"Теория вероятностей как закон совести..."

«Когда глаза говорят одно, а язык другое, опытный человек больше верит первым.»

Ралф Уолдо Эмерсон.

Выбор был велик и, вместе с тем, выбора этого не было. У Рида не оказалось никакого запасного плана на случай если ситуация выйдет из-под контроля, по правде говоря, агент никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным. Ему просто не с чем было сравнивать. Что он здесь делает? «Здесь» — это на крыше промышленного здания, в шаге от рокового падения, наедине с серийным убийцей, вопреки строгому увещанию коллег не вмешиваться и даже официальному отстранению от этого конкретного дела? Где-то его жизнь очень сильно свернула не в ту сторону, потому что никакого логического объяснения тому что происходит в его сердце, а главное в разуме, Спенсер найти не в состоянии. Голова просто раскалывается от сотен тысяч мыслей, которые водят там внутри свои ритуальные хороводы и этим сводят Рида с ума. Ему слишком просто дался этот шаг. Отчего-то он пребывал в стойкой уверенности, даже непоколебимой убеждённости, что больше не совершит такой глупой ошибки. Не пойдёт против приказа, не совершит должностное преступление, не будет действовать сгоряча, никогда не станет пренебрегать истиной. И что же мы видим? Рид уже нарушил большую часть из этого списка, который был составлен им же, после долгих лет работы в ФБР и некоторых опрометчивых поступков, из-за которых был вынужден часто погружаться в математические расчёты, перечитывание заученных наизусть книг и прослушивание любимого Бетховена. Сейчас он скорбно вынужден признать, что ничего из этого ему не поможет, уже не поможет. Томас отчаялся до такой степени, что его нельзя оставлять один на один с этим безумием. Спенсер не уверен, что в результате его дальнейших действий ситуация не ухудшится до максимального предела, однако он не сможет просто уйти отсюда и позволить, трещащим по швам, мостам разрушиться. Не сможет, потому что огромное облако пыли, которые после этого поднимется за его спиной, тут же наводнит всё вокруг и Рид задохнётся. Тот факт, что за ними наблюдают его коллеги и полицейские уже нисколько не тревожит Рида. Он даже не думает, каким образом объяснит потом своё поведение, а уж что объяснять тут явно есть. Но, Спенсер не привык жалеть о своих решениях, он просто ненавидит это слово. Он вообще ни о чём не жалеет и впредь не намерен, а потому смело и быстро хватает твёрдой рукой запястье Томаса и, пока тот не вознамерился как-то отреагировать, стремительно тянет его за собой. — Ч-что ты делаешь? — закатывая глаза, чуть не выстанывает Браун. Как бы странно это не выглядело со стороны, Томас даже не предпринял попытку вырвать свою руку, которая оказалась сильно сжата тонкой, немного прохладной рукой Рида. У него всегда такие холодные руки… Томас Браун смирённо следует за агентом, который идёт быстро, быстрее своего обычного шага и уводит его с крыши. Вдвоём они спускаются по кривой лестнице, а потом Рид наконец-то отпускает руку Брауна, но только для того, чтобы закрыть дверцу, ведущую на крышу. Всё это он проделывает с таким выражением на лице, словно уже выдумал в своей чудной голове какой-то невероятный план и просто сгорает от нетерпения воплотить его в жизнь. — Рид, не надо. Не вздумай ввязываться ни во что… — предусмотрительно предупреждает Браун, уже понимая, что агент не будет его слушать, если на что-то настроился. — У нас очень мало времени. Я знаю через сколько минут начнётся штурм. Но, если поторопиться, то мы должны успеть… — в глазах Рида нешуточное волнение, а ещё уверенность и твёрдость. Этого у него не отнять, даже при том, что Спенсер часто-часто дышит и постоянно озирается по сторонам, прислушиваясь к звукам тишины. Томас закрывает глаза, прячет лицо и затыкает руками уши. Рида это не обескураживает, он слишком привык к непостоянству и странностям в поведении «хорошего знакомого». Молодому гению остаётся только перевести дыхание и ждать, бесконечно ждать, понимая абсурдность происходящего. — Всё, всё… — надрывно бросает Томас, — Ты победил. Оставь меня. — Но я… я не могу. — неуверенно шепчет Спенсер, обескураживаясь как ребёнок, которого просят выбрать кого он больше любит маму или папу. — Что ты хоть задумал? Что втемяшилось в эту голову? — опуская руки по швам, спрашивает Браун. Ее голос напомнил битое стекло в ведерке со льдом — неожиданно острый и очень холодный. Рид шуток не оценил, он всего лишь опустил глаза, а когда вновь поднял их и открыл рот, грохот и шум прервали его. — Штурм. — бесхитростно заключает серийный убийца и прижимается к стене. В одном маленьком слове умещается вся полнота и глубина отчаяния, а также безысходности, которые кувалдой бьют промеж рёбер. Когда Спенсер резко оборачивается и пронзительно смотрит на Томаса тот даже не находит какими словами всё это комментировать и объяснять, он просто смотрит в ответ, практически также, но более устало. Томас только теперь понимает, как сильно он устал и как ему хочется наконец обрести хотя бы чуточку умиротворения. Рид подозрительно долго не отводит взгляд и Томасу уже начинает казаться, что его образ размывается. — Пожалуйста… поверь мне. — произносит Спенсер, сглатывая вязкую слюну. Томас смотрит на него, как на звезду, спустившеюся с небес или святого небожителя. Его потрескавшиеся губы неожиданно разъезжаются в приторно-изнемождённой усмешке, но в глубине слезящихся глаз неприкаянно бродит смирение с жестокой судьбой и готовность покончить с собственными терзаниями. Риду это категорически не нравится, а Томас ловит себя на желании вскрыть его гениальную голову и разобраться, как там всё работает, раз этот парень часто выдаёт такие нелепо-чудные идеи. — Ты на него совсем не похож… — в который раз делится Браун, вспоминая погибшего брата и позволяет себе малодушно сбежать от реальности, прикрыв глаза.

