Пустоцвет

— Простите, но никакие линзы не смогут излечить ваш недуг. Воображение любезно предоставило ей картину слизня. Большого такого, как из детской рекламы про важность гигиены — иначе в животе вырастут вот такие вот склизкие, бурлящие дерьмом твари. Наверняка грязно-зеленого или даже горчично-поносно-желтого цвета. И плевать, что в стекле своей способности Мари уже видела обычного человека. Вполне чистого. — Я знаю. Продадите? Фармацевт с усталым вздохом пробил-таки ей линзы. Хотелось бы, конечно, взять еще и тест на беременность, да без толку. Мари отсчитала наощупь наличку и вытащила точную сумму. Если мужчина и удивился, то ничего не сказал. Старый пердун. Впрочем, может быть он и не со зла сказал, а просто устал от глупых посетителей, но у Мари в принципе все медики (или мужчины?) вызывают недоверие. И даже не в Мисаки дело. Мари сняла солнцезащитные очки (так глупо, наверно, ходить в них вечером) и, хорошенько промыв руки антисептиком, надела линзы. Медленно пошла по улице. Она не стала брать какую-нибудь трость, надеясь на удачу и свой причудливый калейдоскоп под веками, но осторожность не помешает. Почему-то в ней зрела уверенность, что Зенины могут быть везде и так просто не оставят смерть своего родича. Она бы не простила. В планах — затеряться среди толпы и рвануть в какую-нибудь провинцию. Будет зарабатывать за счет лотерейных билетов и жить свою лучшую жизнь. Она повыше натянула капюшон подростковой толстовки и направилась на вокзал.

***

Чем думала Мари, когда просила бедного водителя отвезти ее в больницу, она совершенно не знала, но не могла его винить. В больнице, конечно, в ней сразу распознали жертву, и продержав сутки под капельницей в кровати с подогревом, ибо она умудрилась заработать легкое переохлаждение стоп, к ней, конечно, отправили полицейских. Но что Мари точно поняла за эти десять дней — она или сошла с ума, или реально попала в какой-то другой мир. Стоило, наверно, начать с того, что это был другой год. Слава всем богам, что не будущее, но приятного мало. Перед полицейским и его молоденькой напарницей-практиканткой, у которой даже голос был красивый, Мари стояла на своем — не помнит, как оказалась на дороге, откуда она родом и вообще почему в такой одежде. Нет, не знает, сколько времени вот так проходила. Да, похоже, амнезия. Нет, имени тоже не знает, куда там до фамилии. Нет, слепой была она не всегда. Да, видимо, изнасиловали. Да, согласна на аборт, спасибо. Полицейский был рад по-быстрому решить новое дело — добавил ее в реестр неопознанных, дал какую-то бумажку на подпись, свою визитку с номером, да ушел. Практикантка же подошла к делу серьезнее. Уснув в полной прочими людьми палате, Мари проснулась уже в одиночной, с телевизором и отдельной душевой. Точнее, ее разбудили, ведь нужно было пойти-поехать в отделение гинекологии, ибо экстренный аборт делать уже поздно. Мари даже в новинку было его делать в таких стерильных условиях, да с анестезией и чтобы врач не норовил ей присунуть! Воистину, чем больше живешь, тем больше узнаешь. Кроме того, когда Мари из отделения закатили на коляске назад в палату, ее уже ждала внутри эта донельзя эмпатичная девушка. Прямо алмаз среди углей. И имя подходящее — Тэкэра. Принесла ей небольшую сумку с самыми нужными вещами, обувью, наличными и кнопочным телефоном с новым номером. Мари честно пыталась отказаться, найти в себе те крохи гордости и самоуважения (они когда-то были, честно!), но девушка прониклась ее ситуацией, а потому не собиралась так просто оставлять ее. Даже предлагала пожить некоторое время у себя, но тут уж Мари взбрыкнула по-настоящему. К ней и так каким-то чудом еще не пришли Зенин, и она не собирается из-за своего эгоизма губить такого хорошего человека. Отговорилась, что она собирается пойти в центр для жертв насилия и прочее-прочее, а потому не может просто так пользоваться чужой милостью. Со скрипом Тэкэра-сан согласилась, но поставила свой номер на быстрый набор и проверила, может ли Мари пользоваться телефоном. Боги, она всю жизнь только с таким и жила. В общем, придя к Мари на четвертый день, она ожидаемо никого не нашла.

