before you go

      Когда солнечные лучи первый раз за день проникли в полупустую комнатку где-то на отшибе Царства Земли, согревая собою ночной воздух, Аанг уже давно не спал. Он так и не смог научиться засыпать, когда находился не в своей кровати, далеко от всех тех вещей, что он стащил у Сокки прежде, чем тот увёз их в Южное Племя воды, дабы утопить во льдах – очередная глупая традиция людей, живших рядом с ней так близко, которым так повезло знать её дольше, чем парню, но при этом совсем не понимая её. Эти вещи: гребешок для волос, старенькое голубое платье, ожерелье и расчёска с медовыми волосами на ней – всё, что теперь у Аанга осталось. Все эти предметы всё ещё пахли ею, а парень не мог заснуть, не вдыхая её аромат: шампунь для волос с малиной, запах еловых веток и белых лилий, что она так любила, аромат кувшинок, качавшихся на неспокойной поверхности озёр, и трав, которые она собирала для лечебных мазей – всё, что она ему оставила на память.       Аанг смотрел в потолок, но даже там, в темноте ночи, он видел лишь её лицо. Сколько бы времени ни прошло, сколько бы новых воспоминаний он не создал, сколько бы бутылок золотистого сидра не выпил, сколько бы Сокка не разговаривал с ним, сколько бы Тоф шишок ему не набивала, и сколько бы ночей он не провёл в постелях с другими девушками, как эта, имени которой он даже не пытался запомнить, Аанг никогда не смог бы вытравить её лица из своего сознания, ни на секунду, ни на одно краткое мгновение.       Её аквамариновые глаза, такие же яркие, нежные, как драгоценные камни, прячущиеся под водной гладью в жарких странах, заменяющие ему всё необъятное голубое небо. Её карамельная кожа, которая, сколько бы она ни боролось, ни дралась, как самый красивый на свете воин, оставалась нежной, гладкой, а в её объятиях мужчина тонул, будто бы она была самой водой, самим морем, всеми океанами и реками на этой планете, что тащили его на глубину, в пучину, где его ждали аквамариновые драгоценности – её глаза. Её длинные, кудрявые волосы, цветом напоминавшие кору каштанового дерева, из которого медленно вытекала золотисто-рыжая жидкость – смола, будто драгоценная кровь, переливающаяся на солнце.       Аанг видел её лицо, улыбающееся, искрящееся радостью, превращавшее девушку в эти моменты не только в воду, которой она являлась по своей натуре, но и в желто-золотое солнце, что согревало его каждый день, убивая все страхи, царившие в ночи, показывая единственно правильный, верный путь. Её улыбка превращала её в воздух, без которого он не смог бы прожить; в ветер, несущий лепестки на ветру, шепчущий секреты, от которых на щеках мальчика появлялся румянец; в легкий зефир, дующий с моря, когда она обнимала его, и в бушующий шторм, когда девушка была не в настроении. Но даже в самом страшном из своих настроений она была так же прекрасна, как море, бросающее корабли на скалы, разбивающее их в мелкие щепки, отбирающее мужей и сыновей, братьев и любимых. Её улыбка делала её землей, которая так верно лежала у его ног, которая помогала стоять так упорно, давала стабильность, уверенность, дарила деревья, кусты и цветы – всё самое прекрасное, что было в этом мире, что Аанг когда-либо видел, начиналось с Катары и заканчивалось с ней же. Его мир начинался у пяток её изящных ступней и заканчивался её макушкой, накрытой копной золотистых волос.       Все, кто хотя бы раз видел Катару, никогда не задавались вопросом, насколько важной она является. Каждый понимал сразу, эта девушка – сокровище, её ценность была неоспорима, а владение ею опьяняло больше, чем корона на голове или сотни сундуков с золотом в подвале. И эта драгоценность досталась ему. И эту драгоценность он не сберёг...       