Pleasantville

Наверное, в скором времени Чуя окончательно перестанет чему-либо удивляться. Иначе как ещё можно было объяснить, что каждый поход в столовую будет кардинально менять его жизнь? В один день он умудрился опозориться перед одним из самых популярных альф в школе, а на другой уже сидел и якшался с ним на одной лавке, в компании его малость двинутых друзей. Что это, если не какие-то странные насмешки судьбы? Но, как бы там ни было, Чуя решил, что ему и правда пора немного расслабиться и поплыть по течению. Его якобы друзья отвернулись от него, объявив бойкот на ровном месте, но взамен он стал частью куда-более занимательных личностей. По крайней мере, ему самому очень хотелось на это надеяться — что он создал перед ними хорошее впечатление. Сигма и Коля весьма радостно приняли его в свои ряды омег, не прекращая повторять, что альфы теперь точно будут у них под каблуком. Дазай же весь остаток обеда только глупо пялился на рыжего, от чего тот едва не подавился, будучи максимально смущённым, ибо не привык к подобному вниманию. Фёдор же предпочитал лишний раз отмалчиваться и игнорировать сам факт существования младшего. Что ж… С этим Чуя даже был ему благодарен, потому что этот парень его откровенно пугал и ему бы не хотелось оставаться с ним наедине. И всё же, Достоевский прислушался к ласковой просьбе Осаму завалить свой ебальник и старался держать все пренебрежительные комментарии при себе, больше переключая внимание на своего громкого парня рядом. Когда обед подходил к концу, а Чуя одним лишь чудом смог запихнуть в себя столовскую еду, он как-то неловко перед всеми извинился и сказал, что ему уже нужно бежать в класс в другой корпус школы, дабы не опаздывать на урок и не выслушивать упрёки о своей нерасторопности от учителя. Омеги и альфы за столом в миг переглянулись и с весьма понимающим взглядом кивнули, хором произнося: «Куникида-сэнсэй ненавидит опоздания». Прозвучало даже как-то жутко, но до Чуи быстро дошло, что, видимо, у них у всех был один преподаватель по математике. В итоге все пожелали ему хорошего дня и Дазай ещё напомнил, что встретит его после занятий, ведь у них запланированы некие грандиозные планы, и Чуя стал их непосредственным участником. Омега немного боязливо ухмыльнулся и кивнул, как можно скорее после этого улепётывая из столовой, но чувствуя нечто странное… Уже у самих дверей он понимает, что его спина буквально прожигается множеством ненавистных взглядов омег, которые наблюдали за ним как кобры с того момента, как он присел за стол к старшим и мило общался с Осаму. И правда… Чего только не случается в твоей жизни, после обычных походов на обед?..

***

Наконец-то прозвенел звонок с последнего урока, и большинство учеников сразу засуетились со сборами домой, дабы покинуть скучные стены школы и заняться куда более интересными для себя занятиями. Но сегодня Чуя не был в их числе. Успев смириться со своей ролью изгоя и появившейся на его спине мишенью для всех омег, которые в той или иной степени имели свои планы на Дазая, он неспеша собрал все учебники в сумку и пошёл в противоположную от всего потока учеников в сторону. Он так же не пытался больше вывести Акутагаву на разговор, но даже тот как-то резко сменил свои презрительные взгляды на полный игнор. По всей видимости, он не хотел влипать в неприятности и связываться с тем, кто мог натравить на тебя своего «альфу-уголовника», который способен зажать тебя за школой вместе со своей компашкой для нерадужного разговора. По крайней мере, это было единственное и невероятно глупое объяснение, к которому пришёл Чуя, ведь Рюноске, пусть и был своенравным и с тяжёлым на подъём характером, но даже ему хватало мозгов (в отличие от той же Йосано) понимать, в какой ситуации лучше отступить и промолчать, дабы не нарываться на ненужные неприятности. Солнце за окнами очень медленно склонялось к горизонту, озаряя коридоры опустевшей школы пёстрыми золотыми оттенками. Кожу щекотало приятное тепло ранней осени, и сам Чуя шёл в свете лучей как маленький огонёк, ибо его волосы красиво переливались на свету, словно окутывая его в пламя. Несмотря на всё произошедшее в последнее время, сейчас его голова была абсолютно пуста. Он устал переживать, заморачиваться о будущем и по сотне раз прокручивать в мыслях диалоги, думая, что мог бы ответить как-то иначе. Сейчас он шёл на свои внеклассные занятия по музыке и просто не хотел отвлекаться от того немногого, что его радовало в жизни в последнее время. Дойдя до конца коридора, Чуя поднялся по лестнице на последний этаж, направившись в сторону музыкального класса. Ещё на середине пути можно было услышать, что большая часть занимающихся уже на месте, ибо их громкие голоса невозможно с чем-то спутать, в особенности у одной конкретной личности. Коснувшись пальцами ручки двери, Чуя зачем-то машинально тихо выдыхает и толкает дверь вперёд. Глазам нужно несколько секунд, чтобы привыкнуть к ослепительному свету солнца, который отражался от множества блестящих музыкальных инструментов в просторной аудитории — он щурится, стараясь сфокусировать взгляд на присутствующих и уже видя, что на него резво надвигается расплывчатое чёрное пятно примерно его роста, активно размахивая руками во все стороны. — Чуя!!! А мы тебя уже заждались! Думали вообще не придёшь, ведь ты у нас теперь персона «занятая»! — задорно и с каплей иронии произносит парень, который и подлетел к рыжему, тут же по-дружески беря его шею в захват локтя и потащив ко всем остальным. — Ну давай, рассказывай, мы уже все в нетерпении! — Что вам..? Ай! Альбатрос!!! Сколько раз я тебя просил, чтобы ты перестал таскать меня за башку?! — возмущённо визжит Чуя, едва успевая перебирать ногами, дабы не споткнуться, пока его не усадили в кружок из стульев, где на него уставились остальные музыканты. Он едва ли может перевести дух и поправить помятый воротник, ошарашенно осматривая всех присутствующих. — Что именно я должен вам рассказать??? Я не понимаю, что вообще происходит! — Ну как же?! — всё так же звонко восклицает Альбатрос, падая на стул рядом с рыжим и тыкая его пальцем в плечо, чтобы растормошить. — Уже по всей школе ходит слух, что ты крутишь шуры-муры с Дазаем. Вот мы и хотим узнать всё из первых уст! Названный Альбатросом, что было не более, чем кличка, принятая в их мелких кругах, был самой сумасшедшей бетой из всех, кого только мог знать Чуя. Ну, с недавних пор он также познакомился с Гоголем, но, всё равно, младший Верлен не был уверен, что даже импульсивность Коли может посоперничать с его знакомым музыкантом. Тот всегда был на позитиве, мог не в то время не в том месте выдавать тонны бреда или мало кому известных научных фактов, считал себя модником благодаря жиденькой косичке и пирсингу в ушах, а ещё носил тёмные очки даже в помещении. Поначалу Чуя никак не мог понять, почему такая тихая и неприметная персона как он вообще привлекала к себе внимание Альбатроса, который с первых секунд знакомства окрестил их братанами навек, узнав что они оба играют на гитаре. Но после знакомства всё с тем же Гоголем (который сделал всё точно так же) омега задумался, что, возможно, внутри него просто находится какой-то магнит для шизиков, а значит и с этим стоит смириться. Он был старше Чуи на год и, будучи учеником уже старшей школы, учился в одном классе с Йосано, но та предпочитала игнорировать его существование, потому что считала конченным придурком. Ну… Не сказать, что мнение самого Чуи как-то отличалось, но Альбатрос по сути своей никогда ничего плохого ему не делал, а значит автоматически попадал в список его лояльного отношения. Да и анекдоты он рассказывал порой смешные. — Ах, ты об этом… — тяжко вздыхает Чуя, откровенно уставший, что сплетни по школе распространяются быстрее, чем он бегает на физре. — Да нечего рассказывать. Мы с ним просто разок прогулялись после школы, а сегодня за обедом меня пригласили посидеть с их компанией. — Что, и всё?! — едва не беря верхнее «ля», взвизгивает Альбатрос, выглядя крайне разочарованным. — А что ты вообще ожидал от меня услышать?! — раздражённо косится на него Чуя. — Что я ему отсосал в подворотне? — Ну, что-то вроде этого мы и думали услышать, — холодно и весьма прямолинейно отозвался другой учащийся сего музыкального кружка. — Учитывая какая слава идёт впереди Дазая. Вторым музыкантом оказался некто по кличке Айсмен, который, если так подумать, вообще не соглашался ни на какие клички, но полёт фантазии Альбатроса было не остановить, когда он их придумывал. От неё даже не отделался их преподаватель — тот самый Пианист, но вот с Чуей всё произошло немного иначе и когда его названный друг на него посмотрел, то очень долго раздумывал, а потом выдал что-то вроде: «Ну… Чуя и есть Чуя». Примерно так он и отделался от ненужного прозвища, молясь всем богам, чтобы Альбатроса не зацепила ни его конопатость, ни нервные замашки, ни принадлежность к французским корням. А вот сдержанность и педантичные повадки Айсмена, который всегда рубил правду-матку и высказывал всё в лицо даже учителям, от такой участи увернуться не смог. Он был самым старшим из них, будучи учеником третьего класса старшей школы, учась в параллельном от Дазая классе. Молчаливый, с пронзительным взглядом и играющий на скрипке альфа — вот глядя на такого точно можно было сказать, что он способен убить человека, хотя толпам падких до плохишей омег это нисколько не мешало тайно по нему воздыхать, получая в ответ абсолютный игнор. Загадочности его образу также придавал светлый след вертикального шрама на правом глазу и, что самое занятное, каждый раз он рассказывал всё новую историю о том, как его заработал. — Ты как всегда не умеешь сглаживать края, чувак, — рассмеялся последний по списку, но не по значимости, школьник. — Чуя ведь у нас нежная омега. Ему цветы подавай, романтику, а если и отсасывать, то только предварительно и очень галантно постелив пиджак под коленки. Омежья природа тогда бьёт ключом и эндорфин вырабатывается без ограничений. — А может ты сходишь в жопу со своими псевдо-врачебными сексистскими шуточками, Док?! — неожиданно злобно рявкнул Чуя, показывая тому средний