***

Первым делом, сбежав из больницы, Мари вытащила симку и засунула в прослойку чашечки лифчика. В ней была уверенность, что Зенин все равно ее найдут, а потому она не собиралась связываться с этой слишком благородной девушкой и как-то подставлять ее. Хотя, с другой стороны, номер еще может понадобиться… Но уйдя на достаточно большое расстояние, она села на скамеечку и стала напряженно думать, что делать дальше. У нее нет документов. Нет денег, нет понимания, где она вообще сейчас находится. У кого даже спросить помощи она не знала. Раньше ей не раз доводилось ночевать у других шлюх. Часто — сбежав от своих «любовей», за что бывшие (ха-ха) проститутки могли хорошенько оттащить ее волосы, но никогда не прогоняли прочь. Дадут по шее, но поставят есть и даже приготовят чистую постель. Часто такие женщины жили парочками или троечками, и редко когда оставались одни, как беспризорница-Мари. Они же и, отведя взгляд, давали ей советы и даже обещали найти такую же «дикую, но хорошую девочку», чтобы ей было не одиноко. Разжевывали ей, молодой дуре, правила этой жизни, раз уж никто не удосужился. Может быть, испытывали вину за то что вовремя не спасли ее и не говорили бежать прочь от ее «первой любви»? Все может быть. Но она оказалась в прошлом и сейчас эти женщины, поди, еще в средней школе и к ним только-только присматриваются их будущие сутенеры. Мари бы попыталась их найти, да женщины никогда не говорили, откуда они родом, опасаясь, что с их семьями что-то случиться. Или просто стыдясь своего положения и страшась рассказать им правду. Она уронила голову на руки, понимая, что зря все-таки не интересовалась в свое время всякими курсами валют, спортивными матчами или, на крайний случай, просто всякими компаниями, выстрелившими в какой-то момент в популярность. Но с другой стороны, она ведь, вроде, маг? Провидица, да? Конечно, она не собирается вот так с размаху открывать свое дело по предсказаниям. Тогда уж сразу заорать на всю улицу «Зенины, я здесь» и ждать. Но можно помухлевать. Поэтому Мари, сначала приобретя солнцезащитные очки и линзы, чтобы вот так сразу не пугать людей, купила на всю имеющуюся от Тэкэры-сан наличку четыре лотерейных билета, где выигрыш каждый раз становился на нолик больше. Ну, почти все. Потратила некоторое время, чтобы найти полупустой бар. Заказала пива, да стала прислушиваться к телевизору, где в это время объявляют выигрышные номера. Пока было вступление, попросила бармена медленно зачитать числа на ее билетах, отговорившись плохим зрением, и старательно все запомнила, как детскую песенку. Дернула под веками калейдоскоп и стала присматриваться к нужным цифрам. Не учла лишь, что вероятность выигрыша была примерно один к дохуя. Приходилось держать в голове числа и присматриваться к стеклам. На каждом было по девять чисел, и вот так запомнить тридцать шесть совершенно разных цифр было тяжеловато, потому Мари просто (просто ли?!) подтянула свое стекло поближе к глазам и стала сравнивать его с другими. Она понятия не имела, правильно ли вообще поступает и так ли люди смотрят будущее, но пока работало, не рисковала что-то менять. Время снова текло как в замедленной съемке, что было ей на руку. Она внимательно всматривалась в числа и отбрасывала в сторону ненужные стеклышки. Не спрашивала — какие еще стеклышки? В какую сторону, и где она вообще находится? Просто делала, не думая. Наконец, нашла нужное стекло и окунулась в него с головой. Вынырнула из калейдоскопа, да сложила выигрышный билет пополам и убрала в карман. Немного пригубила пива и, подышав на успокоение нервов, стала слушать следующий числовой порядок… Через полтора часа — именно столько идет программа, — у нее уже было на руках миллион сто одиннадцать тысяч йен. То есть, в билетах. Ни одна контора так сразу не обналичит ее билеты, не заподозрив в мошенничестве, а потому пришлось снова подтянуть стеклышки к глазам и найти самую для себя удобную. Увы, это оказалось далековато, и Мари пришлось ехать до того места на такси. К сожалению, для обналичивания требовался паспорт, и Мари со скрипом предложила отдать треть выигрыша. Мол, хочет сохранить инкогнито. В ходе торгов сумма увеличилась до половины, но в голове к тому времени созрел уже новый план, а потому Мари не отчаивалась. Получив в пакете купюры, она спросила у того же работника, где можно приобрести, скажем, документики? Попрощалась еще с половиной, оставшись с четвертью, но получила нужные контакты. Ушла она, тем не менее, довольной. Еще этим утром Мари убегала из больницы в государственных тапочках (спасибо Тэкере-сан за помощь, но обувь она купила на размер меньше), а сейчас уже вовсю планировала свою мошенническую деятельность, за которую ее никто не сможет поймать, потому что ни один закон не запретит ей подсматривать нужное будущее. Однако зарываться все же не стоит, и поумнее людей ловили. Она нашла достаточно приличную гостиницу — ни плесени, ни тараканов, ни шлюх, красота! — и оплатила номер на три дня с трехразовым питанием. В первый день просто спала, наслаждаясь своими законными на эти сутки квадратными метрами и поедая пресновато-подгорелую еду, а во вторые — пошла на дело. Снова купила билеты, теперь лишь на большие суммы, и провернула ту же схему. Пусть у нее и кружилась голова, пусть пульс скакал от тахи- до брадикардии и появилась, судя по слабости, заломам в уголках рта и общей сухости губ, анемия, но теперь у Мари было достаточно денег. Она, блять, впервые в жизни настолько богата. Мари связалась с человеком, который бы сделал ей документы. Наобум назвала паспорт со своим именем, медицинскую страховку, аттестат об окончании школы, три банковских счета. Хотела сказать про водительские права, да прикусила язык. Пришлось добавить, чтобы во все это, куда надо, записали и пунктик об инвалидности по слепоте. Человек на том конце телефона, казалось, не был впечатлен, а просто назвал сумму. Такие деньги у Мари имелись, пусть костлявая алчная рука и сжала ее сердце. Отправил адрес места, где нужно было оставить аванс в размере половины стоимости пакета документов, а через неделю отдать остаток и забрать все, что причитается. Мари сбросила звонок с противоречивыми чувствами. Но ей требовались документы. Она не может остаться здесь, ей нужно драпать как можно дальше. Она и так все чаще проваливалась в свой калейдоскоп, где все больше стекол становились мягкими, все норовя схватить Мари и уронить в себя. Ей это не нравилось. Но у нее было два, нет, три пути: прямо сейчас выйти на улицу и ждать Зенинов, да молить, чтобы ей не рубили руки-ноги. Второй — встать на трассу и заработать на переезд привычным, так сказать, способом. Потом можно сразу в петлю, чего мелочиться? Ей был, блять, за какие-то заслуги дан второй шанс прожить эту жизнь. Пусть в начале было тяжеловато, грустновато, но в конечном счете не случилось ничего, с чем бы она не смогла справиться. А Мари сильная, не привередливая. Попросив у хозяйки гостиницы добавки, Мари крепко наелась, прежде чем снова пойти за билетами. Предстояло много работы.

