Искусство судеб

      Сон растаял. Он унёс за собой разрушенный город, злобу и мрачное чувство удовлетворения. Во сне осталось и имя. Имя, что навязчивым наваждением маячило на периферии сознания с тех самых пор, как он взялся за книги, или, быть может, ещё раньше. Теперь он точно знал, чьими глазами видел, кто поселился в его собственном разуме для того, чтобы однажды проснуться.       Марк испуганно уставился на ожесточившееся лицо Сантьяги. Один его взгляд, как ему казалось, не суливший ничего хорошего, сказал больше, чем все их разговоры до этого. Сантьяга знал. И осознание этого мигом выбило из его головы все остальное, рациональное. Его, сейчас с ужасом смотревшего на комиссара, охватила паника. Марк замер, кровь прилила к ногам. Пока одна единственная мысль не прогремела набатом в его сознании.       Беги!       Он дёрнулся, и Сантьяга успел схватить его за ногу.       — Не надо! — закричал он. — Пожалуйста!       Марк попробовал пнуть Сантьягу той самой ногой, хватка на щиколотке стала совсем мёртвой. Он раненным зверем взвыл от боли и объявшего всё его естество страха.       — Да успокойтесь Вы! — Комиссар дёрнул его за ногу, и Марк проехался вниз по кровати, аккурат на то место, где лежал.       Он перевернулся на спину, попытался отпихнуть комиссара уже руками, но и их Сантьяга умудрился перехватить, заломить над головой, а после — навалиться на него всем телом, освободив вторую руку.       — Не убивайте меня, пожалуйста! ПОМО-М-М!!! — Он замычал в ладонь нава, которой тот заткнул ему рот.       Марк чувствовал, как от животного страха теряет связь с реальностью. И Висегу. Он чувствовал его теперь отчётливо. Словно тяжесть где-то в груди или практически неосязаемые тиски на шее, которые уже начали сжиматься и отдавать головной болью в висках.       «Нет! Нет!»       — Да не буду я Вас убивать, придите в себя, Вега! Собирался — уже убил бы! Успокойтесь! — прорычал Сантьяга.       Марк не мог ослушаться. Уж больно властно звучал приказ комиссара. А ещё ему чётко разъяснили перспективы. Он замер, затравленно смотря на нава.       — Кого Вы на помощь собрались звать? — Сантьяга хмыкнул, убрав руку. — Или думаете, я только понял, кто тут? — он ткнул Марку пальцем в висок. — Или что Вы не догадались? Будете и дальше пытаться сбежать, умалчивать, то сделаете только хуже. Причём, в основном, лишь себе. За пределами Цитадели Вам никто не поможет. Никто. Вы потеряете себя, ещё и окружающим навредите. Вы этого хотите?       Марк помотал головой. Взгляд и аура комиссара словно пригвоздили его к кровати, отчего-то даже дышать стало страшно, словно тот липкий ужас, объявший всё его тело, каждую мышцу, парализовал его. Он только затравленно смотрел на Сантьягу, пока тот не слез с него и не уселся на краю кровати. Марку стало чуть легче, по крайней мере, он вспомнил и как дышать, и как двигаться: отполз на противоположный край кровати и вжался в спинку, подобрав ноги. Он был готов расплакаться от своего положения и наивности.       — Итак, Вы готовы меня слушать?       Марк поджал губы. Не то чтобы он готов… Но пока Сантьяга продолжает так жутко смотреть на него, ему легче не становится. Он кивнул.       — Судя по тому, что Висега больше не реагирует на зелёных, он либо слаб, либо понял, что происходит вокруг, а значит, имеет доступ к Вашей памяти. Как Вы к его.       — Пиздец… — прошептал Марк.       Сантьяга устало посмотрел на него, Марк тут же вспомнил, сколько раз тот просил его не ругаться. Ну и плевать. Пусть ещё попросит. У него вообще-то ситуация позволяющая.       — Либо ничего из этого. Возможно, что каждый приступ, каждый сон — по абсолютно разной причине, возможно, вообще без неё, хаотично.       С одной стороны, это обнадёживало, с другой — было ещё хуже. Ибо как лечить или предугадывать то, что не поддаётся системе, Марк слабо понимал. Он шумно сглотнул.       — И что мне делать?       — Медитировать. И желательно начать это делать как можно быстрее.       — В позе лотоса? — он издал нервный смешок.       — Как хотите. Чтобы бороться за своё сознание, сначала надо его познать. Вам нужно успокоиться, я понимаю, что в сложившейся ситуации это тяжело, поэтому… — Сантьяга всплеснул руками, — как получится. Я познакомлю Вас с нашим мастером-менталистом.       Марк потёр лицо и вздохнул. С минуту они оба молчали. Марк всё думал о том, как долго Сантьяга мог знать о Висеге. И по сему выходило, что догадался он, вероятно, примерно так же, как и он сам: после того сна о грядущей битве.       — Раз Вы знали, то почему Вы до сих пор меня не убили?       — Я говорил Вам. Мы не убиваем своих.       — Но я Марк, чел. А нав — Висега.       Сантьяга вздохнул.       — Я начинаю уставать от этого повторяющегося разговора. Когда Вы уже поймёте, что чела Марка больше нет?       Хотел бы он сказать, что его это начинало раздражать, да только раздражало месяца два назад, а сейчас он это слышал чуть ли не как ежедневную мантру от комиссара и его помощника. Начинал привыкать, пропускать мимо ушей и на автомате, словно самому себе доказывал, отвечать:       — Я есть.       — Есть нав Вега, в голове которого сидит предатель. Оцените свою принадлежность миру челов и этому, Вы ведь не лишены способности здраво мыслить. К тому же есть вещи, которые челу не испытать никогда, а я уверен, Вы их уже ощутили.       Если Сантьяга говорил о том странном чувстве, словно всё его естество при одном взгляде на другого тёмного или его присутствии тянется к нему, то он был прав. Поначалу он этого не замечал, потом начал старательно игнорировать, но чем дольше жил здесь, в Цитадели, тем назойливее становилось это чувство. И со временем Марк с удивлением обнаружил, что это же чувство позволяет ему ощутить навов несколько иначе, чем остальных магов Тайного Города.       — А если это из-за Висеги?       Комиссар вздохнул.       — Даже если бы его не было, Вы бы всё равно стали навом. Сути его присутствие или отсутствие не поменяет.       — Вы выяснили как именно так вышло? Как я… стал таким.       — Выяснил. Примерно, — коротко ответил Сантьяга, почесав нос и замолчав, повисла пауза.       — И мне, естественно, этого знать не положено?       Прищур глубоко посаженных чёрных глаз снова пронял Марка до мозга костей, и он отвернулся. Сантьяга хмыкнул, но тихо проговорил:       — По некоторым причинам произошёл всплеск, князь, дабы вся Москва не взлетела на воздух, решил сбрасывать энергию за городом. Где и были Вы. Энергия не была обработана, это была голая Тьма, которая сожгла Ваше тело, создала новое.       — А я почему не умер?       — А почему не умер Висега? С некоторой материей она не способна взаимодействовать, вернее, она ей едва ли поддаётся.       «По некоторым причинам… Что ж там за причины такие?»       — За столько тысяч лет появилось столько навов… Ни в одном, сука, не оказался, — злобно прошипел он.       — Дело случая.       — Ёбаный случай! — взвыл Марк, бессильно стукнув кулаком кровать. — Ну спасибо ему, теперь в моей голове сидит безумный дед, готовый резать других навов и мечтающий вытащить своего князя, — он спрятал лицо в ладонях.       И только украдкой посмотрев на молчащего комиссара, заметил, как хмуро и напряжённо тот смотрел на него.       — Что? А… ну да… Висега считает, что Ярга не умер, — он пожал плечами и натужно улыбнулся, перейдя на истеричный смех, у него сдавали нервы. — Он почему-то в этом прям уверен. Заебись, да?       Комиссар сверлил его задумчивым взглядом, покачал головой и в итоге кивнул, тяжко вздохнув. Увидев это выражение лица, граничащее практически с недоумением, Марк понял:       — Вы не знали, да? Как я понял, он себя убил, чтобы избавиться от рабской татуировки.       — Следовало догадаться… По крайней мере, теперь всё сходится. И его цель понятна.       Марк внутренне хмыкнул от такой… довольно спокойной реакции. Знал ли Сантьяга о том, что Ярга жив, или хотя бы догадывался? Знали ли другие навы? И что с этим будет теперь делать Тёмный Двор? Эти вопросы он решил оставить на потом.       — И всё? Это всё, что Вы скажете?       — А какой реакции Вы ожидаете? Я уже сказал, мы попробуем если не решить, то хотя бы купировать нашу проблему.       — Нашу?       — Нашу. Будете медитировать, может, и поможет его усмирить. Иного варианта я пока не нашёл, советники и князь — тоже.       Мда уж, незавидное у него положение. Он — бомба замедленного действия, а иерархи пытались найти нужный провод, чтобы не рвануло.       — А если медитации только усугубят?       Сантьяга смотрел с сожалением. Марк решил, что не хочет трактовать этот взгляд хоть как-то. Пусть лучше он останется для него нерасшифрованным.       — Другого выхода нет?       — Нет.       Марк поджал губы и закивал. Он был настолько подавлен, что даже мыслей в голове больше не было.       — Не вешайте нос. Ваша жизнь продолжается. Ещё ничего не кончено, пока мы живы. А потому боритесь. Борьба — это суть жизни.       — Вы думаете, у меня получится?       — Хочу в это верить, — честно ответил комиссар.       — А Вы пробовали медитировать?       — Да.       — Это какое-то заклинание или… ну, как у челов?       — Как у челов. Только это настоящее погружение внутрь своего сознания, а не просто бездумное времяпрепровождение.       Звучало, мягко говоря, непросто. Хотя вон у Сантьяги же вышло, с другой стороны, он ведь не Сантьяга. У него и колдовать вон не выходило.       — Это трудно?       — Да.       — И… много времени ушло?       — Пара тысяч лет для того, чтобы стать тем, кто может найти внутренний покой.       — Это не смешно.       — Я и не смеюсь. Но все мы разные, и психика у всех разная. У Вас вот вообще случай… интересный.       — Не думаю, что знание того, что внутри меня сидит Висега, как-то способствует внутреннему покою.       — Я понимаю, Вега.       — Не понимаете.       — Нет, понимаю, — надавил Сантьяга. — Я это прекрасно понимаю. И поэтому не требую от Вас сиюминутного результата. К тому же, возможно, я знаю, как облегчить дело.       — Как?       — Мы выключим Вам эмоции.       — Что?       — Шаррига заблокирует их на время, и Вы сможете спокойно попробовать помедитировать.       То есть ему ещё и придётся добровольно отдать свои мозги на непонятные манипуляции? Ну уж нет, ему и тела хватило и этого Висеги! Где вообще гарантии, что ему ничего там не внушат? Конечно, могли бы уже давно, но ведь что мешает под шумок сделать это незаметно и для него самого?       — Нет.       — Почему?       — Вы прекрасно знаете.       Сантьяга вздохнул.       — Вега, мы теперь семья, нравится Вам это или нет. И во мне, и в Вас, и в любом другом наве течёт кровь Тёмного Двора.       Марк отвернулся. Кровь… Как же. Он минут десять назад смотрел, как один нав другого мочит, и что-то кровь его не остановила. А Сантьяга… вообще не вызывал большого доверия.       Затянувшееся молчание наконец было прервано:       — Вы же понимаете, что без этой помощи шансы на успех падают почти до нуля?       — Я не отдам свои мозги ещё кому-то. Поставьте себя на моё место, согласились бы? Я вот не думаю.       — Вега, я хочу Вам помочь. Спасти.       — Меня? Так уж меня? — его начала пробирать злость.       Чёрные глаза нава опустились, Сантьяга задумчиво смотрел на кровать, пока вдруг не поднял на Марка недовольный взгляд и не пояснил:       — Мой долг — оберегать Семью. Вы теперь её часть, нравится Вам это или нет. Так что да, Вас я тоже пытаюсь спасти. И раз уж Вы часть Семьи, то Вам придётся меня слушать, иначе закончится дело плохо. Для Вас — в первую очередь.       Каждое слово комиссара, казалось, отдавало стальным лязгом. Марк вздрогнул при упоминании возможного конца. Может, он и правда глупил, отказываясь, но ему было… страшно. Как ему быть уверенным, что эти игры в обучение и бытие навов завтра не окончатся взмахом катаны или ещё чем?       — Почему Вы вообще решили, что медитации решат эту проблему? — голос Марка осип.       — Кирнага, основатель школы менталистики, в своих трудах указывал, что воздействие на чужое сознание возможно только путём подавления воли объекта. Висега, будьте уверены, во время Ваших приступов именно это и делает. Вам нужно ответить ему тем же. А для этого нам надо отправить Вас в Ваше же сознание, чтобы Вы его ощутили в достаточной мере.       Он пару секунд раздумывал, говорить ли, но после решил, что терять ему уже нечего: Сантьяга и так всё знает или узнает.       — Я его и сейчас ощущаю. Ну то есть… пару минут назад ощущал.       Ощущение грядущей боли в голове и тисков на шее пропало примерно тогда же, когда Сантьяга заверил, что убивать его никто не собирается. И когда он, в общем-то, пришёл в себя и перестал истерить.       — Сейчас всё нормально? Вам следует сообщать о подобных ощущениях.       — Нормально. Сейчас у руля я, как видите.       — То, что конкретно Вы не можете пользоваться магией, доказывает, что не совсем. Висега борется, он уже знает, что у него получилось, он нашёл себе новое тело. Ему осталось только подавить Вашу волю и сбежать. Медитации на данный момент единственный известный возможный выход, — Сантьяга обратил внимание на свой свежий маникюр. — Я своё предложение не отзываю, советую подумать над ним. И лучше развейтесь.       — Под надзором не развеешься, — Марк хмыкнул.       Марк видел, что Сантьяга прекрасно понимал, в какие условия он его поставил. Действительно, тюрьма какая-то, без сопровождения ему и выйти никуда нельзя. Общаться с остальными можно, но только так, как должен нав. Говорить, как нав, думать, как нав, вести себя, как нав. Но он же ни разу не нав… По итогу челу Марку в основном оставалось шепотом думать про себя. И тихо тлеть в этой тишине.       — Общество Ортеги настолько плохо?       — Нет.       Лучше уж так, чем и дальше киснуть в этой спальне. Хотя, конечно, он бы обрадовался, разреши ему пройтись по Москве в одиночестве. Но кто его с безумным и не совсем контролируемым комиссаром в голове одного отпустит? Правильно, никто.

