Вкусные эмоции

"Не хочу показаться злопамятной, но всё-таки ты трахал мою подругу. На этой самой кровати. Да, я знаю, ты потерял память. И всё-таки... Давай так. Я не буду тебе об этом напоминать, а ты перестанешь напоминать мне про эту дурацкую кровать. Идёт?".

Йеннифер, когда Геральт спрашивает о выброшенной из окна кровати. "Ведьмак 3: Дикая охота".

***

      Выходные начинаются с совместных полежанок в кровати. Арсению совершенно не хочется вставать и что-то начинать делать, хотя субботу он хотел потратить на рисование новой главы комикса. Антон, который, вроде как, и ждёт эту самую новую главу, продолжению рабочего процесса не содействует, наоборот, препятствует скорее, не давая Арсению вылезти из кровати.              Как проснулись, обсуждали почему-то злодеев в разных историях. У Арсения была во время учёбы творческая работа, посвящённая классификации злодеев. И злодеи-символы, олицетворяющие мировое Зло или какие-то беды; и злодеи с психическими расстройствами, и с комплексом Бога, и с высшими целями; и злодеи, жаждущие мести у него в классификации были. Но, как говорит он Антону, его любимчики — злодеи, по ходу истории притворяющиеся другом протагониста.              — Я даже не удивлён, — хмыкает Антон.              — Это ещё почему???              — Потому что ты вечно выбираешь в любимчики тех, кто притворяется кем-то другим. Было бы странно, если бы со злодеями это сломалось.              — А тебе не нравится матушка Готель???              — Из «Рапунцель»? Представляешь, нет, — фырчит со смеху Антон, гладя Арсения по волосам. — И мисс Барашкинс из «Зверополиса» тоже.              — Но ты подумай, какие это охеренные персонажи! Ладно с Готель было понятно, но Барашкинс никто не подозревал, а потом она бум! И главный злодей. А Эвелин из второй «Суперсемейки»?              — Не знаю, Арс, не мои это персонажи, я воспринимаю их крысами.              — Зануда, — фыркает Арсений, показательно закатывая глаза. — Вот единственный такой персонаж, который мне не нравится, — это Эрнесто де ла Круз из «Тайны Коко». Он отравил лучшего друга тупо для того, чтобы спиздить себе песни. Настолько тупая причина…              — А матушка Готель?              — Так, ну во-первых, — тут же нахохливается Арсений, — она никого не убила. Ну подумаешь, ребёнка спиздила.              — Действительно.              — И продление жизни, как по мне, причина покруче, выше, чем тупо популярность гитариста.              — Сказал ты гитаристу.              — Ты бы убил, скажем, Иру, чтобы получить тексты песен?              — Конечно, нет!              — Ну, вот, о чём и речь.              — А ты бы спиздил из дома, скажем, Тихона, будь у него волшебные волосы, чтобы оставаться вечно молодым?              — Я бы спиздил Тихона из дома, чтобы он не жил с матерью, — цокает языком Арсений. — А вообще, вот я думаю, что Готель оказала крутую услугу королевской семье.              — В смысле???              — Благодаря тому, что Рапунцель жила с ней, а не во дворце, она выросла приятной, милой и скромной девочкой, а не какой-нибудь разбалованной принцессой на горошине.              — Тебе просто хочется оправдать матушку Готель? — дёргая многозначительно бровью, тянет Антон.              — Песни её мне нравятся, — расплывается в улыбке Арсений. — А вообще, это же мультик по сказке, а в них всегда всё не так буквально. Часто в сюжетах сказки скрыты какие-то древние обряды, а-ля инициации.              — Думаешь, похищение Рапунцель могло быть обрядом???              — Ну, не совсем. Я читал, что на территории Беларуси, Польши и ещё некоторых стран в девятнадцатом веке был своего рода обычай, который назывался «дядькование». Родители из панских семей отдавали своего ребёнка до определённого возраста в семью крестьян, хуторян, чтобы с ними жили. Для ребёнка это якобы процесс обучения, он узнаёт ценность земли, которой будет обладать, став взрослым паном, будет знать цену своим людям, цену их работе. Чтобы душой свой кусочек земли и своих крестьян чувствовать. А семья, которая его берёт, ну, скажем так, финансируется дополнительно. И что если «Рапунцель» немножко про это? Про то, как «панскую» дочку отдали в семью простой бабке, девочка в этой семье училась работе, а золотые волосы — это то самое дополнительное финансирование от родителей? А то, что бабка молодеет, — это про продление жизни, ведь с большим количеством средств ты можешь обеспечить себе лучшие условия жизни. Комфорт равно увеличение срока жизни.              — Пиздец ты умный…              — Да я же не знаю, про это ли на самом деле! — краснея, тараторит Арсений. — Вот про сказку «Морозко» я знаю точно, что это обряд инициации: выжить сутки одному в лесу — значит, стать взрослым членом, ну, условно племени. А с «Рапунцель» не уверен… Там же в оригинале сказки принц, когда лез вверх, вообще свалился в кусты терновника и остался без глаз. Что это могло символизировать в таком случае?.. Надо подумать.              — Умный пиздец, — повторяет с каким-то нездоровым восхищением Антон.              — Прекрати, — буркает уже в край смущённо Арсений.              — Мне первое, что в голову приходит про Рапунцель, — это мир сказки из дополнения в третьем «Ведьмаке».              — Мир сказок для Сианны, — улыбается Арсений, прикрывая глаза. — Интересный мир. С перевёрнутыми с ног на голову сказками…              — Рапунцель не дождалась принца и повесилась на своей косе.              — А Девочка со спичками из сказки Андерсена начала продавать наркоту.              — Да… Вот уж эти ваши компьютерные игры, да?              — Я не такой старый, чтобы так бурчать, — с каменным недовольным лицом ровно говорит Арсений.              — Прости-прости.              — Смешно ему, — фыркает Арсений, сужая на хихикающего Антона глаза. — К тому же… В играх ещё целый мир с разными персонажами.              — Я, кстати, подумал, что по твоей классификации злодеев, у меня любимые из категории «Ставшие героями».              — Так сильно жаждешь измениться? — мурлычет с толикой провокации Арсений, усмехаясь.              — Если это так работает, то чего хочешь ты, выбирая персонажей в масках?              — Самый кайфовый момент с каждым таким персонажем — это момент истины, снятие этой, как ты выразился, маски. Может, я хочу избавиться от своей?..              — Мы уже очень много говорили про это, Арс, — тяжело вздыхает Антон.              — Да-да, я знаю, и я с тобой открыт и честен. С Серёжей, с Пашей, с Димой — с близкими.              — Но в первую очередь надо быть открытым перед самим собой, тогда вообще никакого диссонанса не будет.              — А можно быть закрытым по отношению к самому себе?              — Да. Отвлекать себя от тревожащих мыслей, заставлять не задумываться о чём-то, подавлять эмоции — это всё значит быть закрытым даже от себя самого. Вот есть у тебя злодей, избавившийся от маски, вот прям са-а-амый любимый?              — Будешь строить портрет моего ментального состояния по любимому злодею?              — Во-первых, психологический портрет или анализ ментального состояния, «портрет ментального состояния» — так не говорят.              — Бу-бу-бу.              — А во-вторых, — бурчит недовольно Шаст, щипая за бок. — Да, буду. Через персонажей очень многое становится понятно. С первого нашего разговора, да нет же… Раньше, намного раньше я подумал, что у вас с Диланом пиздец похожие вайбы, и что в итоге? Проблемы одни и те же, интересы одни и те же, манера общения одна и та же, защитные механизмы одни и те же. У меня это, знаешь, не просто поверхностно, типа о рыжий, значит, на Разумовского или на Уизли похож, нет, я смотрю куда глубже, не на внешность даже. А поэтому это реально своего рода психоанализ. И любой психоанализ должен состоять из части, как человек видит мир и себя в нём, и то, как всё выглядит со стороны. Я бы сказал, что огромная часть сути психоанализа в том, насколько сильная разница между реальностью и видением этой реальности человеком. Вот, допустим, мы идём по ТЦ, а ты говоришь, что все на тебя как-то косятся подозрительно, шепчутся наверняка о тебе. А я вижу, что никому мы нахуй не сдались. Вывод: у тебя паранойя или нарциссизм.              — Ладно-ладно, я понял, — останавливает как можно мягче Арсений.              — Так кто твой самый любимый злодей, снявший маску приветливого друга?              — Харитон Родионович Захаров, пожалуй.              — ХРАЗ??? Из «Атомик харт»?              — Он самый, — улыбается Арсений. — Ну так? Как ты будешь строить мой психоанализ по тому, что мне нравится ИИ в перчатке? Циник, мизантроп, хочу захватить весь мир, да?              — Харитон не хотел захватить мир, он хотел создать новый… Он был слишком разочарован в людях, слишком умён сам по себе, разум был выше тела и эмоций.              — Не очень похоже на меня, правда?              — Это персонаж аналогичный Виктору из «Аркейна», только вот Виктора остановила привязанность к конкретному человеку, а ХРАЗА — нет… Ты бы оставил себя совершенно одного для достижения того, что считаешь высокой целью?              — Я простой художник анимации, Шаст. Какие у меня могут быть высокие цели? Уложиться в сроки, потусить и…              — Мы говорили о масках, — прерывает Антон. — И часть тебя, которую ты вечно прячешь, это та часть, что рвётся к изучению всего от самого нелепого к самому замудрённому. Это очень расчётливая часть тебя, потому что именно она у тебя отвечает за планирование чего-то на будущее. Я думал, что это эмоциональный момент, думал, что это больше про тебя как мечтателя. Но вспомнить то, что ты говорил, это не похоже на мечту, это похоже на расчёт. То, что ты говорил, как стоило бы организовать переезд, если мы решимся съехаться, как переделать рабочий график, как провести выходные — это не эмоциональное, это расчётливое, систематично упорядоченное.              — Да-а-а. Вот съедемся, а потом можно и мир захватить.              — Да к чёрту захват мира, я реально вижу ключевые штуки, по которым ХРАЗ — отображение того, что ты прячешь под «маской». Циничности и мизантропии в тебе нет, но обида на людей, пренебрежение «скучным». Ты говорил мне, что не можешь общаться с людьми не творческими, и я всегда думал о том, что имеются в виду художники и музыканты под «творческими». Но Паша, Серёжа? Они не художники и не музыканты. Твоё понимание творческих — это не про род деятельности, а про тип мышления. Наука для тебя тоже творчество. Другими словами, для тебя не творческие — это люди, думающие только о материальном, болтающие о чём-то низменном. Тебе не просто неинтересно с ними… Я помню девушку, которую ты отшил в «Сешат», и я помню, что ты выглядел раздражённым. Приземлённые люди вызывают в тебе фактически… Презрение.              — Я начинаю чувствовать себя злодеем, продолжай, — усмехается тихо Арсений.              — Не отшучивайся. Я прав? Ты настолько не переносишь это?              — Смолл-ток о погоде, размере свитера, бурчание на бабку в троллейбусе, обсуждение стоимости новой модели телефона, который не отличается от предыдущего ничем… Кому, блять, это вообще интересно?              Антон почему-то выглядит взбудораженным. Будто бы только что к его любимой игре вышло дополнение, и он, пусть с опаской, боясь разочароваться, но всё же с восторгом изучает новый кусочек истории. Чем-то сейчас он напоминает Арсению безумного учёного.              — Я не ненавижу человечество. Но я ненавижу людей, живущих на вечном негативе. Терпеть не могу слушать о том, как вокруг всё хуёво, какие все долбоёбы и только я один самый пиздатый. А сколько бы я ни общался с не творческими, у них всё к этому сводится, этот долбоёб или тот, только я самый умный и всё понимаю. Они не видят красоту, куда бы ни смотрели. Они просто не способны. Красота в глазах смотрящего, а в их глазах только дерьмо, судя по всему. А зачем мне тратить свою жизнь на того, кто сам за говном ничего не видит и мне глаза пытается своим говном намазать? Ну, это я фигурально. Я не наивный мальчик, я прекрасно вижу, какой пиздец творится в мире, но выходя из дома, я стараюсь найти то, что меня вдохновит, а не то, на что я буду в десятичасовом голосовом жаловаться Серёже. А те люди, они же вечно… Фонят, вечно бубнят о том, как всё плохо. Подними свою ебаную опущенную голову и промой глаза, так увидишь что-нибудь красивое. Вместо того, чтобы умилиться влюблённой парочке на улице, эти люди чисто из зависти начинают на них брюзжать. В их глазах, мыслях, мировоззрении нет и капли красоты. В них нет красоты, они её в себе убили сами, но продолжают винить всех вокруг. Презираю ли я их? Ещё как.              Шаст ничего не отвечает, только бегает чуть расширившимися глазами по лицу, чаще дыша. Арсений надеется, что не пугает, не отталкивает такими откровениями.              — Сам посуди, — будто бы оправдываясь, начинает он, — разве тебе не приятнее общаться с человеком, который рассказывает о чём-то хорошем? Да нет же, он может рассказывать даже что-то херовое, но в виде того же стендапа и вы вместе угораете над такой неприятной ситуацией, что и ему, и тебе легче. А кому стало легче после того, как вы поговорили о той же ситуации с пассивной агрессией и обидой на всех, кто был рядом? Ладно, конечно, у всех бывают херовые дни и даже самым весёлым иногда надо поныть, прям жёстко поныть, но я же о людях, которые ноют постоянно. Что бы у них ни случилось, у них на всё одна реакция — ёбаный нудёж. Типа он тебе говорит, что выиграл в лотерею, а потом жалуется, что за выигрышем придётся в метро целый час ехать. Ой-ой, бедненький. Ну раз тебе так тяжело, давай я съезжу и себе заберу. Малейшее усилие воли над собой — и они трещинками пошли. Тц.              Антон слушает его внимательно, но всё ещё ничего не говорит, не вставляет никаких вопросов. И почему-то от этого хочется продолжать говорить и говорить. Может, в этом и состоит план Антона-психоаналитика? Хочет, чтобы Арсений за раз всё вывернул?              Вполне возможно, ведь именно Антон просил его по кусочкам в спокойном состоянии рассказывать то, что не нравится, бесит, тревожит, пугает. Чтобы потом, когда накрывает из-за чего-то, не было того противного кома из-за невысказанных слов. Кома, который застревает в горле и не даёт ни звука из себя выдавить.              По лицу Антона совершенно не скажешь, что мысли Арсения его как-то отталкивают, отвращают, но по нему и не видно, что он согласен с каждым Арсовым словом. Нет. Он просто слушает, так внимательно и сосредоточенно, смотрит прямо в глаза почему-то расширившимися зрачками и впитывает в себя это откровение, как воду губка. Такое же лицо у него было, когда его затянуло с головой в комикс, который Арс показывал только ему.              Такое лицо у Антона, когда его поглощает какая-то новая история, от интриги которой не получается выдохнуть.              — Вот ты же вечно делаешь усилие над собой, — продолжает Арсений, отводя чуть смущённо взгляд к потолку. — Тебе столького стоило заговорить со мной с твоей боязнью взаимодействовать с людьми. Ты через усилие приучил себя спокойно держать со мной зрительный контакт. И во всём всё больше проявляешь смелость. И как бы тебя ни обидела ситуация или какое-то моё слово, ты всегда находишь в себе силы успокоиться, обдумать, а потом обсудить напрямую. Я… Прости, если обижу, но я уверен, что у тебя была проблема с тем, чтобы жаловаться на что-то, вот прям бурчать, фонить…              — Это правда, — со спокойной улыбкой кивает Антон.              — Вот, а теперь такого нет. Значит, это действительно можно контролировать, значит, это можно искоренить. Ты вот искоренил, а те идиоты даже не пытаются. Живут с говном в глазах и всё их, блять, хах, нет, в том-то и дело, что их нихуя не устраивает, но при этом они продолжают так жить. Делают из себя ёбаных мучеников. Терпеть не могу эту черту. Они будто остались в каком-то детском возрасте, когда начинают плакать от малейшего раздражителя.              — А я?              — А ты вырос, — кивает Арсений. — Не знаю, может, ты, как ты вечно говоришь, работал над этим или что-то тебя изменило…              — Я сам работал над этим. Я уже говорил. Когда-то всё принималось на свой счёт. И очень остро. Теперь всё в разы лучше.              — Ну вот, — улыбается Арсений. — Ты работал над этим, прикладывал усилия, и как ты сказал, теперь живётся лучше, да? Ты — моё живое доказательство того, что своё мировоззрение можно изменить, приложив усилие. Они просто не хотят, не думают об этом, что тоже показатель, что они за люди. А ты… Ты умница, Шаст, самая настоящая, — снова кивает Арс, поворачивая голову к Антону. — Молодчи… Шаст???              — Я пиздец завёлся.              — Шаст, блять! Тебя вообще можно хвалить или всегда вот так будет случаться???              — Это не из-за похвалы, — бормочет, краснея, Антон. — Хотя от неё тоже… Но там, в общем, раньше началось…              — Я просто говорил о людях.              — Я думаю, дело не в том, о чём ты говорил, а в том, как ты говорил, просто забей, дай мне пару минут — и я спокоен, — продолжая бормотать, переворачивается на живот Шаст.              — Антош, — тянет Арсений, расплываясь в улыбке, которую, кроме как пакостной, ну никак не назовёшь. — А расскажи мне о той порнухе, которую ты для теста использовал.              — Нет, ни за что, — бубнит Антон, утыкаясь лицом в подушку. Только краснеющие уши топорщатся. — Ну и нахуя ты это вспомнил???              — Что такое? Сразу картинки перед глазами замелькали? — усмехается Арс, щуря хитро глаза. — Ну же, расскажи, не будь жадиной.              — Почему тебе это так нравится?              — Что именно?              — Провоцировать. Доводить. Дразниться.              — Не знаю, такой уж характер, — легко пожимает плечами Арсений, осторожно поворачиваясь на бок, чтобы лежать лицом к Антону. — Я уже говорил, мне очень нравятся эмоции людей, но твои-и-и — особенно, — тянет весело он, проводя пальцами от шеи к пояснице. — Может, мне особенно льстит то, что я способен в ком-то вызвать столько эмоций и реакций? Не знаю.              — Когда снимут гипс? — поворачивая медленно к Арсению лицо, почему-то шёпотом спрашивает Антон.              — И снова ты клубничка, — поджимая губы, улыбается Арс на алый цвет чужого лица. — Соблазн покусать за щёки присутствует.              — Так когда гипс снимут?..              — Уже в пятницу, через шесть дней. А у тебя на меня какие-то особые планы? — заискивающе тянет Арсений.              — Много…              — Из той самой порнухи? — усмехается Арсений, дёргая бровью.              В ответ Антон только взвывает приглушённо, снова уткнувшись лицом в подушку.              — Так что именно там было?              — Это слишком, я не думаю, что ты правда хочешь это знать.              Пока Арсений уламывает на откровения Антона, собственное желание почему-то стремительно растёт. И стоит это Шасту заметить, как всё переворачивается с ног на голову, и Антон сам начинает проявлять инициативу. Так бы сразу…              Арсений в очередной раз отмечает про себя, насколько же у Шаста вырос скилл в поцелуях. И вообще не скажешь, что в начале лета у него был с Арсением первый в жизни поцелуй. Ещё немного и Арсений начнёт верить в то, что это у него тогда был первый поцелуй за всё его существование.              Антон спрашивает шёпотом, может ли он начинать вот так что-то без Арсовых провокаций, сам, потому что сам хочет. Снова от его слов то в жар, то в холод. Конечно, блять, может, ему не нужно ждать каких-то намёков от Арсения, каких-то провокаций или прямой фразы Арса, перетерпливая своё собственное желание. Арсений чувствует, как от желания прикоснуться к Антону внизу подрагивают пальцы…              Такое начало выходных устраивает их обоих более чем, судя по всему.              Всё случается примерно так же, как и в прошлый раз, который был почти неделю назад. Только сейчас Антон всё-таки стягивает с себя домашние шорты с бельём и жмётся членом к паху Арсения.              Выглядит Шаст по-настоящему встревоженным, глаза чуть шире открыты, дышит быстро и поверхностно, немного хмурит брови. Только вот, стоит Арсению обхватить их обоих своей ладонью, как взволнованность в лице тут же исчезает.              Лицо у Антона всё ещё красное, брови ломаются. Он жмурит глаза, вжимаясь лбом в Арсову грудь, бормочет что-то на арабском, кажется, это было «ты меня сводишь с ума». А Арсению не хватает ума промолчать, он ляпает: «То ли ещё будет, когда от гипса наконец избавлюсь». И всё, и Антону срывает тормоза.              Утыкается лицом в изгиб шеи и толкается, кажется, даже неосознанно в Арсову ладонь, потираясь членом о член. Дышит горячо на чувствительную кожу у уха, подтягивается руками вверх, ласкает грудь и сжимает пальцами одновременно два соска, отчего по инерции Арсений сжимает ладонь у основания, пережимая не только себя, но и Антона, отчего тот и мычит низко в самое ухо.              Мало того, что приятно, безумно приятно на уровне тела, так и внутри что-то потрясающее ощущается. Горит ярко и трепетно что-то на уровне солнечного сплетения, чуть щекоча, разгорается аж до горла, по всей грудной клетке.              — Я постоянно разрывался между двумя местами, чтобы представить всё, — немного отрывисто шепчет Антон. — Одно прям пиздец, да и тебе оно не подошло…              — Какой-то общественный толчок? — охрипло усмехается Арсений.              — С первого раза угадал…              — Серьёзно, Шаст?              — Не просто… Не просто общественный туалет. Он-то да, туалет, да, общественный, но он и часть своеобразной художественной инсталляции… Как-то нашёл, почитал… В Лондоне, туалет посреди улицы со стенами из зеркала гизелла…              — О боже…              — С улицы никто ничего не видит, но ты изнутри видишь всё и всех. Не знаю, почему меня от этого так вставляет, наверное, это не совсем нормально, да? Впрочем, как только понял, какой ты на самом деле пиздец брезгливый, больше представлять не получалось, я за реалистичность «персонажей».              — Я человек.              — В моей фантазии всё-таки персонаж, вот когда сделаешь со мной в реальной жизни то, что я представлял, будешь не персонаж, а реальный ты.              — Я не буду ебаться в туалетах, это отвратительно.              — Я же сказал, отмёл эту фантазию за неправдободобность, — усмехается тихо Шаст, потираясь кончиком носа о шею. — Была ещё та каморка в углу читального зала в «Сешат».              — И… И что там у нас было?              — Я тебе уже говорил метки, по ним ты должен был понять, что там было… О-о-очень много всего. И что я ещё заметил, мне вообще похер, ну, то есть, нет, не так… Меня в одинаковой мере прёт от представления того, что всё делаю я или всё делаешь ты.              — Шаст…              — Я отсасываю или ты, я сверху или ты — одинаково. Кажется, что бы я из такого ни представил, я кончу в любом случае по факту того, что там будешь ты. Такое тебе тоже должно льстить.              — Пиздец как, — долго выдыхает Арсений, чуть сильнее сжимая и ускоряя движения ладонью, отчего Антон начинает ощутимо подрагивать. — А как именно это происходит?              — Смотря, в каком настроении я представляю, — тяжело дыша, шепчет в шею Антон. — Иногда мне хочется, чтобы ты со мной, ну знаешь, как с хрустальным, чтобы комфорт-плюс и все дела, и похвалы выше крыши, но иногда бывает, что хочется… — гулко сглатывает, касается коротко губами шеи, но всё же заканчивает: — Хочется, чтобы ты грубо нагнул к столу, вжал в него лицом и просто… Блять, кажется, я сейчас в таком настроении, только представил и…              — Всё хорошо, — с довольной, немного хитрой улыбкой успокаивает шёпотом Арсений, ускоряя движение ладони по прижатым друг другу влажным членам. А Антон суетливо облизывает свои пальцы и мажет смоченными слюной подушечками по соскам. — Умница, правильно, мой хороший.              Своей кожей Арсений чувствует дрожь, прокатившуюся по телу Антона, шею обжигает громким выдохом с охриплым стоном.              — Прости моё любопытство, Шаст, но представляя меня снизу, всё понятно, но когда наоборот, что ты делал? Или ограничивался только дрочкой в любом случае?              — Пальцы, — приглушенно признаётся Антон, жмурясь. — Только… Только с третьего раза получилось.              — И тут прикладывал усилие, лишь бы дойти до конца? — мурлычет на ухо Арсений. — Умница. И как? Как оно ощущалось в итоге?              Антон мычит тихо, но всё-таки признаётся. Говорит, что было сложно растянуть себя, было слишком узко и неудобно, но потом было очень хорошо.              Вспоминается почему-то момент со Дня рождения Антона, когда Арс впервые увидел его с голыми руками и попросил выбрать предлог «в» или «на», а потом объяснил, что пытался выбрать, хочет он Антона на себе или в себе. Шаст тогда вспыхнул январским закатом, попросил заткнуться, а сам, выходит, вот такое представлял, удовлетворяя себя…              Лишь сейчас будто бы Арсений понимает, по насколько тонкому льду он всё это время ходил с Шастом, раскидываясь такими «шутками». Шутки кончились.              — Когда начиналась холодная осень, ты приходил в «Сешат» в водолазке и сером пальто, — бормочет сдавленно Антон. — Я часто вспоминал этот образ и… Каждый раз у меня колени подгибаются, видимо, так хотят, чтобы я перед тобой на колени встал, а во рту так много слюны появляется, что…              — Шаст!              — Хочу попробовать на вкус, — как в бреду, шепчет Антон. — Хочу вылизать своим языком везде…              — Будет такая возможность, — охрипло отзывается Арсений.              И будто только после этого «разрешения», после зелёного света на Антоновы фантазии он отпускает себя. Кончает, вонзаясь зубами в плечо до приятной боли. То ли уже пора было, то ли этот контраст ощущений от укуса Арсения добил, но он изливается следом. И старается не гореть праведным огнём от того, с каким блеском в глазах Шаст смотрит на смешавшуюся на его животе их сперму.              Антон лезет целоваться, тягуче и настойчиво. Обводит языком кромку дёсен. Кажется, вытягивает этим поцелуем из Арсения душу.              — Хочу почувствовать с тобой абсолютно всё, — шепчет на ухо Антон, ложась на бок рядом. — И сверху, и снизу, и…              — Я понял, — спешит перебить Арсений, чувствуя, как загорается лицо. — Я тоже… Поверь.              — Нет ограничений в этом плане?              — В смысле?              — Ну… Ты не из тех, кто прям против оказаться снизу?              — Я думал, с учётом всего, что ты будешь прям против, это было… Неожиданно, — признаётся шёпотом Арсений.              — Я же упоминал среди категорий того порно «Универсалов».              — Да, но порно есть порно, а как на деле — это другое дело. Блять, ну… Ты понял.              — Мне отдельно льстит, что после такого со мной ты забываешь, как адекватно сформировать мысли в речь, — усмехается довольно Антон. — В душ?              — О да… В этот раз никаких влажных салфеток. Помоги мне встать, пожалуйста.              — Помогу со всем, — обещает с улыбкой Антон, осторожно вставая с кровати.              В душе вымываются вместе. Антон помогает закутать гипс в пакеты, чтобы не намочить, даёт напенить себе волосы шампунем, урча при этом совсем уж по-кошачьи довольно. И сам вымывает Арсению волосы с не меньшим довольством и радостью. Щеночек, самый настоящий щеночек…              После душа завтракают (или уже обедают?) на кухне. Запивают яичницу с жаренными сосисками кофе и чаем, а потом… Опять укладываются в кровать.              Арсений пытается бурчать, недовольствовать на тему того, что совсем с Антоном обленился и вообще-то сегодня планировал рисовать комикс. А Шаст успокаивает на самом деле довольно рационально, говорит, что Арсению сейчас и надо лежать побольше, спать побольше, чтобы быстрее срасталась кость, чтобы быстрее поправиться. Не получается на эту заботу бурчать никак.              — Я могу поставить будильник, устроим послеобеденный сон, — предлагает Антон, действительно беря в руки телефон.              — Я не хочу превращаться в тех жаб!              — Чего? В каких жаб???              — «Поели, можно и поспать. Поспали, можно и поесть», — бурчит Арсений. — Из «Дюймовочки», вроде.              — А, — смеётся Шаст. — Ну мы же на выходных, можно и позволить такое раз в неделю, — кладя телефон, тянет Антон. — Или не хочешь спать?              — Не хочу. Давай я буду рисовать новые страницы комикса, а ты… Что хочешь делать?              — Лежать с тобой.              — Я не смогу лёжа рисовать.              — Говорить с тобой.              — Вот говорить смогу, — кивает Арсений, приподнимаясь на локте. — Такой ты…              — Какой? — улыбается Антон.              — Потрясающе красивый, — даже не наигрывая, а действительно безумно влюблённо вздыхает Арсений, рассматривая чуть покрасневшего от внезапного комплимента Антона. — Вот мне повезло, конечно, такую красоту урва-а-ал.              — Это мне повезло, — пытается обороняться Антон, переводя стрелки.              — Не-а. Это было не везение, тебе не повезло, ты меня покорил своей красотой.              — Мг, ну-ну…              — Ша-а-аст, ты до безумия красивый, — широко улыбаясь и жмуря глаза, потирается носом об Антонову переносицу.              — Может, это про то, про что ты говорил? Про красоту в глазах смотрящего? Может, ты видишь меня красивым, потому что внутри тебя красота и…              — Не-а, тут не так. Ты некрасив только для безглазых и слепых. Хотя… Нет, ты для всех будешь красив, потому что твоя красота не сводится к картинке. И я ведь… У меня так же. Я обратил на тебя внимание не из-за лица, нет, признаю, за рост глаза зацепились, есть такой пунктик, — тянет с улыбкой Арс, а Антон тихо смеётся. — Но я зацепился за то, что ты явно творческий. Потом увидел, сколько у тебя значков с персонажами, а у меня, знаешь ли, слабость перед людьми, которые так любят выдуманные истории. А тут будто их король.              — Прямо-таки…              — Да, ты прав, для короля ты слишком молод, ты принц.              — Ещё хуже.              — Принцесса?              — Арс, ну блять.              — М, герцог?              — Не знаю. Ты вот точно граф, а я типа, ну, крестьянин какой-нибудь.              — Не начинай даже, — предупреждающе сужает на Антона глаза Арсений. — И вообще, я тут статус в знании историй пытаюсь подобрать, а ты даже тут себя принижаешь…              — Больше не буду, — с мягкой улыбкой говорит Антон такой интонацией, будто даёт самое важное в своей жизни обещание. И целует в лоб. — Пусть она всегда улыбается тебе.              — Что?              — В одной игре было такое заклинание на удачу. Надо поцеловать своего самого дорогого человека в лоб и сказать: «Пусть она (удача) всегда улыбается тебе».              — Говорю же… Дохера историй знаешь, никакой ты не крестьянин в этом.              — Но и не король.              — Тогда кто?              — Мне нравится на звучание титул «маркиз».              — Прохвост, Маркиз, ага, понятно.              — Что тебе там понятно??? Мне оно нравится по звучанию, а не потому что так часто котов называют!              — Да-да, конечно, — посмеивается Арс. — А вообще, если смотреть по титулам Великобритании, маркизы, насколько я помню, на ступень выше графов, так что всё правильно.              — Маркиз и граф, — хмыкает Антон. — Мне почему-то вспомнился старый тест по песне…              — «Солдат, поэт и король»?              — Ты тоже его вспомнил???              — Ага, — улыбается Арсений. — Кем ты был?              — Солдатом, — с крайне кислой миной выдавливает из себя Антон.              — По расшифровке заложенного психологизма в тесте солдаты — это люди, которые постоянно борются с чем-то рядом с собой или внутри себя, тебе это подходит, Шаст. С твоим «я работаю над этим», с тем, как ты пересиливаешь себя, как переосмысливаешь что-то, сражаешься со своими сомнениями, предрассудками, страхами.              — Ну, может, и так, — смущённо улыбается Антон. — А у тебя?              — Король, — пожимает плечами Арсений. — Амбициозный павлин с раздутым самомнением и…              — Арс, — прерывает глубоким шёпотом. — Не ври, я слышу, когда ты врёшь. Что означает «король» на самом деле?              Арсений смотрит Антону в глаза всего пару секунд и опускает взгляд вниз, утыкаясь глазами в тёмный экран Шастового телефона, смотрит на своё отражение.              — Ответственность давит и душит. Немного лицемерия, ведь, как бы всё херово ни пошло, ты говоришь своим людям, что всё отлично и улыбаешься. Хочется остаться одному, где-то далеко от всего, чтобы не было тех, за чью жизнь и счастье ты несёшь ответственность.              — В таком случае, хорошо, что я солдат, — шёпот Антона звучит подбадривающе. — Солдаты тоже несут ответственность за жизнь и будущее короля.              — Ну знаешь, если мы говорим не о сказке, а свернём в реализм, то там всё…              — К чёрту реализм, — фыркает Шаст. — Я готов быть каким-нибудь исключительно твоим солдатом, правой рукой, абсолютная верность.              В собственном отражении на Антоновом телефоне Арсений неожиданно замечает улыбку. Умеет же, вот умеет Шаст поддержать. Абсолютная верность, чтоб его. Щеночек он, а не «личный солдат».              — В таком случае, — начинает Арсений.              Но не договаривает, отвлекаясь на засветившийся у Шаста экран. Он не хотел подглядывать, не собирался, просто смотрел на экран, а там высветилось уведомление о сообщении в телеграме. И конечно, там был виден и текст, и имя человека.              — Тебя кто-то потерял, — сохраняя спокойствие, кивает Арсений на телефон с высветившимся «Куда ты пропал?».              — Ух ты ж блять, — тут же вытягивая из-под носа Арса телефон и садясь с ним ровно, шипит Антон. Принимается тут же строчить ответ. Длинный ответ. Для Шаста пиздец какой длинный. — Работа, — бросая короткий взгляд на Арсения, говорит он.              — Работа?.. Выходной же.              — Ну я и на выходных обычно таксую, а тут три дня подряд не выходил на смену. Вот меня и потеряли. Ну, колл-центр.              — Колл-центр, — медленно кивает Арсений. — Ты не говорил, что дружишь с кем-то оттуда.              — Да я и не дружу.              — Подпись довольно… Личная, — всё ещё старается сохранять спокойствие. — «Светочка»?              — Когда в телеге общаешься с не занесённым в книгу контактом, тебе высвечивается то, как человек сам себя подписал, — краснея ушами, бормочет Антон, продолжая что-то печатать в телефоне. — Мне надо съездить в офис. Надо поговорить там. Видимо, что-то по работе, может, на СТО отправят…              — Всё нормально?              — Да-да, точно порядок, — кивает Антон, вставая с дивана.              — Ты не знаешь, для чего именно надо в офис? Не предупредили, что будет за разговор?              — Э, нет, — качает головой Шаст, быстро переодеваясь из домашней в уличную одежду.              — Ясно, — тянет Арсений. Хотя нихера ему не ясно, уже третью несостыковку в голове помечает.              — Пока доеду до офиса, пока разговор, то-сё, в общем, — Антон быстро проверяет время на телефоне. — Где-то в четыре вернусь. Считай, отделался от меня, вселенная услышала, сможешь рисовать комикс, — улыбается Шаст, чмокая в щёку. — Только не вздумай никуда выходить один на костылях. Так, давай-ка я позову Пашу…              — Не надо, — ловит за руку Арсений. — Обещаю, что не побегу за тобой на костылях.              — И на каток не пойдёшь кататься, — усмехается Антон.              — Не уверен, что они вообще работают летом… Не пойду я никуда, Шаст, буду сидеть рисовать. Поезжай со спокойной душой. Хотя… Вижу ты и так спокоен, хотя кто знает, что там на работе случилось…              — Точно всё нормально, не вздумай переживать, — снова целуя в щёку, параллельно натягивая рукава кофты на замке, просит Антон. — Постараюсь как можно быстрее.              — Ага…              — Возьму вторые ключи, закрою сам, можешь не вставать.              — Ага, — повторяет глухо Арсений, совершенно пропуская мимо прощальный поцелуй в губы.              Шуршит в прихожей Антон. Громко прощается. Захлопывается входная дверь. Звук ворочающегося ключа с той стороны. Гул лифта. Тишина.              Арсений сидит на диване ровно, по струнке, стучит пальцем по коленке и отпускает контроль мимики, потому что можно, остался один. И никакого спокойствия, только хмурое раздражение.              Какого хрена он ему так очевидно напиздел?              Арсений сам работал в колл-центре, прекрасно он знает, как эта система работает. Не звонят работники колл-центра водителю/курьеру в выходной, чтобы сказать, что нужно приехать в офис на разговор. И уж тем более на какой-то важный разговор по работе. Этим занимается отдел кадров или администрация, но никак не колл-центр. Если бы Арсений даже по приколу в своё время позвонил какому-нибудь курьеру, чтобы сказать, что ему повысят зарплату и надо приехать на разговор… Да Лера, что была у них старшим оператором, за такие шутки бы ему уши открутила. И штраф на лоб приклеила.              Это одна несостыковка. Другая: больно уж Антон был спокоен для работника, которого вызвали на разговор на неизвестную тему в офис. Шаст сам по себе довольно нервный, а тут чуть ли не с радостью помчался, типа не зная куда?              Третья несостыковка — эта подпись контакта. Нет, дело не в уменьшительно-ласкательном суффиксе. Если по такому делать вид, что кто-то с кем-то ебётся в тайне от тебя, то Арсений, получается, ебётся со всеми своими близкими, потому что у него и «Серёженька», и «Пашенька», и «Димочка».              Дело не столько в подписи, сколько в смайлике после него. У Антона есть привычка ставить эмоджи каких-то животных рядом с именем контакта. Арсений у него подписан с чёрным котом, а у этой Светочки подпись была с эмоджи синей бабочки.              Арсений долго не думает, лезет в свой телефон, чтобы узнать, что символизирует синяя бабочка. Первый ответ — удачу. Ни о чём не говорит.              Потом цепляется уже за то, что на фото стоял персонаж. Сначала Арсений проверяет, можно ли поменять фотографию не сохранённому контакту в телеге. Можно. Арсения это не успокаивает. Всё равно ведь Антон ставит фотки с персонажами на тех, с кем близко общается. А он сам сказал, что не дружит он с этой Светой из колл-центра.              При этом сообщение «Всё в порядке? Куда ты пропал?» говорит о довольно близком общении.              Палец отбивает по колену уже довольно быструю дробь.              Не сдерживается. Набирает через телеграм Иру. С первого раза не отвечают, но, не успевает Арсений перенабрать, как Ира перезванивает сама.              — Привет, руки были пакетами заняты, не успела ответить, — начинает с извинения Ира. — Что-то случилось, чего ты звонишь?              — Привет, можешь сейчас говорить? Шумно у тебя, бежишь куда-то? — продолжая отбивать нервную дробь по колену, интересуется Арс.              — По магазинам пробежалась, летнее обновление гардероба, просто иду домой. Говорить могу, но, если не срочно, я бы уже из дома лучше перезвонила бы…              — Антон дружит с кем-то с работы? — не выдерживая, спрашивает Арсений.              — Та-а-ак…              — Просто ответь, пожалуйста. Да или нет.              — Такие вопросы не задаются просто так, Арсений. А речь о моём лучшем друге, и я не хочу стать человеком, из-за которого вы почему-то посрались.              — А есть причина посраться из-за ответа?              — С учётом того, что ты позвонил мне, с учётом того, в каком настроении, — да.              — И что это за настроение-то?              — Настроение агрессивно настроенной ревнивой жены.              Потирая брови, Арсений вздыхает тяжело. Пытается перебороть желание вывалить всё на Иру, но в итоге не выдерживает и рассказывает всё, включая подмеченные несостыковки, Антоновы ответы в виде очевидного пиздежа, только берёт перед началом рассказа с Иры обещание, что этот разговор останется только между ними. Хотя, наверное, об этом слишком наивно просить. Чёртовы лучшие подружки, блять.              Свой рассказ Арсений приправляет собственным внезапно нашедшимся, довольно эгоистичным негодованием. Он вообще-то в гипсе. И у них с Антоном выходной. И они прекрасно проводили время. А потом Светочка написала, и всё, фьють, а Антона рядом и след простыл.              — Я сейчас недалеко от кофейни возле вашего книжного, — говорит Ира, как кажется, совершенно невпопад. — Насколько я знаю, ты живёшь где-то недалеко. Хочешь я приду и мы поговорим в живую?              — Было бы замечательно, — тяжело вздыхает Арсений. Вдруг спохватывается: — Ир, я парень.              — Я в курсе, — тянет Ира таким голосом, будто говорит с умственно отсталым ребёнком.              — Блять, ну я в том смысле… Ты же говорила, что не можешь в замкнутом помещении наедине с парнем и…              — Я же говорила, что когда-то смогу, так? На прошлых выходных смогла посидеть впервые наедине с Журавлём у него в квартире.              — Не приставал? — с улыбкой спрашивает Арс.              — Э, ну, не так, как я боялась, но… В общем, кажется, он пытался сосватать меня с Олесей?.. — неуверенно заканчивает Ира. — Даже… Давай не будем об этом.              — Если пока тяжело об этом говорить, то не будем, — деловито кивает Арсений.              — Я сейчас передумаю к тебе идти.              — Я скину тебе адрес и буду ждать! Встречать не выйду, знаешь, наверно…              — Нога, знаю, — со слышной в голосе улыбкой успокаивает Ира. — Скидывай. Буду как можно быстрее.       

***

             Через двадцать минут Ира оказывается в прихожей. За эти двадцать минут Арсений успел накрутить себя в разы сильнее.              Что, если всё прям в худшем варианте развития событий? Что, если ему правда изменяют? Что, если всё-таки не принял до конца ориентацию и начал параллельно встречаться с девушкой, чтобы что-то себе доказать? Что, если на ней и натренировал поцелуи?              От нервного стука по коленке Арсений уже не чувствует указательный палец. Изнутри болезненно грызёт, сердце тянет неприятно вниз.              — М-да, — заключает Ира, встречаясь с ним взглядом. — Выдохни, герой-любовник. Кто-кто, а Шаст и измена — это одна из печатей Ада, её не сорвёшь.              — Он изменил, по крайней мере, себе уже в одной вещи точно.              — Ты про то, что он ходил с песней «Я не пидорас», а потом вон как всё повернулось? Давай не путать измену с открытием глаз после затяжного заблуждения.              — Может, он и с ней «открыл глаза» и…              — Даже слушать это в контексте того, что речь об Антоне, слишком странно, — закатывает глаза Ира, проходя вслед за ковыляющим Арсением на кухню. — Сядь, пожалуйста, мне больно на тебя смотреть.              — Тебе не страшно со мной быть в квартире?              — Успокаиваю себя мыслью, что, если что вдруг, ты на костылях, и я успею убежать, — кажется, она говорит это вполне серьёзно.              — Шаст, говорил, что я и костылями могу кого угодно выебать и… Это не то, что я должен говорить человеку, которого такое пугает, — стонет недовольно Арсений, оседая осторожно на диван в гостиной. — Прости, я просто на нервах, я не собираюсь, не знаю, спать с тобой, чтобы отомстить Антону.              — Не за что мстить, — качает головой Ира. — Я уверена, Шаст и измена — это попросту полярные понятия. Параллельные прямые, которые никогда не соприкоснутся. Можно я заварю себе чай?              — Да, конечно, там всё на видном месте, — кивает суетливо Арсений. — Все делают глупости.              — А вот глупости и Шаст — это уже не параллельные, а диагонали. Без глупостей он — не он, — посмеивается с кухни Ира. — Только вот измена — это не глупость, Арсений. В его понимании это низость, предательство, оскорбление другого человека. Я так уверенно это говорю, потому что мы с ним это обсуждали, и я цитирую его слова.              — Даже не знаю…              — Что не знаешь?              — Может, у него изменилось мнение насчёт этого? Насчёт своей ориентации сменилось же. А может, и нет, может, он решил попробовать со мной, чтобы убедиться. Может, я был частью его «работы с этим».              — Ты делаешь из моего друга какого-то ублюдка-психопата, — выглядывая со сконфуженной миной с кухни, говорит Ира. — Не знаешь? Ты, Арсений, не знаешь, что он об этом думает?              — Мы не говорили с ним на тему измен.              — Оно и не надо. Вы наверняка с ним обсуждали тему родственности душ.              — Видимо, он со всеми это обсуждал, — фыркает Арсений.              — Со всеми близкими обсуждал то, что ты — его родственная, — поправляет Ира. — Для него это… Безумно много значит. Мне кажется, что никто из нас не в силах понять, что это всё для него. Нам кажется просто фантазией, немного болезненной романтизацией, а может, и не немного… Но вот, что он про это говорит? Говорит, что родственные — это половинки одной души. Говорит, что это Тот Самый Твой Человек. Говорит, что это самое дорогое, светлое и бла-бла-бла. И с вот этим, Арсений, ты думаешь, что он пойдёт ебаться с кем-то другим? Мой Шаст? Который боялся с тобой год заговорить? Который бесился и чуть ли не плакал от того, что не с первого раза получилось? Ха! Я тебя умоляю. Тебе чай чёрный или зелёный?              — Зелёный. Хорошо, тогда скажи мне честно, он дружит с кем-то с колл-центра?              — Приятелей Антона можно пересчитать на пальцах, друзей — на пальцах одной руки. И я уверена, что знаю каждого, но… Нет, из колл-центра никого.              — То есть, ты, как и я, прекрасно понимаешь, что он мне напиздел.              — Да, — вздыхает Ира, проходя с двумя кружками заваренного чая к столу. — Все врут, но у каждого свои мотивы. И понять бы, какие были у Антона.              — Какая разница, если!..              — Огромная разница, — фыркает Ира. — Ложь во благо и ложь во имя своего эгоизма. Хочешь сказать, что они одинаковы, раз и то, и то ложь?              — Я хотел с тобой поговорить по фактам, а не решать этические головоломки, — качает головой Арсений, медленно поднимаясь на костылях, пересаживается за стол. — Почему он так помчал? У нас выходной и я вообще-то с переломом! — дёргая ладонью в сторону гипса, буркает недовольно Арсений.              — Ты не можешь встать с кровати, передвигаться самостоятельно? — дёргает бровью Ира. — Вижу, что можешь. И Шаст наверняка это прекрасно видел. Поверь, если бы ты лежал в каком-то тяжёлом состоянии, скажем, с гриппом и температурой тридцать восемь, он бы от тебя и шагу не сделал в сторону. Но ты в нормальном состоянии, Арс. Так что он мог позволить себе отъехать по делам.              — По. Каким. Делам?              — Тебе не кажется, что ты должен был спросить это у него, как только понял, что он тебе подпёздывает? Зачем ему подыгрывать стал?              — Не знаю, — сдувается Арсений. — А если не из колл-центра, знаешь каких-нибудь «Светочек» из его окружения?              — Из девушек он близко общается только со мной и Олесей, — качает головой Ира.              — А сестра? — спохватывается Арсений. — Он говорил, что у него есть сводная сестра. Как её зовут?              — Вика, — снова качает головой Ира.              — Да и для встречи с сестрой он бы не придумывал ложь, — хмурится сильнее Арсений.              — Ты пытаешься на самом деле разобраться? — строго спрашивает Ира. — Или уже просто пытаешься подтасовать любые свои мысли и факты под вывод «Он мне изменяет»?              — Ничего я не подтасовываю, — грея ладони о чашку чая, качает поникшей головой Арс. — Как так вышло, что даже ты не знаешь человека, с которым он так быстро свалил на встречу?              — О, чувствую манипуляторские нотки в твоём голосе, — раздражённо усмехается Ира. — Думаешь, знаю, кто это, но просто скрываю? Думаешь, скажешь, что, видать, не так хорошо я Шаста знаю, что не отвечаю на такой вопрос, и я сразу всё выдам, лишь бы доказать, что знаю его хорошо? Я работаю с психологом, Арсений. Я манипуляцию теперь за версту чую.              — Я… Кажется, я делаю это неосознанно, прости, — нервно ломает пальцы Арс, опуская пристыженно взгляд. — Я не люблю манипулировать людьми, но… Иногда вырывается. Ненавижу это, потому что начинаю думать, что я веду себя, как моя мать.              — Антон сказал, у тебя есть брат и сёстры.              — Ага…              — И все от разных мужчин?              — Почти все. Алиса и Милана от одного. Двойняшки.              — То есть, трое мужчин…              — Если ты про хахалей моей матери, то уверен, что их было куда больше, — фыркает Арсений.              — Поэтому у тебя в этом так мало доверия? — сожалеюще сводя брови, спрашивает Ира. — С детства видел, как легко одна пассия замещается другой…              — Почему все стремятся сделать мне психоанализ???              — Психолог тебе бы не помешал.              — П-почему все в последнее время постоянно это говорят? — запинаясь от раздражения, взмахивает руками Арсений. — Я в состоянии справиться со своей головой, я справляюсь со своей головой!              — Справляешься, — тянет как-то не очень убедительно Ира. — Поэтому и звонишь лучшей подруге своего парня, чтобы выпытать, знает ли она о какой-то Свете из колл-центра. Справляешься, да. Поэтому принимаешь факт его отъезда так, будто бы он тут тебя с открытым переломом бросил подыхать, променяв на кого-то другого. Справляешься, конечно. Именно поэтому у тебя, Арсений, пиздец как дёргается правый глаз сейчас.              — Это, — Арс прикрывает пальцами правый глаз, — уже какое-то время, просто недостаток магния, это не нервное.              — Ну и для чего ты используешь ложь, Арс?              — Я не!..              — Если бы это было не от стресса, у тебя бы он дёргался с самого начала, а он задёргался только после того, как я упомянула, что тебе нужна помощь специалиста. Но, выходит, началось не из-за этой ситуации, если правда началось раньше. Но, видимо, схожее переживание…              — Я хотел поговорить, а не устроить сеанс психотерапии, — шипит Арсений, с силой надавливая пальцами на уголок глаза. Будто бы это поможет.              — Так что случилось?              — Ничего особенного. Просто пока я валялся с гипсом, наша студия нашла ещё одного художника анимации. Нас теперь трое. Я, Поз и новый человек.              — Разве это плохо? Будете больше успевать, равномернее распределится нагрузка…              — Я уверен, что Стас говорил мне, что мы не можем тянуть трёх художников по бюджету. А это значит, что пошла игра на выбывание, да здравствуют голодные игры. Я и так стал слишком не продуктивным из-за гипса, больничные мне ещё выписывай, а там, может, человек, который и рисует быстрее и пизже меня.              Ощущение дёргающегося глаза неприятно, от него раздражение растёт, а от растущего раздражения и страха, что заменят другим художником, только сильнее дёргается. Замкнутый круг.              — Видимо, у тебя либо никакого доверия к начальству, либо никакого понимания собственной ценности как сотрудника.              — Скорее, ни того, ни другого, — глухо усмехается Арсений.              — У тебя есть какие-то успокоительные?              — Пустырник, в плетённой корзиночке на кухне…              Ира поднимается из-за стола, а возвращается уже с пластинкой таблеток пустырника и налитым стаканом воды. Не улыбнуться, пусть измученно, но всё же с благодарностью у Арсения не получается.              — Почему тебе кажется, что ты так мало значишь для всех вокруг?              — Не… Не надо таких вопросов, — придушенно из-за резко подошедших к горлу слёз просит Арсений, выставляя перед собой ладонь.              — Может, это нездорово, но для Шаста — ты самая важная фигура в его жизни. Раньше я думала о ваших отношениях в плане самооценки и израненности доверия и вспоминалась фраза из сказки: «Битый небитого везёт». Теперь вижу, что оба вы…              — Отбитые, — булькает со смеху в стакан воды Арсений.              — М-да уж… Люди со схожей травматикой часто притягиваются. У вас обоих голод по заботе, в этом плане вы закомфортите друг друга пиздец как. Но при этом у вас обоих проблемы с доверием, а из-за этого… У него периодически сдвиг по фазе, что ты с ним чисто от скуки; тебе сейчас кажется, что тебя вот так легко на кого-то променять. И тебе надо с этим работать, Арсений. Антон же работает и…              Ира почему-то не договаривает. Арсений смотрит взволнованно, как раскрываются шире и так огромные Ирины глаза, как она рвётся что-то проверить в телефоне, то ли время, то ли дату.              — Вот оно что, — усмехается она как-то горько, но с примесью какого-то раздражения.              — Что???              — Колл-центр. Разговор. Офис. Почти и не соврал ведь, — натянуто улыбается Ира. — Я уверена, что не сказал правду, потому что загнался из-за чего-то, придумал себе, что ты почему-то херово на это отреагируешь.              — На что?              — Нет-нет, — качает головой Ира. — Я ему, сука, жизнь облегчать не буду. Ничего не скажу, сам со своими тараканами пусть сражается.              — Кажется, он нашёл в тебе нового старшину из армии, — нервно усмехается Арсений.              — Что ты транслируешь, то и привлекаешь, — как-то по-злодейски улыбается Ира.              — Ага-а-а, так, ну, ой, а времени-то уже сколько, тебе пора, Ир…              — Очень смешно, — фыркает Ира, а Арсения на смех прорывает. Отпустило… — В общем, он точно тебе не изменяет с этой Светой. Но, если вдруг, — тянет она, — ты сможешь её засудить.              — За то, что переебала моего парня???              — За нарушение профессиональной этики.              — Я вообще ничего не понимаю…              — Просто зациклился уже на мысли, что тебе правда изменяют, если бы мыслил отстранённо, очень быстро бы всё срастил, — улыбается мягко Ира. — М! У меня же есть шоколадки!       