палец. — Смотри, как бы тебе член никто не откусил за забытый пиджак. — Да-да, всё время забываю, что когда ты голодный, твой уровень сахара падает и ты становишься злобной стервой. Вот, держи конфетку, — доставав из кармана своего пиджака маленькую карамельку, Док, не вставая с места, бросает её Чуе. Откликающийся на прозвище Док был единственным, кого Айсмен воспринимал в качестве своего друга, потому что тот обладал крайне выдающимися навыками владения полевой медициной и частенько зашивал, и обрабатывал его раны после очередной драки. В медпункт обращаться было нельзя, ибо это грозило вызовом родителей в школу и отстранением от занятий, потому что медсестра тут же доложит обо всём директору. Так что иметь такого рукастого товарища было весьма полезно, учитывая пусть и смирный характер Айсмена, но если того выбесить, он вполне себе мог забить какого-то бедолагу до смерти камнем, если его вовремя не оттащить. При первом взгляде на Дока сложно было поверить, что тот является альфой. Худое, едва ли не болезненное телосложение, ярко выраженные мешки под глазами, след старых мелких шрамов по всей поверхности ладоней то ли от скальпеля, то ли он просто пытался засунуть их в кухонный комбайн — всё это даже больше делало его похожим на пришельца, нежели на второклассника старшей школы, да ещё и играющего в кружке на бас-гитаре. Если поток безграничной болтовни Альбатроса можно было считать безобидной, то порой вещи, о которых заводил тему Док, пугали до глубины души. Ведь, зачастую, то были реальные истории про мучительные смерти или изощрённые пытки над людьми. Абсолютно все в музыкальной группе, включая Пианиста, считали жутким его склад ума. А вот Айсмен иногда даже улыбался с его историй, называя их забавными. — Ага, спасибо, — поймав конфету на лету, Чуя тут же разворачивает её и закидывает в рот, продолжая при этом говорить и жевать одновременно. — Но сути дела это не меняет. Ты всё ещё идешь в жопу, а я по-прежнему просто погулял с Дазаем. — Ну во-о-о-о-от!.. — разочарованно заскулил Альбатрос. — А я надеялся на что-то более… Как это слово?.. О! Экстравагантное! — За экстравагантным ты можешь залезть в собственный ноут. В папку «Домашка» на пятьдесят гигабайт, — тут же подколол его Док, поиграв бровями. — Либо позову твою мамашу на свидание, а?! — ехидно парирует Альбатрос, расплываясь в мерзопакостной ухмылочке. — А вообще, я удивлён, как Чуя умудрился затесаться среди тех старшаков. Он же типа… — запнувшись на секунду, он покосился на рыжего рядом с собой. —Маленький. Тихий. Будто развалится от простого дуновения ветра. — Слышь! Ты не многим выше меня, но это не значит, что я не смогу отпиздить тебя по почкам, если не прекратишь шутки шутить про мой рост! — тема роста была особенно щепетильной для Чуи, поэтому не удивительно, что он так сразу воспламенился и прописал Альбатросу несильный, но всё же ощутимый удар кулаком в бок. — Мне только пятнадцать, и я ещё расту! К сожалению, попытка Чуи побить, запинать или затыкать Альбатроса пальцами ни к чему не привела — парень только сильнее хохотал и сквозь истерику пытался пошутить о чём-то вроде «чихуахуашного нападения». Айсмен и Док спокойно наблюдали за их перепалкой ещё пару минут, пока им это не надоело, и они синхронно скомкали в руках по листу бумаги и каждый швырнул свой комок в лоб одного из них. И это сработало, потому что уже через секунду на них уставились две растерянные щенячьи морды, которых будто спалили за хулиганством и сейчас будут устраивать нагоняй. — И всё-таки, Чуя, — пронзительный голос Айсмена окончательно призывает всех угомониться. — Ты ведь знаешь, какие слухи ходят насчет Дазая? — пусть он и звучал достаточно безразлично, но сейчас было видно, что ему явно не всё равно. — Да знаю я… Слышал точнее, — тяжело вздохнул Чуя, опуская взгляд в пол. — Ещё и с друзьями из-за этого поссорился. Они почему-то решили, что я променял их на его компанию, и вообще мне не стоит водиться с Дазаем, потому что он, якобы, ещё тот мутный тип, — неожиданно к нему приходит озарение, и он взволнованно поднимает голову, осматривая всех присутствующих. — Пожалуйста, только вы не начинайте читать мне морали! Я так устал, что все решают за меня только потому, что я младше и… меньше, — последнее слово он произнёс особенно тихо, чувствуя невероятное стеснение и горечь во рту. — Да кому не насрать на эти морали? — фыркает Айсмен, скрещивая руки на груди. — У тебя и своя башка на плечах есть, поэтому начинай думать ей самостоятельно, а не слушать, кто там что говорит, — вообще, на этом он планировал завершить сей разговор, но что-то внутри не давало покоя, и альфа добавил: — Но если Дазай попытается тебя обидеть, то сразу говори мне. А я уже устрою тёплый приём для его физиономии и асфальта на местной стройке. — У-у-у-у-у! Вы только посмотрите! — насмешливо и слащаво протянул Альбатрос, хватая себя за щёки с видом вселенского умиления. — У Чуи вдруг появился личный сэмпай-защитник! В итоге вся группа устремила на Альбатроса многозначительный взгляд, явно про себя называя его идиотом, а после Чуя со всей серьёзностью обратился к Айсмену: — А с ним так можешь? — кивнул он в сторону горе-шутника. — Я что-нибудь придумаю, — согласно кивнул ему в ответ Айсмен. — Эй! Вы это чё?! Сговорились все против меня?! — возмущенно взвизгнул Альбатрос. — Я же к вам со всей душой, а вы!.. Немного накалённая атмосфера прямо намекала на новую перепалку между школьниками с выяснением отношений и кто, когда и сколько раз должен сходить нахуй. Возможно, со стороны их четвёрка и вызывала неприязнь с желанием обойти десятой дорогой, дабы не встревать в неприятности, однако, на самом деле, все эти взаимные оскорбления и подколы не несли в себе ни капли угрозы и неприязни друг к другу. Так уж у них устоялось за время, проведённое в их небольшом музыкальном коллективе. Несмотря на разницу в возрасте, классах и вторичной половой принадлежности, все они мирно сосуществовали и, похоже, остались единственной компанией у Чуи, в которой пока что ему было комфортно находиться. Акутагава и остальные от него отвернулись, а друзья Дазая хоть и выглядели в его глазах супер-пупер крутыми, но пока тоже не вызывали особого доверия. По крайней мере среди «Флагов» — как странно обозвал их коллектив тот же Альбатрос, никто не докапывался до Чуи по поводу того, что он омега. Ну, то есть, его постоянно подкалывали по этому поводу, но без злобы и уж тем более без намерения продиктовать, как ему правильно жить. Они просто приняли его и посчитали «своим». Сотрясая воздух разговорами ни о чём, ученики так и не заметили, когда в классе появился их горячо любимый учитель музыки, в как всегда приподнятом настроении. — Могу я узнать причину вашего спора? — с интересом подаёт голос Пианист, материализовавшись буквально из неоткуда рядом с местом их посиделок в кругу. — Сэнсей! — радостно встречает его Альбатрос, пока остальные замолкают. — А мы тут, как обычно, печёмся о благополучии нашего младшего Чуи! При попытке Альбатроса снова взять его шею в захват удушающих объятий, Чуя шарахнулся от него, как от прокажённого, отъезжая в сторону вместе со стулом. Пианист на подобное лишь добродушно улыбнулся и подошёл к своему столу, чтобы взять оттуда все необходимые конспекты и нотную тетрадь. — Да… Это замечательно с вашей стороны, — кивнул им сэнсей. — Ты ведь встречаешься с Осаму, я прав, Чуя? — глянул он на того через плечо. — Да откуда Вы… В ЭТОЙ ШКОЛЕ ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ ПРОХОДИТ ЗА ЗАКРЫТЫМИ ДВЕРЯМИ?! — обречённо взвыл Чуя в потолок, откидываясь на спинку стула. — Кто ж тебе доктор, что ты решил снюхаться с популярным в этой школе альфой? — пожал плечами Док. — Ты погоди… Скоро услышишь о себе много чего нового, о чём раньше и сам не догадывался. Я уже слышал сегодня в коридоре, как две омеги обсуждали, что у тебя герпес. — ЧЕГО?!! — в один момент, кожа Чуи сменилось с бледной, на ярко-пунцовую, от чего он практически сливался со своими волосами, стоило лишь услышать подобную чушь. — Что за бред?! Нет у меня никакого герпеса! Кто это сказал?! Я им лично тёмную устрою! — Половине школы ты тёмную всё равно не устроишь, — флегматично хмыкнул Айсмен. — Смирись. Если хочешь и дальше водиться с Дазаем, то придётся терпеть чужие косые взгляды омег, которые также по нему воздыхают. — Либо попытаться подружиться с каждой такой омегой, — весьма неудачно пошутил Пианист, когда вернулся ближе к ним, уже со всем добром в руках. Флаги как-то странно замолчали и переглянулись между собой, после чего Чуя решил озвучить общую мысль: — Почему мы вообще обсуждаем при Вас наши личные душевные проблемы? Это даже звучит стрёмно… — Ну, что сказать? Лицо у меня такое. Умею втираться в доверие, — рассмеялся учитель. — Ладно, если не хотите болтать о жизни со своим великолепным наставником, будьте добры поднять задницы, взять ноты и начать занятие. — А вот теперь Вы очень напоминаете Куникиду-сэнсея! — весьма точно подметил Альбатрос. — Да упаси Боже… — иронично ответил Пианист, вызывая у учеников синхронный смех. Первое, к чему всегда приучал своих учеников Пианист, было достойное обращение со своим музыкальным инструментом, считая их настраивание своеобразным маленьким интимным ритуалом. Свою электрогитару Чуя хранил прямо в этом классе, потому что не имел никакого желания каждый раз тащить на себе столько тяжестей. Дома у него также имелась старенькая акустическая, с которой он просто не хотел расставаться или таскать в людные места, так как родители подарили её ему на десятилетие, и с тех пор Чуя стал серьёзно относиться к музыке. Ну… Ещё она была для него как память о тех временах, когда в его семье было всё более-менее хорошо, а ему самому жилось проще, пока в нём не проснулись его омежьи гормоны. Достав гитару из громоздкого футляра, Чуя вместе со всеми остальными поднялся на небольшую сцену в самом конце аудитории, присаживаясь на самый дальний от края стул, собираясь посвятить всё внимание своим струнам. Даже в таком скромном маленьком коллективе у него развивалась боязнь сцены, от которой ноги подкашивались, и он просто пялился на