Ходячий зоопарк

Хидан свою звериную сущность не любил. Быть кроликом, когда твой напарник- волк… это что-то из разряда божественной несправедливости. Да и встретились они… в не самых лучших для юноши жизненных обстоятельствах. Жизнь жреца Джашина с самого начала не складывалась. Родился и рос он среди тех, кто исповедовал джашинизм, так что его судьба была предопределена свыше. К счастью, свою религию он любил и в своего бога верил, иначе бы загнулся от непроглядной тоски и страха, ведь деревня Горячих Источников, на чьей территории располагался храм, по каким-то своим причинам адептов Джашина не любила и за людей не считала. Шло время, Хидан рос, посвятив свою жизнь молитвам и тренировкам. Многие из последователей говорили об экспериментах, посвященных ритуалу бессмертия. Юноша был готов участвовать, считая, что только так, через боль, изнуряющие упражнения, молитвы и абсолютную веру, можно добиться одобрения их бога. Время шло, продолжались жестокие опыты, гибли люди, но Хидану везло. Природная живучесть и пробудившаяся звериная натура помогали ему остаться в живых, урвать еще немного времени, чтобы попросить своего бога о милости. И вот опытные жрецы ведут его на алтарь и снова повторяется порядок действий: порез, символ, молитва, удар. И так каждый раз, пока жертва заходится криками на алтаре. Юный адепт провалился в спасительную темноту. Он очнулся не в родном храме, а у подножия какой-то горы. А затем мужской голос ласково позвал его, он просил, умолял подняться на гору и освободить. Последователь, невзирая на боль, стертые в кровь руки и ноги и ужасный холод, выполнил это указание. У самого края стоял мужчина. Его черты расплывались и понять, каков его истинный облик было невозможно, но даже так Хидан узнал его. Это был Джашин, именно такой, каким он представлял своего бога. Юноша опустился на колени и зашептал одну из молитв, прося защиты. Темное божество усмехнулось и ласково растрепало волосы своего будущего жреца. Когда-то темные, волосы стали практически белоснежными, как и мех кроличьих ушек и маленький хвостик. — Просишь защиты… похвально. Именно это я искал, готовность защищать свою веру. Твой путь к вере будет труден, почти пять лет ты проведешь как узник, не смея вздохнуть без приказа. А потом ты сбежишь и принесешь свою первую жертву. Волк станет тебе и братом, и любовником, будет трудно, но твоя вера с тобой, раз ты прошел мое испытание, то я не покину тебя, мое дитя. — шелестящий голос баюкал, словно Хидан был маленьким ребенком. Из забытья его выдернул оглушительный крик, треск и хруст сломанных костей. Его, едва отошедшего от ритуала, схватили за шиворот и куда-то потащили. А когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит в каком-то каземате с цепями на лодыжках и руках. Вот так начались четыре года персонального Ада. Тот человек, который требовал называть себя исключительно Хозяином, был богатым человеком, который жил рядом с Югакуре и был очень влиятелен. Он сделал из бессмертного своего пленника и стал лично воспитывать, словно тот был наложницей в гареме. Долгих четыре года Хидан искал путь к спасению. И в одну из зим ему это удалось. Любимым развлечением Хозяина и его друзей аристократов была охота. Они спускали на юного жреца псов, которые, учуяв запах крови, неслись за ним, а потом волокли едва живого юношу к хозяевам, которые награждали их похвалой и куском мяса на кости. Сумерки уже обнимали старый сад, когда вусмерть пьяный Хозяин и его дружки решили развлечься. Вывели Хидана в сад, закрепили на шее бубенчик и дали фору в пять минут. Юноша рванул вперед, постоянно петляя, пока не врезался в узкий проход в одну из частей лабиринта. Острые ветки царапали лицо, разорвали одежду и содрали злосчастный колокольчик. Выдохнув, жрец бросился к одному из потайных выходов и наконец-то вырвался из плена. В лицо словно бросили большой снежок, настолько сильная разыгралась буря. Он не чувствовал ни ног, ни рук, просто бежал, не разбирая дороги через лес, надеясь выбраться. За спиной, перекрывая завывания метели, раздался оглушительный вой и скулеж. Это сильно подстегивало юношу и он рванул вперед, пока не провалился в глубокий сугроб и не потерял сознание. Дальнейшие события Хидан помнил очень плохо. Как он, со стертыми в кровь ногами добрался до развалин храма, нашел косу, копья и амулет и как убил случайно забредших людей. Но по настоящему он проснулся, когда двое неизвестных в черных плащах стали настойчиво предлагать вступить в непонятную организацию. Вот только… один из них был волком черной масти, а второй вообще выглядел как змея. Так Хидан оказался в Акацки, а его напарником стал тот самый волк, по имени Какузу. Их общение сразу не заладилось, бессмертный не считал его за человека, а то что его натура была мирной и травоядной, порождало много подколок. — Я? С этим кроликом? Лидер, вы смеетесь что ли? — спросил мужчина, кидая на будущего напарника презрительный взгляд. Юноша моментально вспыхнул. — Брезгуешь? А говорят, в тихом омуте черти водятся. — ядовито отозвался жрец, пригладив уши. Казначей окинул его любопытствующим взглядом и захохотал. — Поживем — увидим. — фыркнул обладатель пяти сердец и вышел из зала собраний.