***

В итоге она получила новые документы — Мари Хамада. Не бог есть что, но пойдет. Двадцать пять лет. Бывшая детдомовская. Окончила обязательную среднюю государственную школу в Токио, не стала учиться дальше. Нет семьи, нет высшего образования. Вообще-то эта Мари Хамада была реальным человеком, просто пропала с шесть лет назад. Когда Мари в первый раз заявилась отдать аванс, то ее внешность списали и как раз нашли удобную личность для кражи. Фото все равно было аж, вот, шестилетней давности, можно подправить или даже отговориться, что выросла и поменялась. Одна группа крови, как совпало. Даже по возрасту плюс-минус подходят. Джекпот, не иначе. Мари не стала загоняться на этот счет, больше озабоченная местом, куда она могла бы поехать. На ее счету было тринадцать миллионов — по три на каждом счету и еще четыре наличкой в непроницаемом пакете, и следовало как можно быстрее сваливать. Наобум она указала на вокзале на точку — то оказалась Косака. Поселок почти возле океана, но достаточно маленький. Самолет как средство передвижения отпадал сразу — спасибо, блять, она уже полетала, и она купила билет на поезд. Выкупила все купе, и, пока оставалось время, закупилась некоторой одеждой, средствами гигиены, вкусняшками, которые в свое время не осмеливалась бы купить. Зонтик, потому что складные трости не продаются на каждом шагу. Без спешки зашла в свое купе и закрылась. Ехать было аж трое суток, можно и заняться ничегонеделаньем. Приступ хватил ее уже на следующую ночь. Стоило, конечно, ожидать, что после стольких событий ей непоздоровится, но Мари слишком привыкла к волшебным ручкам Мисаки, а потому и забыла, как бывает хреново. Когда ее не колотило под тонким одеяльцем от животного ужаса, то неминуемо возвращались фантомные касания рук по и внутри ее тела. И даже не в Акидзаве дело, боги, этот мужчина не самый жестокий в ее жизни. Просто он был первым за эти годы, да к тому же в такой уязвимый момент. Ей, конечно, часто завязывали глаза, но она всегда знала, что зрение к ней вернется. Что не из тех шлюх, которых до инвалидности трахают — ее сутенер был редкостный гондон, но с какими-то, тем не менее, принципами. Вот это да. Чувствовала внутри себя медицинский скребок. В первые дни она привычно абстрагировалась от боли в животе, да почти бездумно меняла прокладки, гадая, а нормально ли это, что так много крови, хоть выжимай в пакет и назад в вену? Чувствовала и запах одежды Акидзавы под койкой. Словно он спрятался там. Мари старательно отгоняла от себя мысли на этот счет, но уставший мозг не мог с ними справиться. Закрыв двери на щеколду, она позволила себе всласть прорыдать в тонкую подушку. Нет, она не чувствовала вины за убийство человека — во-первых, это было даже неосознанно, а во-вторых, это самозащита. Сохранялся, конечно, какой-то страх об ее котле с чертями в аду или что ее душа за такой грех не уйдет на перерождение, но боги, она уже во второй жизни шлюхой работает, такой как она путь в рай заказан. И она уже с этим смирилась. Не без стенаний-страданий, но не ждет от судьбы ничего хорошего. Но она хотела ребенка. Она всегда, блять, хотела ребенка. Помнится, лет пять назад, когда она кротко пыталась намекнуть своему бывшему золотому-драгоценному-любимому, что вот-де напасть, у нее была задержка, она сделала тест и на-адо же, две полосочки! Как замечательно бы вышло, чтобы была двойня, а? Чтобы у их детей всегда был ровесник-друг, или подруга? Бывшему это не понравилось. Поколотив Мари, он оттащил ее в какую-то прокуренную квартирку с пьяным медбратом, да по-дешевке отдал ему же обдолбанную дурью Мари на десять минуточек. После этого изрядно подобревший медик и выскреб из Мари остатки своей спермы да прицепившийся к матке сгусток. Второй — в той же квартире, и ее снова притащили. Спрос на молоденькую диковатую шлюху был большой, нельзя было упускать такую популярность какой-то там беременностью. В третий — другая обстановка, кажется, подвал, но привели ее уже две проститутки. По дороге дали пару затрещин, чтобы не губила ни себя, ни бедного ребенка. Какая еще мать, дуреха, побойся бога, ты сама ребенок. У тебя столько клиентов, скорее выкидыш заработаешь. Даже если родишь, то где будешь его растить, на что? Шеф первый и задушит крикликового малютку, чтоб не раздражал клиентуру. После этого она уже и не считала. Только удивлялась, как с такими шрамами в матке она еще в принципе остается фертильной. Чудеса молодости — как говорила одна из шлюх, уже давно бесплодная. Возможно, это просто пустые мечты Мари о хорошей жизни. Ведь если она сможет позволить себе ребенка, значит, у нее уже будет тогда свой дом. И заработок — обязательно официальный, со страховыми выплатами, пенсионными начислениями! И машина. И какой-нибудь человек рядом, на всякий случай. Не муж, нет. В клиентуре Мари практически все были «приличными людьми» с семьями и детьми, она по горло сыта этим дерьмом. Может, просто друг. Или, ладно, хорошо, подруга, хотя Мари так никогда не смогла найти в себе силы именно возлежать с женщиной. Ну не ее это. Но и мужчины — тоже, фу. А еще она в этом будущем будет полностью здорова. Она сможет просыпаться утром без сковывающей в груди боли обиды и глубокого непонимания — за что? Она сможет пройти мимо детских площадок, не чувствуя душной, тяжелой зависти — к родителям, которые могут позволить родить, и к детям, которые появились без каких-либо заслуг и усилий в таких любящих семьях. Она сможет прожить и день, и неделю, и месяц, и всю жизнь, не падая на пол, сгибаясь от страха и задыхаясь от беспричинных слез, сбивая лоб об пол и моля бесполезных богов, чтобы все закончилось. С ее смертью или нет - уже не имело значения. Она сможет. И только тогда у нее будут свои дети. Как последний пунктик в ее долгой, безопасной, счастливой жизни. Но не сейчас. Сейчас — Акидзава под кроватью, бурлящий глоткой. Ее бывший — здравствуй, Дайичи, — на койке напротив, который вот-вот схватит за волосы и снова куда-то потащит: к клиенту ли, на обследование, к гинекологу, или потрахаться захотелось? Ее родители — давно не виделись! — за дверями. Она понимает, глубоко внутри осознает — это нереально. Она просто отвыкла, потому все кажется таким серьезным и ужасным, но она всего лишь потеряет от страха сознание. Все пройдет. Ничего так просто не проходит.

