди послышался булькающе-хрипящий звук. — Сделай это... СДЕЛАЙ! Джим понял, что попавшая в грудь пуля, скорее всего, пробила лёгкое. Это было одно из худших ранений: поскольку другое лёгкое всё ещё работало, человеку приходилось бороться за каждый вдох и выдох. А ещё это было крайне больно. Валериан снова посмотрел Нойссеру в глаза. На лице Кёртланд появилось испуганное выражение, и она попыталась вмешаться: — Ваше Величество, я!.. Но Валериан сделал жест рукой, заставивший её замолчать. Он не отрывал взгляда от лица Нойссера. За его спиной охранники наконец начали подниматься на ноги; что бы ни лишило их сознания, травм оно, похоже, не нанесло. — Это... император? — прошептал кто-то. — Люди, давайте поднимайтесь! — крикнул очнувшийся командир охранников. Валериан не обратил на это внимания. В его голове бились одни и те же вопросы. Сколько людей погибло? Сколько в настоящий момент умирало? И что произойдёт завтра? — Что, Менгск, — хрипло выдавил Нойссер, — будешь ждать, пока я не умру от кровотечения? Хочешь... кха... видеть, как я давлюсь собственной кровью? Хе-хе-хе... хочешь, чтобы я пожалел о том, чего мы сегодня достигли? Но Валериан ничего не ответил. Он продолжал смотреть на Нойссера, о чём-то размышляя. Тем временем командир охранников подошёл к Джиму и Смиту: — Какого чёрта тут происходит? Джим бросил на него взгляд: — Мог бы и сам знать. А сейчас — почему бы тебе не помочь своему начальнику? После этих слов глава охранников наконец заметил Валериана. Его глаза округлились, и он крикнул: — Ко мне! Охранники начали окружать Валериана и Нойссера, вытаскивая пистолеты и направляя их на келморийца. — Ваше Величество, пожалуйста, отойдите! Мы держим ситуацию под контролем. Валериан наконец повернулся. Но посмотрел не на охранников, а на Кёртланд: — Посол! — Ч-что? — та сама не заметила, как её голос дрогнул. — Какое наказание в Синдикате положено за убийство гражданских? — голос Валериана был холоден; он по-прежнему держал пистолет направленным в лицо Нойссеру. Кёртланд опустила взгляд: — Cм... смертная казнь. — Смертная казнь... — прошептал Валериан. Несколько долгих секунд прошли в молчании. Наконец он опустил свой пистолет. — И что... теперь? — прохрипел Нойссер. Валериан сел на корточки, оказавшись с ним лицом к лицу: — Я хочу, чтобы ты запомнил этот момент. Осознал каждую деталь. Я бы очень хотел прикончить тебя. Оборвать твою поганую жизнь здесь и сейчас. — Так... кха... сделай это... Валериан закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Черты его лица чуть разгладились, и, когда он снова открыл глаза, гнев из них почти ушёл. — Нет, — коротко сказал он. — Убийство тебя будет бессмысленным. Оно не решит проблем, не вернёт мёртвых к жизни. И навлечёт на наши головы то, чего ты хочешь больше всего, — войну, — он наклонился чуть вперёд, так, что его лицо оказалось всего в паре десятков сантиметров от лица келморийца. — Но войны не будет, Нойссер. Ты не получишь желаемого. Я этого не допущу. — Пустые... слова. После сегодняшнего... люди будут жаждать крови! — Возможно. Но я не буду ждать этого момента. Не начну очередной войны, и не стану причиной новых кровопролитий. Так что знайте, мистер Нойссер: вы провалили свою миссию. Впрочем, это ничто в сравнении с тем, насколько вы подвели свой народ. — Не смей... меня отчитывать! — хрипло зарычал Нойссер. — Я — император, и в стенах своего дворца могу отчитывать кого угодно, — холодно ответил Валериан. — Ирония сложившейся ситуации в том, что вы олицетворяете прошлое, мистер Нойссер. Вы, совсем как мой отец, сосредоточены лишь на "здесь и сейчас". Вы не знаете, какой ощущается мирная жизнь. Боитесь будущего, в котором Доминион и Синдикат будут испытывать друг к другу что-то помимо ненависти. После этих слов яростная решимость на лице Нойссера наконец начала давать трещину. — Вы сражались с Доминионом долгое время, Нойссер. Столь долгое, что забыли, каким может ощущаться мир. И поэтому боитесь меня... и её, — Валериан бросил взгляд на Кёртланд. — Потому что мы олицетворяем собой другое. Возможно, я не нравлюсь госпоже послу, возможно, она меня даже презирает. Но она знает, что мир — это нечто драгоценное, то, за что нужно сражаться каждый день. Сражаться... не сражаясь друг с другом. Валериан встал и снова посмотрел на Кёртланд: — Посол сказала мне кое о чём, заставившем меня задуматься. И, должен признать, она была права: чтобы быть лидерами, которых заслуживают наши народы, мы должны делать всё возможное, чтобы улучшить наши жизни. Находя компромиссы; то, отчего обе стороны получат