Полускромная

Что делает нас безумными, так это ранние вставания. Мешки под глазами, печальный вид и бесконечная нервозность — три вечных спутника недосыпа. И недотраха. Потому что раньше просыпаться с рассветом не представляло для меня никакой сложности, и выглядела я всегда прекрасно. Но сегодня все шло наперекосяк. Во-первых, я проспала. Да, сон я люблю больше всего на свете, но в моем мире встречают и производят двадцать первое впечатление по внешнему виду. Потому что неважно, кто ты, хоть Папа Римский, явиться на торжество обязан при полном параде. Во-вторых, сломавшийся фен и пострадавшая укладка. Вместо роскошных локонов, струящихся по плечам — небрежный пучок (спасибо человечеству за это изобретение). В-третьих, сломанное авто. Конечно, в гараже отца три машины, но подготовить каждую из них оказалось невероятно сложно. Три причины моей нервозности и три составляющие провала, который непременно ждет нас с отцом, когда мы явимся на этот чертов ипподром, чтобы посмотреть на забег, в котором я не смыслю ровным счетом ничего. Остается лишь надеяться, что мы успеем приехать вовремя, потому что машина несется, явно нарушая скоростной режим. Отец нервно барабанит пальцами по хромированному подлокотнику, разрезая давящую тишину, а я стараюсь не уснуть, чтобы не испортить прическу и не измять платье, хотя спина порядком затекла. Выхожу на улицу сразу, не дождавшись швейцара, который виновато озирается по сторонам, не решаясь взглянуть на меня за собственную оплошность. Ох, парень, ты не виноват, что сюда явилась несносная дамочка, которая хочет глотнуть прохладного шампанского и убраться побыстрее, а не строить из себя примерную леди. Большое белое здание, ослепляющее нас в свете послеобеденного солнца, всегда поражало меня своей помпезностью. Мы будто переносимся в другой мир, когда перед нами открываются двери. Мир роскоши и раздутого эго, иначе как объяснить, почему все мужчины настолько вальяжно развалились в креслах, будто они короли этой жизни. Хотя, если учесть количество нулей на их банковских счетах, скорее всего, так и есть. Нас провожают к столику, где в бокалах уже разлито игристое, и я облегченно выдыхаю, представляя, как пузырьки защекочут горло, принося расслабление. — Джонатан, Сара, какая приятная встреча! — голос, раздающийся над ухом, вызывает скопища мурашек, разбегающихся вдоль позвоночника. Не может быть, чтобы этот человек снова появился в моей жизни. Конечно, после встречи дома я предполагала, что одним вечером наши встречи не закончатся, но не думала, что это произойдет так скоро. Сделав глоток побольше — лучше дайте бутылку, — поворачиваюсь и натянуто улыбаюсь. — Аарон, рад видеть тебя, — отец тут же поднимается и протягивает мужчине руку. Этот день может быть еще хуже? — Присоединишься к нам? Хилл улыбается, поворачиваясь ко мне, и я снова вижу тающий шоколад в его глазах, едва сдерживаясь, чтобы не броситься в этот омут. Нельзя, Сара, он почти вдвое старше тебя, хоть и выглядит, как бог. Геркулес хренов. Встаю, и Аарон протягивает свою ладонь, ловко подцепляя мои пальцы и оставляя на них невесомый поцелуй, который почти не чувствую из-за колючей щетины. — Прекрасно выглядишь, — беззастенчиво разглядывая меня — и это в присутствии отца! — произносит Хилл, на что мне только и остается, что поблагодарить его и заполнить неловкое молчание, повисшее между нами троими. — Я забронировал вип-зал и приглашаю составить мне компанию за просмотром забега. Никакого палящего солнца, жары, зато есть алкоголь, сигары и шикарный вид. И как давно ты это спланировал, мистер я-могу-позволить-себе-все? Смотрю на отца, ожидая, что он откажется, и мы уйдем отсюда как можно скорее, но вместо этого он радостно кивает и, не раздумывая, соглашается с предложением. Еще не поздно сбежать домой? Боже, почему это все происходит со мной? Аарон подмигивает мне, и я, взяв его под локоть, следую за ним. Кажется, примерно так и начиналось наше знакомство. Сначала его сильные руки, нашедшие меня на танцполе и бесстыдно исследовавшие тело, потом он вел меня в вип клуба, где после жарко и бессовестно имел, руководя моим телом, как своим. Остаться в замкнутом помещении, пусть и