Кома

Ацуму узнает об этом в 10:16 вечера. Парень чувствует себя не очень хорошо, поэтому сидит, развалившись на диване, и бездумно щелкает каналы, пытаясь найти хоть что-нибудь, что скрасит ожидание. В 10:16 вечера Мия останавливается на выпуске новостей и ощущает, как по хребту табуном проносятся мурашки, а на лбу выступает холодный пот. В голове набатом проносятся мысли, что все это неправда, что такого не может быть. В 10:16 вечера он узнает, что самолет, в котором летел его жених, разбился, так и не долетев до Нариты. Сразу же звонит Комори, спрашивает напряженным голосом, видел ли Ацуму новости, но тот не может сказать и слова, просто глядя на экран, где транслируется горящий самолет, службы спасения, пожарные, все!.. Репортер веселым голосом говорит, что выживших нет. Мотоя сбрасывает вызов. … а через полчаса появляется на пороге квартиры. Ацуму молча пропускает его, и сам проходит в гостиную, ложась на диван. — Киёми-кун и Саму опоздали на самолет, — говорит он. Мотоя прикусывает губу. — Они прилетят следующим рейсом. Возможно, завтра. Комори осторожно садится рядом с ним и гладит по плечам в серой толстовке. Слова застревают где-то в горле, он не может выдавить из себя и звука, поэтому молчит, наблюдая за пустым взглядом Ацуму, устремленным на экран. Яркий огонь заставляет его поморщиться, но Ацуму сразу же возвращает на лицо улыбку. — Вот увидишь, Мотоя. Они вернутся.

***

В начале ноября они хотели сыграть свадьбу. Красивую, обязательно с шарами и живыми цветами, чтобы не было стыдно рассказывать детям и показывать фотографии. Ацуму выбрал костюмы (самые красивые, естественно), а Сакуса отдал всю работу с дизайном в нежные руки омеги, сам занимаясь более приземленными вещами, типа аренды банкетного зала и размещения приезжих друзей в отелях. Приглашения, оформленные в серых тонах, уже были разосланы, свидетели свою речь выучили назубок, Ацуму совершенно не волновался по поводу того, что все это влетит в копеечку. В конце концов, такой день бывает один раз в жизни. Свадьба должна быть самой лучшей, такой, чтобы потом вспоминать со щемящей сердце радостью и смотреть на фотографии с нежной улыбкой. Ацуму не понимает, как так получилось, что в конце октября он стоял возле столика с благовониями и фотографией Сакусы в окружении скорбящих людей. Мия чувствует, как в груди поднимается волна ярости. Хочется разнести весь дом к чертовой матери, чтобы до всех этих людей дошло, что Сакуса жив, он вернется. Не может не вернуться. Но Мотоя уводит его из родительского дома Киёми. Ацуму видит, как тот хмурится и сочувственно кивает головой. Альфа, который нравился Комори, тоже был в национальной сборной и летел на том самолете. Комори не называл имени этого парня, но Ацуму ведь знает, он все знает, как и то, что те сходили на три свидания, и Мотоя был влюблен до беспамятства. Парень гладит его по руке и сжимает пальцы в своих. Терять близких очень сложно. Ацуму не может представить, что делал бы, если бы Сакуса от него ушел. Вот так, навсегда, без шанса на возвращение. Мия гонит от себя эти мысли и трясет головой. Киёми просто опоздал из-за авиакатастрофы, его рейс задерживают, а телефон разрядился. У него всегда разряжается, потому что у альфы память как у рыбки. — Куда мы едем? — тихо спрашивает Ацуму, смотря вперед через лобовое стекло. — Ко мне. Я не оставлю тебя сегодня одного. Поживешь пока у меня, ладно? — Комори-кун, — Ацуму с улыбкой качает головой, — Ты что, как я могу жить у тебя? Киёми не понравится, что меня не будет дома, когда он вернется. Извини, но я не могу принять твое предложение. — Ацуму, — Мотоя хмурится и смотрит с настороженностью. — Ацуму, твой альфа не вернется. Его больше нет, слышишь? Он… В лучшем мире. — Не говори ерунды, — фыркает Мия. — Он писал мне перед вылетом, что опоздал. И Саму, этот идиот, тоже. Не морочь мне голову. — Ацуму… — Мотоя беспомощно моргает. — Вчера было отпевание Осаму, ты это помнишь? А сейчас… Я видел последний пост в инстаграме твоего брата, они не… — Еще одно слово, и я тебя ударю, — Мия складывает руки на груди и стучит пальцем по своему плечу, отбивая ритм. — Я понимаю, что тебе сложно справиться с потерей близкого человека, но не наговаривай на живых!