зрителей, словно глупый баран, забывая даже, как моргать. Если вспомнить того же Достоевского, который занимался в другие дни, тот пусть и не обладал какой-то невероятной харизмой, но уже не единожды давал школьные концерты на своей виолончели, от звучания которой словно веяло смертью, и мурашки бежали по коже. Зрелище и музыка были завораживающими, что даже на Чую производило большое впечатление, несмотря на их личную неприязнь. Но сам омега даже представить не мог, что когда-нибудь сможет выйти на сцену перед хотя бы сотней зрителей. Внутренние конфликты и постоянная неопределённость в себе всё никак не хотели давать ему жить нормальной жизнью. Но, к счастью или сожалению, у его учителя было несколько иное мнение на этот счёт, ведь тот не мог позволить, чтобы юный талант зарывался в землю. — Чуя, а ты разве не хочешь спеть для нас сегодня? — как бы невзначай интересуется Пианист, с хитрым взглядом подходя к сцене, при этом держа что-то в руках за спиной. — Э-э-э… Да как-то не особо! — нервно крякнул Чуя, прижимая голову к плечам. — Вообще не хочу! Нет. Не-а. Мне и тут хорошо. — Да ладно тебе, Чу! У тебя же классный голос! — приободряюще восклицает Альбатрос, пока возится рядом со своей гитарой, что была украшена разного рода стикерами по всему корпусу. — И тут все свои. — Он прав, чего стесняться? — соглашается с ним Айсмен, а Док рядом просто быстро ободряюще кивал. — Ничего он не классный! — продолжает упираться рыжий. — Сестра однажды сказала, что приняла моё пение в душе за застрявшую в сточной трубе кошку. — Ну так то сестра, — хмыкает Док. — Старшим по статусу положено задирать и отравлять младшим жизнь. — Всё равно, я не в голосе сегодня… — пробубнил Чуя себе под нос, отводя взгляд. — А мне кажется, что нам нужно найти к тебе правильный подход. Вот, держи! — перестав скрывать руки за спиной, Пианист почти торжественно протягивает ему нечто, выглядящее как обычный плотный кусок чёрной ткани. — Это должно помочь. — И что это такое? — настороженно спрашивает омега, поднявшись со стула и делая мелкие шажки в сторону края сцены, дабы получше рассмотреть вещи в руках учителя. — Выглядит как… Тряпка. — Поправочка! Не тряпка, а повязка на глаза! — едва ли не сияя от гордости за свою креативность, отвечает Пианист. — Ты ведь боишься выступать на сцене, так? Поэтому давай сделаем, чтобы ты не видел этой самой сцены. Тебе придётся полагаться на свои собственные ощущения, а не взгляды окружающих. Да и играешь ты прекрасно с закрытыми глазами. Струны видеть ни к чему. — Ну, я даже не знаю… — Чуя всё ещё сомневался, с недоверием рассматривая эту дурацкую повязку. Ведь теперь он думал о том, как глупо, наверное, будет выглядеть с ней на лице, при этом ещё и распевая песни. — А я точно уверен, что видел с такими повязками фильмы крайне интересного содержа-… — ожидаемо встрял с одной из своих глупых похабных шуточек Альбатрос, но так и не смог её договорить, потому что моментально получил удар локтем в живот, выпуская из лёгких весь воздух. — В любом случае, стоит попробовать, — разминая ушибленный об чужие рёбра локоть, отзывается Айсмен. — Ты же не собираешься до конца дней играть для самого себя в углу тёмной комнаты. — Я… Чуя ощущал себя сейчас как между двух огней. С одной стороны, ему не прельстила идея завязывать себе глаза и выглядеть как полный идиот, а с другой, все здесь присутствующие как один поддерживали его, не смотря на то, что он был единственной и самой младшей омегой. Пришлось с тяжестью на душе пару минут взвешивать все «за» и «против», но в конце концов рыжий набрал в лёгкие побольше воздуха и рискнул протянуть руку, чтобы забрать повязку у учителя. Сердце пропустило глухой удар, стоило гладкой чёрной ткани скользнуть между тонкими пальцами, и Чуя уже приготовился напяливать её на лицо. Однако похоже его сегодняшние молитвы были услышаны, потому что именно в этот момент дверь аудитории открылась и внутрь зашёл немного припозднившийся «ученик». — Прошу прощения! Попал в одну жуткую пробку, — звонким, но достаточно мягким голосом воскликнул белокурый юноша. — У-у-у… Ну всё, Чуя, считай, что отделался на сегодня с ролевыми играми, — склонившись над плечом Чуи, с весьма ехидной ухмылкой прошептал ему Альбатрос. И он не ошибся. Всё внимание Пианиста в одну секунду переключилось с учеников на опоздавшего, встречая того с горящими глазами, но при этом явно из последних сил сдерживая себя, чтобы скромно и непринуждённо остаться стоять на месте, а не сорваться к нему. — Липпманн! Давно ты нас не посещал, — широко улыбнулся Пианист, всё-таки не выдерживая и максимально непринуждённо —насколько он вообще был сейчас способен — идя навстречу к нему через весь музыкальный класс. — Я уже было подумал, что тебе резко наскучила моя… Т-то есть!.. НАША компания, — нервно запнулся он. — Да… Прошу прощения, что так резко исчез. Пришлось мотаться в родной город под самый конец каникул по семейным обстоятельствам. Хорошо хоть вообще успел к началу нового учебного года вернуться, иначе в колледже меня бы точно не погладили по головке, — слегка виновато улыбается парень, кладя свою сумку на одну из парт в общую кучу. — Надеюсь, я не пропустил ничего слишком важного? Припозднившийся парень также не сумел увернуться от колкого прозвища, придуманного Альбатросом. Его прозвали Липпманном, что на первый взгляд не имело ни малейшего смысла, если сравнивать более кричащие клички других Флагов. На самом деле, Альбатрос был не настолько идиотом, как о нём было принято судить. Как оказалось чуть позже, «Липпманн» — имело множество значений, но из самых распространённых оказались разнообразные синонимы к слову «красавчик». Ведь юноша и правда отличался исключительно миловидной внешностью: белокурые волосы в боб-стиле, глаза цвета ясного неба в солнечный день, до чёртиков милая родинка под левым глазом. Всё это подчёркивала утончённая худоба, нежный голос и статус омеги. Чуя до сих пор отчётливо помнит, какой дискомфорт испытывал в первое время, подсознательно считая себя «неудачной пародией на омегу» на фоне такого эталона красоты, от запаха которого даже у него перехватывало дух. Он даже заговорить с ним боялся, не то что взять при нём гитару в руки, боясь как обычно опозориться. Поначалу Чуя думал, что Липпманн просто ещё один из учащихся музыкального класса и играет на барабанах, но как потом выяснилось, они с Пианистом были давними знакомыми и тот предложил ему небольшую подработку в школе, плюсом которой было так же хранение здесь всех его инструментов. Разумеется, всё это было ничем иным как «коварным» планом Пианиста, чтобы иметь возможность проводить больше времени с тайным предметом своего обожания. Именно тайным, хотя, наверное, все из музыкального кружка уже знали и невольно закатывали глаза, наблюдая очередную попытку учителя подкатить к омеге, которая лишь мило ему улыбалась. Липпманну было двадцать два, и альфа был старше его всего на три года, но почему-то Пианист ощущал странную тяготу на душе от осознания, что они просто не подходят друг другу и не стоит даже заикаться о том, чтобы как-нибудь сходить на нормальное свидание вне занятий, а не доводить своих учеников до состояния испанского стыда. Так они и общались: неловкие взгляды, неловкие улыбки и неловкий румянец на щеках от любого случайного прикосновения. Пару раз Флаги даже всерьёз разрабатывали план, по которому собирались поймать их и запереть в маленькой кладовке, но, увы, в школе просто не нашлось достаточно узкой кладовки, чтобы те не имели возможности разбежаться друг от друга по разным углам в ожидании освобождения. — Пока что не пропустил, — заверяет его Пианист, но после хитро оборачивается на другую несчастную омегу. — Вот только Чуя собирался нам сегодня спеть, — гаденькая и коварная ухмылка расцветает на его лице, словно пытаясь сказать: «Ты думал, что я про тебя забыл?» — Правда??? Это же здорово! — в волнительном восторге восклицает Липпманн, тут же обходя Пианиста сбоку, чтобы приблизиться к сцене. — Я ведь ещё не слышал, как ты поёшь, Чуя! — О да, поёт он прям как соловей! — иронично хохочет Альбатрос, за что ловит на себе мимолётный, но испепеляющий взгляд рыжего. — И ничего в этом особенного нет… — снова пробубнил Чуя, сминая в руках всё тот же кусок ткани. — Не думаю, что Вы захотите это слушать… — Не говори ерунды! — отмахнувшись, Липпманн даже не задумался воспользоваться ступеньками, а просто подтянулся на руках, забираясь к Чуе на сцену. — Ты замечательно играешь и, я просто уверен, что и голос у тебя тоже замечательный! А это у тебя что? — теперь уже и его внимание привлекла непонятная повязка. — Это… — Это чтобы Чуя испытывал меньше смущения и победил свою боязнь сцены, — тут же пояснил вернувшийся к ним Пианист, стараясь при этом смотреть четко Чуе в лицо, ибо, в противном случае, его взгляд точно переключится на задницу одной белокурой омеги, которая сейчас находилась буквально на уровне его глаз. — Психологическая уловка. — Ну так… И чего мы тогда ждём? — не желая терять времени даром, Липпманн резко выхватывает из рук Чуи повязку, заходит ему за спину и тут же одевает её ему на глаза, начиная крутить узелок на затылке. — НЕТ! ПОГОДИТЕ! Я ЕЩЁ ТОЧНО НЕ ГОТОВ! — вопреки громким протестам, рыжий продолжал растерянно стоять на одном месте, позволяя завязывать себе глаза. Липпманн всегда был с ним таким. Обычно даже незначительная разница в возрасте омег делала старших более предвзятыми к младшим, считая, что те ещё жизни не видели и вообще негоже молодняку ошиваться рядом и портить всё своим не устоявшимся приторно-сладким запахом, который мог отпугивать потенциальных альф. Липпманн же с первого дня возымел желание поближе познакомиться с Чуей, а в последующем всегда узнавал, как его дела и физическое состояние. Так уж вышло, что Артур не особо мог дать ему совет по поводу «цветения» омеги, ведь в его жизни был всего один альфа и он не особо заморачивался над мнением остального общества. Но на участь Чуи выпало прознать всю эту жизнь сполна, начиная первым ощутимым гормональным изменением, когда его щёки целую неделю пылали огнём, живот неприятно крутило, а сам он шугался