не наедине, чересчур заманчиво и абсолютно безрассудно, но в высшем обществе не терпят отказов. А если учесть тот факт, что отец слишком стелется перед Аароном, то вести себя нужно весьма сдержанно. Светло-серая комната обставлена довольно скудно: небольшой столик на низких ножках, диван и два кресла. Но зато здесь во всю стену красуется окно, из которого открывается вид на дорожки. И правда выглядит гораздо лучше, чем с трибуны. Усаживаюсь в кресло, желая быть как можно дальше от мужчины, тогда как они с отцом усаживаются на диване. Официант, материализовавшийся неизвестно откуда, выставляет передо мной бокал и ведерко с шампанским, тут же наливая напиток, а для Аарона и отца уже готов виски. Выключаюсь из разговора, не желая даже отдаленно вслушиваться в беседу, потому что голос Хилла, обсуждающего дела, возбуждает еще сильнее, а когда я начинаю представлять нашу последнюю встречу, и вовсе сжимаю ноги, чтобы не затопить все кресло. Телефонный звонок выводит меня из транса, и я удивленно смотрю на суетящегося отца, который, поднявшись, нерешительно оглядывает нас с Аароном. — Это мой зарубежный партнер, Аннет Сильвер-Харрис. Она, наверное, приехала в Штаты. Прошу меня простить, это очень важный звонок. Хилл понимающе кивает, и отец чуть ли не выбегает из комнаты. Последнее, что я слышу: «Здесь?» Вот черт. Напряжение между нами можно резать ножом, но ни один не решается нарушить молчание. Тянусь к бокалу, делая глоток и борясь с желанием осушить его залпом, потому что, кажется, кондиционер забарахлил, иначе отчего так жарко? — Рад, что ты здесь, — произносит Аарон, отставляя стакан в сторону. — А я нет, — молниеносно отвечаю, подмечая, как его брови ползут вверх от удивления. — И почему же? — Потому что приходится вести такие глупые разговоры, — недовольно фыркаю, скрещивая руки на груди, на что Хилл лишь усмехается, покачивая головой.

Папа: Прости, важная встреча. Немного задержусь. Не наговори лишнего.

И снова ты опоздал с советами. Вздыхаю, прикрывая глаза и силясь успокоиться. Надо бы тоже придумать интересную отмазку и свинтить по-тихому. Вызову такси и поеду домой, где меня будут ждать мороженое и сериалы. Ерзаю в кресле, замечая, что за все время моих раздумий Аарон не отвел от меня и взгляда. Кожа покрывается мурашками от плещущегося виски его глаз, и я млею, будто выпила крепкий алкоголь, от которого мгновенно закружилась голова. — Все в порядке? — Хилл бросает мимолетный взгляд на телефон, поднимаясь и решительно следуя к двери. О, давай еще и ты оставь меня здесь, чтобы я почувствовала себя совсем никому не нужной. — Да, отец сообщил, что задержится. Дверь открывается, и Аарон что-то говорит официанту, но я не могу разобрать слов. Слышу шаги, которые обрываются слишком резко, и сердце переворачивается, пока я пытаюсь вспомнить, как дышать, когда обжигающий шепот бежит по обнаженному участку тела. — Как жаль, — улыбается Хилл, скользя носом по шее. — Ты вкусно пахнешь. О, боги! Почему он способен довести до экстаза одной только фразой? Теряюсь в его словах, улыбаясь тому, что все же брызнула духи перед выходом. По телу разливается тепло, сосредотачиваясь внизу живота тягучей истомой. Хочется расслабиться и сдаться в плен, но Аарон только этого и ждет, наблюдая за мной, как хищник за добычей. — Кажется, в светском обществе такие комплименты считаются верхом вульгарности. — Странно, я думал, ты не любишь формальные разговоры, — бросает он, наблюдая за проявляющимся на моем лице возмущением. Нет, он еще и издеваться будет? Это уже слишком. — Ладно, не злись, — подмигивает Хилл, выпрямляясь и подходя к окну. — Надеюсь, ты не подумываешь о том, чтобы бросить меня здесь одного? — Именно так и думаю, — твердо произношу, намереваясь встать и уйти с гордо поднятой головой, но сомнение тысячами иголок колет в затылке. — Лучше подойди и полюбуйся лошадьми, — слишком мягко говорит Аарон, и его голос льется теплым золотистым медом, обволакивая мой слух. Поднимаюсь, подходя к стеклу и останавливаясь поодаль, чтобы не попасть в плен его ауры, притягивающей лучше всякого магнита. Лошади пока еще свободно ходят по полю, контролируемые опытными наездниками, и я завороженно