***

Они хотели завести ребенка. Вернее, уже, но это секрет, потому что Сакуса улетел на соревнования, не попрощавшись нормально, в сообщении написав, что ему было слишком жалко будить Ацуму. Мия смертельно обиделся и три дня игнорировал альфу. А потом случился положительный тест на беременность, и Ацуму решил, что расскажет эту новость, когда Киёми прилетит обратно домой. Мия смотрит на свое отражение, представляя свой живот на последних сроках беременности. Какой он будет в размере… Ацуму фантазирует, как Киёми гладит его, устроившись позади и целуя чувствительное местечко, где шея переходит в плечо. Ацуму сдерживает мурашки и улыбается своему отражению, но, впрочем, сразу же хмурится. Выглядит омега, честно сказать, не очень. Под глазами залегли тени, а лицо осунулось. Мия думает, что было бы неплохо позвать Комори в качестве извинений за ту безобразную ссору в такси в спа-салон, чтобы расслабиться. Немного поколебавшись, он набирает его номер, попутно думая, что стоит сходить к своему врачу и попросить выписать витамины для беременных. Комори принимает вызов только с пятого гудка. Бурчит сонно в трубку, и Ацуму только тогда понимает, что на дворе уже глубокая ночь. — Цуму? Что-то случилось? Мне приехать? Мия чувствует еще один укол вины и вздыхает. — Нет, просто… Не хочешь завтра выбраться куда-нибудь? Отдохнуть там… — Ацуму прикусывает губу, понимая, как грубо это, возможно, звучит. Парень только потерял любимого, а тут он с предложением развеяться. — Оу, ну… Извини, завтра я обещал приехать к родителям. — Понятно. Ну ладно, хорошо, я... — Цуму! — А? — Все в порядке? — Более чем, не волнуйся. — Хорошо. Если что-то случится, или ты захочешь поговорить, звони мне, ладно? — Ладно. — Обещаешь? — Ага. Извини, что разбудил. Спокойной ночи! — Хорошо, доброй ночи. Мия горестно вздыхает и трет лоб, понимая, что и ему нужно лечь спать, а то его бессонница может плохо повлиять на ребенка — Сакуса будет не в восторге от этого.

***

Осознание ударяет по голове пыльным мешком. 11 ноября, в день, когда должна была быть их свадьба, Ацуму понимает, что все это правда. Он кидается к своему телефону, проверяя сообщения от Сакусы и Осаму, и нигде нет того единственного, за которое омега цеплялся, как утопающий за соломинку. Ему никто не писал, что Киёми и Осаму опоздали на рейс. Ацуму сглатывает кислую слюну и заходит в Инстаграм брата, раз сто пересматривая последнее выложенное видео. В аэропорту со всей командой и тренерами. Они выглядят счастливыми, потому что выполнили программу максимум и с чистой совестью отправляются домой, даже не подозревая, что это последние минуты их жизни. Мия прижимает телефон к груди и сползает на пол, плача только сейчас, почти через две недели после случившегося. Он думает, каким идиотом был, как выглядел в глазах своих родителей и родителей Киёми. Дрожь пробирает все тело, его трясет, и успокоиться он не может. Вместе со слезами приходит дикая боль в том месте, где находится сердце. Сжимает, выкручивает, царапает острыми когтями. Ацуму глубоко дышит, но подавить тошноту не получается. Его рвет прямо посреди кухни. Он успокаивается через час, а может, через два. Возможно, прошел целый день, потому что Мия вдруг обнаруживает, что на улице темнеет. Там же в раковине парень умывается, смывает с рук желчь и смотрит на телефон, весь день молчавший. Комори отвечает на звонок сразу же. Ацуму, услышав его голос, снова плачет, скатываясь в истерику, пугая этим друга до чертиков. Кажется, он приезжает, потому что Мии чудятся руки, которые поднимают его с пола и уводят куда-то в другую комнату. Ацуму ничего не понимает, но позволяет себе забыться беспокойным сном. Утром с кухни доносится запах жареных яиц. Мию мутит, и, прикрыв рот рукой, он бежит в санузел, где его тошнит желудочным соком. Омега вспоминает, что не ел со вчерашнего утра. Вспоминает и то, что не появлялся на работе две недели, и, возможно, он давно уволен. Ацуму смотрит на свое отражение и не узнает себя. Комори подходит тихо как мышка. Стоит, облокотившись о дверной косяк, и смотрит на Ацуму через зеркало. Он хмурится и, видимо, хочет что-то спросить, но не решается. Мия думает, что говорить сейчас не готов, но надо. — Это все по-настоящему, да? — тихо спрашивает он, получая в ответ медленный кивок. — Их опознали? Останки? Что-нибудь от них осталось? — Они прошли регистрацию, таможенный контроль и посадку. Нет сомнений: они были в этом самолете. Ацуму набирает полной грудью воздух и резко выдыхает вместе с криком. Комори подлетает со спины и обнимает крепко, как только может, не пытаясь успокоить, просто гладит по рукам, чувствуя, как по щекам текут слезы. Он помнит, что сегодня должно было быть главное событие в жизни его друзей. Мия плачет тихо, горько, так, что сердце сжимается от невозможности помочь. Кто бы ему самому помог. Комори сжимает губы и молит бога, чтобы все это поскорее закончилось: видеть Ацуму в таком состоянии невозможно.