преимущества. — Можешь не тратить на меня... красивые слова... мразь... — прохрипел Нойссер. — Это просто красивые слова до тех самых пор, пока ты в них не поверишь. А я верю, мистер Нойссер. Вот в чём разница между вами и мной. Но не волнуйтесь, у вас будет достаточно времени, чтобы поразмыслить о своих преступлениях в тюрьме. Как знать, может, однажды вы даже пожалеете, что пришли сюда сегодня. С этими словами Валериан встал, развернулся и направился прочь. — ТЫ... КХА... НЕ МОЖЕШЬ... ТАК МЕНЯ ОСТАВИТЬ! — Повторю ещё раз: я — император, — ответил Валериан, даже не обернувшись. — И могу делать то, что пожелаю. Пройдя мимо предводителя охранников, он коротко кивнул ему и велел: — Позаботьтесь о нём. Мне нужно, чтобы он остался в живых до прихода медиков. — Сэр, дворец всё ещё заблокирован. Без окончательного подтверждения я не могу... Валериан смерил его столь холодным взглядом, что целая звезда могла бы потухнуть: — Снимите блокировку. Немедленно. Он не повысил голоса, не стал ругаться, но командир охранников понял, что оспаривать этот приказ было бы крайне неразумно. — Есть, Ваше Величество. Но понадобится пара минут, чтобы понизить мощность щитов, и... — Тогда приступайте, — коротко велел Валериан. Затем он отвернулся и направился в центр бального зала. Там он остановился и несколько секунд стоял неподвижно. — Всем весёлого Рождества, — прошептал он себе под нос, скользнув взглядом по засохшей крови гостей у себя под ногами. Он слышал доносившиеся до него всхлипы и стоны, и видел, как охранники спешат к тем, кто ещё мог выжить. Но картина всё равно оставалась кошмарной. Теперь, когда адреналин схлынул, и нависавшая над ним опасность отступила, Валериан ощущал себя опустошённым. Ему казалось, что кто-то вырвал у него сердце. Как он мог объяснить произошедшее народу? Они никак не могли сделать из этого тайну! Некоторые из погибших были крупнейшими знаменитостями Доминиона, если не всего сектора. И пусть жизнь актёра стоила не больше и не меньше другой жизни, Валериан знал, что люди будут требовать крови. Келморийской крови. Он поднял голову и посмотрел на Кёртланд. Та тоже смотрела на него; её лицо было искажено страхом и тревогой. Казалось, она что-то хотела ему сказать, но Валериан молча отвернулся. В настоящий момент он чувствовал полный вес бремени лидерства. И это ощущалось худшим возможным кошмаром. Что он мог сделать, чтобы предотвратить ярость людей? Он ни на мгновение не верил, что предводители Синдиката были замешаны в этой атаке, но это не имело значения. Значение имело то, что люди хотели бы услышать. Повернув голову, он заметил, что Джим побежал к одному из тел и начал озираться. — Мисс Шепард? Джейн? Вы здесь? — крикнул он. Ему никто не ответил. Джим наклонился над телом и положил ладонь ему на грудь. Через пару секунд его лицо посерело: — Чёрт, нет... Нет... это несправедливо! Валериан механически подошёл ближе, и вскоре узнал мертвеца. Глаза Джима тем временем наполнились слезами: — Прости, парень... я не успел... Валериан остановился за спиной Джима и посмотрел на бездыханное тело Джозефа Брента. Большое, уже начавшее засыхать пятно крови на животе показывало, куда была нанесена смертельная рана. Кто-то, похоже, зажимал эту рану руками, и, посмотрев на лицо Брента, Валериан заметил на нём слабую улыбку. Он, конечно, слышал о выражении "умереть с улыбкой", но всегда считал это лишь фигурой речи. — Мне жаль, Джим, — тихо сказал он, кладя ладонь на плечо бывшему предводителю Рейдеров. — Он был достойным человеком, — произнеся эти слова, Валериан сам ощутил, насколько пустыми они звучали. — Он был просто пареньком, — прошептал Джим. — Уже не мальчиком, но ещё и не мужчиной. Почему это никогда не прекращается? Почему постоянно находятся какие-то мудилы, считающие, что смерть и разрушение — единственное решение их проблем? Валериан не знал, что на это ответить, поэтому лишь промолчал. За их спинами тяжёлые гермодвери начали медленно открываться. Но всё равно должно было пройти некоторое время, прежде чем дворец оказался бы полностью открыт. Когда двери наконец открылись, Валериан бросил взгляд наружу. Он видел синие и красные огни полицейских машин. Неужели всё это действительно закончилось? Люди, одетые в бронекостюмы и несущие тяжёлое оружие, начали входить во дворец. Валериан узнал их форму, это были специальные силы доминионской полиции. Несколько человек поспешили к нему: — Ваше Величество, вы в порядке? — Это Дельта-9, мы оцепляем бальный зал. — Его Императорское Величество жив, но ранен. — Бальный зал в безопасности, теперь