наблюдаю за красивыми животными, будто никогда раньше их не видела. — И какая из них твоя? — указываю на лошадей, замечая, как даже с такого расстояния прослеживаются их плотные мышцы. Ладони Аарона опускаются на мою талию, и я прикрываю глаза, когда горячие руки поглаживают живот через тонкую ткань платья. Стоит ли задаваться вопросом, что между нами, если от одного только его присутствия я воспламеняюсь, как спичка, чиркнувшая по серной полоске? Он будоражит закипающую в артериях кровь, ускоряя ее бег. — Моей здесь нет. Я предпочитаю другие скачки. — И какие же? — выпаливаю я, мысленно хлопая себя по лбу. Ну и тупица же ты, Сара. — Те, в которых ты приходишь к финишу первой. Шум пульсирующих сосудов в ушах заглушает все звуки, и я пытаюсь придумать, что ему на это ответить, потому что пока из горла хотят вырываться только хриплые полустоны, ведь его губы вычерчивают влажную дорожку на моей шее. — Ты слишком соблазнительная, малышка, — шепчет он, разливая горячий бархат по коже. — А ты слишком наглый, — отвечаю, пытаясь выбраться из его крепкой хватки, но вместо этого оказываюсь прижата к стеклу. — Пусти, — мои слова звучат не слишком убедительно. Наверное, постанывать при этом не стоило. — Уверена, что хочешь именно этого? — Аарон тянет меня к себе, пропуская руку между мной и окном. Ладонь сжимает грудь через одежду, и соски тут же твердеют. — Да, — вру, из последних сил сдерживаясь, чтобы не поддаться на его провокации. И Аарон отступает. Делает шаг назад, убирает ладони, без которых становится зябко. Оборачиваюсь, глядя в его глаза, в свете солнца приобретающие оттенок самого крепкого чая с корицей. — Или ты планировал в каждую нашу встречу заниматься сексом? Боже, Сара, и с каких это пор ты стала такой моралисткой? — Я хочу тебя, ты хочешь меня. К чему лишние формальности? — он снова приближается, и я замечаю поблескивающее лукавство в его глазах. — А если кто-нибудь зайдет? — Позавидует, — выдыхает Аарон в мои губы и накрывает их своими. Сердце сжимается, пропуская удары, и я капитулирую, сраженная натиском его силы и чистого магнетизма. Он как самый красивый Кен в магазине игрушек, перед которым невозможно устоять. Плевать, что за этот безрассудный поступок меня можно посчитать легкомысленной и совершенно вульгарной женщиной, чье желание удовлетворить низменные потребности преобладает над моралью, но, когда эти руки (о Боже, что же он ими вытворяет, умело надавливая на чувствительные точки) выводят замысловатые узоры на теле, я забываю обо всем. — Ты сводишь меня с ума, Сара, — хрипит он, сражаясь с застежкой платья и побеждая, конечно же, бросая ненужную ткань к ногам. — Всю неделю ты сидишь в моей голове. — Слишком много разговоров для того, кто решил просто заняться сексом, — тяну его за галстук к себе, наматывая ткань на кулак, и впиваюсь в его губы. Яростно, бесстыдно, размазывая помаду. Аарон улыбается, не прерывая поцелуя, и его жаркие выдохи действуют лучше любого афродизиака. Агрессивно, хаотично, жадно. Его губы терзают тело, они везде: то следуют за руками, то движутся в противоположную сторону, то вторят моим желаниям, то идут наперекор, вызывая волну новых, непривычных ощущений, от которых трусики вмиг становятся влажными. Пальцы тянутся к непослушным пуговицам его рубашки. Кто вообще придумывает такие крохотные? Их же невозможно расстегнуть! Последняя с трудом поддается, открывая мне шикарный вид на мускулистое тело, где на бронзовой коже отчетливо виден рельеф. Теперь уже я бесстыдно разглядываю его, облизываясь, на что Хилл самодовольно улыбается, пуская ладонь вверх по моему животу. — Признай, малышка, ты ведь тоже этого хотела, — пальцы доходят до шеи, нежно поглаживая горло и едва ощутимо надавливая. — Чего? — притворяюсь невинной. Очень по-невинному, Сара, стоять перед мужчиной в одних трусиках и разыгрывать девственницу! Но я ни за что не признаю, что все это время в моей голове был только Хилл. В душе, за ужином, на пробежке, черт, даже на свидании с Холлом в моих мыслях был он! Самый охренительный мужчина и незабываемый секс. — Меня, — полушепот отзывается дрожью во всем теле, а губы Аарона застывают в миллиметрах от моих. Хочу