любого резкого запаха альфы, включая собственную сестру и отца. Именно тогда по воле судьбы в его музыкальный класс наведался Липпманн, который сразу заприметил сородича в беде, поэтому всё занятие старался держаться ближе к нему, а после даже отвёл в столовку и напоил горячим чаем с пирожными, приговаривая и смеясь, что теперь Чуя должен в первом порядке запасаться сладостями, если не хочет сойти с ума. Поначалу, рыжий не понимал, почему какой-то старшей омеге есть до него дело, но чем старше он становился духовно и физически, тем скорее до него дошло, что в нормальном обществе омеги должны держаться вместе, как бы сейчас из всех углов не кричали про равноправие вторичных полов. Липпманн просто научил его, что помогать ближнему нужно не из корыстных побуждений, а чтобы никто никогда не ощущал себя одиноким и покинутым. И сейчас, вспоминая все его наставления, в голове Чуи неожиданно всплывает сегодняшнее происшествие за обедом. Его бросили и выставили идиотом, но Гоголь, вместо того, чтобы посмеяться над ситуацией, как он это обычно делал, моментально примчался на помощь к младшему, пытаясь тем самым его защитить и не оставить одного. Только теперь до него доходит, что это была чистой воды омежья солидарность, которую ему необходимо ценить, ведь не каждый на неё способен. Когда узелок на затылке Чуи стал крепко фиксировать повязку на его глазах, он ещё немного сомневался во всей этой затеи, машинально ощупывая подушечками пальцев ткань на глазах. Спиной он ощущает, как Липпманн отстраняется, оставляя его одного, словно слепого котёнка. Но рыжий не успевает схватить новый приступ паники, потому что так же быстро старший омега и возвращается, начиная осторожно помогать ему нацепить на себя гитару при помощи ремешка, поправляя тот в его руках и кладя пальцы в нужное место на струнах. Последним штрихом было аккуратно подвести Чую к микрофону и всем месте замолчать, дабы тот немного понабрался уверенности. — Не сомневайся в себе, ты справишься, — тихонько напоследок шепнул ему на ухо Липпманн, после чего спрыгнул со сцены, чтобы получше видеть всё воочию. Пожалуй, это и стало финальным толчком, позволившим Чуе отпустить себя и наконец-то открыть рот. Ему требуется лишь несколько секунд, чтобы обдумать, какую именно песню он хочет спеть, и на ум не приходит ничего лучше, чем исполнить то, что лучше всего бы описало его душевные состояния и нескончаемые терзания самого себя. Оставалось только вспомнить давно заученные аккорды и на пробу пару раз провести медиатором по струнам, после чего из гитары полилась музыка и омега запел: — «Es ist wie das Spiel mit Bauklötzen Ich mauere mit Steinen vorsichtig Es ist wie das Spiel mit Bauklötzen Ich sehe meinen leeren Baukasten an Du brichst meine Mauer arglos mit schmutzigen Händen An jenem Tag war es ein sehr feuriges Abendrot Ich verstecke die Bauklötzen vor dir Traurige Erinnerung an meine Kindheit…»* Вопреки всем своим комплексам и неуверенности, Чуя обладал крайне мелодичным бархатистым голосом, с немного рычащим звучанием на конце, которое предавало его песне более чувственное звучание. То была песня про борьбу, про то, как человек раз за разом возводил стены вокруг своего сердца, боясь, что его ранят, про ненависть к тому, кому хватило сил разрушить так упорно выстраивающийся фундамент, про то, как будет тяжело возводить всё вновь. Чуя пел этим сердцем: юным, пока что не определившимся в собственных чувствах. Пока лилась музыка, он выскользнул из оков страха, словно ощущая, что вот-вот начнёт левитировать над землёй, ощутив за спиной пару мощных крыльев, способных укрыть его от всех невзгод. Пока он пел, Док, Альбатрос и Айсмен тихо и максимально осторожно отложили свои инструменты и спустились со сцены, чтобы случайно не спугнуть их певчую птичку. Они присоединились к Липпманну с Пианистом, которые уже завороженно вслушивались в дивное мелодичное звучание. Оно было настолько завораживающим, что Пианист не заметил, как машинально придвинул свою руку чуть ближе к руке Липпманна, и их пальцы почти невесомо соприкоснулись, посылая лёгкое ощущение щекотки. На удивление, омега не отдёрнул руки, а также рефлекторно слегка потёрся пальцами о чужие, находя сие прикосновения вполне себе приятными. Это продолжалось ещё несколько строк песни, пока Пианист не решил более осознанно повернуть голову в его сторону, наконец-то понимая, ЧТО они сейчас творят. Резко заливаясь краской, он тут же отдёргивает руку и отводит взгляд, делая вид, что ничего и не было и лучше им никогда больше не смотреть друг на друга напрямую. Липпманн же выглядел… Слегка расстроенным? По крайней мере, он отстранился куда медленнее и с меньшим энтузиазмом, кажется, даже разочарованно вздохнув, прежде чем вернуть всё своё внимание на Чую. Ну а наблюдающие за всем этим действом со стороны Флаги, лишь устало закатили глаза, наверняка подумав сейчас об одном и том же, что этим двоим просто никогда не хватит ума признаться друг другу в своих взаимных чувствах. Пока все участники музыкального класса были заняты лицезрением такого маленького концерта, никто и не заметил, что дверь аудитории тихонько приоткрылась и в ней стало на одного зрителя больше. Дазай ведь обещал, что встретит Чую после занятий, но так неожиданно умудрился забыть, когда именно оно подходит к концу. Разумеется, на самом деле он специально пришёл пораньше, чтобы иметь возможность увидеть омегу воочию с музыкальным инструментом в руках. Но то, что помимо игры на гитаре омега ещё и пел, стало маленьким приятным бонусом. Решив пока что не вмешиваться в их занятия, Осаму лишь скромно облокотился о стенку у двери и с немым восторгом вслушивался в его музыку и голос. Уже в который раз он убеждается в том, что ему действительно нравится Чуя и он хочет быть рядом с ним, умиляться его неуклюжести и слушать визгливый возмущённый голосок, ведь за всем этим скрывалась юная, пока ещё только расцветающая омега, от которой его альфа безудержно бил лапами по земле и вилял хвостом глубоко в душе, желая заполучить её себе и никогда ни с кем не делиться. Прозвучали последние слова песни и аккорды, затухающие в нависающей тишине, которая не успела заполнить класс, так как маленькая толпа у сцены моментально сорвалась аплодисментами и свистом Альбатроса, который скандировал громче остальных. От такой восторженной похвалы Чуя не смог сдержать улыбки, делая забавный реверанс в знак благодарности. — Спасибо! Спасибо! Вы все просто замечательные зрители! Покупайте билеты на мой тур по всей Японии уже этой весной! Изображая из себя рок-звезду, Чуя параллельно стягивает со своих глаз повязку и первые несколько секунд жмуриться от яркого света помещения, щурясь и пытаясь сфокусироваться на размытых хлопающих пятнах между собой. Однако, его внимание привлекает совсем другое «пятно», что стояло вдалеке одинокой фигурой и также хлопало в ладоши. Когда до мозга наконец доходит, что Дазай всё это время наблюдал за ним, рыжий моментально поутих, а его щёки покрылись стыдливым румянцем. Вот надо было ему так облажаться, а?! Только более-менее смог наладить контакт с альфой, а теперь тот услышал его дурацкое пение! От злости на себя хотелось рвать волосы, за то, что пошёл на поводу этой идиотской затеи с повязкой, которая наверняка прибавляла ему клоунского вида. Но внешне Чуя просто застыл на месте, испуганно таращась прямиком на Осаму, чем вызвал замешательство у Флагов, которые не сразу поняли, куда тот так испуганно смотрит. — Опачки! Дазай! Какими судьбами? Пришёл забрать кое-кого на свидание? — разумеется, Альбатрос первым подал свой голос, когда заприметил старшеклассника, как обычно создавая в атмосфере ещё более сильную неловкость. — Ага, вот как раз хотел спросить у тебя, когда ты освободишься, — колко подстебнул его Дазай, наконец-то отлепляя свою спину от стены и подходя ближе к сцене. И с каждым таким шагом Дазая Чуя ощущал, как трясутся его коленки, а в голове метались тысячи вариантов побега отсюда, чтобы не быть окончательно опозоренным перед тем, кто тебе безумно нравится. — Мы, вообще-то, только начали, но так как Чуя решился на такое чудное выступление, я могу отпустить его и пораньше, — с ухмылкой протянул Пианист, который совершенно не чурался наблюдать за отношениями своих учеников и даже умудряться их комментировать. — Так вы, значит, теперь пара, да? — без какой-либо капли смущения спрашивает он. — Ну, я больше «за», чем «против» такого утверждения, но, пока что, последнее слово всё ещё остаётся за Чуей. Да, Чуя? — задирая голову к сцене, улыбается Дазай. — Я… Э… — Чуя??? С тобой всё в порядке? — слегка обеспокоенно интересуется Липпманн, видя, как младший омега стоял подобно статуе и не шевелился, будто пытаясь слиться с местным окружением. — Да, с ним всё хорошо, — честно заверил Дазай, а затем просто запрыгнул к нему на сцену, помогая осторожно снять ремешок гитары с этого памятника. — У него на меня такая запоздалая «аллергическая реакция», я уже привык. Пройдёт ещё минут пять, и он начнёт на меня кричать и качать права. — Эй! Ничего я на тебя не кричу и не качаю права! Ты чё, охренел?! — неожиданно подал голос Чуя, выходя из замершего состояния и моментально недовольно зыркая на Осаму за его подколки. — Вот, видите? Я же говорил… — притворно-тяжко вздыхает Дазай, бережно откладывая чужую гитару в сторону. — Ну так что, мы можем быть свободны??? — Даже не знаю… — издевательски протягивает Пианист, скрещивая руки на груди. — Ты ведь сам сказал, что последнее слово здесь остаётся за Чуей, вот пусть он и решает. Чуя, ты хочешь освободиться сегодня пораньше? И опять этот непомерный груз ответственности и массовый взгляд на одну лишь его скромную маленькую персону. Такими темпами Чуя рисковал в скором времени впасть в истерический смех, если вспоминать все разы, когда ему хотелось провалиться сквозь землю. И всё же, все, затаив дыхание, уставились на него в ожидании ответа. А раз уж этим гиенам так хочется зрелища, Чуя переступит через свои комплексы, лишь бы его наконец-то оставили в покое. — Учитывая то, что меня всё-таки вынудили спеть, я бы не отказался закончить на сегодня, — решительно