нужно прочесать дворец! Все было кончено. Валериан молча смотрел на собственные ладони, не зная, что ему ещё делать. Его рука болела, но он старался не обращать на это внимания. В конце концов, пуля всего лишь его поцарапала. — Сэр, вы ранены! — раздался голос одного из подошедших медиков. — Пожалуйста, сядьте, так я смогу осмотреть вашу рану. Валериан лишь указал на тела на полу: — Забудьте обо мне. Ищите выживших. Они — ваш приоритет. — Но, Ваше Величество... — Это приказ! Затем Валериан услышал кряхтение. Повернувшись к Джиму, он увидел, как тот пытается поднять тело Брента. — Джим, что ты делаешь? — Я... не оставлю его... тут... Но у Джима больше не осталось сил. Последние события полностью измотали его. Его сломанное ребро невыносимо болело, глаз начинал заплывать, а руки ныли так, словно были готовы отвалиться. И всё же он пытался поднять тело молодого капитана. Валериан отвёл взгляд, но лишь на секунду. Затем он подошёл ближе и наклонился. — Валериан, что ты делаешь? — спросил Джим. — Помогаю тебе, — коротко ответил император, берясь руками за низ тела. Подняв тело Брента, он зашипел от боли в раненой руке. К счастью, Брент был довольно лёгким. Не проронив больше ни слова, Валериан медленно пошёл к выходу. За это время прибыло ещё больше полицейских, но все они уступали ему дорогу. Выйдя из дворца и ощутив на лице холодный ночной ветер, Валериан знал, что этот день навсегда переменит их мир.

***

— ...нужно больше сил. Скажите начальникам, что мне нужны все! — командовал комиссар Ретлан. Мэтт стоял в стороне, не вмешиваясь. Ситуация и так была, мягко говоря, непростой, и вряд ли полицейским было нужно, чтобы кто-то стоял у них над душой. Они, без сомнения, прекрасно понимали, что стояло на кону. Мэтт уже некоторое время не получал ни единой вести от Джима, Смита или Валериана. Он бросил взгляд на свои часы; была уже почти полночь. Кейт Локвелл, стоявшая рядом, повернула к нему голову: — И что будет дальше? Безучастно отметив, что её дрон продолжал вести запись, Мэтт ответил: — Сейчас главные здесь — полицейские. Они разберутся с ситуацией. — Но неужели вы не можете ничего сделать? Прислать им на подмогу войска или вроде того? — Мисс Локвелл, вы прекрасно знаете, что всё не так просто. Мы живём в системе с разделением властей. Армия разбирается с внешними угрозами, а полиция — с внутренними. Система выстроена таким образом, потому что система предшественника Его Величества оказалась куда менее эффективной для людей. — То есть вы будете просто стоять здесь и ждать, пока полиция всех спасёт? — Да, мисс Локвелл, — коротко ответил Мэтт. — Император хотел бы, чтобы я так и поступил. Но это не значит, что мне подобное нравится, — прибавил он шёпотом, начиная осматриваться. Некоторые из гостей сумели выбежать из дворца, прежде чем охрана его блокировала. Несколько человек были ранены, но несерьёзно; их уже отправили в ближайшие больницы. Но во дворце всё ещё оставалось около семидесяти гостей, и это не считая VIPов в тронном зале. То, что он не мог ничего сделать, было хуже всего. Будучи Рейдером, Мэтт всегда мог что-то сделать. На мгновение ему даже захотелось вызвать Свонна и попросить пригнать сюда "Гиперион" для орбитального удара. Так они смогли бы пробить дыру в одной из стен, и... — Донни всё ещё там, — прошептала Кейт. Мэтт опустил взгляд: — Извините, мисс Локвелл, но тут я бессилен. Нам остаётся ждать и надеяться на лучшее. — Это не то, что я бы хотела услышать, адмирал. — Поверьте, вы не одиноки в этом чувстве. Они продолжили ждать. Ожидание сводило Мэтта с ума; оно было хуже, чем сражение с зергами или талдаримами. В битвах он, по крайней мере, мог что-то предпринять. А сейчас самые близкие к нему люди были совсем недалеко, но он мог только ждать, ежесекундно волнуясь за них. Что, если Валериан не пережил происходящее? Мэтт боялся даже думать о таком. Результатом стали бы хаос, анархия и война. Неужели они помирились с зергами и протоссами, только чтобы убить самих себя? В этом была какая-то горькая ирония. Появились новые антитеррористические отряды. Мэтт только вполуха слушал приказы комиссара, но, похоже, они запечатали все прочие входы во дворец. Выходит, они были готовы его штурмовать? — Похоже, сейчас что-то начнётся, — прошептала Кейт. — Увы, это изменит немногое. С блокировкой проникнуть во дворец будет очень трудно. Но тут Кейт подняла руку и указала на дворец. — Глядите, что-то происходит! — крикнула она. Глаза всех поблизости обратились ко дворцу. — ВСЕМ ПРИГОТОВИТЬСЯ! — крикнул кто-то, и члены антитеррористических