Суррогат

      Ичиго оторвался от чтения, когда с кухни послышался невнятный шум, а затем цокот когтей по паркету. – Гриммджо, для особо наивных – если ты поставишь пакет с кормом на стол, Зангецу унесёт скорее его, чем миску, – крикнул он, получая в ответ сдавленное ругательство. Через минуту в комнату с виноватым видом проползло его дорогое дитя размером с телёнка, а следом за ним и запыхавшийся Джаггерджак. – Я усмирял лошадей, лез в задницу коровы по локоть, совал пальцы в пасть злобным пекинесам, брил неуправляемого кота, да я даже крокодилу из зоопарка зубы чистил, но эта тварь страшнее всех прочих! Он слушается только, блять, тебя! – взбешённый, с видом мученика, он простёр руки к абсолютно невинной морде, которая уже с блаженным видом свесила язык, преданно заглядывая Ичиго в глаза.       Куросаки поправил очки и ласково улыбнулся. – Ты не можешь справиться с алабаем? – Я не могу справиться с растущей по секунде жажде убийства, и лучше бы тебе что-нибудь с этим сделать, потому что он разбил мою любимую фотку.       Ичиго удивлённо вскинул брови, когда Гриммджо бесцеремонно плюхнулся на диван и положил голову ему на колени. Перед Куросаки появилась погнутая рамка с треснувшим стеклом, и Ичиго укоризненно посмотрел на пса. Тот всё-таки нашёл в себе совесть недовольно заворчать. – Ай-яй-яй, какой паразит, – цокнул Ичиго, убирая книгу, на что Гриммджо довольно завозился. – Надо было заводить кошку, – зооморф почти мурлыкнул, когда длинные пальцы зарылись в его волосы, принявшись массировать кожу головы. – В нашем доме хватает кошачьих, не правда ли? – Ичиго обольстительно ухмыльнулся, увидев прищуренный голубой глаз и по-хулигански мелькнувшие уши. – Этому блохастому повезло, что его нашёл в мусорке самый добрый человек на свете. Ичиго фыркнул от смеха и наконец взял фотографию в руки. Тёплое чувство ностальгии нахлынуло на него приятной волной, стоило увидеть чуть размытое изображение. – Любимая фотка Юзу, – улыбнулся Ичиго – И моя.       Пальцем Куросаки очертил снимок и тут же перенёсся в воспоминания следующего дня, когда Ильфорте был повержен, а их отношения с Гриммджо перешли в статус официальных.       Гриммджо сосредоточенно вкручивал лампочку, и на его лице застыло такое серьёзное выражение лица, что Ичиго согнуло от смеха. – У тебя сейчас такой вид, будто решаешь математическую теорему. – Куросаки, будь добр, сходи нахуй, потому что на устранение твоего беспорядка я не подписывался. – Как скажешь, – пожал плечами суррогат и, закинув на плечо полотенце, пошёл прочь из комнаты. – Пойду готовиться. – К чему? – Гриммджо встрепенулся, уловив еле заметное изменение. – Идти нахуй.       Дверь ванной комнаты щёлкнула, и Джаггерджак тут же спрыгнул со стула. Шестерёнки в его голове закрутились.       Куросаки обиделся? Куросаки воспринял его слова всерьёз? Куросаки не хочет, чтобы им командовали? Куросаки возомнил себя королём? Куросаки охуел?       Остановившись на последнем варианте, Гриммджо уверенно расправил плечи, готовый идти выяснять, чья палка длиннее. Вальяжной походкой он продефилировал к ванной комнате, откуда доносился шум льющейся воды. Футболка и джинсы отправились в полёт, и Гриммджо, подождав ещё немного в предвкушении, как можно тише зашёл в заполненную паром комнату.       Лёгкие тут же наполнились запахом геля для душа, мяты и… возбуждения. Дверцы кабинки не были закрыты, и перед зооморфом предстала ошеломительная картина.       