Два дня спустя.

Аарон Хотчнер пробежался острым взглядом по объяснительной, судя по всему, написанной коротко и на скорую руку, хотя талантливый человек — талантлив во всём. В нескольких предложениях, выведенных аккуратным подчерком, синей шариковой ручкой нет ни единого повода для подозрений. Сей факт совершенно не удивляет Хотча. Когда имеешь дело с опытными профайлерами из собственного отдела приходится абстрагироваться и мыслить иначе. Память услужливо суёт прямо под нос запечатлённые в картинках события определённой давности, связанные со скандальным уходом Элл Гринуэй. Однако, Аарон всё же имеет призрачную надежду, что Спенсер Рид ещё не перешёл ту опасную черту. Со вздохом отложив отписку, а иначе это никак не назовёшь, потому что может с точки зрения психологии и профессиональной этики эта бумага составлена верно, но сколько в этих словах искренности и правды — вопрос спорный; так вот положив лист бумаги в сторону, чтобы не мозолил глаза, Хотч устало опустил голову и зажал пальцами переносицу. Во что бы не играл Рид, он всё время побеждает. Хотч знает это, как знает и то, что самый молодой агент в бюро не бросит дело, за которое взялся со всей серьёзностью, потому что прежде чем во что-то ввязаться Спенсер всегда рассчитывает свои силы и потенциал. Но, ведь этот случай просто переходит все существующие границы… Как именно Томас Браун сумел избежать ареста — было до сих пор не ясно, хотя территория была окружена и уже начался штурм. Сбежать, а потом бесследно исчезнуть не смог бы никто. Разве только, серийный маньяк обладает огромными ресурсами, знаниями и стратегическим складом ума. Но, согласно всем профилям Томас Браун таковым вовсе не являлся. Зато под это описание очень даже подходит кое-кто другой… Рид мог делать одновременно несколько вещей, как например в данный момент. Он задумчиво подпирает кулаком подбородок и просчитывает серию следующих ходов, пытаясь не проиграть самому себе. Глядя на него можно и не понять, что этот парень не просто играет в шахматы сам с собой, а обдумывает свои перспективы оказаться раскрытым и уличённым, а также заглядывает в скорое будущие и чертит там некоторые корректировки в этих спутанных линиях: прямых и зигзагообразных. — Хэй, как дела парень? — Морган умел ходить бесшумно, когда хотел этого, однако сейчас явно нарочно шаркал тяжёлой обувью, — Который по счёту час ты сидишь тут? — Не так уж и долго. — Рид равнодушно взглянул на своё запястье, где прочно обосновались часы, — Пятьдесят три минуты и одиннадцать секунд. — Ты в порядке? — со знанием дела спросил Дерек, очевидно применяя весь свой запас тактичности, чтобы не начать задавать личные вопросы и тщательно ковыряться в подкорках чужого разума, — Не хочешь поговорить? — Я в порядке. Правда. — искренне заверил Рид. — Рид, если тебе что-нибудь понадобится… — Да. Да, я знаю. — нервно облизнув губы, Спенсер кивнул, заранее зная, что так и не воспользуется этой возможностью. Не то чтобы Рид стыдился просить о помощи, но он вовсе не думал, что нуждается в чём-то. — Рид. — холодный голос Хотча послышался так неожиданно и близко, что оба агента, занятые нежеланием сказать больше, чем могут, удивлённо вздрогнули и посмотрели на своего начальника. Спенсер поднялся на ноги, выжидательно глядя на подошедшего агента. — У тебя будет неделя. С этого дня ты можешь быть свободен, но тебе не рекомендуется покидать штат. — Неделя? — зацепившись за единственное, что взволновало его, Рид почувствовал угнетение безысходности. На языке крутились сотни соцветия опровержений, но имел-ли он право их озвучивать? — Тебе нужно больше? — Я в порядке. — заученно отвечает Рид. — Это не моя прихоть. У меня на столе приказ, игнорировать его не выйдет. И ещё, завтра параллельно с основным, начнётся внутренние расследование. Ты — главный свидетель. — Какое расследование, Хотч? Мы накрыли Брауна, он был ранен при попытке побега. Дальше заниматься его