отрядов нацелили оружие на вход. Тяжёлые гермодвери, блокировавшие входы и кона, начали медленно раздвигаться, исчезая в стенах и полу. Через несколько минут вход во дворец оказался полностью открытым. — Вперёд! Живее! — крикнул один из офицеров. Одетые в чёрное фигуры заторопились ко входу, и Мэтт рассеянно отметил, с какой сноровкой и профессионализмом они действовали. Возможно, его войскам стоило чему-нибудь поучиться у них. Он хотел сразу же последовать за ними. К чёрту опасность, он должен был найти Валериана! и Джима! И, конечно, Брента! — Адмирал, отойдите! — гаркнул на него Ретлан. — Не дайте им войти внутрь! Оцепить дворец! Несколько полицейских встали на пути Мэтта, всем видом выражая, что не хотели применять к нему силу, но не собирались и позволять ему войти. Мэтт сжал кулаки, с трудом подавляя свой гнев. Даже у его терпения был предел. Тем временем первые полицейские вбежали во дворец. Мэтт затаил дыхание, прислушиваясь. Он был готов услышать стрельбу, но той не последовало. Зато вскоре послышались голоса: — Медики! Внутри нужны медики! — Второй отряд, внутрь! — Бальный зал оцеплен, продолжайте действовать! — Только что узнал: император жив! Он ранен, но ранение лёгкое! — сказал один из офицеров Ретлану. После этих слов Мэтт ощутил непередаваемое облегчение. Кейт посмотрела на него как раз в ту секунду, когда он провёл тыльной стороной ладони по губам. Её дрон продолжал вести запись, запечатлевая этот момент. — Доставить императора в безопасное место! Прикажите людям внутри прочесать весь дворец! — продолжал раздавать приказы комиссар. Проходили минута за минутой, но ничего так и не происходило. Наконец Мэтт не выдержал и шагнул вперёд. — Сэр, прошу, отойдите! Мы не можем позволить вам сейчас пойти во дворец! — сказал один из полицейских. Мэтт остановился, заметив, что двое одетых в чёрное полицейских вышли из дворца. Они выглядели так, будто защищали кого-то, кто собирался выйти. И через мгновение... — Слава Богу, — прошептал Мэтт, увидев выходившую из дверей фигуру. Сначала он даже не узнал его из-за новой стрижки, но это был без сомнения Валериан. Однако облегчение Мэтта рассеялось, когда он сообразил, что Валериан нёс что-то в руках. Нет, не что-то. Кого-то. — Нет... НЕТ! Он ринулся вперёд с такой скоростью, что полицейские не успели его остановить. Через несколько секунд он оказался у подножия лестницы, и все вокруг застыли, обратив взгляды к нему и императору. Мэтт остановился, подняв взгляд на своего друга и правителя. Валериан, чья правая рука была покрыта кровью, продолжил спускаться по лестнице, и наконец оказался рядом с адмиралом. — Прости, Мэтт, — тихо проговорил он. Других слов не требовалось. Мэтт машинально протянул руки, и Валериан передал ему мёртвое тело Брента. Мэтт попытался бороться с подступившими слезами, но безуспешно. Краем глаза он заметил, что из дворца вышли Джим, Кёртланд и Смит, но это уже не имело значения. Он опустился за землю и всхлипнул: — Джозеф... я не должен был тащить вас сюда с собой... Заметив, что теперь во дворец было куда легче войти, ко входу побежала и Кейт. — Пожалуйста, только не... — шептала она себе под нос. Никто не попытался её остановить. Добежав до входа, она заметила неподалёку Джима Рейнора, но даже не замедлила шага. Вбежав в бальный зал, она начала осматриваться. Всем вокруг она казалась просто репортёром, жаждущим получить узнать подробности сенсационной новости, но в данный момент никому не было до такого дела. Увидев множество мёртвых тел, Кейт не поверила своим глазам. Она узнала эти лица, она даже брала у многих из них интервью. Некоторые даже звали её другом, хотя это в её профессии не имело особого значения. Но всё же... — Прошу, выживи... нельзя же так... Её взгляд метался из стороны в сторону, но Донни она не видела. Возможно, он успел покинуть бальный зал? Возможно, он был ранен? Но тут её взгляд упал на фигуру, лежавшую в паре десятков метров от неё. Та была одета в безвкусный светло-голубой костюм, местами запачканный кровью. Кейт подбежала к телу и опустилась на корточки: — Донни... нет... По её лицу заструились слёзы. Глаза Донни Вермиллиона были широко открыты, на лице застыло выражение удивления. Словно он даже не понял, что произошло. — Это несправедливо! — закричала Кейт срывающимся голосом. Некоторые люди с сочувствием оглянулись на неё, но никто не решился к ней подойти. — Он наконец понял, как жить дальше! У него были планы! Он мог... стать лучше! Уронив голову на недвижную, покрытую кровью грудь Донни Вермиллиона, Кейт Локвелл начала горько плакать.