Куросаки опирался о стену спиной к нему и выгибался, подставляясь под ласкающие движения пальцев, растягивающих анус. Каждый раз, когда они особенно глубоко проникали внутрь, грудь суррогата судорожно вздымалась, а из горла вырывался гортанный стон, глушимый в предплечье. Смазка издавала хлюпающие звуки с каждым погружением, стекая по ягодицам и внутренней стороне бедра. – Сука, – рвано выдохнул Ичиго, видимо, задев простату, и прогнулся в пояснице, не оставляя никакого простора фантазии.       Времени он зря не терял, и к двум пальцам добавился третий, свободно растягивая разработанный вход. Спину покрывали тугие струи воды, разбивались о дрожащие плечи, обволакивая лопатки, позвонки и крепкие мышцы.       Гриммджо не сразу понял, что его рот наполнился слюной, а руки зудели от желания прикоснуться, но он стоически не двигался, впитывая всё, что видел, в каком-то мазохистском порыве. Куросаки красив, безумно красив, и всё это теперь принадлежало одному ему. Пальцы ног поджались, член уже давно стоял, как камень, оттягивая хлопковую ткань трусов. Его ещё даже не коснулись, а он стоял мокрый, как мышь, и прятал клыки, чтобы не разорвать желанную добычу на месте. Он мельком взглянул в почти запотевшее зеркало, заметив пульсацию собственных зрачков и подрагивающие губы.       Когда Ичиго обхватил свой член, чтобы довести дело до конца, Гриммджо не выдержал. Содрав с себя белье, он положил ладони на чужую задницу и чуть не оглох от забористого мата. – Тише, Куросаки, не реви, – прохрипел он в заалевшее ухо. – Конченный ты ублюдок, я сейчас чуть богу душу не отдал! Твою мать, нахуй так пугать?! – глаза, полные шока, уставились на него с яростью. Это Гриммджо понравилось, и член недвусмысленно дёрнулся, ложась на ложбинку между ягодиц.       Ичиго вздрогнул, внезапно осознав, в каком положении оказался. Горячая головка тёрлась о его кожу, вызывая мурашки по всему телу. – Как давно ты зашёл?       Гриммджо мягко поцеловал его искусанные губы, притираясь ближе, сжимая потяжелевшую мошонку и глотая дыхание Ичиго, раскрывшего рот в беззвучном стоне. – Достаточно. Позволишь?       Вся ярость из глаз Куросаки моментально испарилась, а за поволокой осталось только желание, и немного опавший от испуга суррогата член снова затвердел. Ичиго кивнул, подавшись немного назад, однако Гриммджо удержал его на месте. – Э, нет, так не пойдёт, – бархатно протянул Джаггерджак и выключил воду. На него недовольно посмотрели. – Ты мне потом сам спасибо скажешь. – Я уже понял, что ты на опыте, мог бы не напоминать, – Ичиго очаровательно нахмурился и развернулся к нему лицом. Тягучее чувство удовольствия разлилось в груди Гриммджо, как патока. Ему никогда не надоедало дразнить Куросаки. – Не ревнуй, – он взял член суррогата в ладонь, подержал на весу, как будто не замечая, как вздрогнул живот, а дыхание Ичиго вновь сбилось от такого интимного жеста. Большим пальцем Гриммджо снял с головки белёсую каплю и неторопливо слизнул, смакуя вкус и не отрывая взгляда от вконец ошалевшего Куросаки.       Он снял полотенце с крючка и принялся вытирать уже покрывавшуюся мурашками загорелую кожу. Шея, плечи, ключицы… подойдя ближе, он провёл пальцами вдоль поясницы, проникая между ягодицами и мягко проник внутрь. Ичиго будто подбросило, он встал на цыпочки, вцепился руками ему в плечи, спрятав лицо. Гриммджо зашептал ему что-то утешительное, одной рукой вытирал полотенцем волосы, второй трахал его анус, упиваясь скулящими всхлипами. – Какая же ты тварь, Джаггерджак, – процедил Куросаки, кусая его за мочку уха.       