***

      Вечернее кладбище встретило грязью, парой уже собирающихся уезжать челов около свежих могил да скучающим сторожем. Взглядом он выискивал на одном из крестов табличку со знакомым именем, сетуя, что мог бы уже давно посетить могилу ещё почти два месяца назад, сразу после посещения квартиры, где жил тот Марк.       Среди всего обилия вещей покойного больше всего интересовало свидетельство о смерти, вернее, его дата. Та же, что и у непонятного выброса магической энергии. Это не могло быть просто совпадением. Чутьё подсказывало, что есть во всей этой истории то, что он ищет.       И если бы не проклятые внешние обстоятельства, он бы давно утолил свой интерес, но с каждым днём промедления охотничий азарт разгорался всё ярче.       — Марк, Марк, Марк…       Наконец он остановился около одной из могил и прочитал:       «Исаев Марк Юрьевич, девятое декабря семьдесят второго и… пятое января девяносто девятого».       Впрочем, его внимание тут же привлекла другая деталь. Магический фон. Из могилы. Совсем тихий, неощутимый для слабого мага. Но он ведь не слабак. И фонило тёмной энергией.       — А вот это уже интересно…       Кажется, чутьё его не подвело. Без навов тут не обошлось.       Он материализовал в руках лопату и навёл более сильный морок, вряд ли челам придётся по нраву раскапывание могилы. Ему нужно знать, откуда фон, пусть и слабый. Это ненормально.       Как и вся эта история.