коснуться, но он сжимает ладонь, заставляя задохнуться, но вместо страха остаться без спасительного воздуха, я чувствую, как под кожей искрит наслаждение, пробегая горячими иголками. — Я хочу тебя сейчас, а ты продолжаешь болтать, вместо того чтобы заняться делом, — клацаю зубами, надеясь прикусить его губу, но замечаю лишь маленьких чертят, пляшущих румбу в его глазах. — Развернись к окну, — командует Аарон, отступая на пару шагов назад и снова отрезвляя разум своим отсутствием, — и сними трусики. — Только после тебя, — усмехаюсь, тут же изумленно распахивая глаза, когда он совершенно непринужденно сбрасывает с себя брюки и следом за ними боксеры. Взгляд сам скользит вниз, задерживаясь на волнующей дорожке внизу живота, и — о Боги! Неудивительно, что я не могу его забыть! — Что, нравится вид? Теперь твоя очередь. Значит, решил поиграть? Что ж, ладно. Отворачиваюсь к окну — все же послушалась, — глядя на собирающихся у загонов лошадей и наездников. Покачиваясь в такт едва слышно играющей музыке, запускаю ладони под резинку трусиков, медленно — слишком медленно — стягивая их вниз. Слышу вздох Аарона. Оказавшись абсолютно обнаженной, продолжаю двигаться под музыку, улавливая ритм и задавая свой собственный, от которого забываю обо всем, сосредоточившись лишь на собственных ощущениях. Ловко сбрасываю кружево с мыска туфли и чувствую, как горячие ладони Аарона накрывают бедра. Вздрагиваю от грубых прикосновений, но мягкие губы, рассыпающие поцелуи по плечам, усыпляют бдительность, посылая ванильную нежность по венам. Возбужденный член упирается мне в бедро, и я призывно трусь, намекая: не стоит медлить, на что Аарон качает головой, подталкивая меня к окну. Холод стекла накрывает возбуждающей волной, когда разгоряченная кожа с ним соприкасается. Шиплю, закатывая в удовольствии глаза, и слышу будоражащее еще сильнее: — Смотри в окно, малышка, — Аарон поднимает мои руки над головой, прижимая к окну своей ладонью, не оставляя мне и шанса выбраться. Хотя кто добровольно откажется от его сладкого плена, — и не опускай руки. Киваю, прогибаясь в спине, пока его пальцы почти невесомо бегут вниз по позвоночнику. Сердце замирает и переворачивается, меня бросает в жар, и я, не справляясь с наваждением, прикрываю веки, замечая мутное очертание снующих внизу животных. — Открой глаза, — он прикусывает мочку, и я вскрикиваю, тут же сменяя недовольство льющимися из груди стонами. Свободная его рука кружит вокруг клитора, надавливая и сжимая, размазывая влагу, уже, кажется, стекающую по внутренней стороне бедра. — Кому-то нравятся наши игры, — довольно тянет Аарон, упираясь головкой и медленно скользя вверх-вниз, собирая влагу. — Кому-то нравится, когда его трахают до умопомрачительного орга-а-а-а, — не успеваю договорить, чувствуя, как он скользит внутри, заполняя каждый миллиметр. Как сжимающиеся от перевозбуждения, стянувшегося тугим узлом внизу живота, стенки неохотно поддаются, принимая его, и как по телу мелкими стайками мурашек разбегаются разряды тока, принося тягучее удовольствие. — Спесивая малышка, — большой палец скользит по нижней губе, оттягивая вниз, я послушно приоткрываю рот, впуская указательный и средний, и обхватываю их губами, скользя языком и чувствуя собственный вкус. Это за гранью моего понимания, но то, что с ним я снова готова броситься в пресловутую пучину разврата, пугает и интригует одновременно. С Аароном будто просыпается другая Сара, которая и ждала такого, как он, тогда как все остальное время живет другая О’Нил. Задыхаюсь от размеренных движений, срывающихся на быстрый бег и толкающих меня в бездну бесконечной неги. Ощущать его везде невыносимо приятно, прикусываю его пальцы, сдерживаясь, чтобы не кончить раньше времени. Глухие стоны становятся все громче, и он зажимает рот ладонью, заставляя меня запрокинуть голову и встретиться с его суровым лицом. Он сводит меня с ума, и я иду ко дну, взрываясь сотнями звезд в его вселенной и едва удерживаясь на ногах. Тело подрагивает в медовой истоме, сладким сиропом разливаясь внутри, когда я слышу приглушенный гудок и краем глаза замечаю сорвавшихся с места лошадей. К черту скачки. Я получила трофей еще до начала.