поиском не наша работа. — Дерек совершенно не доумевал, а о многом и подумать не мог. — У бюро возникли вопросы. — Хотчнер выразительно посмотрел на Рида. Доподлинно неизвестно, как это произошло и кто был зачинщиком, но у лифта Рид столкнулся с Джей-Джей. Отголоски неприятного разговора с Хотчем всё ещё держали гения в напряжении, из-за чего у него началась мигрень и не хотелось абсолютно ничего, кроме как закутаться в тёплый плед, заварить горячий чай и вооружившись увесистым томиком под названием — «Краткая история времени» Стивена Хокинга. И всё-таки Джей-Джей слишком проницательна и чертовски хорошо разбирается в людях, особенно это касается Рида. Иногда ему кажется, что нет нужды что-либо говорить ей или в её присутствии, потому что Дженнифер видит насквозь не только людей, но и ситуацию. Ей он даже попытается улыбнуться и нисколько не удивится, когда увидит такую же милую улыбку на лице Дженифер. — Ты, конечно, знаешь… — Спенсер мягко теребит ремешок сумки, не может определиться куда ему смотреть, зато Джей-Джей здесь неумолима. Она смотрит прямо на него. — Я узнала одна из первых в команде. И это не самая приятная новость. — Думаешь, у меня есть шансы стать подозреваемым? — Думаю, тебе на самом деле есть что нам рассказать. Но, Спенс, никто не станет подозревать тебе, а тем более обвинять. — доверительный тон её голоса немного смягчает накалённую обстановку. Возвращаясь домой, Спенсер предпринимает ещё десяток тщетных попыток ни о чём не думать. Все эти мысли уже наверное устали от присутствия в голове доктора Рида. Но, избавиться от них нет никакой возможности. По пути к себе в скромные жилище, Спенсер зашёл в аптеку и купил всё необходимое по списку. Никогда ещё дорога домой не казалась агенту такой длинной. Закрыв за собой дверь на ключ, Рид на мгновение прислоняется к ней и глубоко вздыхает, усмиряя бушующие море внутри собственной души. Одновременно столько непонятного и странного с ним давно не происходило. День клонился к закату и усталость накатывала, как снежная лавина. Рид снял верхнюю одежду, разулся и только потом прошёл вглубь квартиры. Кровать была по-прежнему расстелена, а простынь смята и агент скользнув по ней обессиленным взором. — Ты быстро. — слегка охрипшим голосом произнёс Томас, выходя из тени, — Я всё ждал, когда за мной придут… — Я купил антибиотики. Твоя рана не серьёзная, но температура поднимается вполне высокая. — Спенсер прошёл на кухню и распаковал покупки, а затем поставил на стол стакан с водой и рядом несколько капсул, которые Браун беспрекословно выпил. Выглядел он не слишком бодро в спортивном костюме, босыми ногами и испариной на лбу. Проглотив лекарства, он с протяжным вздохом сел на стул и скривился, моментально хватаясь здоровой рукой за раненное предплечье. Повязка была свежая, поскольку за этим Рид следил с особой ответственностью. Хотя он по большей части обладал теоретическими знаниями, в отношении их применения проблем почти никогда не возникало. Однажды ему пришлось даже самостоятельно принять роды, когда у потенциальной жертвы, которую в итоге взял в заложники преступник, начались схватки. Так что с раной Томаса он тоже разобрался весьма талантливо. Может это звучит жестоко, но тот факт, что Браун часто терял сознание даже облегчило Риду дело. Он мог не отвлекаться на чужие стоны, полукрики, и болезненные слёзы застывшие в изнеможённых глазах. Теперь Томас был на удивление тихим и послушным, словно никогда и помыслить не мог об убийствах. Если бы Рид встретил его сегодняшнего на улице ни за что бы не поверил в его причастность к преступлениям. — Не думаю, что тебе уже можно вставать. Лучше дать организму полностью восстановиться и, к тому же, сон действительно — лучшее лекарство. — Мгм. — засыпая на ходу, Томас поднялся и, шатаясь, побрёл в сторону кровати, на которую почти упал, подминая под себя подушку. Глядя ему вслед Спенсер протяжно вздохнул и наконец-то успокоился.