***

      Пару недель назад Марк, которого изрядно достало терроризирование Ортеги комиксами, предложит заключить договор: он читает их и иные заботливо подсунутые книги, а Ортега — делает небольшие дружеские услуги. За прошедшие недели первый помощник задолжал неплохо так. Этим Марк и воспользовался сегодня, вытащив нава на прогулку, заявив, что потом ему уже не надо будет, комиксы, впрочем, тоже. Ортега, однако, принуждённым не выглядел, пробормотав, что ему самому неплохо бы проветриться.       Довольно быстро они добрели до Тимирязевского парка, уходя всё дальше вглубь него. Марк пнул камень и вздохнул. Они с Ортегой уже полчаса перекидывались редкими короткими фразами и одаривали друг друга не самыми довольными, скорее уставшими лицами.       — У тебя лицо такое кислое, как будто мочи дракона напился, — наконец заговорил первый помощник.       — Какая разница, какое у меня лицо? Для очередного отчёта комиссару? — он со злости пнул ещё один камень.       Что делать? А что он может делать? Ему дали выбор, выбор ли? Подумать о предложении Сантьяги звучало как «разрешаю согласиться завтра или послезавтра».       «Тебе всего-то хотят отрубить чувства и отправить искать этого Висегу в своей же башке. Всего-то… А под шумок что-нибудь внушат ещё…»       — Может, мне интересно? Прекрати портить обувь, за неё не ты платил вообще-то.       Марк назло ещё раз пнул камень, внимательно наблюдая за закатыванием глаз Ортеги. Какого-то морального удовлетворения он, однако, не получил. Хотя едва ли ему это удовлетворение хоть что-то принесёт.       Они остановились около Оленьего озера.       — У тебя, кстати, лицо не лучше, — заметил Марк. — Опять этот… Мисага что-то натворил?       — Ах, если бы. Когда творит молодняк — это обычно вполне разрешимые ситуации. Но вот то, что натворил один древний нав, с тобой в том числе, это уже…       Марк дёрнулся и обернулся, вперив вопросительный взгляд в нава. Он что, единственный, кто ничего так долго не знал?       — И как давно ты знаешь?       — Пару часов.       — Обнадёживает.       — На что?       — Что хотя бы ты со мной честен.       — С тобой все честны.       Повисла тишина. Разрываемая только карканьем ворон да шумом ветра. Все ли? Сантьяга вон сколько молчал. Конечно, поборов первую злость, шок, он все же задал себе рациональный вопрос: «А зачем ему вообще было всё это скрывать?» Незачем. И выходило так, что комиссар действительно не был уверен в том, кто поселился в его голове. Но тем не менее ему все хотелось бы знать это раньше, даже предположения.       — И… это он, Сантьяга, тебе рассказал?       Ортега кивнул.       — Как увидел, что читаю труды одного менталиста. Сказал, что лучше он сам всё объяснит, прежде чем я надумаю всякого.       Марк покачал головой. И как Сантьяга только успевал?       — Он сказал, что мне могут помочь медитации. Могут.       — Это уже хоть что-то, — Ортега вздохнул. — Если честно, я удивлён, что он нашёл хоть такой выход.       — Если это выход…       Первый помощник пожал плечами.       — Не узнаешь, пока не попробуешь.       Марк фыркнул, внутри начал распаляться огонь раздражения.       — Ты так говоришь, как будто предлагаешь мне позавтракать, а не отдать свои мозги непонятно на какие дела.       Ортега недоуменно посмотрел на него. Видимо, опять начнет эту песню про кровь, братство и так далее.       — Мне трудно верить в ваши слова о моей неприкосновенности, когда я по ночам вижу, как Висега режет своих же, — пояснил Марк.       — Поэтому он и предатель Семьи. Мы — нет. Но если тебя не убеждает это, то подумай о том, что желай мы с тобой что-то сделать и будь у нас для этого возможность, мы бы уже давно сделали это.       «Очень» обнадёживало. Но логика в этом определённо присутствовала. Марк вздохнул.       — Сантьяга дал мне два дня, чтобы подумать…. И согласиться       — Это в его духе. Но, уверен, он хочет как лучше.       — А если это не сработает?       — Будем искать дальше.       — А если сделает хуже?       — Ну давай мы тебя сразу во Тьму вернем, коль у тебя такое упадническое настроение, — хмыкнул Ортега. — Если не пытаться, то дело может плохо кончиться, я уж не знаю, что ты… Вернее, он, — нав кивнул в сторону Марка, — в следующий раз выкинет. А главное, что будет с тобой. У тебя, по сути, и вариантов нет, так что дай задумке комиссара шанс, ты не представляешь, сколько всего он за это время перечитал.       — Все равно мне эта идея не нравится.       — Она и не должна тебе нравиться, главное, чтобы работала, — Ортега сделал паузу. — Комиссар верит, что не бывает случайностей. Ты не случайно оказался в том лесу и не случайно именно ты. Энергию сливали в месте, где не должно было быть никого, но ты там оказался. Такова твоя судьба. Ты не мог родиться заново просто так, никто не рождается просто так.       — Если только не стать новой тушкой для безумного комиссара.       — Давай мыслить позитивно. Ты всё ещё здесь, значит, есть все шансы.       — И зачем это только вашему Спящему снится?       — Скучно ему.       Видимо, ему всё-таки придётся внутренне согласиться на предложение Сантьяги ради шанса жить. Это уже не вопрос доверия или его отсутствия, это вопрос его существования в принципе. А сходить с ума и погибать Марк ой как не хотел. Осталось только уговорить самого себя.       — Придётся рискнуть, раз выбора нет.       — В первый раз, что ли?       — О чём ты? — в голосе Марка чётко ощущалось напряжение.       — Думаешь, мы не знаем, что ты делал в лесу? — лицо и взгляд Ортеги оставались беспристрастными.       Марк мгновенно взъерепенился, поджал губы и ответил на его взгляд своим, яростным. Это была та часть его биографии, которую он сам бы лучше не знал.       — Только не надо меня осуждать. Мне нужны были деньги на лечение мамы, моей зарплаты на это не хватало.       — Тебя никто не осуждает, мне вот лично плевать на то, что челы друг друга травят всякой дрянью…       — Об этом ещё кто-то знает?       — Конечно, нет, только я и комиссар. Зачем порочить твоё имя и усложнять жизнь бывшим родственникам и друзьям?       Слух неприятно резануло «бывшим», таковыми он их уж точно не считал. И неважно, что кровь у него теперь не алая, а чёрная.       «Хоть на этом спасибо…»       — Я надеюсь, тебе завтра не приспичит гулять?       — Ты так говоришь, как будто я твоя нелюбимая болонка. Нет, не приспичит, отдашь долг потом. А что?       — Дела у меня, — нав улыбнулся.       — Дела эти зовут случаем не Златой? Ты же с ней мило чирикал по телефону, пока я твои фильмы смотрел?       — Как будто тебе они не понравились.       — Может, я завтра и захочу гулять, кто его знает?       — Противный.       — Прям как ты. Вы все.       — Продолжай в том же духе, и никто не заметит, что ты подкидыш.

***

      Он отбросил лопату и запрыгнул в могилу. Пара движений, приложенная немалая сила — и крышка с лёгким треском вопреки гвоздям отошла от основной конструкции гроба.       Прихваченная фотография Марка оказалась как нельзя кстати. Светловолосый, с добрым взглядом и мягкими чертами лица. Смотрящий на него чел не производил впечатление бандита, и с плохой компанией связался только из-за матери (пара вопросов старым сплетницам у подъезда, и вся информация о её болезни была у него, как, впрочем, и её «чудесное» исцеление сразу после смерти сына). Он сверил фото с лицом тела. Только начавшим разлагаться.       — А видок у тебя должен быть уже похуже… Но ты ведь и не чел, правда? — он поправил воротник костюма и встал.       Кукла. И не более. Осталось выяснить, куда делось настоящее тело.