***

Джим чувствовал себя измотанным, умственно и физически. Всё в его теле болело, и он просто хотел упасть и заснуть. Несколько медиков побежали к нему, желая заняться его ранами, Но Джим отмахнулся. — Займитесь парнем в костюме, его ранили сильнее! — сказал он, указывая на Смита. Телохранитель пытался возражать, но Джим просто отвернулся и сел у входа во дворец, на самой вершине лестницы. Он видел, как ниже него Мэтт и Валериан оплакивали Брента. Точнее, оплакивал Мэтт, а Валериан стоял рядом, опустив взгляд. — Мне жаль, Мэтт... — услышал Джим. Его слова звучали пустыми и слабыми, но Джим не мог его винить. Так ощущалось сокрушительное поражение. Именно так чувствовал себя сам Джим, когда потерял Сару на Тарсонисе. — Джим... прости, пожалуйста... — услышал он её голос. На его лице появилась слабая улыбка. Возможно, усталость сыграла с ним злую шутку, но сейчас этот голос, по ощущениям, был не только у него в голове, но и за спиной. Это было приятно... — Ты в этом не виновата, милая, — прошептал он. Валериан отвернулся от Мэтта и подошёл к комиссару Ретлану, с которым обменялся рукопожатием. Джим не слышал, о чём они говорили, но на лице Валериана, как и всех окружающих, читалась печаль. Затем Валериан коротко кивнул комиссару и направился в укромный уголок. Там он закрыл глаза рукой, а его плечи задрожали от плача. Джим заметил, как Кёртланд подошла к нему. Она что-то говорила, но Валериан не реагировал. Тогда Кёртланд подошла на шаг ближе. Возможно, она говорила ему собраться? Это было бы грубо, но в её стиле. Но, к немалому удивлению Джима, Кёртланд просто подошла вплотную и заключила Валериана в крепкие объятия. — Ха... да уж, они созданы друг для друга, — пробормотал Джим. — Они словно на разных планетах, — сказала ему галлюцинация. — И кто знает, каким мир будет завтра. Джим не хотел об этом говорить. Так что лишь прошептал: — Жаль, что тебя рядом нет, милая. Мне бы тоже хотелось, чтобы меня обняли. — Тебе лучше без меня, Джим. Так всегда было. Несмотря на измотанность, он ощутил, как начинает сердиться: — Это неправда. Нам бы сегодня очень пригодилась твоя помощь. Мне бы пригодилась твоя помощь! И не только... Джим вздохнул и продолжил смотреть на сцену перед ним. Сара, смотревшая на его затылок, протянула руку, но потом отдёрнула её и отвела взгляд. Она была так близко. А ему было так больно. — Я всегда приношу только смерть и разрушения, Джим. Всегда. Просто... Она осеклась, сообразив, что сказала это и вслух, и мысленно. Но Джим так и не понял, что она стояла прямо у него за спиной: — Твоя суть никогда не была в смерти и разрушении, Сара. Ты была куда большим. Если бы ты была здесь сегодня, то поступила бы правильно. Эти слова были для неё словно пощёчина. Даже после стольких лет, после всего, что она сделала, он отказывался ненавидеть её. Когда он думал о ней, его мысли становились такими тёплыми... — Нет, Джим. Почему ты думаешь, что мне было бы дело до этих людей? — Потому что я знаю тебя, Сара. Всегда знал. Если бы ты была тут, рядом... ничего этого бы не произошло. Эти слова причинили ещё большую боль. Сара подавилась воздухом, не в силах ничего сказать. По её щекам потекли золотые слёзы, и она ощутила всепоглощающее чувство вины. Она и правда могла бы это остановить... но не стала. Зачем бы ей было это делать? Ведь никому не было дело до её собственных мечтаний и страхов... — Мне было дело, — прошептал Джим. Она сжала зубы, и её плечи задрожали от беззвучного плача. Он был прав: ему было до неё дело. Он был единственным во всей галактике, кто имел право судить её. Единственным, до чьего суждения было дело ей самой. И он считал её невиновной... великолепно! Сара ощущала усталость Джима. Он хотел, чтобы боль кончилась, его раздражала бессмысленность его жизни. Он чувствовал себя одиноким и отчаявшимся; в его голове то и дело мелькали мысли вроде "Так вот что меня ждёт... чахнуть, видя смерти ещё большего количество невинных..." Он отчаянно желал мира: он устал от битв и войн. И, к собственному удивлению, Сара видела в этих чувствах саму себя. Словно они оба попали в какой-то круговорот, где на каждом витке их ждали новые