заявил омега, так же вальяжно спрыгивая вниз со сцены. — Может быть, ещё и следующее занятие пропустить… — многозначительно пропел он. — Ну ты сильно не наглей, а то ведь я могу перенять привычки Куникиды-сэнсея в методах контроля посещаемости, — с невинным взглядом протянул Пианист, хотя за этой слащавостью явно скрывалось то, что он совершенно не шутил. — НЕТ!!! — хором завопили все ученики, включая Дазая, из-за чего Липпманн аж подпрыгнул от неожиданности, ибо понятия не имел, кто такой Куникида, в отличии от Пианиста, который заведомо ожидал подобную реакцию от младших. — Ого, первый раз наблюдаю, чтобы разные учащиеся так одинаково реагировали на своего учителя, — удивлённо подметил Липпманн. — Да ладно вам, не такой уж он и плохой! — неожиданно вступаясь за преподавателя, на весёлой ноте заявляет Дазай, спрыгнув со сцены вслед за Чуей. — Лично у меня с ним замечательные отношения! Уверен, что я вообще его любимчик, — судя по наглой ухмылке, Осаму сейчас явно чересчур иронизировал. — Возможно это немного конфиденциальная информация, которой я не должен делиться с учащимися, но ты, Осаму, говоришь про того человека, который после урока в вашем классе рвёт на себе волосы в учительской и капает себе валерьянку, вспоминая тебя всуе не самыми достойными для учителя фразами, — вздохнул Пианист. — Что ж, ладно, Чуя может быть свободен, а все остальные возвращайтесь по местам! У нас ещё есть над чем поработать. — Хорошего тебе свидания, Чуя! — добродушно крикнул напоследок Липпманн, помахав ему ручкой. — А ты не обижай его, Осаму. — Угу, спасибо… — смущенно буркнул Чуя, забирая со стола свою сумку с вещами. — И в мыслях не было его обижать, — весело кивнул в ответ Дазай. Когда Чуя собрался, они вместе вышли из класса, сопровождаемые многозначительными ухмылками, которые Флаги кидали им вслед. На часах уже было начало шестого, школа практически полностью опустела, и альфа с омегой оказались в абсолютно пустом коридоре, сперва выдерживая уже привычную для себя неловкую паузу, стараясь избежать прямого зрительного контакта, дабы не смущать друг друга ещё больше. — Так что… Ты не против прогуляться сегодня в более крутом месте, чем просто до магазина? — первым нарушает тишину Дазай. — А что это будет за место? — любопытство Чуи вмиг разгорелось, и он внимательно посмотрел на парня, словно пытаясь найти в нём все ответы. — Ну, это… — ЧУ-У-У-У-У-У-У-У-У-У-Я-Я-Я-А-А-А-А-А! Как гром среди ясного неба, посторонний голос жестоко разрезал тишину коридора, отбиваясь от стен внушительным эхом, так и не дав возможности Дазаю самому всё объяснить. Чуя испуганно подпрыгивает и оборачивается в сторону источника шума, который нёсся к нему на всех парах в лице Гоголя, расставив руки в разные стороны с намерением заключить в удушающие объятия. Позади него, уже спокойным шагом, плелись Сигма с Достоевским, которые совершенно не были удивлены такому поведению Коли, считая его обыденной нормой. Дазаю же приходится сделать шаг в сторону, чтобы не стоять на пути у несущегося бульдозера, целью которого был не он, а напуганная рыжая омега. Чуя понятия не имел, что происходит, продолжая шокировано стоять на одном месте до тех пор, пока Гоголь не сократил с ним дистанцию до минимума, всё-таки поймав в плен обнимашек до хруста костей. — Я уже успел соскучиться по тебе! А ты соскучился!? Как здорово, что ты идёшь сегодня вместе с нами! Уверен, тебе понравится! — без умолку на одном дыхании тараторит Гоголь, всё сильнее сжимая свои тиски из рук на несчастном маленьком тельце. — Да… Я тоже… Рад… Наверное… Помогите… Кислород…  — сдавленно хрипит Чуя, не в силах пошевелиться, совершая отчаянную попытку втянуть ртом воздух в передавленные лёгкие. — Угомонись ты уже наконец, Коль! — аки мать Тереза, приходя на помощь страдальцу, подаёт голос Сигма и пытается оттащить Гоголя за плечи. — Ты его сейчас до смерти задушишь, и Дазай будет очень долго и нудно грустить. Оно тебе надо? — О, ну, простите, что я такой дружелюбный! — возмущённо восклицает Коля, всё-таки отпуская Чую, что сопроводилось его громким жадным вздохом с лёгким приступом кашля. — Ага, и любвеобильный, — подъёбывает его Дазай. — Сейчас по ебалу получишь, — притворно-мило улыбается ему Достоевский, — За столь тупую шутку. — Пошёл ты нахуй, — произносит Дазай на русском, но с ужасным картавящим акцентом, отражая его ухмылку. — Всё ещё плохо звучит. Я тебе говорил, что попытайся произносить это без члена во рту, — тут же парирует Фёдор. — Вы два клоуна, но никто из вас не смешной, оставьте эти попытки, — снова вставляя своё слово, Сигма прерывает вольный поток взаимных оскорблений. — И может мы уже закончим пиздеть на пустом месте и пойдём? Не хочу, чтобы мне потом предъявили, что мы шатаемся туда среди ночи. — Ох, да ладно! Он что, умеет тебе «предъявлять»? — гаденько хихикнул Гоголь, поиграв бровями в сторону друга. — И что тогда? Тебя лишают карманных денег на месяц, или просто заставляют называть «папочкой»? — Мне ебут мозг тем, что я общаюсь с долбоёбами, — закатывает глаза Сигма. — Я просто не люблю быть корыстным, понятно? Мы не в тех отношениях, чтобы я мог требовать, — а на этих словах, он уже как-то неуверенно отводит взгляд в сторону, словно стыдится. — Перестань себя так обесценивать, — успокаивает его Дазай. — Если он тебя действительно любит, то не обязан требовать что-то взамен, иначе это уже не отношения, а какая-то партнёрская сделка. Если хочешь, то мы можем туда не идти. — Нет, всё… Всё хорошо, — переведя дух и отмахнувшись от глупых мыслей, Сигма благодарно улыбается. — Мы ведь уже обо всём договорились. Да и Чую не хочется расстраивать в нашу первую совместную прогулку. Всё то время, что четвёрка старшеклассников обсуждали свои личностные душевные проблемы, Чуя стоял, опёршись рукой о стенку и пытался перевести дух после таких смертоносных объятий. И тем не менее, он внимательно вслушивался в каждое их слово, стараясь не потерять ни единой детали и понять, что те вообще затеяли. Честно говоря, понятнее ему совсем не стало… — Так… — ещё раз откашлявшись и, наконец-то, выпрямляясь, рыжий более осознанно оглядел всех против часовой стрелки. — А теперь… Ещё раз объясните мне, куда мы идём? — В наркопритон, куда же ещё? — хмыкнув, пожимает плечами Достоевский. — Федь, ты опять?! — пинает его Гоголь. — В тебе ни капли приличных манер! — Не ты ли пытался выдавить из него все внутренности пару минут назад? — тот пытается уворачиваться от пинков коленкой, но делает это максимально пассивно, раз за разом пропуская удары. — И всё-таки?.. — Чуя старается ещё раз попытаться удачу с более вразумительным ответом, с надеждой в глазах глядя на Дазая. — Не переживай, ничего такого запрещённого не будет, — улыбается Осаму. — Можно сказать, что это наше личное «VIP-место» в городе, куда мы иногда ходим тусить по вечерам. Опять же, понятнее совершенно не стало, и последняя надежда была на Сигму, на которого Чуя уже смотрел умоляюще-несчастно, вызывая у того лёгкий смешок. — Что за несчастное выражение лица? — ухмыляется тот. — Считаешь меня последним оплотом здравого смысла среди этого дурдома? — Хотелось бы… — Не переживай. Как и было сказано: ничего запрещённого и противозаконного. Но это следует увидеть воочию, чтобы насладиться видом, — искренне заверил Сигма, после обращаясь ко всем остальным. — А теперь, двигаем своими жопами, пока я не передумал!

***

Решив больше не испытывать шаткие до истерик нервы Сигмы, вся компания направилась за ним под чётким руководством «Хотя бы постараться вести себя как люди, а не как обычно». Более прямых ответов по поводу их пункта назначения Чуя так и не получил, но все упорно продолжали его заверять, что он должен увидеть это воочию. В какой-то момент он всё же задумался о том, а правильно ли поступает, что идёт в непонятное место с практически незнакомыми для себя людьми? Не зря ведь некоторые в школе считали их отморозками, которых следует обходить за километр… На улице уже окончательно стемнело, температура снизилась, и, то тут, то там стали шататься разного рода подозрительные личности. Чуя шёл, молча пялясь себе под ноги, лишь иногда ради приличия поддерживая общий разговор короткими «угу» и «ага». Трудно было сказать разочарован ли он, что их якобы свидание с Дазаем превратилось во всеобщий балаган, но, по крайней мере, ожидал он совершенно не этого. Да, собственно, и непонятно, чего он мог ожидать, если даже сейчас шугался альфы как огня, при его ненавязчивой попытке взять его за руку. Первые пару раз такой бурной реакции Осаму удивлялся, но потом молча для себя решил, что не следует давить на омегу, которая явно чувствует себя не в своей тарелке из-за незнакомой обстановки. Однако, так просто оставлять его в беде Дазай тоже не хотел, а потому выждал момент на половине пути, когда они будут проходить мимо небольшого круглосуточного супермаркета, чтобы там и остановиться на тротуаре. Все остальные заметили его отсутствие рядом только через несколько шагов вперёд, так же останавливаясь и синхронно оборачиваясь в его сторону. — Ты чё замер-то? — спрашивает Фёдор. — Да я тут подумал… Что мы туда с пустыми руками пойдём? — сунув руку в карман, Осаму демонстративно достал и повертел те самые свои поддельные права. — Кто что будет? — Мне пиво, мне пиво! — тут же заголосил Гоголь, махая одной рукой, пока другой висел на шее своего парня. — И ещё сигарет возьми. Ну и гандонов можешь купить, раз всё равно пойдёшь. — на последней фразе все как-то странно на него глянули, однако Коля был не из тех, кто имеет зачатки стыда, а потому удивлённо посмотрел на всех в ответ. — Что? Ну он же сам предложил! — Ничего, просто я не горю желанием, чтобы Дазай покупал для меня гандоны, — тяжело вздыхает Достоевский, явно уже давно смирившись с прямолинейностью омеги. — Так я их может и не для тебя покупаю, — потянул лыбу Дазай. — Мало ли… — Эй… — неожиданно обиженно буркнул Гоголь, отводя взгляд в сторону. Не смотря на свою раскрепощённость, даже у него существовали рамки дозволенного, в которых ему никогда не были приятны шутки про шлюху, но он предпочитал их игнорировать или просто