С миру по нитке

Джон на полсекунды спрятался за мраморной колонной — перевести дух, и посмотрел на часы. Ещё два часа до конца смены. Два бесконечных часа. Как их выдержать? Спина болит, руки отваливаются, а ноги болят так, будто по битому стеклу ходишь. О чём он думал, когда соглашался на эту работу? С его ранениями такие нагрузки противопоказаны, но что делать, если на другую работу не брали, сбережения таяли, я жить на что-то надо. Хотя… надо ли? Все остальные официанты в этом ресторане не старше двадцати, он один, кому под сороковник. Ни поговорить с ними, ни посмеяться. Да что там, он и подойти-то к ним боялся. Приходил, молча переодевался, отпахивал смену и уходил, всё также молча. Забирая порой немного еды, что разрешали управляющие. Чисто чтобы самому поужинать, но никак не перепродать. Наверняка его считали странным, ну да и пусть. Джон позволил себе тихонько вздохнуть. Не в его привычках было жаловаться. Ещё один поднос, и можно отдохнуть. И можно… Джон устремил взгляд на сцену. Вот. Дождался. Сейчас выйдет он. Джоново спасение. Его персональное чудо. Его личное божество. Ватсон всегда подгадывал этот момент, чтобы оказаться как можно ближе к сцене. Так, что идущий скрипач мог бы коснуться официанта, если бы захотел. Если бы заметил его за колонной. Джон почувствовал запах одеколона и немного канифоли… или чем там смычок протирают? Ватсон замер, провожая взглядом тонкую изящную фигуру в бирюзовом смокинге. Довольно необычный цвет. Да он и сам довольно необычный, этот Бог, играющий на скрипке. Шерлок Холмс. Джон не знал о нём ничего кроме имени, и не хотел знать. Не хотел знать его характер, привычки, желания. Даже голоса его никогда не слышал, парой слов не перебрасывался. В глаза не смотрел. Боялся, что это разрушит магию. От Богов, как и от Солнца, нужно держаться подальше. Греясь их теплом, но не вглядываясь слишком сильно. Чтобы не разочароваться… И Шерлок, наверняка, и не подозревал о существовании такого человека, как Джон Ватсон. В прошлом отставного военного врача. В далёком прошлом. А нынче — официанта, с разбитой вдребезги жизнью, работающего на износ. Наверное только музыка Шерлока и давала ему силы раз за разом выдерживать до конца смены. Джон прикрыл глаза. Он всегда так делал, когда Шерлок приподнимал руку, замирал, перед тем, как взять первую ноту. Прежде чем начать магию. Джон улыбнулся. Вот… началось. Его тело охватило чувство, близкое к экстазу. Не каждое свидание заканчивалось таким приливом тепла и удовольствия. Скрипка запела. Ватсон ещё чуть постоял, вздохнул, и вышел из-за колонны. Поднос всё также оттягивал руки, спина всё также болела, а о том, что ощущали ноги, лучше было не думать. Свод стопы превратился в сплошную боль. Но теперь Джон не шёл. Он будто вальсировал. И не тут, в прокуренном зале, полном жрущих людей. Ватсон искренне не понимал, как можно жевать и чавкать под такую дивную мелодию. Нет, он двигался по облакам. Его освещало и грело солнце, обвевал лёгкий ветерок. Даже так — морской бриз. Джон слушал заказы, приносил еду, убирал грязную посуду. А там, на другом конце зала, его любимое божество творило свою магию. Давало Джону силы сделать ещё один шаг. Победить ещё один поднос. Выдержать ещё одного хама. Улыбнуться и порадоваться этой жизни. Потом, перед самым концом выступления, Джон непременно пройдёт на кухню и возьмёт заранее оплаченный им кофе. Большой латте с миндальным сиропом. Сегодня с миндальным. И отнесёт в крохотную гримёрку к Шерлоку. Это самое малое, что он может сделать, чтобы выразить свою благодарность. И исчезнуть быстрее, чем Холмс зайдёт, чтобы переодеться. Джон уже давно мог бы познакомится с ним. Шерлок наверняка интересовался, кто приносит ему кофе каждый вечер, но Ватсон боялся. Боялся разочароваться. Что если скрипач окажется не таким хорошим человеком? Прогонит, обругает, оскорбит. Разрушит эту магию их отношений. Ведь, как музыкант, он просто невероятен. Его игра придаёт Джону сил. Ватсон ещё разок глянул на часы. Если бы не Холмс, эти два часа было бы не выдержать, но с ним, его скрипкой, это становится возможным. Джон выпрямился, поудобнее перехватил поднос и посмотрел на сцену. Его Бог был там. Под лучами прожектора, зажмурившийся, погружённый в музыку. Знать не знающий о Ватсоне. И как западает его музыка в одно конкретное сердце. Но он играл. Каждый вечер играл, как в последний раз, выкладываясь полностью. До предела своих возможностей. Как и официант. Джон заучено улыбнулся и повернулся к очередным гостям, уткнувшимся в меню. Он не видел, что скрипач открыл глаза. И через весь зал смотрит на него. И играет — только для него. Каждый вечер. И ждёт, какой кофе ему принесут сегодня.