***

А дальше становится хуже. Ацуму ест с неохотой. Он наотрез отказывается перебираться к Комори и впускать его в свой дом жить, договорившись, что Мотоя будет заезжать каждый день, чтобы принести еду да принять новые заказы. Только Ацуму молчит. Продукты успевают испортиться, Мотоя уже думает, что пора вызывать скорую, потому что на Ацуму страшно смотреть, но Мия, только услышав предложение Комори, шипит как разозленная змея, закутывается в плед и смотрит затравленным взглядом. Мотоя делает себе пометку, что, если завтра будет такая же картина, он не будет слушать протесты друга и сделает все по-своему. Благо после короткого разговора Мия все-таки съедает порцию макарон с сыром и запивает чаем, пусть и выглядит так, словно все содержимое его желудка надолго в нем не останется. Стоит только другу уйти, Ацуму выворачивает. Он кладет пальцы на корень языка — там дальше, глубоко внутри, поселилась боль, она сжимает в тисках и не дает покоя, Мия хочет избавиться от нее, но избавляется лишь от съеденного. Легче не становится. А к боли в груди присоединяется боль внизу живота. Ацуму пугается, понимая, что забыл тот факт, что он теперь ответственен не только за свою жизнь, но и за жизнь их с Сакусой ребенка. Маленькой частички Киёми, что осталась на этом свете. Мия вытирает дрожащей рукой рот и несется, не разбирая дороги, на кухню. Он съедает все, что попадается под руку, совершенно не задумываясь, что такими темпами заработает себе несварение. До раковины он все же успевает добежать. Еду не жалко, жаль лишь то, что его ребенок так и не получит свою часть энергии для развития. Ацуму думает, что он самый ужасный родитель на свете. А Мотоя приятно удивлен, когда замечает, что запас продуктов изрядно поредел. Он улыбается, видя, что Ацуму оправился, и не замечает, с каким лихорадочным и больным взглядом тот смотрит на пакет. Мия сметает все, что Комори кладет на стол, а тот радуется, не думая над тем, что происходит. Или не желая думать. Ацуму ведь теперь в порядке.