Возбуждение накатило на Гриммджо с головой, и он плотно прижался к пылающему телу, твёрдому члену, со стоном притираясь к чужой эрекции. Ичиго коротко вскрикнул, оставляя короткими ногтями светлые борозды на его коже. Зарычав, зооморф подхватил бутылёк со смазкой и потянул Куросаки к себе в комнату. Тот на негнущихся ногах тут же упал на кровать, протягивая руки к Джаггерджаку, словно утопающий за спасательным кругом.       Эту сцену Гриммджо хотел бы запомнить навсегда.       Вытянув из прикроватной тумбы ленту презервативов, он разорвал крайний квадратик, ловко раскатывая резинку по члену. Снова лихорадочные поцелуи, укусы и сдавленные ругательства. Ичиго боролся с каким-то детским упрямством, грозя превратить их возню в шутливое противостояние, но стоило их членам снова коснуться друг друга, как он замер, позволяя Гриммджо поставить финальную точку глубоким собственническим поцелуем.       Если Куросаки и был обижен за то, что его застали за непристойным занятием, а потом раздразнили, то уже забыл об этом, стоило Гриммджо подложить ему под поясницу подушки и перехватить его ногу под колено, разведя в сторону и предоставляя себе лучший обзор. – Самый лучший, – низким голосом произнёс Гриммджо, размазывая смазку по поджавшимся яичкам, головке, переходя на соски, а после к губам. Поняв намёк, Ичиго втянул два пальца в рот, щедро одаривая их слюной. От настолько развратного зрелища член Джаггерджака дёрнулся снова. Как бы не кончить раньше времени…       Член скользил у самого входа, заставляя Куросаки каждый раз вздрагивать, когда головка упиралась в сжимавшееся колечко. Гриммджо слизнул вновь выступивший пот на внутренней стороне бедра, глуша прорывающееся из горла мурчание. Ичиго с упоением терзал его пальцы, зооморф оставлял багровые засосы, зная, что даже когда Куросаки скроет их под одеждой, он всегда будет видеть их там.       Вынув пальцы из горячего рта, он на секунду залип на жемчужную ниточку слюны, протянувшуюся с уголка раскрасневшихся губ суррогата. Она лопнула также, как терпение Джаггерджака. Рука опустилась поверх трахеи, чувствуя бешенный пульс под кожей. – Расслабься и дыши, – еле слышно проговорил Гриммджо, осторожно проникая внутрь.       С непривычки Куросаки зажался, и Джаггерджак зашипел от давления, но тут же успокаивающе погладил большим пальцем ярёмную вену, призывая успокоиться. Ичиго его понял, хотя и пребывал в каком-то полубессознательном состоянии от возбуждения, расслабил мышцы, позволяя двинуться глубже.       Аккуратно, стараясь причинять как можно меньше дискомфорта, Гриммджо входил в него с остановками, давая отдышаться и ловя обрывочные влажные поцелуи. – Ты подозрительно нежен, – тихо сказал Ичиго, и это была первая его фраза, произнесённая без матов за долгое время. – К гадалке не ходи, ты девственник. Не в моих интересах тебя порвать, – Джаггерджак прикусил его нижнюю губу и продвинулся дальше – Как романтично, – со злой усмешкой произнёс Куросаки, принимая его до конца. Его глаза широко распахнулись, как только чувство наполненности захлестнуло, выгнуло его дугой.       Гриммджо сцеловал его слёзы, слизывая соль с губ, будто дорогое вино из хрустального бокала. Он медленно раскачивался, давая суррогату привыкнуть к ощущению, пока дискомфорт не выветрится из его тела, уступая место удовольствию. Шлепки кожа о кожу будоражили его, обоняние считывало, как их запахи смешивались, впитывались в волосы, простыни, пропитывали подушки и матрас.       