конфликты. Но у Джима был способ покончить с этим. Его жизнь была короткой. А Сара... она не знала, сколько лет ей ещё предстояло жить. Сотни? Тысячи? Миллиарды? — Почему ты продолжаешь это делать, Джим? Почему не остановишься? — прошептала она. — Потому что мне больше ничего не осталось, — тихо ответил он. Саре отчаянно хотелось сделать шаг вперёд и обнять Джима. Сказать ему, что он был не один. Но она не могла. Она не была больше частью его мира, не имела права донимать его и причинять боль. Но... именно это и произошло. Она могла не дать произойти всем этим событиям. А боль вызывали не только они... Джим также чувствовал страх от того, что могла начаться ещё одна война. Саре не было дела до политики, он она понимала, к какому количеству смертей могла привести война между Доминионом и Синдикатом. Ей не было дела ни до Доминиона, ни до Синдиката. Но она знала, что Джим будет винить себя за то, что не смог предотвратить произошедшее. — Прости, Джим... Как бы мне хотелось быть той женщиной, которую ты во мне видел. Он слабо хмыкнул: — Ты и была такой, Сара. Самой человечной душой, что я когда-либо встречал. Сара подавила судорожный вздох и отвела глаза, чувствуя, что вот-вот сломается. Её взгляд упал на Мэтта и мёртвое тело в его руках. Человеческие жизни были такими хрупкими. Ей всегда хватало небольшого всплеска её сил, чтобы их оборвать. Будучи ребёнком, "призраком", зергом. Она убивала одной мыслью, легко и почти без усилий. Своими новыми силами она, правда, пока ещё никого не убила. Она убила келморийца, но из огнестрельного оружия. Ну и поджарила мозги фантомам, однако они на это напрашивались. Наконец она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на мёртвом теле в руках у Мэтта. Это было немногое, но, возможно, она могла подарить Джиму хоть небольшое облегчение. Сара не имела понятия, что делала. Она просто... пыталась сделать так, чтобы всё обрело смысл и стала правильно. Она видела тело как на рентгене, видела раны, ощущала повреждённую ткань, словно свою собственную. У Королевы Клинков было много способностей, и, среди прочего, она могла залечивать свои раны с невероятной скоростью, пользуясь псионикой. Сара поискала в своей памяти знание о том, как это делалось... оно всё ещё было с ней. Ей оставалось только применить этот метод... только не к себе, а к другому. Она набрала в грудь воздуха и потянулась мыслями. На мгновение она словно соединилась с каждым живым существом на планете, ощутив их эмоции, мысли, надежды и мечты. Она ощутила тёмные пятна там, где их голоса угасли. Она направила свой разум на эти тёмные пятна и начала делать то же, что делала прежде. Начала исцелять раны...

***

Мэтт чувствовал опустошённость. В его голове роились тысячи мыслей, но он не мог сосредоточиться ни на одной. Всё словно расплывалось. Неожиданно он сообразил, что никогда не встречал родителей Брента. А теперь ему предстояло сказать им, что их сын был мёртв. Убит террористами на самом крупном праздновании года. Мэтту хорошо было знакомом чувство потери, но он надеялся, что подобное осталось в прошлом. А теперь Брент был мёртв... за что? — Адмирал, — к нему подошёл комиссар Ретлан, — думаю, вам стоит знать, что мы отыскали ещё тела, а также, похоже, точку проникновения атаковавших. Однако больше противников мы не обнаружили, и потерь не понесли. — Сколько всего? — хрипло спросил Мэтт. Ретлан ответил не сразу. — Сколько?! — повторил Мэтт, сорвавшись почти на крик. — Семьдесят два. Семьдесят два. Семьдесят два трупа. Семьдесят две жертвы. Семьдесят две причины для призывов покарать тех, кто был за это в ответе. Сколько же ещё прольётся крови... Краем глаза Мэтт заметил обнимавшихся Кёртланд и Валериана, но не обратил на них внимания. — Мы продолжим прочёсывать дворец, и сообщим вам о результатах. Мы уже начали эвакуировать людей их тронного зала. Сэр, возможно, вы хотите?.. — Ретлан бросил взгляд на тело в руках Мэтта. — Нет... оставьте меня. Я хочу... попрощаться. — Конечно, сэр. Если вам понадобится помощь, мои люди к вашим услугам. Мэтт проводил комиссара взглядом и снова посмотрел на Брента, но быстро отвёл взгляд. Видеть его