***

             С Ирой сидят на самом деле довольно долго, почти час. И когда уже Ира собирается уходить, в дверь стучат. Оба уверенны, что вернулся Антон, поэтому Ира открывает, даже не проверив, кто по ту сторону двери.              — Ой, — хлопает она глазами, находя совершенно другого человека.              — Эд? — хлопает так же глазами Арсений. — Ты чего тут?              — Комп, — дёргает рукой на большую коробку позади себя Эд. — Ты так и не приехал его забрать, я привёз сам.              — Немного не в состоянии был, — красноречиво указывая взглядом на гипс, тянет Арсений.              — Опять сломал себе что-то, — пыхтит Эд, затаскивая в дом коробку. — Как в этот раз умудрился?              — Навернулся с рабочего кресла на колёсиках, — усмехается Арсений. — Спасибо большое, но вот честно, он правда тебе мешал в той квартире?              — Я собираюсь продавать её, надо было освободить от всех старых вещей, — ставя коробку в углу гостиной, вздыхает Эд. — Нормально всё у тебя? Хорошо срастается?              — Да-да, не жалуюсь. Спасибо ещё раз.              — Я хотел спросить ещё, — Эд неловко чешет волосы, косится на стоящую рядом Иру.              — Пойду припудрю носик, — тут же ретируется в туалет Ира, понимая, что при ней говорить не хотят.              — Твоя новая девушка? — шёпотом спрашивает Эд после ухода Иры.              — Подруга, — качает головой Арсений. — Но мы, вроде, больше особо с тобой не общаемся, чтобы такое обсуждать, а смолл-ток я не люблю.              — Помню, — неловко переминаясь с ноги на ногу, кивает Эд. — Долго ещё с гипсом?              — До пятницы. А что?              — Не хочешь, ну, на следующих выходных прогуляться? Потрындеть, все дела…              — У меня есть парень, — обрывает Арсений, предупреждающе сужая на Эда глаза.              — Да я ж не ебаться предлагаю…              — Очень в этом сомневаюсь. У меня всё в отношениях хорошо, и я бы очень не хотел создавать компрометирующие ситуации.              — Обычно ты любишь это делать.              — Видимо, ещё не настолько хорошо и спокойно, не скучно, — раздражённо улыбается Арсений. — Спасибо за компьютер, можешь… Блять, а вот знаешь, нет, я скажу. Это бесит. Почему именно сейчас? Ты сам написал, что рад, мол, я отпустил и начал двигаться дальше, и что ты в итоге делаешь? Или интерес вернулся, как только всё типа с чистого листа? Или какой-то азарт, потому что я с другим человеком себя хорошо чувствую? Какого хрена???              — Да чего ты заводишься? — всплёскивает руками Эд. — Я же сказал, что не предлагаю ебаться, просто обсудить новости. До того, как мы замутили, у нас вообще-то было приятное дружеское общение!              — Целых две недели, — цокает языком Арс.              — У нас много общих знакомых, собрались бы и с ними. И мне вообще-то не похуй на людей из своего окружения, даже если по какой-то причине мы перестали общаться! Это ты вечно всех от себя после какой-то хуйни отрезаешь, а потом ещё ноешь о том, что остался один. Ты и сам хотел сохранить нормальное общение, но для меня тогда всё было ещё… Пиздец болезненно, а теперь я могу спокойно на тебя смотреть, и ты сказал, что можешь, что отпустил. Я, может, поэтому и держал дистанцию, потому что тогда всё было слишком болезненно для нас обоих, и сколько бы мы ни видели друг друга тогда, всё сводилось к тому, что мы опять ебёмся.              — Держи дистанцию и сейчас, — шипит Арс, упираясь ножкой костыля в грудь Эда, который пытался подойти ближе.              — Я не собираюсь к тебе в трусы лезть, да блять, — шипит Эд, отходя на шаг назад. — Мне просто надо поговорить с кем-то.              — Не в этом доме, — сквозь тяжёлое дыхание слышится голос Антона со стороны двери. — Какого хуя он тут делает? — резко переводя взгляд к Арсению, интересуется Шаст.              — Привёз компьютер и захотел поговорить, — надеясь, что Антон не надумает ничего лишнего (как успел сам), качает головой Арс. — Уже уходит, правда, Эд?              — Вы можете пойти вдвоём на эту встречу, — говорит неожиданно Эд. — Тогда тебе точно нечего бояться, так, Арс?              — На какую, сука, встречу? — сквозь зубы цедит Антон.              — Я. Никуда. Не пойду, — по слогам разжёвывает Арсений. — Я не понимаю, чего ты добиваешься вообще! И ты должен помнить, что уговоры, когда я уже сказал «нет», меня только сильнее бесят.              — Мне нужно поговорить…              У Эда почему-то дрожит голос, но ещё бы с разъярённым рядом Антоном у кого-то он бы не дрожал. Если Эд продолжит строить Арсению щенячьи глазки, то Шаст выкинет его за шкирку. Из окна.              — У тебя есть друзья, с ними и…              — Нету, — обрывает Эд. — В том-то и дело, что нету. Всех просрал. Слишком… Слишком резкий. Ты был единственным, кто мог так долго это выносить, пусть и оправдывал творческим складом ума. Но и тебя в итоге оттолкнул. Но клянусь, мне нужно только поговорить.              Арсений косится на Антона, но не отводит взгляд, едва замечает эмоции. От уже привычных злости и ревности при взгляде на Эда… Нет, осталось некоторое недоверие, но Арсений видит в глазах Антона то же, что видел на прошлой неделе, когда Шаст открыл для себя тяжёлую историю персонажа, которого всю игру хуесосил.              — Мне нужно только поговорить. Пожалуйста. У меня ощущение, что я вот-вот с ума сойду. Я не могу писать музыку, не чувствую ритм, не могу спать, не могу есть.              Арсений смотрит коротко на Эда, но сразу отводит взгляд. Не может смотреть, как кто-то пытается не расплакаться.              А в глазах Антона… Понимание.              — Тебе нужно поговорить с кем угодно или именно с Арсом? — почему-то дико осторожно, будто даже мягко спрашивает Антон.              — Забейте, — поднимает ладони Эд, качая головой. — Простите, что так потревожил. Пойду я, — брякает еле слышно он, уходя из квартиры.              — Шаст, стоять, — ловит за руку, дёрнувшегося в сторону двери взволнованного Антона. — Не надо его убивать.              — Я не… Блять, не убью я его, это настроение, ты не понимаешь, — выворачиваясь из Арсовой хватки, тараторит Антон. И вылетает тут же из квартиры.              — Ну всё. Теперь ему точно пиздец…              — Я всё слышала, — высовывается из туалета Ира. — Это пиздец, Арс.              Антон возвращается через семь минут. Арсению кажется, что этого времени мало для того, чтобы убить человека и спрятать все улики, включая тело.              — Ты просто выбросил его из окна?              — Что? Не делал я ничего такого! Ира? Ты чего тут? — хлопает глазами Антон.              — Она сегодня моя группа поддержки, — складывая руки на груди, усевшись на диван, говорит Арсений. — Что с Эдом?              — Обменялся с ним контактами, попросил писать мне каждый час и договорился на встречу.              — Что? Зачем???              — Он выглядел так, будто сейчас с крыши пойдёт прыгать! — взмахивает ладонью Шаст. — Я бы, может, хотел, чтобы мне было на него прям настолько похуй, но я так не могу! Мне не может быть на кого-то настолько похуй.              — Какой же ты очаровательный… Дурень, — вздыхает с улыбкой Арсений. — Я ему не верю.              — Потому что не понимаешь… А я понимаю, знаю то, о чём он говорил.              — Ты просто нашёл нового персонажа, который открылся для твоего понимания, — усмехается тихо Арсений, негодующе качая головой.              — Может, и так… Так чё ты тут забыла? — переводит снова взгляд к Ире.              — Друга своего, — кривляется Ира. — Как вступил в отношения, так я его вижу раз в месяц, вот и подумала пойти на опережение, завалиться в квартиру его парня.              — Понял, не моего ума дело, — кривится Шаст, выставляя в сторону Иры ладонь.              — Да чего же не твоего? Ещё как твоего. Расскажи нам, Тош, кто такая «Светочка»?              У Антона глаза по пять копеек, косится на Иру с идущими по лбу субтитрами «Какого хуя ты меня так подставляешь, замолчи, пожалуйста!». На Арсения переводит взгляд щенячий и субтитры уже другие: «Не ругай, хозяин, я ничё плохого не сделал, правда-правда».              — Ну так? — дёргает выразительно бровью Арсений, сужая на Шаста предупреждающе глаза.              — Работник офиса колл-центра?..              — Тц, серьёзно? — закипает Арсений.              — Технически он не врёт, — усмехается Ира. — Света и правда работает в здании офиса какого-то колл-центра, только в другом кабинете и не в колл-центре.              — Ир…              — Вот уж не думала, что ты будешь этого стыдиться, — шипит неверяще Ира, пронзая Антона глазами.              — Может, мне уже кто-то скажет прямо? — вспыхивает Арсений. — Я на языке ваших взглядов не понимаю!              — Лен йатафа-але бишакле жэидэн.              — И по-арабски тоже, Шаст!              — Он почему-то думает, что ты плохо отреагируешь, — палит всю контору Ира, переводя Арсению с арабского слова Антона, который тут же вылупливается на неё, разводя руками типа «какого хера, ты на чьей стороне вообще???».              — Ну да, если они ебутся, то я очень плохо отреагирую, — шипит Арсений.              — Еб… Мы не!.. Как ты вообще додумался до этого?! — громко спрашивает Антон, поворачиваясь так резко, что Арсений дёргается.              — Ну не знаю, может, из-за того, что ты врал, — загибает пальцы Арсений, — из-за того, что ты, стоило ей написать, тут же помчался на встречу с ней. Может, я не знаю, это проститутка, потому что поставлен эмоджи бабочки, а их в народе называют «ночными бабочками» и…              — Баб… Бабочки — это символ души! — задыхаясь от возмущения, выпаливает Шаст, зарываясь пальцами в волосы, оттягивает кудряшки с силой.              — О, то есть, ещё одна половинка твоей души, — нервно усмехается Арсений. — Треть. Правильнее, тогда треть. Половины только две.              — Блять, вообще не тот смысл! Я поставил ей смайлик животного, символизирующего душу, потому что её наука изучает душу! Психология, блять, Арс! Светлана — это мой психолог!              Арсений чувствует, как медленно у него отвисает челюсть от понимания собственного проёба.              — А с этим суффиксом, потому что ты сам шутил про конкретно этот суффикс и применил его на имя Света, отчего получается, блять, «свет очка», и меня так с этого разъебало, что я не удержался и подписал её так, блять!              Арсений медленно поджимает губы, чтобы сейчас из него, не дай Бог, не вырвался нервный смешок.              А Ира рядом вот не сдерживается и хохочет в голос.              — Хули ты ржёшь, блять?! — слезливо восклицает Антон. — Нихуя не смешно.              — Да-да, совсем, — сквозь смех тянет Ира. — Щеночек на котёнка рычит. Свет очка, бля-ха-ха! То-о-очно, у тебя она раньше была длиннющей цитатой из сериала подписана, — сквозь смех выдавливает из себя Ира. — Там, где «Ты воин света, Света. Ты остановишь конец света, Света».              — Так, а ну съебись на балкон пока, покури, — разворачивает за плечи Иру Антон, толкая её к балкону. — Хватит ржать!              — Свет очка, ха-ха, блять!              — Пиздец её накрыло, — бормочет Антон, прикрывая ухахатывающуюся Иру на балконе. — Ты серьёзно, Арс??? Думал, что я вот с тобой полежал, блять, подрочили друг другу и можно к бабе к какой-то ебаться съездить??? Вот такой я человек в твоих глазах?              — Нет, Шаст, нет, не принимай на свой счёт, — тараторит нервно Арсений, смотря неотрывно за мечущимся взад-вперёд перед ним Антоном. — Почему ты не сказал мне, что работаешь с психологом?              — Я думал, что у тебя будет херовая реакция с учётом твоего отношения! Как ты на селфхарм отреагировал, как ты вечно реагируешь, когда я говорю о том, что тебе стоило бы с психологом поработать! Я думал, что у тебя какие-то предрассудки и насчёт этого, и ты будешь считать меня каким-то шизиком или слабаком, который сам разобраться не сможет! Думал, у тебя и тут предрассудки, из-за которых ты разочаруешься во мне!              — Я считаю, что сам справлюсь без специалиста, но я же никогда не принижал тех, кто с ними работает, не обесценивал психологию в целом, — пытается будто бы оправдаться Арсений. — И я не разочаровывался в тебе, Шаст. И я… Столько херни успел надумать… Но это не твоя проблема! В том смысле, что это из-за моей неуверенности, а не из-за того, что я считаю каким-то херовым тебя. Прости, пожалуйста, всё так глупо вышло… Мне правда очень стыдно.              Антон замирает ровно перед ним, смотрит в глаза, кажется, с целую минуту, и в итоге только вздыхает тяжело, крепко жмурясь.              — Оксан, — слышится приглушённо весёлый голос Иры с балкона. — А ты когда-нибудь думала о том, что Света с суффиксом «очк» получится «свет очка»?              — Вот её вставило от твоей шутки, — фыркает Шаст, качая головой.              — Прости…              — Всё, прекрати извиняться, — качает головой Антон, падая на диван рядом. — Ты можешь не сомневаться в том, что ты для меня единственный человек, который меня интересует в таком плане, Арс. Для меня это всё… Очень много значит.              — Прости, — всё равно продолжает извиняться Арсений, утыкаясь лбом в Шастово плечо.              — Если бы не Ира, — тяжело вздыхает Антон, — до какой степени ты бы себя накрутил до моего приезда?              — Я уже был готов скандалить, разбивая о твою голову тарелки…              — Повезло моей голове с Ирой, — хмыкает грустно Антон. — Во всех смыслах…              — Прости, — повторяет Арс, потираясь виском о плечо.              — Да я не злюсь на тебя, — вздыхает тяжело, ложась щекой на Арсову макушку. — Тебе надо работать со своими мыслями и эмоциями, Арс. Надо, чтобы ты верил в свою значимость.              — Я буду стараться…              — Ты же знаешь, что Серёжа тебя не оставит и не променяет ни на кого. Вот надо, чтобы ты так верил в свою значимость для всех своих близких. Я очень сильно тебя люблю, — шепчет Антон, касаясь губами волос. — И я прекрасно понимаю, что значит сомневаться в своей значимости для кого-то, но я-то с этим работаю.              — Мы можем работать над этим вместе?              — Я работаю у психолога, Арс, не думаю, что она будет вести один сеанс на двоих. И насколько я знаю, они не берут в клиенты близких друг другу людей.              — Хитро, — хмыкает Арсений.              — Почему?              — Если бы мы поссорились, мы бы могли сделать крайним психолога, который надоумил нас качать свои права.              — А мы собираемся из-за такого ссориться?              — Я вообще не хочу с тобой ссориться, Шаст.              — Ага, только бить о мою голову посуду.              — Ну-у-у, это я сгоряча, знаешь…              — Арс, — Антон поворачивается на диване, смотрит серьёзно в глаза. — Я безумно тебя люблю, но, если ты продолжишь забивать на работу со своей головой, мы будем прям жёстко пиздиться с тобой.              — Как настоящие мужики? — усмехается Арсений.              У Антона глаза стремятся увидеть мозг.              — Прости-прости, — смеётся тихо Арс, ловя Антоновы ладони. — Я буду, я обещаю. Я… Я попробую работать с психологом.              — Правда???              — Угу, — кивает немного смущённо Арсений. — Серёжа давно просит, и даже готов это финансировать, — горько усмехается, коротко качнув головой.              — Есть две вещи, которые обязательны при продуктивной работе с психологом.              — Говорить и слушать?              — Э, ну, это тоже, конечно. Но я про другое. Первое: нужно верить в то, что это работает. Если не верить, это, как лечить боль в той же ноге, хоть отруби её, а человек, который не верил в то, что лечение поможет, будет продолжать жаловаться на фантомные боли.              — Сложная метафора…              — Но ты понимаешь, о чём я. А второе: надо прислушиваться к советам. Иногда они дают совет по конкретной ситуации, иногда какое-то дополнительное задание, как у меня с ведением дневника эмоций, нельзя на это забивать, если правда хочешь, чтобы что-то изменилось. Это именно работа, а не прийти поныть и пойти так же делать, чтобы потом об этом опять поныть. Это работа, корректировка, редактирование или даже перепись каких-то моментов твоей обычной жизни. Чё ты ржёшь?              — Пере-пись.              — Го-о-осподи, — тянет Антон, прикрывая ладонью лицо. — Серьёзно?              — Переписька…              — Только Ире не говори, а то она ещё час угорать будет, — с улыбкой качает головой Антон. — Ты меня услышал? Про работу с психологом.              — Да, — кивает Арсений, после чего жмётся щека к щеке, целует мягко в висок. — Люблю тебя.              — И я тебя, — целуя в висок в ответ, вздыхает тихо Шаст. — Я свяжусь со Светланой, чтобы она дала контакты своих коллег, а ты выберешь, хорошо?              — Да, — кивает снова Арс. — Мне надо поговорить с Серёжей… Я знаю, что он это охотно поддержит, но мне прямо-таки нужно сейчас услышать его заряжающую мотивацией речь, — улыбается шире.              — Звони, — кивает Антон, передавая в руки Арсения его телефон со стола. — А я пойду с Ирой на балконе перекурю пока.              — Шаст.              — М?              — Ант тажалю хаяти афбалу.              Антон смотрит на него, хлопая глазами, замирает весь.              — Я, видимо, что-то не так произнёс и сказал не то, что хотел, судя по твоей реакции, — неловко смеётся Арсений. — Я хотел сказать: «Ты делаешь мою жизнь лучше».              — Ты это и сказал, — расплывается в немного дурной улыбке Антон. — Просто внезапно ты это… Я растерялся. Ты — мою тоже, Арс, — улыбается шире, подходит, чтобы поцеловать мягко в губы. — Но акцент у тебя просто ужасный.              — Иди кури, — стукая смеющегося Антона по заднице костылём, фыркает Арсений. — Снимут гипс, ты у меня побегаешь.              — Предпочитаю другую физическую нагрузку, — хитро улыбается Антон, тут же прячась за дверью балкона и начиная какой-то разговор с Ирой.              Нет, всё-таки Антон подобрал себе идеальную кличку для боёв. «Прохвост». Да, это метко, это про него…