***

      Кортеса привёл в чувство Лебедь, обнаружил он себя уже вытащенным из авто. Его напарник после закономерного вопроса о самочувствии только подметил, что, судя по тому, что они оба не испустили дух из-за положения вверх ногами, а также судя по нетронутым артефактам, без сознания они оба были недолго, а маг не рискнул соваться и предпочёл скрыться. И что плакали их денежки и положение в глазах Сантьяги.       Кортес на это только хмыкнул и внутренне задумался об этом самом положении. У него не было радужного представления о взаимоотношениях с комиссаром Тёмного Двора: как бы нав им ни улыбался, а он всё же нав. И мысль о том, чего же потребует нав за такой провал, не покидала его ни при разговоре с Сантьягой по телефону, ни по пути в Москву, ни даже в «Для желудка», где они договорились встретиться.       А когда грянул объект его тяжких дум, внутри всё натянулось до предела. Сантьяга внимательно выслушал полную версию произошедшего и, уловив его настроение, только легко уколол:       — У всех бывают провалы, Кортес, уж не думал, что придётся объяснять это Вам. Не переживайте, Тёмному Двору ваши жизни ни к чему, — франт откинулся на спинку кресла и сложил руки.       Они с Лебедем переглянулись, и Кортес понял, что сейчас ему придётся сообщить о потере дорогостоящего оборудования. Или всё-таки обмундирования?       — «Умник» разбился.       — Что ж, возможно, я погорячился с предыдущими словами, — только по весёлому огоньку в глазах Сантьяги было ясно, что он шутит. — Это не великая потеря для Тёмного Двора, если это плата за знание о маге, хранящем наш артефакт, то пускай, — отмахнулся комиссар.       — Знание о маге?       — А что, вы его не рассмотрели? Я хотел бы посмотреть вашу память. Будем считать, что так вы выполните наш контракт.       Как лихо вывернул! Не то чтобы Кортесу было что скрывать, но память… Это для любого слишком личное. И Сантьяга прекрасно знает, что они обеими пятками против, да вот только отказаться не могут, не при таких обстоятельствах. Да и вообще… Отказать комиссару Тёмного Двора — себе дороже, особенно если навы так жаждут вернуть артефакт. Сантьяге ведь ничего не мешает передумать и взять их жизни в оборот, контракт всё ещё не закончен.       — Запомнил, — кивнул наёмник.       — Отлично, тогда буду ждать вас, — чёрные глаза нава оглядели сначала его, затем — Лебедя, — завтра в Цитадели. Благодарю, — он кивнул официанту, принёсшему крепкий кофе.       — В Цитадели?       — Прилюдно смотреть чужую память не слишком этично, не находите? Вы же не преступник.       — И что будет с этим челом после?       — Если он и правда связан с Церковью, то в Тайном Городе он не появится, во всяком случае, пока что. Объявим его в розыск, международный в том числе.       — Раньше Церковь охотилась на магов, а теперь — наоборот, — Лебедь состроил неопределённую мину.       — Прошу заметить, что наш беглец тоже маг. А маги на магов всю жизнь охотятся, так или иначе, — комиссар отпил кофе.       Остатки «Умника» Сантьяга разрешил оставить себе, заявив, что в арсеналах Цитадели и так полно хлама, однако его многозначительный взгляд сказал сам за себя.

***

      Шарригой оказался курчавый и серьёзный, даже уставший нав. Видимо, мастер был не очень рад тому, что ему подкинули работу, да ещё и такую… нестандартную. Марку даже стало интересно, знает ли тот до конца, что вообще с ним, или Сантьяга опять предпочёл оставить знание при себе. Конкретно сейчас менталист собирался как-то заглянуть ему в голову (и хотя Марку это по вкусу не пришлось, делать было нечего, Сантьяга смотрел так, что возражать было себе дороже).       — Ну давайте попробуем, — Шаррига потёр ладони и положил их сидящему на кровати Марку на голову.       Он неуверенно покосился на стоявшего у окна Сантьягу, тот на его взгляд никак не отреагировал, казалось, погружённый в собственные мысли. От наблюдения за комиссаром отвлекла резкая головная боль и стон боли отпрянувшего, словно обжёгшегося, Шарриги. Марк схватился за виски и закричал:       — Какого хера?!       Сантьяга уже стоял около него. Шаррига тяжело дышал и тихо спросил:       — Что ж там за дух такой?       — Вы что, ему не сказали? — злости в тоне Марка было хоть отбавляй.       Этот нав вообще может хоть что-то хоть кому-то сказать до конца?! От таких вот утаек вряд ли получится хоть что-то хорошее: Марк был просто убеждён, что пользы от полного понимания ситуации менталистом было куда больше, чем от попытки скрыть от очередного нава вернувшегося из забытья первого комиссара.       — Древний и очень злой на нас. Обсудим это позже, — Сантьяга сложил руки в карманы. — Давайте приступать к медитациям.       Шаррига недоверчиво покосился на комиссара и покачал головой, пока тот не видел. Марк вздохнул, всё-таки не он один не разделял подход Сантьяги. Но делать было нечего. Рука менталиста снова легла ему на голову.       — Если мне не сожгут мозги сегодня, это победа, — попытался отшутиться Марк, за что словил недовольный взгляд Шарриги. — Простите. Я просто переживаю.       — Ничего, сейчас перестанешь.       — Ну подождите, — он схватил Шарригу за руку и отвёл.       — Вега. Я думал, это вопрос уже решённый, — недовольно проговорил Сантьяга.       — Я хочу сначала узнать… а что мне потом делать? Ну чтобы не тратить время после, — он определённо тянул, как мог.       — Мы уже это обсуждали, — комиссар вздохнул.       Сантьяга, предупредив о визите мастера, поставил Марку две вполне конкретные цели: найти, ощутить Висегу и подавить его.       — Приступайте, — Сантьяга кивнул мастеру.       Рука снова легла Марку на голову, и тот обречённо вздохнул.       — Вервуал дио’вишор айн…       Даже Марк, не сведущий в магии, ощутил силу произносимых Шарригой слов. Слова подчиняли себе реальность и его разум, а витающая вокруг магия, казалось, наэлектризовывала пространство. И он ощущал, как всё замирает внутри, затихает, словно он становится лишь наблюдателем своей жизни, словно это и не он вовсе, а кто-то другой. Очень странно не испытывать совсем ничего: ни страха, ни горя, ни радости, ни интереса. Даже думать о чём-то перехотелось. Как будто кто-то дёрнул рубильник (а кое-кто и дёрнул) и выключил всё то, что делало его Марком.       — Как ощущения?       Он посмотрел на Сантьягу и отвернулся, ничего не ответив. Даже не знал, что и сказать, а собственное ощущение буквального ничего было куда интереснее ответов на расспросы.       — Это нормально, он привыкает, — вмешался Шаррига. — Вега, — он посмотрел в чёрные глаза собрата, — не забывай, что ты должен сделать.       — Я бы попросил Вас остаться здесь.       — Конечно, комиссар. Вега, ложись и пробуй дремать, но не засыпай.       Марк послушно лёг на спину и закрыл глаза. Пожалуй, начни ему сейчас что-то внушать, ему было бы всё равно. Но он об этом даже не думал. Тяжело думать о чём-то, когда на всё плевать.       Только странное гнетущее, словно чужое чувство не покидало его. Слабое, едва ощутимое, но Марк отчего-то будто знал, что это только начало. Что вот-вот это чувство накроет его с головой.       — Какова вероятность удачной попытки?       — Я не знаю. Вы мне не говорите подробности, а я сам нечасто это пробовал. У него может получиться, а может и нет. Может, получится в этот раз, а в следующий — нет.       Он слышал разговор. Слышал дыхание, тихое жужжание одинокой мухи, залетевшей в спальню. Ему показалось, что сейчас он, неотвлечённый ничем, что было внутри него, гораздо лучше ощущает окружающий мир. Но в какой-то момент звуки стали стихать, и он еле как держал себя в полудрёме, уже и забыв, зачем. Пока странное навязчивое ощущение не стало ярче, и волна древней ярости не окатила его.