таким было невыносимо, пусть даже на его лице застыла слабая предсмертная улыбка. Интересно, что стало её причиной? — Простите, капитан... Джозеф. За всё. Брент работал на Мэтта не так уж долго, но успел стать ему надёжным соратником. Даже скорее другом. Джозеф стал для него почти тем же, чем когда-то был для Джима сам Мэтт. — Обещаю, я расскажу вашим родителям, что вы были отважны до последнего момента, — Мэтт не знал, было ли это правдой, но уже твёрдо решил, что, если родители Брента были бедными, он позаботится, чтобы у них хватило денег на всю жизнь. Он всегда воспринимал Брента как должное, не интересовался его жизнью... а теперь было уже поздно. — Мне так жаль, Джозеф. Если бы я только мог повернуть время назад... но я не могу. Он ощущал, как тело Брента начинало коченеть. Это было так неправильно... Мэтт заметил, что медики начали выносить из дворца тела других жертв. Мысль о том, что они просто отправят их всех в морг, была почти невыносимой, но он понимал, что больше ничего не мог сделать. Он опустил тело на землю и повернулся к медикам: — Можете его забирать. Только, прошу, будьте деликатнее. Медики отдали честь и направились к телу Брента. Когда они начали упаковывать его в мешок для трупов, Мэтт отвернулся. Он видел, что Валериан всё ещё был рядом с Кёртланд. Кажется, она... утешала его? Это был, наверное, единственный приятный сюрприз за день. Мэтт уже направился к ним, когда неожиданно почувствовал странное головокружение. На мгновение ему стало одновременно жарко и холодно, и он ощутил, будто что-то... или кто-то рассматривает его. Он сдавленно охнул и споткнулся, но сумел не упасть. Остальные вокруг, похоже, тоже это ощутили, и теперь растерянно переглядывались, не понимая, что случилось. Мэтт потряс головой. В этом ощущении было что-то смутно знакомое, словно... — Эй, этот ещё жив! — крикнул кто-то позади него. Мэтту понадобилась пара секунд, чтобы осознать, что голос принадлежал одному из медиков. Он застыл, не веря своим ушам. — Гха... — раздался чей-то слабый кашель. — Мы здесь, мы поможем! Дышите, слышите меня?! Когда Мэтт наконец сумел повернуться, его глаза стали размером с блюдца. Он побежал обратно к медикам и увидел, что рот Брента открыт, а грудь неравномерно вздымается. Он дышал! — БРЕНТ! — Мэтт упал на колени, вглядываясь в своего адъютанта. Тот дышал, но по-прежнему был смертельно бледен, а на его лице читалась боль. Но он был жив! Тут Мэтт заметил, что рана на животе Брента снова начала кровоточить. — Скорее, в больницу его! — крикнул Мэтт. Медики немедленно отреагировали; кто-то принёс носилки, и Брент был аккуратно уложен на них. — Капитан, вы слышите меня? Всё будет хорошо, я обещаю! Мэтт говорил без перебоя, но Брент, похоже его не слышал. Он следовал за медиками до одной из машин скорой помощи. Там медики погрузили Брента внутрь, и машина сорвалась с места, воя сиреной. После этого Мэтт огляделся... и осознал, что что-то было не так. Или, наоборот, так. Потому что в прочие машины загружали другие стонущие, подёргивающиеся тела. — Отойдите, у нас здесь ещё выжившие! — Но этот парень был мёртв! Я проверял пульс! — А сейчас он не мёртв! Кончайте препираться и доставьте его в больницу! Медики носились вокруг, оказывая помощь людям. Мэтт был слишком ошарашен, чтобы понять, что происходило. И он был не одинок. — Что тут происходит? Мэтт? Что это вообще значит? — воскликнул подошедший к нему Валериан. Мэтт беспомощно пожал плечами: — Я не знаю. Прямо на их глазах тела в мешках для трупов начинали шевелиться. — Достаньте их оттуда! — раздался чей-то крик. — Какой придурок упаковал тела, не проверив, живы они или нет? — Но мы проверили! Они были мертвы, правда! Это не имело никакого смысла. Разве что... Мэтт начал озираться. Нет, невозможно... Он надеялся, что видел дурной сон, что встреча на "Гиперионе" была алкогольной галлюцинацией. Его взгляд упал на вход во дворец, где находилось множество людей, и он заметил кое-кого. — Джим! — шёпотом воскликнул он и сделал шаг вперёд. В этот момент он увидел за спиной своего старого друга рыжеволосую женщину. И в этот раз он точно знал, что это была не галлюцинация.