***

Ее отпускает лишь на последний день поездки. Проводники временами стучались к ней, приводя ее в ужас, но Мари находила остатки сил, чтобы заверить, что с ней все прекрасно и пожалуйстаидитепрочь. От нее несло кислым, болезненным потом, и ей с час пришлось дрожать в узкой кабинке душевой, прежде чем привести себя в относительный порядок. Ее еда за эти дни испортилась, поэтому Мари просто выпила воды и заела печеньями, и насытилась. Конечно, за эту голодовку, который ей объявил организм, желудок успел вновь сузиться. Слава богу, хоть изжоги не было, на том спасибо. Она слезла на нужной станции и сразу спросила, где тут находится мэрия. Пешком дойдя до места, потому что городок в принципе маленький, узнала про пустые дома, да сразу выкупила у государства один за наличку — всего каких-то три миллиона, пф, у Мари еще по два на счету лежит и один остался в купюрах. У нее взяли копии документов, деньги и попросили подождать с часик, чтобы дом приготовили к ее заезду, отправив туда клининг. Мари с комфортом поела в столовой на первом этаже и послушала актуальные новости. Ах, оказывается, мир ставок такой большой, нужно обязательно попробовать сразу несколько… Конечно, не под своим именем. Спустя указанное время поехала вместе с представителем мэрии, получила ключи и обещание подключить уже к этому вечеру свет-воду-отопление, а пока располагайтесь, Хамада-сан, с комфортом и с новосельем вас. Выпроводив мужчину за дверь, Мари села на чемодан и просто вздохнула. Скатилась рядышком на пол, игнорируя пыль. Обняла чемодан и снова разрыдалась. В первый раз за долгое-долгое время — от счастья. Это был ее дом. Ее всамделишный, настоящий дом, боги. Она закрылась на замок и стала обходить все свои, только свои законные метры. Это был одноэтажный дом. Небольшой, если быть справедливой, но для Мари он казался настоящим дворцом. Небольшой холл, где она сняла обувь и носки, потому что хотела даже стопами ног знать как чувствуется каждый сантиметр этой площади. Солнечная, теплая кухня с маленьким столом, кружевными тонкими занавесками, несколькими шкафчиками, которые так прикольно скрипят. Уборная и душевая с холодным кафелем. Гостиная с пушистым ковром, мягким диваном и тумбочкой. Спальня с корпусом кровати, большим шкафом и столиком. Засунув чемодан в шкаф, Мари взяла деньги и отправилась по магазинам. Надо бы заказать матрас, телевизор. Но пока можно купить футон, еды, одежды, банных принадлежностей… Мари почти летала от счастья — так ей нравилось планировать и делать покупки. Она едва не забыла надеть линзы, чтобы не пугать людей своими глазами, и сверху надеть черные очки — просто потому что ее глаза ненормально стояли на месте, так сильно торопилась успеть все-все. Подтянула под веки калейдоскоп, чтобы найти маршрут к нужным магазинам, да подешевле и качественнее. К трем часам дня она уже была дома, и раскладывала покупки. Она в жизни не покупала так много и всего такого разного, и относительно всей жилплощади это было так мало! Еще столько планируется! Она даже еды не купила, лишь самое нужное! Вот занавески — точно нужны. И плед, подушки — аж по две штуки на одну Мари! Тапочки, халат, еще много-много одежды, потому что может. Господи, Мари дорвалась до денег и упускать возможности купить, наконец, все, от чего раньше отводила взгляд, не планирует. Пока были силы, пошла во второй раз в магазин, на этот раз — за продуктами. На этот раз ее руку останавливал голос ответственности-совести, так похожий интонацией на старшую проститутку из ее прошлого-будущего, заставивший Мари купить, для начала, овощей и риса, и только потом — колбасу, сыр, фруктов, и много-много сладостей. Кексы, конфеты, вафли, зефиры, печенья, моти, чипсы, данго… Мари еще постеснялась скидывать всю полку сладостей в тележку. Точнее, останавливал страх, что у нее не хватит денег (глупости!), и придется от чего-то отказаться. Продавец долго сканировал каждую ее покупку, сохраняя молчание, но Мари почти чувствовала, как светится ее лицо, когда осторожно складывала покупки в пакеты. Правда, свет немного померк, когда дело дошло до оплаты, но тем не менее! Вернулась она в дом невероятно уставшей, но вдохновленной. К тому времени свет и воду уже дали. Она засунула все скоропортящиеся продукты в холодильник, и ушла мыться. Ее голова уже порядком болела и кружилась от такого долгого использования способности видеть мир сквозь свой калейдоскоп, а потому она даже отдыхала, когда пребывала в знакомой темноте. Словно бы спала, но при этом бодрствовала. Да что там выдумывать — будто просто закрыла глаза. Она расстелила футон, заправила постель и со счастливым писком закуталась в одеяло. Она дома.