улыбаться, пытаясь свести всё к шутке. Но самое поганое во всей этой ситуации то, что Достоевский никак не заступился за него, решив отмолчаться, тем самым вызывая неловкую паузу среди всех. — Прости, я не хотел, — тут же поправляет себя Дазай, решая как-то осторожно скрасить ситуацию, ведь он действительно не хотел ранить чувства друга. — Прощаю. Но больше так не говори, — тихо выдохнул Коля. — Так что, можно мне уже своё пиво? — Конечно, — кивнув, улыбнулся ему Осаму. — За мой счёт, раз я проштрафился. Ещё кому что? — Мне тоже одно, и… — на секунду запнувшись, Достоевский всё-таки глянул на всё ещё немного расстроенного Гоголя и тяжело вздохнул, после чего приобнял его за талию, крепче прижимая к себе и приободряюще целуя в висок. — Упаковку самых разноцветных и кисло-сладких мармеладок вот для него. Я тебе на карту потом скину. — Фе-е-е-е-едя! — издавая крайне растроганные вздохи, Коля моментально повеселел и обвился обеими руками вокруг шеи альфы, благодарно чмокнув его в губы. — Всегда знаешь, что мне сейчас нужно! Ты у меня самый лучший. — Ну ещё бы, — озвучив свои мысли вслух, с улыбкой фыркнул на сладкую парочку Сигма, после обращаясь к Дазаю. — Любого светлого. И две пачки сигарет. Ты знаешь каких. Одну оставишь себе за то, что я у тебя и так настрелял за эти пару дней. — Возвращаешь мне сигареты за мои же деньги? Это ты здорово придумал, дружок! — рассмеялся Осаму. — Эй! Да верну я тебе всё, понятно?! — скрестив руки на груди, Сигма закатил глаза. — Как только дадут на карманные расходы, так сразу всё верну. — Да не, я ж без претензий, — продолжает издеваться Дазай. — Кстати, милый пояс. Новый, да? Уже хотя ответить, Сигма вдруг запинается с открытым ртом и просто молча опускает взгляд, действительно рассматривая свой новый чёрный кожаный пояс, на котором красовалась серебристая бляха в виде силуэта кролика. Понимая, что не сможет никак это отпарировать, Сигма так же без слов показывает Дазаю фак, а тот «ловит» его, словно ему послали воздушный поцелуй, ибо никто не таил друг на друга зла или обиды — это всё ещё их привычная норма общения друг с другом. Вот только Чуя, глядя на это, окончательно почувствовал себя не в своей тарелке, не то чтоб испытывая смущение, а скорее… Злость? Странное ощущение, но глубоко в душе его омеге вдруг крайне не понравился такой обмен любезностями между Осаму и Сигмой, распаляя в нём непонятные собственнические чувства. Разумеется, Дазай говорил ему, что они с Сигмой просто друзья, но не следовало забывать и тот факт, что у Дазая было достаточное количество омег, и Чуя может оказаться просто одним из имён в его списке. Рассуждая об этом, он не сразу замечает, как Осаму подзывает его к себе, всячески привлекая внимание. — Чуя? Чуя, ты меня слышишь? — уже который раз повторяет альфа. — А?.. — наконец-то отзывается рыжий, глядя на того слегка потерянным взглядом. — Говорю… Пошли вместе пройдёмся, поможешь мне заодно, — кивает он в сторону магазина, уже заходя внутрь и скрываясь за дверью. Чуя тупит буквально секунд десять, пытаясь обработать просьбу в своей голове, после чего резко срывается с места и как собачка бежит вслед за ушедшим хозяином. — Странный он всё-таки, — озвучивает свою мысль Достоевский, когда младший убежал. — Дёрганный какой-то. — Не знаю, мне он нравится, — хмыкнул Коля, переводя взгляд на Сигму. — Да, только я порой задаюсь вопросом, что они с Дазаем нашли друг в друге, — соглашаясь, кивает Сигма. — Но потом… — Потому ты вспоминаешь про истинную силу любви??! — воодушевлённо перебивает его Гоголь, имитируя какой-то чрезмерно слащавый влюблённый вздох. — …Нет, просто смотрю на вас двоих и понимаю, что хуйня случается со всеми, — чуть скривившись, выплюнул Сигма. — ЭЙ!!! — синхронно возмущённо воскликнули Гоголь и Достоевский. Оказавшись внутри магазина, Чуя не сразу ориентируется, теряя Дазая из виду и просто начинает кружиться по сторонам в его безуспешных поисках. С небес на землю возвращает цепкая хватка на запястье, которая быстро утаскивает его в один из продуктовых отделов под растерянное «ОЙ!». Они оказываются там совершенно одни, если не считать кучи следящих с потолков камер, парочки вечерних покупателей и кассира, который раздражённо приглядывал за двумя подростками, дабы те не вздумали что-то воровать. Неуверенно поднимая глаза, Чуя вдруг встречается с карим взглядом Дазая, который выглядел то ли угрюмым, то ли малость обеспокоенным. Омега от этого снова занервничал, считая себя причиной всех этих проблем. — Чуя, с тобой точно всё хорошо? — спокойно интересуется Осаму. — … — и снова этот овечий взгляд голубых глаз, который всё время ожидает, что его съедят живьём. Однако, он быстро сменяется на более хмурый, потому что Чую вдруг стало откровенно раздражать, что Дазай отказывается замечать очевидное. — Я думал, что это будет свидание, — чудом не срывая голос на писк, почти твёрдо заявляет рыжий. — Э… Не понял тебя… — тут уже Дазай чувствовал себя потерянным мальчишкой, будто говоря с ним на другом языке. — Ты можешь нормально сказать, что не так? Я пока плохо умею читать твои мысли. — Не знаю… Всё это выглядит как один большой пранк надо мной, — хмурится омега, параллельно рассуждая о всём происходящем. — Ты появляешься весь такой невероятный, утаскиваешь меня с занятия, а потом мы на ночь глядя куда-то идём с твоими друзьями, но никто не хочет объяснить мне, что происходит! Скажи честно, вы маньяки-сатанисты, да? — на полном серьёзе спрашивает он, чуть надув щёки. И тут Дазая будто резко огрели чем-то тяжёлым по голове, что позволило ему самому вникнуть во всю ситуацию и найти ответы. Ведь если посмотреть на всё глазами Чуи, то это действительно выглядело по меньшей мере странно, когда альфа обещает ему свидание, а в итоге тащит на него всех своих дружков. Что ж… Неловко получилось. Возможно, всему виной и то, что прошлые партнёры Осаму вообще не умели говорить и пассивно подстраивались под его окружение, ради получения внимания. Но Чуя умудрился уже в который раз отличиться от остальной массы, откровенно качая права и высказывая, что конкретно ему не нравится — альфа в груди от такого лишь сильнее завывал и довольно вилял хвостом. — Вот оно что… Точно… — приходя к маленькой истине, бубнит себе под нос Осаму. — Прости. Это и правда была плохая идея. По крайней мере мне стоило спросить, хочешь ли ты вообще гулять с кем-то из них помимо меня. — Я не против гулять с ними, Осаму… — устало вздыхает Чуя, чувствуя себя вымотанным от всех этих недосказанностей. — Они забавные и по-своему милые, но мне крайне сложно сходиться с новыми людьми, особенно если те считают меня малолеткой. — Никто не считает тебя малолеткой… — Вот как? — с прищуром хмыкнул Чуя. — Тогда почему ты не спросил у меня, хочу ли я пива? — Э… А тебе мож-..? — Закончишь предложение, и я стукну тебя прямо по твоему красивому лицу, — перебив Дазая, максимально серьёзно заявил рыжий, буравя его взглядом. — … — Дазай аж растерялся, действительно начиная переживать за своё лицо. — Какое… Пиво ты будешь? — стараясь аккуратно подбирать слова, переспрашивает он. — Никакое. Я не пью, — самодовольно задирая нос, отфыркивается омега. — Чуя!!! — возмущению Осаму в этот момент нет предела, и он опасливо начинает сокращать между ними дистанцию, нависая сверху над ним. — Ты, негодник, решил выебать мне мозги? — А может и так?.. — чуть с опаской глянул на него Чуя, незаметно сглотнув, когда альфа стал приближаться, но с места не сдвинулся, сохраняя свою горделивую позу и заглядывая тому глаза. — И что ты мне сделаешь? — Я же, как ты сам выразился, маньяк, — хищно улыбаясь, Дазай сверкнул слегка недобрыми огоньками в глазах. — А значит убью тебя… Защекотав до смерти! Чуя даже опомниться не успевает, когда большой и страшный альфа набрасывается на него сверху, сразу же заключая в тиски из обнимашек и начинает щекотать без капли жалости и возможности оспорить положение. Первую секунду омега честно пугается, но уже в следующую начинает громогласно визжать на весь супермаркет и хохотать, в отчаянной и безуспешной попытке отбиться от Дазая. Тот даже умудрился пару раз получить кулаком в бок, но Чуя был слишком обескуражен, чтобы бить хотя бы в среднюю силу. Его буквально хватает, чтобы суметь развернуться к альфе спиной, но это же становится роковой ошибкой, ведь теперь Дазаю было куда проще его держать и щекотать живот так, что Чуя с истеричным смехом болтал ногами в воздухе, рискуя смести весь товар с ближайших полок. И неизвестно, сколько Осаму бы планировал издеваться над ним, если бы их маленькую, но весьма своеобразную идиллию не нарушил грубый голос кассира: — Немедленно прекращайте страдать хернёй, вам здесь не детская площадка! — закричал мужчина за кассой. — Либо покупайте что-то и выметайтесь, либо я вызову полицию! — Простите, мы совсем не хотели! — пытаясь утихомирить приступ смешков, невинно щебечет Дазай, ставя Чую обратно ногами на пол. — Да-да, вообще не хотели! — весело поддакивает ему омега. Чуя внезапно для себя осознаёт, что впервые вступил с Дазаем в настолько близкий телесный контакт и не сказать, что ему это не понравилось. Скорее наоборот: он был весьма расстроен, когда руки альфы исчезли с талии и тот отстранился. Юркое чутьё омеги посчитало его прикосновения весьма приятными и даже слегка будоражащими, сладким теплом разливающиеся внизу живота, от чего хотелось глупо улыбаться и витать где-то в облаках. Тревога постепенно отступала, и Чуя сменил гнев на милость, про себя решая, что, возможно, он всё-таки перегнул палку. — Ещё раз прости, что испортил наше свидание, — виновато говорит Дазай с видом нашкодившего щенка. — В следующий раз будем только мы вдвоём. — Ты ничего не испортил, — тепло улыбаясь, успокаивает его Чуя. — Просто предупреждай заранее о таких вещах и… — на последнем он запнулся, неловко отводя взгляд. — Нет… Ничего. — Что не так? — вопросительно склонив голову на бок, хмурится Осаму. — Я не должен этого говорить, — отнекиваясь, упрямо мотает головой рыжий. — Чу, — теперь Дазай выглядел более серьёзным. — Чтобы тебе же было комфортно, тебе нужно говорить о всех моментах, которые тебя беспокоят. Иначе