Вдруг Куросаки резко вскрикнул, как раненая птица, сжав его ногами. – Ещё! – потребовал он, подмахивая бёдрами. Другой команды Гриммджо и не ждал.       Вбиваясь в горячее тело, он впитывал желанные черты лица, пил стоны. Держать Ичиго – одно удовольствие. Он не стеснялся своих реакций, не сдерживал голос, горячечно просил продолжать. Его влажный член тёрся меж их животами, и Куросаки прижимался ближе в попытке усилить ощущения. Словно дорвавшийся до воды путник в пустыне.       Зарычав, Гриммджо перевернул его на живот и поставил на четвереньки, снова врываясь в его тело. Зубы нашли взмокшую шею, и Джаггерджак, не в силах сдерживать животные инстинкты, вонзил их в плоть, Ичиго в восторге вскрикнул. На задворках сознания всплыли воспоминания, как Куросаки подмял Ильфорте, как заявил свои права на него, Гриммджо, усмирив другого зооморфа, более грозного противника, и зверь внутри него с урчанием возликовал.       Фрикции усилились, рот наполнился вкусом крови. Какая-то первобытная похоть накрыла его, заставляя вколачиваться в податливое тело, и Гриммджо ловил неведомые доселе ощущения. Зверь нашёл свою пару. Ичиго задыхался под ним, но ловил кайф, и это ещё больше подталкивало Джаггерджака к краю.       Каким-то немыслимым движением он перевернул их в прежнее положение, впился в губы глубоким поцелуем, закинув дрожащие ноги Ичиго на плечи. Несколько сильных толчков – и оргазм накрыл его с головой, долгий, оглушительный, выносящий всё сознательное, что было в нём. Ичиго громко застонал ему в рот, изливаясь на живот, грудь, забрызгивая своё лицо и Гриммджо.       Они пробыли в таком положении около минуты. Просто тяжело дышали без единой мысли в головах. В таком опустошённом состоянии Гриммджо чуть отодвинулся, оценивая результат своих трудов, и стёр каплю чужой спермы с щеки, снова слизнув её с пальца. – Всё так же восхитительно.       Ичиго долго смотрел на него с нечитаемым выражением лица, затем приподнялся и ошарашил Гриммджо тем, что начал слизывать с его лица следы крови из прокушенной шеи. – Что ты?.. – Заткнись, – сорванный голосом проговорил Ичиго, поглощая их смесь животной ярости и страсти так, будто это самое лучшее, что он когда-либо пробовал.       Гриммджо, ошеломлённой подобной нежностью, зажмурился, пытаясь совладать с чувствами. Мягко коснувшись мокрого затылка, он опустил Ичиго обратно, игнорируя его вялые протесты. – Полежи пока, тебе нужно отдохнуть.       Осторожно выйдя из его тела, Гриммджо сперва убедился, что обошлось без травм, но всё равно сделал пометку озаботиться здоровьем Куросаки. На всякий случай. Смыв с себя остатки их бурного секса, он намочил чистое полотенце, сгрёб аптечку подмышку и вернулся в комнату, застав суррогата, к счастью для него, в том же положении, что и оставил. Куросаки недовольно скрестил руки на груди. – Я так-то тебе честь отдал. Разве можно меня так надолго бросать? – Смотри-ка, ещё оклематься не успел, уже мужика строить начал. Наглец, хвалю, – хохотнул Джаггерджак, пододвигая Ичиго, чтобы освободить себе место.       Он аккуратно стёр с него пот, кровь и сперму, обработал, как умел, ранки, на что Ичиго смешно фыркал и порывался отобрать антисептик, но стоило Гриммджо рыкнуть, как тот покорно смирился, улыбаясь, словно получил самый желанный подарок на Рождество. – Забота тебе к лицу, я и не подозревал, – сказал он, хлопая рукой по простыне, когда зооморф убрал аптечку. – Ты ещё многого обо мне не знаешь, – хмыкнул Гриммджо, укладываясь рядом с Ичиго и прижимая его макушку к своей груди. Заходящее солнце делало его пряди огненно-красными, и Джаггерджак любовался их цветом.       