***

Расстелив на столе скатерть — кружевную, миленькую, как в рекламе, которую она видела в детстве, — Мари услышала стук в дверь. Ну как стук — кто-то тарабанил-постукивал в дверь. Против воли на нее нашел страх. А вдруг это Зенины? Или те фальшивые документы на том уровне фальшивости, что ее нет ни в одном реестре, и та Мари Хамада на самом деле все еще в пропавших без вести? Мари в панике быстро дернула под веками стекло, и всего лишь увидела за дверью двух девочек. Выдохнула с облегчением. В испуге подобралась. А что на ее пороге делают дети? А вдруг они потерялись? Мари живенько натянула халат и застегнула потуже. Распахнула шторы, потому что не видела смысла в свете, а с пониманием, что за ней никто не подглядит, как-то становилось легче. Не могла найти, куда закинула линзы, потому как идиотка нацепила очки и выбежала открывать дверь. Поди ребенок сбил себе костяшки, пока ломился внутрь. — Кто вы такие? — Здравствуйте! — уважительно поклонилась ей одна девочка, пока вторая воинственно-угрожающе спросила: — Кто вы такая? Где Саори-чан? Мари склонила голову, потому что ребенок явно был где-то снизу. Даром, что приходилось гадать. — Не знаю. А кто это? — Здесь жила Саори-чан с ее родителями. Они куда-то уехали, но должны были вернуться. Ага. Ушедшие не возвращаются, глупый ребенок. — Я купила этот дом в мэрии. У меня есть все документы на руках. Теперь это мой дом и никто сюда не приедет. Девочка умолкла, явно огорошенная новостью. Ее подруга что-то шепнула и, наверно, уговаривала уйти. — Ты врешь! — Ни в коем случае. — Докажи! Мари вздохнула. Ну вот как она могла прогнать этих детей? — Заходите. — Не стоит, — пискнула вторая, более застенчивая и тихая девочка. — Пойдем! — потянула ее первая, уже разуваясь на пороге. Мари медленно, будто чтобы за ней успевали дети, на самом деле чтобы не споткнуться, направилась на кухню. Поставила чай, указала детям на раковину с мылом и ушла за документами. Понятия не имела, что нужно достать, и просто вытащила все имеющиеся бумаги с печатями. Поставила на стол все упаковки со сладостями и порадовалась, что все-таки задушила свою жабу и купила небольшой чайный сервиз. Предстала перед детьми радушной хозяйкой, встречая своих первых гостей. Боги, какой чудесный день, спасибо. Налила детишкам чай, пододвинула сладости. — Кушайте. Девочки скуксились. — Сначала покажите документы. Мари безропотно подала им бумаги, внутренне умиляясь. Какие серьезные женщины, вы поглядите. Наверно, они были очень дружны с этой Саори-чан. В какой-то мере даже жаль, что они не могут ее найти. Она слышала, с какой осторожностью обращаются с серьезными бумагами дети. Как медленно читают, путаясь в сложных словах и понятия не имея что означают те или иные термины. Прошло некоторое время, чай Мари немного остыл, но они вернули бумаги назад, позволяя убрать их в папку. — Да, похоже, вы действительно настоящая владелица этого дома, — важно сказала ей девочка. — Рада, что вы убедились, — кивнула ей Мари. — Могу я узнать ваши имена? — Нобара Кугисаки. А это — Фуюми Комацу, но она стесняется. — Приятно познакомиться. А теперь покушайте. Ваши родители не будут вас искать? Оказывается, нет. Это был даже не городок, а село, и все жители знали друг друга если не поименно, то точно в лицо. Все присматривают за всеми детьми, и родители наверняка в курсе, где находятся Нобара с Фуюми. Наверно, Мари стоило ждать, что скоро на порог заявятся еще одни люди. Ей пришлось отговориться