Внезапно, её радостное лицо: её прекрасная улыбка, глаза-сапфиры и карамельная кожа – всё это искривлялось в гримасе боли, когда её крошечное тельце, её аккуратную фигуру насквозь пронзала молния, выпускаемая из пальцев волшебницы огня. Аанг снова возвращался в тот день, в тот момент, когда он не смог её защитить, и мириться с этим фактом даже спустя годы, было выше его сил.       Мужчина снова видел её лицо в солнечных лучах, пронзавших комнату, пробуждавших сознание, возвращавших в реальность. Он видел её лицо в голубом небе, по которому плыли тяжелые облака, пуховые и, наверняка, мягкие, но никак не стиравшие её из памяти. Парень видел её лицо в блестящих от росы лепестках роз, в озёрах и реках, в закопанных в землю желудях и в серебристом снегу – во всём, к чему она когда-либо прикасалась, на что обращала своё внимание, на что кидала свой небесно-голубой взгляд. И парень больше не мог выносить это, ему необходимо было убежать. Аанг поднялся с кровати, даже не смотря на девушку, которая так мирно спала. Мужчина оделся, оставив ноги босыми, и, взяв ботинки в руки, вышел из небольшой хижины. Воспоминания убивали его, он просто хотел убежать: от этого лица, от такой непривычной боли на нём, от красных, полных слёз глаз и от вины, которая наваливалась на него, с каждым разом всё грубее прижимая к земле, будто желая пробить им твердь, отправить прямо в ад, в горящие массы за то, чего он не сделал в тот день. Он не защитил её.       Аанг шёл по пустой улице какого-то из сотни маленьких городков Царства Земли, но мыслями он был не здесь и даже не сейчас. Парень снова был в том дне, в Ба Синг Се, много лет тому назад, когда Катара бросилась прямо под молнию, что летела в него. Это была его молния. Он должен был умереть. Не она...       Аанг видел это всего один раз вживую и миллионы раз во сне, почти каждую ночь, столько раз, что сбился со счета за все эти годы... и каждый раз он пытался исправить это, сделать всё правильно, спасти её. Но даже когда ему это удавалось, рано или поздно он просыпался, и в этом мире, отличном ото сна, её по-прежнему не было в живых, он по-прежнему был виноват и он никуда не мог от этого убежать.       Война закончилась в тот же день, когда не стало Катары. Увидев смерть девушки, мальчик вошёл в состояние Аватара и просто уничтожил огромное количество людей, одним своим простым взмахом руки обрушив на них целое подземелье. Спас от погребения он лишь немногих, но им грозила участь куда хуже. Особенно жестоко он расправился с убийцей Катары, Азулой, которая наверняка не ожидала такого поворота событий. Наверное потому, что девушка не могла себе представить, что кто-то такой незначительный, как Катара, сыграет решающую роль в этой столетней борьбе. Она не понимала самопожертвования и даже не могла предположить, что смерть деревенщины из крошечного племени на юге так сильно разозлит двенадцатилетнего мальчика, который, в порыве злости, просто в буквальном смысле разорвёт принцессу Нации огня на мелкие кусочки. Её останки разлетелись по углам подземных туннелей Ба Синг Се, и они же стали её могилой, местом захоронения, королевской усыпальницей, потому что там же остался и её брат, Зуко, охотившийся на него все эти годы, и впервые, когда девушка решила ему довериться, когда они поверили ему, им всем это стоило её жизни.       