***

Притирка — дело непростое. Когда напарники только изучают друг друга, учатся взаимодействовать и делают пробные атаки, изучая того, с кем работают. Какузу быстро понял, что кролик далеко не робкого десятка. Дерзкий и безрассудный, он отлично дрался. Если бы не острый язык, то их сотрудничество могло быть приемлемым. Но Хидан с упорством Биджу не желал признавать авторитет казначея. Огрызался, дерзил и нарывался на драку. Но при этом абсолютно не интересовался деньгами, не видел в них ценности и вообще за достойную цель не считал, полагая, что вера намного выше, чем что-то мирское. А Хидан… банально боялся. Да, он очень боялся Какузу. И дело было в двух вещах: в звериной натуре, которая предполагала если не попытку съесть, то покалечить, и в самом Какузу, который пугал молодого жреца своей угрюмостью и злил своей нездоровой одержимостью деньгами. По началу обоим было очень трудно. Но потом был случай, который сильно изменил их мнение друг о друге. Миссия проходила без каких-либо проблем, они нашли человека, которого им заказал какой-то богатенький клиент из окружения дайме и пообещал, в случае успеха, заплатить приличные деньги. И ничего не предвещало… вот только заказчик явно не хотел оставлять их в живых и решил избавиться. Наемники, к счастью, брали количеством, а не качеством и Какузу смог расправиться с ними. Хидана же во время боя увели куда-то в сторону. Казначей собирался уходить, когда до него донесся слабый вскрик, в котором смешались отчаяние мольба. Мужчина рванул в ту сторону и едва не лишился дара речи: Хидану мало того что раздробили кисти рук и ноги, так еще и попытались изнасиловать. Юноша мычал сквозь кляп, которым служил лоскут от плаща и пытался вырваться, но безуспешно. Какузу моментально снес голову потенциальному насильнику и попытался развязать напарника. Но напуганный жрец абсолютно не соображал, кто перед ним и брыкался с утроенной силой, пока финансист не встряхнул его. Стоило развязать этого идиота, как он буквально вцепился всем телом в казначея и… разрыдался. Бессмертный был в глубоком шоке. Он не умеет утешать людей! Он бесчувственная скотина, которая убивает людей пачками! Он одинокий волк! Вот только… почему от вида на заплаканного и напуганного… подростка? * Хочется прижать его к себе в банальном человеческом жесте и пожалеть? Всхлипы стали громче и Хидан поднял на него заплаканные глаза. Мужчина едва не подавился воздухом. У него не было времени рассматривать напарника, но сейчас… тонкие и нежные черты лица и белые длинные ушки, которые сейчас дергались, отображая душевное состояние их обладателя. Казначей глубоко вздохнул и прижал юношу к себе, согревая и успокаивая. Жрец вздрогнул и попытался вырваться, но силы были неравны. — Да не дергайся ты, не съем я тебя, кроль. — негромко проворчал финансист, поднимая младшего на руки. Хидана хватило на негромкий взвизг и обхватить его за шею и спрятать лицо в ткани плаща, которая пропахла старой и свежей бумагой, чернилами и книжной пылью. — Точно не съешь? — устало спросил адепт, отключаясь. Ответ он не услышал, но был готов поклясться, что его виска коснулись горячие и сухие мужские губы.