и уйти в спальню, чтобы убрать папку и одеться поприличнее. Когда она вернулась, дети о чем-то тихо шептались между собой, но замолкли, стоило Мари сесть назад за стол. Если в начале дети немного стеснялись, то вскоре все ушло под детской непосредственностью и они вовсю ели сласти. Перед кем-кем, а детьми Мари никогда не могла жадничать, потому только пододвигала упаковки, внутренне делая заметочку, что нужно купить еще посуды. — Хамада-сан, — открыто спросила ее Нобара, — а почему вы носите дома очки? Здесь же нет солнца! — Легкая светобоязнь. Знаешь, что это такое? — Я знаю, — сказала Фуюми, — У моей мамы она есть. Когда глазки плачут из-за яркого света. — Да, все правильно, — улыбнулась ей Мари. Глазки плачут, надо же. По сколько им лет? Наверно, первый-второй класс младшей школы. Такие маленькие, господи. У нее самой разыгрался аппетит, пока она слушала, как кушают дети. Но надо было, все-таки, не лениться и что-нибудь приготовить, так, глядишь, и накормила бы этих птенчиков… За этими мыслями Мари не успела среагировать, когда Нобара уронила на пол свою чашку. Бах — стекло разбилось. Нобара ахнула, тут же прося прощения. Она уже приготовилась спрыгнуть со стула, чтобы собрать осколки, но изрядно напуганная Мари успела быстрее. То есть сделала глупость быстрее, наступив на осколки и остановив девочку, толкнув ее назад на стул, боясь, что та порежет себе ноги. Она зашипела от боли, когда стекло порезало ее стопы сквозь носки и тапочки и опустила голову, скрывая выражение лица за волосами. Видимо, пошла кровь, ведь девочки почти синхронно запищали. Мари резко дернула головой вверх, чтобы успокоить их, и ее очки слетели. Да что же такое. А ведь был такой хороший день. Девочки на секунду застыли в тишине, а после — заплакали от испуга. Мари сама покрылась краской, вопрошая, ее глаза настолько уродливы? — Ну тише, тише! Все в порядке, не плачьте, и я отдам вам с собой все сладости! Она еще немного помурлыкала над ними, успокаивая. Дала салфетки, чтобы вытерли слезы и высморкались. — Точно дадите? — Да хоть все! — Не нужно все. Вам же тоже надо кушать. Какая все-таки сладость универсальная валюта. — Извините, что так вышло, — покаянно сказала ей Нобара. Мари совершенно не могла злиться на такой грустный голос, а потому заверила, что совсем-совсем не таит обиды и вот, дитя, кушай и не плачь, а то не вырастешь. Налила им еще чаю, чтобы запивали сладкое. — А вы правда ничего не видите? — А с чего вы взяли? — Ну… у вас глаза… — Серые. Светло-светло серые. Вы такие раньше никогда не видели, правда? Вот и другие люди тоже, а мне неловко объяснять всем и каждому, что я просто родилась с такими. На рыжих людей пальцем показывают, и им неприятно, вот и мне тоже. Только никому не говорите, хорошо? Да, можете забегать на чай в любое время. Накидав в свободный пакет сладости, Мари проводила девочек до порога. Подождала, пока они обуются, и вручила пакет, наказав, чтобы не съели все сразу за день и обязательно сначала покушали мамину стряпню. Напоследок поочередно похлопала их по голове — сначала Фуюми, просто потому что она ближе, потом — Нобару. И почти задохнулась от ужаса. — …вами? Вам плохо? Мари растянула губы в улыбке и открыла дверь, в ручку которой вцепилась мертвой хваткой. — Нет. Просто немного устала. Все, идите. До свидания. Дети хором попрощались с ней и убежали по своим детским делам. Мари закрыла дверь и скатилась на пол. Не ожидала она, конечно, увидеть смерть этих девочек.