———

      Он бросался на двери, впивался в них ногтями, царапал, стирая пальцы до крови. И ревел. Висега, первый комиссар Нави, сейчас мало чем отличался от загнанного в ловушку дикого зверя. Его истошный вопль вырывался за пределы камеры и разносился по всему подвалу полуразрушенной крепости.       Ярость разливалась волнами по его телу и обжигала разум. Ненависть скапливалась и преумножалась в сердце. И всё, чего он желал, это смерть тех, кого не так давно сам вёл в бой.       — Висега.       Голос за дверью породил ещё больше бешенства. Кирнага. Его друг. В прошлом.       — Предатель!       — Нам надо поговорить.       — Ну так зайди, — его голос стал тише и принял угрожающие нотки.       Ни у кого из тёмных не было и капли сомнения, что первый комиссар и голыми руками способен убить.       — Хорошо.       Послышался щелчок, и механизм начал натягивать цепи оков, оттягивая Висегу к стене. В итоге он оказался буквально прижат к холодному камню и только бессильно бился в натуральной истерике. Если бы он только сломал эти чёртовы цепи… Но навскую сталь не мог сломать даже он.       — Трус!       — Может быть, — Кирнага открыл дверь и зашел в камеру, рассматривая его.       — Нравится?       Кирнага отвёл взгляд.       — Нет, ты смотри, — переходящий в шипение шёпот одного единственного узника был как никогда громок. — Что они со мной сделали. И ты в их числе.       — Ты и Ярга убили бы Навь.       — Не смей говорить, чего не знаешь! — Висега снова попытался рвануть вперед, металл впился в тело, но едва ли его беспокоила боль: пылающая ярость была готова соревноваться с оковами в стойкости, и он не оставлял тщетных попыток порвать их. — Мы с ним создали Навь! Мы создали вас! Кем бы вы все были без нас? НИЧЕМ! — Он поморщился, кто же знал, что их детище когда-то будет вызывать у него такое омерзение. Неблагодарные трусы, не верящие своему князю. Проклятые предатели. И Кирнага в их числе. — Мы привели бы Навь к настоящей вечности. Мы были бы непобедимы. Но вы испугались.       — Вы не слушали никого. Ты и Ярга ни во что не ставили Навь.       — Навь — это мы, — Висега задрал голову, он давно был убеждён в этом тезисе. — Мы сделали её такой, и нам её менять. Кого мы должны слушать? Слушай мы хоть кого-то, что бы было?       Он много раз слышал этот вопрос из уст Ярги. И каждый раз натыкался на один и тот же ответ. Ничего бы не было. Не было бы ни великих походов, ни трепета миров перед воплощениями Тьмы, не было бы даже Тёмного Двора: империя существовала лишь потому, что Ярге было плевать на мнение вождей и желания племён. Он приходил и брал своё. Только так и добывается величие, подлинная сила, власть. Ярга верил в свою судьбу. И он верил. И они сотворили невозможное.       — Я вижу, наш диалог заходит в тупик.       — Зачем ты пришёл? Меня решили-таки прикончить?       Он последует за князем? Перед глазами второй день стоял образ уходящей под землю Железной Крепости. Впрочем, Висега ощущал, что тот ещё жив, правда, с каждым часом ощущение это слабело. Ярга умирал.       На пару секунд в камере повисла тишина. Он сверлил предателя полным ненависти взглядом, мысленно перебирая, как именно расправился бы с каждым, будь у него возможность. Простую смерть он им ни за что не подарил бы. Нет, только не за такое.       — Ты будешь жить и будешь искуплять свою вину. Пар… Князь сказал, таково твоё наказание: ты проведёшь всю свою вечность в служении. Так легко, как Ярга, ты не отделаешься, — Кирнага тоже вздёрнул подбородок, но как-то с натугой.       — Легко?       Висега дёрнулся в очередной раз и опять не смог достать до ненавистного бывшего друга. Это «легко» резало слух и сердце даже больше, чем новый титул главного предателя.       — ВЫ ЗАМУРОВАЛИ ЕГО ЗАЖИВО!!!       Ярга… Его великий заурд и хан’ар. Его смысл и неотделимая часть. Часть, которую он ощущал всё хуже. И Висега с ужасом осознавал неизбежность того момента, когда и без того слабая связь оборвётся, когда исчезнет тепло и он останется один. Когда ему придется искать остатки этого тепла в себе.