***

Мия смотрит в зеркало, поворачивается боком, надувает живот, гладит его, не обращая внимания на свои тонкие руки и ребра, что начали проглядывать через кожу. Сакуса подходит к нему со спины, обнимает, грея собственным теплом, и вдыхает запах омеги полной грудью. Ацуму смотрит с нежностью, пробегаясь пальцами вдоль предплечья альфы. — Киёми-кун, ты долго, — говорит он. Сакуса в ответ лишь тихо фыркает. — Но я же здесь? Почему ты не рассказал мне про это чудо, когда я вернулся? — крепкие руки оглаживают упругий живот. Ацуму чуть хмурится, но морщинка между его бровей сразу же разглаживается. Он не может сердиться на Сакусу. — Извини, — пожимает плечами он. — Сам виноват, что бросил нас в такой важный момент, да еще и напугал. — Я не хотел, так получилось. — Ой, — Ацуму вздрагивает. — Тебе лучше уйти, а то Комори-кун смотрит на меня, как на сумасшедшего. Приходи перед сном, ладно? — Хорошо, — вздыхает Сакуса и неохотно размыкает объятия. — Я приду. — Видишь, Комори-кун, — Мия не может сдержать улыбку, — Я же говорил, что Киёми-кун вернется. Комори кивает и судорожно думает, что делать в таких ситуациях. — А, точно. Прости, ты же его не видел, да? Он вернулся только ко мне, — Ацуму поворачивается обратно к зеркалу и гладит себя по животу. — Знаешь почему? Не знаешь. А я знаю. Частичка Киёми-куна все еще во мне. — Что… Ацуму! Ты что? Ты беременный? — Да, — Мия счастливо вздыхает. — Только не говори никому, ладно? Киёми-кун не хочет никому рассказывать. — Ты был у врача? Когда в последний раз? Ты принимаешь витамины или… Нет, конечно же нет. Господи, какой же я идиот! — Успокойся, все нормально. С нами все хорошо. Когда Киёми-кун начал за нами приглядывать, мы стали чувствовать себя лучше. — А… А как давно он, ну… Стал приглядывать? — Неделю назад, — говорит Ацуму и приглаживает футболку. Комори кивает: в то время у омеги появился аппетит. — Может… Ты хочешь поговорить со мной насчет Сакусы? — Нет, — Мия морщится, словно увидел нечто нелицеприятное. — Он вернулся только ко мне, ты все равно его не увидишь. — Ладно. Я пойду поставлю чайник, — говорит Мотоя и, только выйдя из комнаты, вызывает скорую. Медики приезжают быстро и также шустро скручивают Ацуму, кричащего, что он не хочет никуда ехать, ведь должен прийти Киёми-кун. И что Мотоя — предатель. Комори и сам себя так чувствует, его гложет вина, хоть он и понимает, что поступил правильно, пусть до него и дошло все слишком поздно. Возможно, он просто не хотел замечать, что с Ацуму не все в порядке, боясь взять на себя ответственность и притворяясь, что не видит, как Мия сходит с ума. Единственное, о чем Мотоя молится — лишь бы с ребенком и Ацуму было все в порядке, иначе он себе этого не простит.

***

В больнице холодно. Ацуму уже перестал бушевать и теперь безразлично смотрит в потолок, вяло отвечая на вопросы сотого по счету врача. Зато психиатра он узнает сразу: уж очень странные вопросы доктор задает, Ацуму бы даже сказал, что некорректные. Например, когда он в последний раз видел своего покойного супруга. Мия этот вопрос игнорирует и просит перейти к следующему, но психиатр цепляется клешнями и вытягивает из Ацуму его короткий рассказ. Правильно говорил Сакуса: следовало молчать. Стоило только проболтаться Комори, и вот результат. Врачи вокруг него носятся, как в припадке. А может, и не только врачи, но еще и медбратья, санитары. Они говорят что-то про низкое давление и гемоглобин, а еще что-то про задержку развития и недели беременности. Никто не говорит про это с самим Ацуму, пусть он и начинает понимать, что что-то происходит не так, и задает вопросы, так и не получая ответа. Какой-то омега в красивом хирургическом костюме говорит, что с такими анализами крови он не переживет операцию. Ацуму становится страшно. Он вцепляется в руку этого омеги и трясет, спрашивая, что происходит. Тот поджимает губы и аккуратно освобождает запястье от хватки. А потом произносит приговор: Ацуму идиот, безответственный идиот, по вине которого из этого мира ушла последняя частичка Сакусы. Омега говорит это другими, более красивыми и корректными словами, но Мия понимает суть. Крик застревает где-то в горле, когда, подняв взгляд со своих рук, Ацуму видит, как Сакуса прижимает к себе маленького ребенка в цветастых пеленках. Киёми прикладывает палец к губам, призывая молчать; Мия судорожно кивает в ответ, размазывая слезы по лицу. Киёми подходит ближе, садясь на край койки и показывая лицо ребенка. Ацуму гладит кончиками пальцев скулу своего не родившегося сына и громко всхлипывает. Врачи молча за ним наблюдают. — Нет, — трясет головой Мия, когда Сакуса поднимается. — Нет, Киёми-кун, не уходи! Пожалуйста, не надо! Киёми-кун! Сакуса замирает в дверях, прижимая младенца к себе. Он устало улыбается, с грустью наблюдая, как омега бьется в руках медработников, порываясь пойти вслед за ним. — Я… Мы будем ждать тебя, — говорит Киёми. — Мы дождемся тебя, слышишь? Хоть через год, хоть через сто лет, Цуму, мы будем тебя ждать. Не торопись умирать. Пронзительный крик раздается в палате, когда дверь за Киёми закрывается.