мы не сможем их решить. — …Прекрати так разговаривать с Сигмой… — едва слышно промямлил Чуя, опуская голову. — Я понимаю, что не имею права диктовать тебе, как и с кем общаться, но… Вы и правда сильнее смотритесь как пара… Дазаю не сразу находится что ответить, потому что такой просьбы он явно не ожидал. Пусть они с Сигмой знакомы всего каких-то три года, но за это время успели стать очень хорошими друзьями и, возможно, порой они действительно перегибали палку в своём фривольном общении друг с другом, даже не замечая, как на это могут реагировать окружающие. Так что не было смысла обижаться или как-то остро реагировать на просьбу Чуи, потому что он был прав — Дазаю стоит сконцентрировать своё внимание на нём, если ему и правда есть дело до этих отношений. Осторожно приблизившись к омеге, Дазай осторожно берёт его за руку, вынуждая того поднять голову и посмотреть на себя. — Спасибо, что честно ответил, — благодарно кивнул Осаму. — Обещаю, что буду себя контролировать. А ещё, просто хочу напомнить, что я даже не в его вкусе. — Да-да, я помню, что есть тот самый загадочный некто, которому принадлежит его сердце, — быстро проговорил Чуя, словно заезженную пластинку. — Вот только почему никто до сих пор его не видел и не слышал? Он вообще существует? — По правде говоря, мы сейчас идём как раз-таки к нему, — почесав затылок, хохотнул Дазай, будто просто сообщал последние известия о погоде. — ЧЕГО?! — едва не роняя челюсть на пол, воскликнул Чуя. — А мне сказать не судьба?! — Понимаешь… — Дазай честно пытался более вразумительно всё объяснить, путаясь в словах, но это было крайне сложно. — Сигма наш друг, и мы все его любим и уважаем. Но он совершенно не в том положении, чтобы распространяться о подобном пока что малознакомым людям. Больше сказать не могу, увы, потому что, как и Фёдор с Колей, дал слово не болтать. Лучше тебе самому у него обо всём спросить. Поверь, он расскажет, но на это нужно больше времени и доверия. — Я… Понимаю. Наверное, — медленно кивнул Чуя, пытаясь это всё переварить. — Я рад, — улыбается ему Дазай и ненавязчиво тянет в сторону рядов с алкоголем. — А теперь пошли, а то нас прикончат, если мы пробудем здесь ещё немного и не принесём им пиво. Внезапно почувствовав на себе какую-то большую ответственность, Чуя резво закивал и быстренько засеменил за Осаму, так и не расцепляя их рук. Было в этом нечто интимное, заставляющее щёки омеги полыхать румянцем, особенно в те моменты, когда он встречался с Дазаем взглядами. Вид такого застенчивого и немного нервозного Чуи невероятно умилял, и Дазаю самому не хотелось бросать его руки, прохаживаясь так вместе по всему супермаркету. И раз уж у них обоих было занято по одной руке, пришлось как-то выкручиваться с набором покупок. Дазай взял в свободную левую руку корзинку, а вот Чуина правая свободная рука использовалась в качестве хватательной — по крайней мере в тех местах, где товар находился на уровне его глаз и не приходилось тянуться до верхних полок. В противном случае альфа тратил несколько секунд на издевательские ухмылочки из-за отчаянных попыток Чуи дотянуться до чего-то на цыпочках, а после всё-таки ставил корзинку на пол и сам брал необходимое. И всё это сопровождалось его смехом, от которого Чуя злобно дул щёки, рассказывая, что маленький рост ещё не признак того, что он не сможет при желании отпинать Осаму за его дурное чувство юмора. Собственно, от этого Дазай смеялся только сильнее, героически выдерживая пинки ногой по своим коленям. Чуя не злился, даже наоборот, чувствовал какое-то приятное лёгкое единение с Осаму, ведь тот не пытался его оскорбить, а просто хотел поднять настроение, пусть и немного своеобразным способом. Когда их корзинка наполнилась, — а она именно наполнилась, потому что Дазай прекрасно знал своих друзей, чьи пожелания нужно умножать на два, чтобы впоследствии снова не пришлось бежать в магазин, — парочка наконец-то добралась до кассы, сгружая на ленту ровно десять банок разного пива, четыре пачки сигарет, две пачки презервативов и упаковку мармеладных червяков. От такого набора юных туристов кассир только сильнее поморщился, но Чуя с Дазаем были слишком заняты игрой в гляделки, нежели собирались строить перед ним серьёзный вид. Единственное, на что относительно отвлёкся Осаму, это то, когда у них грубо потребовали документы, и он с довольным видом сунул продавцу свои поддельные права, который тот бы и с микроскопом рассмотрел, если бы тот у него был. — А что насчёт тебя? — зыркая на немного обалдевшего с такого обращения Чую, выплёвывает кассир. — Этот дылда ещё ладно, а вот ты точно выглядишь как малолетка. — Да как вы смеете?! — неожиданно рявкнул на него Чуя, от чего даже Дазай дёрнулся. — Это прямое оскорбление прав омег! И вообще, чтоб вы знали, мы женаты и у нас двое детей! — окончательно теряя контроль во всей этой неуклюжей театральной постановке, он встаёт на цыпочки, чтобы дотянуться до шеи альфы и берёт его в захват, чтобы опустить ближе к себе и смачно чмокнуть в щеку. — А наш молодой вид связан со здоровым образом жизни и правильным питанием! Вот так! — Л-ладно… Хорошо… П-простите… — испуганно замямлил продавец, явно не ожидавший, что на него поднимут голос, да ещё и начнут обвинять в несправедливости по отношению к омегам, что в нынешнем обществе крайне тщательно контролировалось. Как можно быстрее пробив этим двоим их покупки и сгрузив всё в один пакет, кассир лишь выдохнул про себя, что те наконец-то свалили с его территории. Дазай же всё это время из последних сил сдерживал себя, чтобы не начать ржать, но как только они оказались на улице, его терпение иссякло, и он сорвался громким смехом, согнувшись пополам аж до коликов. — Пха-ха-ха-ха!!! Ой, не могу..! Ну ты и выдал! Видел вообще его испуганный ебальник?! — Осаму правда пытался успокоиться, но выходило с большим трудом, и он едва ли успевал хватать ртом воздух, уже раскрасневшись, как лобстер. — И давно, скажи на милость, мы женаты и у нас есть дети? У нас ведь две девочки? Всегда хотел двух дочерей! — Какого хрена ты тут гиенишь вместо того, чтобы притащить нам наш пивас? — раздался раздражённый голос Фёдора, который подошёл к ним с омегами. — Да, чего вы так долго-то? Магазин вроде пустой совсем, — согласился Сигма и на пару с Гоголем отобрал у них пакет, начиная терзать его в поисках заветных сигарет. — Да Чуя тут решил отжечь и забуллил того придурковатого кассира, который ненавидит всех местных подростков! — стирая с глаз слезинку, сквозь тяжкие вдохи от нехватки кислорода постарался объяснить Дазай. — Серьёзно? Чуя? — натурально изумился Фёдор, глянув на рыжего. — Ага. Тот стал наезжать по поводу нашего возраста, так вот Чуя заявился, что мы взрослые и вообще женатые с двумя детьми, так что лучше пусть отъебётся. — На самом деле я это не сам придумал, — скромно улыбнулся Чуя, хотя в душе всё равно гордился собой и млел от того, что Осаму так высоко оценил его решительность. — Моя мама так часто делал по молодости, когда на кассе не верили, что он совершеннолетний, чтобы покупать алкоголь и сигареты. Серьёзно доставал мою сестру из коляски и тыкал всем в лицо. Ну… Что правда — совершеннолетним он тогда действительно не был… А однажды моему отцу даже пришлось его вытаскивать из следственного изолятора, когда ему всё-таки не поверили и взяли паспорт… Так что, злоупотреблять подобным я не планирую, а то мало ли. — Прикольная у тебя мама. Инста есть? Подпишусь на него! — суя в рот сигарету из уже жестоко растерзанной на двоих с Сигмой пачки, посмеивается Гоголь. — Так что, мы идём? — Да, давайте скорее, — кивнул Сигма, зазывая всех друзей идти за ним. — А то если я опять вернусь поздно, мне дома устроят мозгоёбку длинною в месяц. Коллективно решив больше не топтаться на одном месте, все пошли дальше по тротуару. Но теперь кое-что изменилось, и Чуя опомниться не успел, как Дазай возник рядом и уверенно взял его руку. Омега сперва снова растерялся, поглядывая на их руки, сцепленные замком, а после и на самого Осаму. Тот как обычно улыбался, словно без слов говоря, что всё в порядке и он может ему доверять. И Чуя принял это, улыбнувшись ему в ответ, теперь уже шагая более уверенно, почувствовав подле себя защиту в форме альфы, про себя также отмечая, какая же огромная всё-таки у него рука… За их сладкой парочкой всё это время ненароком подглядывал Сигма, также про себя ликуя, что его друг нашёл себе кого-то, с кем его ментальное состояние хоть немного может прийти в норму. В последнее время Дазай выглядел чересчур угрюмым, используя чувство юмора как механизм защитной реакции. Сигму это крайне беспокоило, особенно однажды, когда бинт на запястье Осаму чуть распустился и тот случайно заметил совсем свежие следы от бритвы. Он честно и неоднократно пытался разговаривать с Дазаем, спрашивал про его душевное состояние, но тот лишь улыбался, убеждая омегу, что с ним всё хорошо и беспокоиться не о чем. Наверное, самым правильным решением во всей этой ситуации было пойти непосредственно к родителям Дазая, чтобы те попытались уберечь сына, но Сигма не делал этого по той причине, что пообещал Дазаю не вмешиваться в его семью в обмен на то, что сам альфа также не пойдёт и не набьёт рожу его отцу, если заметит на Сигме очередной новый синяк. Такая вот у них была взаимная дружеская поддержка, чтоб её. Погружённый в свои мысли, Сигма и сам упускает из виду тот момент, когда они наконец-то доходят до своего пункта назначения. Омега просто замирает, чуть задирая голову вверх и пару минут завороженно рассматривая огромную стеклянную офисную высотку перед собой, верхушка которой скрывается где-то там далеко. Улыбнувшись одним уголком губ, про себя он думает, что у кое-кого явные комплексы, раз он так стремится в своём бизнесе сделать все большим, внушительным и блестящим. Об этом Сигма выскажет ему чуть позже, а пока… — Мы заходим или не-е-е-ет? — начал капризничать Коля в нетерпении. — Мне уже хочется сесть. — Где ты там приседать собрался? — спрашивает его Фёдор, крепче обнимая за талию. — Собирался вообще на тебя, но это чуть позже и не при детях, — посмеивается Гоголь, коснувшись двумя пальцами