***

      Сантьяге пришлось буквально вдавить Вегу в кровать: тот метался, хрипел, порой открывал сверкающие злобным золотым огнём глаза, скалился, рычал, снова проваливался в забытье. Спокойнее стало, когда он надел приготовленный на всякий случай «поводок»: артефакт не позволял двигаться, так что Веге или Висеге (тут уж комиссар не знал) оставалось только беспомощно хватать ртом воздух и скалиться.       Он обернулся к обеспокоенному Шарриге, который тихо заметил:       — Это то, о чём я предупреждал.       Да, менталист и правда говорил, что раз в голове Веги есть какой-то дух, медитации пройдут далеко не спокойно. Но Сантьяга и не ставил подобное целью: будучи боевым магом, он в первую очередь рассматривал подобную возможность не как процесс самопознания, а исключительно как поле боя, куда, увы, ни он, ни Шаррига вмешаться не могут. Но за неимением альтернатив (а вопрос следовало начать решать уже сейчас), приходилось рисковать.       — Кто в нём? — Шаррига печально посмотрел на хрипящего сородича.       Сантьяга окинул взглядом вспотевшего Вегу (и немудрено, пока он держал, то отчётливо ощущал бешеный пульс того).       — Вы же понимаете, что эта информация…       — Комиссар, — со вздохом перебил его менталист, — я не дурак. Никто не узнает. Никто.       На мгновение он замер, раздумывая в последний раз, стоит ли, но раз уж прибег к помощи Шарриги, стоило рассказать всё с самого начала. Но привычка — вторая натура, никуда не денешь.       — Первый верховный комиссар. Висега, — довольно спокойно оповестил он, наблюдая за меняющимся лицом Шарриги: от неверия эмоции довольно быстро перешли к страху. Мастер с настоящим ужасом смотрел на бессознательного Вегу.

***

      Ненависть, злоба, боль хлынули, казалось, нескончаемыми волнами, и Марк тонул в них. Видел чужими глазами, ощущал всё то же, что ощущал когда-то первый комиссар. И захлёбывался этими ощущениями. В короткое мгновение, когда он не был Висегой, то словно не мог всплыть, открыть глаза и даже пошевелиться.       Пока очередная волна, но теперь уже отчаяния, не накрыла по новой.

———

      Висега замер. Кто-то будто захлопнул дверь, и звуки пропали. Пропало то самое ощущение, за которое он цеплялся, из которого он черпал силы и ярость. Которое подогревало бурлящий котёл ненависти.       — Нет… нет…       Ноги подкосились. Словно с этим чувством пропали все его силы, и тело, само существование стало безвольным. Тяжким грузом.              — Висега?       — Ярга…       Его взгляд судорожно метался по камере, словно он пытался найти Яргу здесь. Словно это могло помочь ему снова ощутить его присутствие. Но Ярга был мёртв. Он не чувствовал его более.

———

      Опять видение. Отчаяние заставляло его хотеть спрятаться где-то или, по крайней мере, сжаться и расплакаться. Но Марк, как мог, напоминал себе, что это всё не про него. Что это ложь, что стоит ему сдаться, как он тут же потеряет контроль. И что будет дальше — всем известно. А он жить хочет! И не меньше первого комиссара!       Висега пытался подавить его эмоциями. Теперь Марк понимал, как происходит эта борьба. Он тоже мог бороться. Точно так же.       Он чувствовал Висегу. Ощущал давление его сознания, и казалось, словно мог ухватить его за руку, метафорично, конечно. Тела он не ощущал.       Новая волна разбилась о его собственную ярость и жажду победы. Но первый комиссар тоже не собирался сдаваться. Невидимая, но ощутимая стена сдерживала всё большее буйство боли, и Марк чувствовал, как та трескается и даёт течь.       Пока не затопило всё. Их обоих.

———

      Кирнага опустился рядом с ним на одно колено и положил руку на плечо.       — Висега, это я просил, чтобы тебя не убивали. Я хотел, чтобы у тебя был шанс. И ты увидишь тот мир, который хотел создать Ярга.       Но зачем ему мир без Ярги? Если Ярга — это и есть его мир?       Внутри всё оборвалось. Их с Яргой детище воткнуло нож в спину. Лучший друг предал его и теперь ещё, будто этого мало, обрёк его на вечность в муках. Тот, кому он посвятил всю свою жизнь, теперь мёртв. И словно он вместе с ним. И всё его существование отныне — сплошной ад.       И что ему теперь делать?

———

      Однако сейчас ответ на заданный тысячи и тысячи лет назад вопрос был очевиден. Бороться. И у Марка причин бороться было ничуть не меньше. Ради себя. И ради тех, кто ему дорог. Он уже успел расценить, чем может обернуться возвращение того же Висеги не только для Тайного Города.