Ичиго лукаво посмотрел на него искрящимися глазами и внезапно достал его телефон: – Давай сделаем селфи и через какое-то время, глядя на эту фотку, узнаем, как много успели друг о друге выяснить?       Гриммджо хмуро осмотрел свой сотовый, поджимая губы. Сейчас в его руках был человек, дороже которого судьба ему ещё не предоставляла, и этот человек намекал… на то, что их история может быть долгой и счастливой? Он уже мало на что в своей жизни надеялся, и до последнего не верил, что может влюбиться, а потом и заполучить этого дерзкого, раздражающего суррогата, который терпеливо ждёт его ответа, и в его глазах отражается пламя, которое может как сжечь его дотла, так и спасти от смертельного холода.       Джаггерджак медленно выдохнул, взял телефон и нажал на значок камеры. – Чтож, забились, а теперь скажи: «Меня выебали».       Под громкий ржач они всё-таки сделали фото с третьей попытки. Ичиго с теплотой смотрел на снимок, обрамлённый в простую рамку, на котором они, помятые и счастливые, белозубо улыбались на камеру, ещё не зная, что обоих ожидало блестящее будущее. – О чём задумался?       Куросаки моргнул, выныривая из тугого плена воспоминаний. Гриммджо с лёгким волнением смотрел на него, не понимая, в чём заминка. Они уже давно отучились, получили работу, как и планировали, в клинике Ишшина, жили вместе и завели собаку. У Гриммджо появились новые шрамы от своих пациентов, а у Ичиго мигрени от невероятной узколобости людей, несущих ему свои запущенные болячки.       Но Ичиго мог с полной уверенностью сказать, что он счастлив. И целуя приоткрытый в удивлении рот с жадностью, он лелеял это чувство в груди, надеясь, что и Гриммджо его почувствует.       От намечающегося секса их отвлёк шум в коридоре и вездесущее шкрябанье когтей. Джаггерджак обречённо застонал. – Господи, ну что он ещё натворил? Если этот монстр погрыз мои… – внезапно Гриммджо застыл и резко побледнел.       Ичиго недоумённо перевёл взгляд с него на Зангецу, с видом победителя нёсшего в зубах маленькую коробочку. – Гецу, хороший мальчик, что это ты принёс? – ласково произнёс Ичиго, протягивая руки, и пёс, гордо потоптавшись на месте, опустил добычу в его ладонь.       Джаггерджак всё так же не двигался с места, с ужасом глядя на коробочку с откидывающейся крышкой. Ичиго открыл её и увидел на маленькой подушечке простое, но стильное обручальное кольцо. – О, внезапно, у нас дома кольцо, а мы сроду их не носим. Гриммджо, дорогой, ты заделался в ювелиры? – Ичиго как мог давил душащее его огромное, всепоглощающее чувство, и сейчас, глядя на то, с какой ненавистью зооморф смотрит на их довольного, как слон, пса, он боялся, что оно проглотит его без остатка. – Можно ты поставишь его куда-нибудь на очень высокую полку, а в пятницу в восемь вечера в ресторане я открою её, и ты притворишься, что видишь её в первый раз? – с надеждой спросил Гриммджо, не поднимая глаз. Ичиго задохнулся.       Захлопнув крышку, он сунул коробочку в карман и опустился на колени возле молчаливо сидящего зооморфа. Заставив его посмотреть на себя, он сказал: – И тогда я скажу тебе «да».       В глазах Джаггерджака вспыхнул безумный огонёк, и Ичиго, усмехнувшись, потянул его за руку. – А теперь давай продолжим начатое, и ты трахнешь меня, как в первый раз. – Так бы сразу, Куросаки, с радостью готов повторить, – зубасто улыбнулся Гриммджо, тут же подрываясь с места.