щёк альфы и чуть сжал их, чтобы тот стал похож на рыбку. — Да, мы заходим, — резко перебивает их Сигма, призывая всех идти за ним. Он подходит и легонько толкает от себя стеклянные двери парадного входа, пока все остальные быстро вваливаются за ним гуськом. Охранник на посту тут же обращает внимание на компанию малолеток, но лишь сдержанно кивает в знак приветствия, заприметив Сигму, который сразу же сунул ему свою пропускную карточку, позволяя пройти им всем. И дальше, их путь лежал до лифта, вызвав который ещё следовало подождать, пока тот спустится к ним с верхнего этажа. Чуя, раскрыв рот, рассматривал абсолютно новое для себя место. Офисное здание, ресепшен, ковры под ногами и невероятной красоты дизайнерские люстры под потолком — всё это выглядело так «по-взрослому», что он до сих пор слабо понимал, зачем они сюда пришли и как их вообще так просто пропустили. Но, судя по спокойному настрою всех остальных, они были здесь явно не впервые, а значит, возможно, ему не о чем беспокоиться. Лифт наконец-то приехал, открывая двери своей огромной кабины, со всех сторон покрытая зеркалами. Когда все зашли внутрь, Сигма вновь воспользовался своим пропуском, прикладывая его к терминалу и выбирая кнопку верхнего этажа. — Так что, теперь мне объяснят, где мы и что вообще здесь делаем? — всё-таки не выдерживает рыжий, подавая голос. — И почему у тебя вообще есть пропуск ко всему этому? — обратился он к Сигме. — Потому что это здание принадлежит моему… Парню, — скомкано объяснил Сигма, облокотившись о зеркальную стенку. — Прошу заметить, что именно «парню», а не «ёбырю»! — хихикнул Гоголь с пошлой ухмылкой. — Я прав, моя прелесть? — Как обычно прав и до тошноты прямолинеен, — язвительно протянул ему в ответ Сигма, чуть скривившись. — В общем, он сделал мне персональный пропуск, потому что меня задолбало по часу сидеть в вестибюле и дожидаться, пока он освободится со своего очередного скучного собрания и заберёт меня оттуда. Так хоть могу подождать в его кабинете, чтобы на меня не пялилась охрана и все посетители. — Да просто надо было говорить охране, что ты к «папе» на работу пришёл! — громко рассмеялся Коля, причём шутку оценили и оба альфы, хоть и пытались подавить смешки. — Да в пизду иди, — совершенно спокойно отозвался Сигма, показывая средний палец всем окружающим. — И все вы идите. Меня вряд ли погладят по головке, если узнают, что я вожу сюда ещё кого-то постороннего. Так что я жопой рискую ради наших зрелищ, и если Коля сейчас посмеет ещё раз отпустить шутку про то, как именно я рискую жопой, я столкну его с крыши, — серьёзно и на одной ноте протараторил он. — Ладно-ладно, молчу, ранимый ты наш! — Так значит… Мы идём в его кабинет? — задумчиво предположил Чуя, который пусть и насторожился от всей этой идеи, но всё же чувствовал себя комфортно рядом с Дазаем, который так и не расцеплял их рук. — О нет, мы идём кое-куда, где покруче, и повыше! — задирая нос, самодовольно произнёс Сигма. Опять же, больше никаких ответов Чуя не получил. Когда лифт доставил их на самый верхний этаж, голова, ожидаемо, слегка закружилась от резкого перепада давления, но более ничего серьёзного. И как и было обещано, Сигма повёл их в противоположном от всего коридора пути, прямиком к пожарному выходу, который оказывается не запертым, и впереди их ждала последняя лестница и последняя дверь до конечной цели. Они оказываются на крыше. Стоит лишь ступить на неё, как волосы тут же развеваются на осеннем ветру, а глаза теряются от того количества красоты, которое простирается перед тобой. Ночь опустилась на город, заставляя его засветиться тысячей или даже миллионом разноцветных огней, которые переливались между собой, создавая замысловатые фигуры, название которых зависело лишь от твоей фантазии. Там, внизу, машины гнали по дорогам, до слуха едва доносились звуки музыки из местных баров и ресторанчиков, а люди выглядели как копошащиеся по венам муравейника муравьи, будучи отсюда размером с мелкую точку ручки на тетради. Этим невозможно было не изумится, если ты бываешь на такой высоте впервые. Твоё сердце буквально выпрыгивает из груди, а адреналин в крови зашкаливает от опасности свалиться вниз, вызывая в тебе немного нездоровое чувство восторга. Словно у тебя есть крылья, и ты можешь улететь от своих проблем далеко-далеко на любую точку Земного шара. Но так ли сильно Чуя хотел улететь? Возможно, в этот самый момент его реальность была более чем приемлемая. Пусть вид и был шикарным, но гулкий ночной ветер не приносил ни капли удовольствия, вынуждая зябнуть и пытаться отогреть самого себя руками, активно их растирая. Чуя уже успел расписать себе больничный, на который он свалится с простудой, но внезапно на его плечи ложится чужая огромная куртка, плотно окутывая его и сзади, и спереди. — Вот, это чтобы ты не замёрз, — заботливо отзывается Дазай за его спиной. Чуя уже хотел поблагодарить его за такую жертву, но это был не последний сюрприз, заставивший его тихо ойкнуть. Вместо того, чтобы просто отстраниться, Дазай неожиданно пополз оглаживающими движениями рук по бокам и остановился на его животе. Грудью он плотно прижался к спине омеги, а вот подбородок очень удобно упёрся прямиком в рыжую макушку из-за разницы в росте. Он его обнимал. Причём объятия эти были не простые дружеские, когда ты поддерживаешь кого-то, похлопав по плечам, а волне себе те, которые может позволить себе пара в отношениях. Дыхание омеги спёрло, и первые несколько секунд Чуя вообще боялся шевелиться, думая, что может совершить какую-нибудь очередную глупость. Половина его лица вообще утонула в воротнике куртки, но это было только в плюс, потому что так не было видно его смущённого румяного выражения лица. Но, к счастью, в самый последний момент в омежей голове что-то щёлкнуло, и он сразу решил ответить Дазаю некой взаимностью, обнимая его руки через куртку, насколько это вообще было возможно. Ведь ему правда были приятны его прикосновения, пусть он пока не знал, как следует на такое реагировать. — Я не слишком тороплю события? — почти шёпотом спрашивает его Дазай, когда минутка единения затянулась. — Нет… — честно отвечает Чуя, лишь сильнее прижимаясь спиной к его груди. — Мне очень… Приятно… Ты можешь делать так и почаще. — Столько, сколько ты попросишь, — тихо смеётся Осаму, быстренько чмокнув чужую макушку. — Это значит, что я заслужил ещё немножко больше доверия? — Ну-у-у-у… — задумчиво протянул омега. — Думаю переписать тебя из серийного маньяка в просто маньяка, — со всей серьёзностью, на которую только был способен в данной забавной ситуации, заявил он. — Ох, ну, спасибо! — слегка изумлённо хохотнул Дазай. — Ну что, Чуя, как тебе сюрприз? — внезапно появляясь перед ними, спрашивает Сигма. — Мне… Очень нравится, — благодарно кивает Чуя, насколько это позволяла видимость из куртки. — Спасибо, что поделились со мной этим. — Да фигня, — отмахнулся тот. — Ты ведь теперь с нами, так что привыкай таскаться в, порой, странные места. Главное Дазая не обижай, а то он у нас дурной и ранимый дурачок. — Что, правда? — с насмешкой глянул он вверх, тем самым потеревшись щекой и носом о слегка колючий подбородок Осаму. — У тебя душа поэта? — Писателя, если верить моей кличке, — уточнил Дазай, а после незаметно для Чуи глянул на Сигму весьма многозначительным взглядом, в котором читалось: «Кончай пиздеть о ненужной херне». Сигма на эти немые угрозы лишь закатил глаза, после чего отвлёкся на стоящий на земле пакет с пивом, который они притащили сюда, выуживая оттуда сразу три банки, а затем глянул на Достоевского с Гоголем. — Эй, голубки, вы к нам не хотите присоединиться? А те самые «голубки» уже во всю не теряли времени, обжимаясь у самого края высокого парапета крыши и занимались тем, что, как минимум, пытались сожрать языки друг друга. Как выяснилось, высота и чувство опасности вызывало в Гоголе непреодолимое желание страсти, которое легче удовлетворить, чем обуздать. Собственно, Фёдор был совершенно не против, пока ему разрешали трогать руками в самых сокровенных местах, а ещё он изо всех сил пытается перенять инициативу в поцелуе, что было крайне сложно из-за чрезмерного напора Коли. А ведь это ещё Сигму все называли кроликом… С этими двумя могли посоперничать разве что Содом и Гоморра. — Алло! Когда меня просили купить гандоны, я не рассчитывал, что вы ими прямо здесь воспользуетесь! — уже более громко окликнул их Дазай. В этот раз сработало, пусть и выглядели они крайне возмущенными, когда их прервали от взаимного обмена слюнями. — Ну, чего вам? — фыркает Достоевский, так и не выпуская Колю из объятий, который повис на его шее коалой. — Тащите сюда свои жопы! У нас тут, между прочим, обряд посвящения! — одну из банок с пивом Сигма отдал Дазаю, а две другие открыл сам, последнюю торжественно вручая Чуе. — Держи. — А я это… — растерянно замялся рыжий, чуть выглянув из воротника, но рефлекторно всё же взял в руку прохладную банку. — Я не пью. — Да никто и не заставляет, — хмыкнул Сигма. — Просто один глоток за тебя же. — За меня?.. — Конечно за тебя, Чуечка! — воодушевлённо за мгновение возникая рядом, заявляет Гоголь, уже со своей банкой. — Ты же теперь один из нас, а это нужно отметить! — Считай это ещё одной странной традицией, которая всех нас делает на шаг ближе к алкоголизму, — Фёдор подошёл к ним в уже более размеренном темпе, так же открывая своё пиво. — Это очень… Приятно. Я правда не ожидал, что всё так случится, — смущенно пробубнил Чуя, уставившись в силуэты маленьких пузырьков, которые бурлили в его банке. — Эй, если ты не хочешь, можешь вообще не пить, — заботливо отозвался Дазай за ним. — Заставлять никто не будет. — Нет… Нет, я хочу этого. Сам. Точно хочу! — с уверенностью, насупившись, заявил рыжий, чуть приподнимая свою банку, словно произнося тост. — Я просто хочу сказать… Спасибо, что приняли меня. Типа… Во-о-о-от… Провозглашенная самая нелепая речь в мире повлекла за собой неловкую паузу, заставившая всю компанию странно переглянуться между собой. — …ЗА ЧУЮ! — громогласно произнёс Гоголь, отсалютовав своей банкой и удачно спасая ситуацию. — За Чую! — произнесли в итоге все хором.