———

      Гнетущую тишину, повисшую на кухне, сменили не менее давящие слова матери:       — Они сказали, что уже поздно что-то делать… Посоветовали жить, пока время есть.       Марку хотелось лично придушить этих советчиков. Разве жизнь в ожидании смерти, в страхе — это жизнь? Он почти смял заключение, раз за разом прокручивая в голове диагноз. Рак лёгкого.       — Они даже не захотели попытаться.       Но это не значит, что он не попытается. Нет, он будет бороться до последнего. Пока она жива. Или пока жив он сам!       — Маркуш, ну откуда такие деньги у нас на это?       — Я достану.       — Ты зря влезешь в долги, сказали же, что поздно…       — НЕ ПОЗДНО! — он швырнул лист на стол. — Я всё сделаю!       Ему хватило смотреть на цинковый гроб отца. Тогда он ничего не мог сделать. Но сейчас он должен хотя бы попытаться. Нет, сделать всё, что в его силах, и даже больше. И победить.       — Марк…       — Я не хочу быть один… я не… — его голос дрогнул, и на глазах проступили слёзы, — я не могу тебя потерять.       Мать обняла его, её маленькая ладошка гладила Марка по спине, пока по его щекам текли крупные слёзы, а сам он трясся в рыданиях. Как в детстве. Словно он опять был маленьким ребёнком. И весь его мир заканчивался на одном человеке.       — Всё хорошо… всё хорошо.       — Нет… нет, не хорошо, — он сжал её в объятиях.       — Я ещё здесь, милый.       — Тебя вылечат. Я тебе обещаю.       — Марк… — мать добро улыбнулась и посмотрела на него, положив руку на щеку в успокаивающем жесте. — Ты у меня такой взрослый стал…       — Я всё сделаю! — слезы размыли образ матери. — Мама!       Он все сделает. Чего бы ему это ни стоило.

———

      Его чувства были не слабее чувств Висеги. И ради того, кто был ему дороже всех остальных на свете, хотя бы ради неё, он был готов биться с Висегой, с судьбой с такой яростью, которую не каждый проявил бы ради самого себя.              Пусть она считает, что он мёртв. Но это не так. И он всё ещё её любящий сын. И он обязан победить, чтобы помочь ей. Он не может просто так её бросить!

***

      Марк сделал судорожный вдох, попробовал встать, но не получилось. Он бездумно смотрел на размыленный потолок, пытаясь понять, что происходит.       — Вега?       Моргнул и ощутил, как по щекам катятся слёзы. Его трясло, он делал короткие судорожные вздохи.       — Вега, всё хорошо, — аккуратное поглаживание по голове. — Ты проснулся, всё хорошо. Комиссар, я могу снять «поводок»?       Марк только сейчас ощутил, как на шее было что-то затянуто, словно петля. Или правда поводок.       — Подождите. Вега, не молчите, говорить Вы всё ещё можете.       — А что я… должен говорить? Отпустите меня.       Послышались шаги. Поводок быстро развязали, и в следующую секунду Марк почувствовал, что может двигаться. Он облегчённо выдохнул, но тут же замер, когда приятная ткань коснулась его зажмуренных глаз. Из груди вырвался судорожный вздох.       — Вы молодец.       — Как ты себя чувствуешь?       Вместо ответа Марк накрылся одеялом с головой. Он не хотел, чтобы его в таком состоянии видели или рассматривали. Будто эти двое не ощущают его эмоций, он как ребенок, спрятавший голову и думающий, что теперь его никто не видит… В комнате повисла тишина. Пускай и недолгая, но она помогла ему сконцентрироваться и отвлечься от мыслей о том, что он видел. Когда Марк понял, что навы всё так же стоят над ним и ждут ответа, то ему ничего не оставалось, кроме как буркнуть:       — Нормально.       — Мне нужно попробовать ещё раз посмотреть тебя, — извиняющимся тоном оповестил Шаррига.       Марк убрал одеяло и бросил недовольный взгляд на менталиста, тот явно сам был не в восторге от этого. Он вздохнул и приготовился к боли, как в прошлый раз. Шаррига положил руки ему на голову, однако дальше ничего особенного не происходило.       — Неплохо, — хмыкнул нав, убрав руки, — по крайней мере, Висега успокоился.       Марк бросил недоумённый взгляд на Сантьягу. Тот всё-таки рассказал?       — Мы такое зрелище последние пять часов наблюдали, что выбора у меня не осталось, — пояснил комиссар.       — А что было?       — Вам правда нужно описывать, как Вы пытались испустить дух? Весьма театрально, надо заметить.       — Комиссар! — это возмутился уже Шаррига.       — Шаррига, Вы свободны.       Явно недовольному мастеру, бросавшему на него сочувствующие взгляды, пришлось уйти. Какой же противный. Действительно, отличительная семейная черта.       — Это можно считать удачной попыткой?       — Вы очнулись — это уже достижение, и разум Ваш, по словам Шарриги, спокойнее, возможно, в ближайшее время приступов не будет. Кстати, попробуйте использовать магию.       Марк без особого энтузиазма посмотрел на руки. Он не ощущал себя как-то отлично от того, что было до медитации, и очень сомневался, что у него вообще нормально это получилось и что от этого будет результат. Ну что ж, попытка не пытка. Марк вспомнил, как Ортега безуспешно пытался научить его колдовать. Сосредоточившись и представив образ молнии, он произнёс слова аркана, «эльфийской стрелы», и сделал лёгкий пас рукой. Из кончиков пальцев тут же вырвалась небольшая молния, ударившаяся о стену и сжёгшая часть обоев. Сантьяга молча смотрел на результат, потом на него, как на идиота (к слову, сам Марк неверяще смотрел на чёрное пятно на обоях).       — Безопаснее был бы морок.       — Что вспомнил, то и сделал, — он пришёл в себя и довольно улыбнулся. — Главное, что получилось.       — Я надеюсь, больше бросаться направо и налево «эльфийскими стрелами» Вы не будете? В этом году в бюджете не предусмотрена такая статья расхода, как «ремонт».       Марк отвернулся и закатил глаза, но едва ли это помогло, Сантьяга, будучи сильным магом, прекрасно ощущал его эмоции.       — Не нужно закатывать глаза, — комиссар произнёс это предупреждающим тоном.       — И что дальше? Меня будут учить магии?       — Будут. Завтра к семи я жду Вас в тренировочном зале. Минус второй этаж.       С такими словами комиссар, явно довольный собой, ретировался.