***

Когда пришел телевизор и рабочие настроили каналы, Мари вновь пригласила девочек — просто открыла дверь и повесила на угол искусственный венок. Это их условный знак, что она ждет гостей. Вновь поставила на поднос еду и пригласила их в гостиную, где на телевизоре уже шли мультики. — Фуюми, ты не против, чтобы я заплела тебе косичку? Пока Мари осторожно плела подобие прически, рассматривала в калейдоскопе стекла. Ни в одной из вероятностей будущего эта девочка не доживет до семнадцати лет. Мари стала плести и Нобару, изредка касаясь пальцами ее головы. Дети вовсю кушали ее бутерброды и не обращали внимания на ее задумчивость. Все дело в Кугисаки. Где-то через десять лет эти девочки расстанутся — Нобара уедет учиться в старшую школу Токио, получив обязательное образование здесь. Потом ее заметят некие люди и пригласят в Токийский колледж. То есть, в магический техникум. Эта девочка — маг, но пока не вошла в силу и еще не имеет техники. Отсюда и берут начало какой-то тотальные проблемы, которые закончатся смертью этих девочек. Нобара — в какой-то магической заварушке. Фуюми — потому что поехала на каникулах в Токио, чтобы найти подругу детства и оказалась не в том месте, не в то время. И Мари во всех этих реальностях не могла найти ни одну, где смертей можно бы было избежать. Может быть не удавалось, потому что это было слишком далеко, аж, блять, на десять лет вперед? Кроме того, ее пугало количество смертей. Она лишь смотрела в будущее через самую вероятную призму стекла Нобары и уже приходила в ужас, скрывая дрожь в руках. Она в жизни не видела столько смертей. Столько уродливых нелюдей. Как это могло произойти? Куда смотрели все маги? Зенины, Годжо или, как их там, Камо? Остальные? Правительство, в конце концов? Это был не какой-то десяток, даже не сотня людей — это были тысячи ебучих трупов. Мари даже не стала всматриваться в их очертания, ей хватило самого знания. Титаник с ди Каприо и рядом не стоял перед этим. Мари осторожно взяла пальцами края футболок девочек, чтобы те не заметили, занятые сюжетом на экране. Просто чтобы убедиться, что они живы. Пока живы, конечно. Она дождалась, пока мультик закончится, послушала восторг детей, собрала в пакет остатки еды и отправила их домой, отговорившись усталостью. Всю ночь Мари размышляла, как же исправить это будущее. Думала что, может быть, именно поэтому она здесь оказалась? Ей явно нужно не допустить всей этой будущей трагедии.