Время тирании закончилось. Война закончилась…       Подошло к концу самое страшное испытание в жизни Аанга, которое он даже не был уверен, что сможет осилить, но с его победой облегчения не пришло, ведь её больше не было. Катаре возвели памятник, её запомнили в веках, однако радость в тот день исчезла раз и навсегда в этом когда-то самом счастливом на свете мальчишке. Жизнь превратилась в сплошной спектакль, где мальчик был лишь куклой в руках лидеров наций. Он слушал в пол-уха, кивал головой, а потом приходил и «убирал» всех, на кого указывал палец вождей. Аанг стал живой машиной для убийства, но даже это не вызывало в нём ни единой эмоции. После того дня мальчик уже не был прежним, ценившим каждую жизнь, возлагавшим на себя всю ответственность за проблемы в этом мире, стремящимся помочь всем и каждому. Теперь, когда он не сберёг Катару, а значит не справился с обещанием, данным Пра-Пра, Сокке, вождю Южного Племени Хакоде, отцу этой невероятной девочки, а также Тоф и всем на этой планете, кто любил её улыбку, её смех, её разговоры и всё то, что делало её такой прекрасной, такой особенной, такой непохожей на всех остальных, Аанг больше не считал себя Аватаром, способным решать чужие судьбы…       Теперь это уже был другой человек. Аватар появлялся с закатом солнца, уходил с рассветом. Все об этом знали, никто не возражал. Летом он существовал на виду всего пару часов, зимой дольше.       Иногда мальчик выбирался из своей берлоги, когда у его порога появлялись босые ноги волшебницы земли. Они проводили вместе целый день, сидя на пляже, моча босые ноги в воде, отдавая тем самым дань девушке, что уложили в цветы много лет назад и, выпустив в океан, подожгли стрелами лодку, в которой она так мирно плыла, будто спала. Брюнетка и лысый мальчик не говорили. Они лишь пили, много, без чувства меры. Иногда вспоминали что-то весёлое, связанное с их общей подругой, а потом сразу замолкали. Тоф прятала слёзы, но это получалось плохо, на её бледном лице так отчетливо блестели капельки воды, наполненные всей болью этого мира, связанной с потерей единственного человека в этом мире, что когда-либо любил её настоящей. Аанг уже не плакал, а лишь мечтал, чтобы это ноющее чувство в груди, сопровождавшее каждую мысль, каждое воспоминание о ней, разорвало уже наконец его жалкое сердце, которое ему больше было не нужно, ведь любить он больше не мог и не смог бы.       Когда оба подростка доходили до нужной кондиции, они начинали импровизированный бой, но он не был похож ни на один из тех, что сопровождали их в детстве, когда Аанг ещё только овладевал всеми четырьмя стихиями. Этот бой был страшнее, грубее, жестче, больнее. Они оба выпускали всю злость, что царила внутри них всё то долгое время, что они не виделись, что держали внутри всю грусть, всю скорбь, всю ненависть, хватавшую их за горло, мешавшую дышать, думать, действовать, двигаться дальше. Они дрались так, что земля сотрясалась, что городок, стоявший неподалёку, пустел: люди прятались по домам, и даже очень любопытные дети, любившие смотреть за тем, как Аанг покорял ту или иную стихию, прятались в объятиях родителей, ожидая, когда же всё закончится. А заканчивалось всё лишь тогда, когда Аватар падал на землю без сознания, когда организм уже не мог терпеть боль и удерживать остатки крови внутри себя, а маленькая слепая девочка, выбившись из сил, валилась на береговой песок от усталости, сотрясаясь в рыданиях и ненависти ко всему этому чертовому миру.       Гораздо чаще у порога дома Аанга, маленькой хижины у берега моря, появлялся брат девушки, чьё разбитое лицо он никак не мог вытравить из головы. Сокку видеть было гораздо сложнее, ведь, насколько бы разными они ни были, они были похожи: их привычки, их движения, их слова, мимика и, конечно же, внешность – всё это было одним большим напоминанием о том, чему он просто позволил случиться. Сокка заявлялся на порог дома Аанга, с очередной историей про то, как он пережил смерть Юи, и мальчик каждый раз слушал, глуша одну за другой бутылку яблочного сидра, что принёс мужчина, ведь только с ней мальчик пускал его внутрь. Аанг слушал и слушал, мечтая поверить хотя бы на секунду, что это может произойти и с ним – исцеление.       