***

— Какого чёрта? — прошептал Джим, увидев, как медики начали извлекать людей из мешков. — Что происходит? Сара за его спиной опустила взгляд, неожиданно осознав, что снова перестаралась. Она хотела лишь залечить раны адъютанта Мэтта. Но, похоже... Один голос за другим начал возвращаться к жизни. Сара чувствовала их растерянность, страх и облегчение от того, что всё оказалось лишь сном. Только вот это был не сон. Впрочем, это уже не имело значения. Что было сделано, то было сделано. Ей больше ничего не оставалось. Хотя нет, оставалось. Но она чувствовала, что сейчас у неё не хватит на это сил. Потом, когда всё уляжется. Она видела, как голова Джима начинала клониться к груди; он был измотан до предела. Сара потянулась к нему, желая коснуться его плеча... но в этот момент ощутила чьё-то внимание. Она отвела взгляд и увидела мужчину у подножия лестницы. Он смотрел прямо на неё. Это был Мэтт. — Спи, Джим, — прошептала она человеку, которого всё ещё любила. — Мы закончим в другой раз. — Как скажешь, дорогая, — неразборчиво пробормотал Джим. Его голова наконец упала на грудь, и он задремал. После этого Сара развернулась и пошла обратно во дворец. Мэтт, до сих пор едва веривший своим глазам, бросился за ней. Чуть не сбив с ног нескольких медиков, он вбежал в бальный зал, ещё недавно полный смерти и разрушений. Теперь же в нём остались лишь разрушения. — Нужны ещё одни носилки! — крикнул какой-то медик своим товарищам. Мэтт оглядывался в поисках Сары, до сих пор не зная, что сказать. Она была здесь! Сегодня! С Джимом! Это она стояла за атакой? Но зачем? Нет, это не имело смысла. Вряд ли она организовала атаку. Но он должен был узнать, зачем она пришла. Мэтт продолжал осматриваться, но Сара словно сквозь землю провалилась. — Донни? — неожиданно услышал он знакомый голос. Он повернулся и увидел Кейт, стоявшую на коленях у тела человека в кричаще безвкусном костюме. Он знал этого человека. Это был Донни Вермиллион. — Кейт, — пробормотал он, — а вы уже прочли последнюю часть моей автобиографии? Я вам её присылал! Мэтт видел полнейшее неверие на лице Кейт. Всё это было невозможно. Это не имело никакого логического объяснения. Но потом ведущая просто расплакалась и обняла Донни. Мэтт смотрел на это, зная, что должен был заниматься тысячей других вещей. Созвать пресс-конференцию. Расспросить Валериана. Навестить Брента. Поручить кому-нибудь начать подробное расследование. Но в итоге он лишь закрыл глаза и прошептал: — Спасибо тебе, Сара.

***

Всё наконец закончилось. Битва подошла к концу, и наступила тишина. Молодая женщина не покидала сад с того самого момента, как началась стрельба. Приходить сюда, видеть этот момент было больно. Но иногда боль нужна, и иногда нужно видеть вещи, которые ты не хотел видеть. Видеть их двоих такими... было трудно. Женщина всегда знала об этом, но одним делом было знать, а другим — видеть самой. Она ощутила, как что-то прокатилось по её телу. Словно волна безграничной псионной энергии. Она закрыла глаза и ощутила, как эта сила начала сосредотачиваться на одном человеке. Женщина слегка улыбнулась, поняв, что хотела сделать Сара. Она хотела спасти молодого человека, который что-то значил для Джима. Но со столькими смертями и разрушениями... было ли достаточно спасения одной жизни7 И молодая женщина стала действовать. Она просто слегка толкнула силы Сары, заставив её сбиться, но не заметить воздействия. И этого толчка хватило, чтобы силы Сары подействовали куда больше, чем на одного. Через несколько секунд женщина ощутила, как жизнь стала возвращаться к людям. Она открыла глаза и заметила, что рядом с ней появился тусклый огонёк. — ...leavin', on a jet plane, dunno when I'll be back again... — еле слышно пропела она, касаясь засветившегося бутона. Цветок, который император называл искроцветом, отреагировал на её прикосновение. Его бутоны не раскрывались уже больше двух лет, с тех самых пор, как Королева Клинков побывала в этом дворце. И теперь воздействие псионики стало сигналом наконец выпустить семена. На лице женщины появилось выражение почти детской радости. Она наблюдала, как бутоны раскрылись и начали светиться тусклым голубым светом. По саду пронёсся ветерок, и в воздух поднялись мириады семян. Светясь, словно крошечные светлячки, они поплыли вверх, озаряя всё вокруг. Это было Рождество, которое люди позднее назовут "Рождеством 2507-го". И будут помнить как Рождество, которое переменило всё. Но в этот раз... ...к лучшему.