Но это не так, этого не будет, потому что Аанг не хотел отпускать её. Он не мог этого сделать. Мальчик боялся даже представить себе тот день, когда он забудет Катару. День, когда он посмотрит на кого-то и увидит в его глазах весь новый мир. Когда его сердце исцелится, когда оно готово будет испытывать такие чувства к кому-то опять, с новой силой. День, когда Аанг не будет больше врать о своих чувствах, когда он перестанет думать о ней ежедневно. Когда в его маленькой хижине появится кто-то другой, кто сможет вызвать на его губах совершенно новую и давно позабытую счастливую улыбку. Когда он вновь будет встречать рассветы и провожать закаты, когда целыми днями будет гулять, смеясь и улыбаясь, а ночью валяться, рассуждая о вечном.       В день, когда всё это произойдёт, когда Катара сотрётся из его памяти, как что-то, больше не имеющее никакого значения, – будет последним днём его жизни на этой земле.       Она была такой невероятной, почти как море, только в тысячу раз лучше. Неужели он хоть когда-то сможет отпустить что-то настолько удивительное? Катара была прекрасна, её любовь была необъятной, будто бы она любила всем сердцем сразу, отдавая его без остатков, даже не задумываясь, что ей может быть больно. Она была такой заботливой, каким может быть только море: она всегда была рядом, всегда готова была успокоить, выслушать, обнять, подбодрить. Она всегда была здесь, для него, без особых проблем понимала его, каждое его переживание, что кололо сердце и било по рёбрам. Она никогда не ошибалась, когда дело касалось него, она всегда могла успокоить, она защищала его и отдала свою жизнь, чтобы он смог жить... она отдала всю свою жизнь ему, без остатка, в тот роковой день, когда покинула Южное Племя Воды на огромном летающем зубре. Если бы он только остановил её тогда, если бы только она осталась, её бы глаза-топазы всё ещё отражали бы в себе голубое небо и блестели на солнце. Если бы он только знал, что где-то в мире взгляд её по-прежнему кого-то радует, а смех эхом разносится по всей снежной долине, отражаясь от миллионов маленьких снежинок, ударяясь о сосульки как праздничный колокольный звон, ему не нужно было бы больше, чтобы продолжать жить.       Аанг не был таким, он не заслуживал её любви. Катаре приходилось решать собственные проблемы самой. Она никогда не обращалась к нему, а он, сколько бы раз ни видел, как девушка расстроена, как её глаза полны слёз, а сердце боли, никогда не стремился помочь ей так, как она ему. Аанг эгоистично полагал, что у него полно забот и без этого, а если девушка не обращается к нему за помощью, то она может справиться и сама. Он никогда не интересовался лишний раз, никогда не бежал и не дрался так, как она, когда дело касалось него, будто ему и вовсе не было дело до неё. У Катары были все они: Сокка, который заботился о сестре больше, чем о себе, Тоф, которая не переставала молча восхищаться девушкой, отец, бабушка и любой прохожий, что падал под властью её удивительных чар. У Аанга была лишь Катара. Только она понимала его, только она могла успокоить и помочь. Не было на этой планете никого, хотя бы приближенно похожего на неё.       Аанг не был достоин её любви хотя бы потому, что ни разу не сказал того, что должен был. Он ни разу не сказал, как она много для него значит, как её глаза и улыбка заставляют бабочек в его животе взрывать петарды и салюты, а голову вертеться по кругу на бешенной скорости; он ни разу не признался ей в том, как по его коже бежали мурашки от её прикосновений, и как хорошо ему становилось рядом с ней, даже когда мир летел к чертям по его вине. Он ни разу не сказал ей, как сильно её любил, а теперь уже было слишком поздно. Теперь его слова были лишь звуками, бессмысленно сотрясающими воздух.       Что ж, если время и лечит, видимо, это ему не подвластно...