***

На следующий летний день девочки решили поиграть во дворе дома Фуюми, ведь ей родители купили такой классный и крутой набор кукол, что они совсем забыли про новую добрую их знакомую Хамаду-сан. Ну, она и выглядела в их последнюю встречу так устало, наверняка заболела. Может быть, даже из-за солнца, ведь в ее доме иногда так темно, только тс-с, это секрет. На второй день они решили все-таки пойти и проведать ее, а мама Нобары упаковала им еды, потому что новая соседка Хамада-сан часто угощает девочек и некрасиво просто забирать у нее еду. Девочки долго-долго стучались и даже испугались, что она там совсем-совсем уснула, как старая кошка Фуюми, пока сосед Хамады-сан не сказал, выглянув из окна, что она на несколько дней уехала по делам в Токио.

***

Мари не знала, с чего вообще стоило начинать. Ну вот она снова в Токио. На этот раз не такая голодранка, а вполне приличная, статная женщина. Платье, зонтик, сумка и чемодан — потому что понятия не имела, сколько вообще продлиться ее вынужденный приезд сюда, и попривыкнув за эту неделю к комфорту, она не собиралась от него отказываться. В первую очередь — найти квартиру, потому что гостиницы деньги дерут, а ей нужно экономить. Другое дело, что она понятия не имела, как и где ей найти эту самую квартиру. Сквозь веки нашла стенд с объявлениями. Вновь подтянула к себе калейдоскоп, чтобы найти номер арендодателей… — Он мой! Тупая ты сука, он только мой! Палец замер над кнопками телефона, а тело покрылось мурашками. Блять, ну только не снова. Она замерла, надеясь, что эта херня, которую слышит лишь она, куда-нибудь исчезнет и не заметит Мари. — Ты не заберешь его! Да на здоровье, — рявкнула про себя Мари, трясясь, как ребенок на крайней стадии кахексии. Это было проклятие, вне всякого сомнения. Она не хотела заглядывать в калейдоскоп, чтобы не видеть эту тварь в нескольких проекциях, а потому мудро старалась перетерпеть, чтобы оно ушло куда подальше. Вон, сколько людей, пусть лезет к ним. У Мари очень гибкая мораль: если умирает много людей, то она что-нибудь предпримет, но если дан выбор между своей и чужой жизнью, то своя шкура ближе к телу. Вполне разумно, как она полагает. Плохо было, что на станции, где она оказалась, было слишком мало людей. Вблизи этой херни с загробным голосом — лишь она одна. Мари раньше не верила в богов, но в связи с последними событиями ей пришлось уверовать, а потому не испытывала мук совести за то что начала молиться. Она вздрогнула, когда эта херня с визгом замолкла. Тихонько взглянула в свое стеклышко калейдоскопа. Пропала. Напротив нее оказался молодой мужчина в гакуране. — Простите, с вами все хорошо? Мари прочистила горло. — Да. Я в порядке. Вздохнув, с силой заставила воздух пройти сквозь голосовые связки и сказала: — Это было проклятье, верно? Мужчина на миг растерялся, но быстро вернул самообладание: — Так вы маг. — Камия, — сняла она очки, приоткрыв глаза и, наверно, упираясь глазами в место, где он стоял, — Приятно познакомиться. Из какого вы клана? — Камо, — рефлекторно ответил он и пораженно выдохнул: — Невозможно… Но как? — Я видела пророчество и должна уведомить все ваше начальство. Пожалуйста, сможете ли вы его передать? Со стороны этого Камо было весьма любезно пригласить ее в кафе, чтобы отпоить после стресса. Кроме того, забрал чемодан и подал ей руку, зная про ее слепоту. Было довольно мило, Мари оценила. Хоть взяла его локоть с опаской, что может увидеть и его будущее, но, видимо, требуется прямой контакт с кожей или волосами, как в случае Нобары с Фуюми. Усадив Мари за стол и заказав ей чаю, Камо отошел, чтобы позвонить старшему начальству. Сказал, что те, пока не встретятся с Камией лично, ни за что ему не поверят. Мари пришлось признать в его словах истину и перетерпеть. Если Зенин не врали, то Камо — нейтралы, и не станут ничего с ней делать. Тем не менее, Мари не могла рисковать своей свободой. Она скорее себе вены перегрызет, чем вновь позволит кому-то себя пленить. Она уже почувствовала всю прелесть свободной жизни, когда у нее есть свои стены с крышей, еда в холодильнике и мало-мальская уверенность в завтрашнем дне. Поэтому она, закрыв глаза, вновь окунулась в калейдоскоп. И отставила чашку, вынырнув. Промокнула губы салфеткой, вытащила из чемодана документы с деньгами, засунула в сумку и оставила на столе немного наличных — за чай и убитое проклятье. Конечно, нельзя доверять магам, о чем она только думала? Она прошла буквально за спиной Камо, поочередно ступая в стекла реальностей. Поймала такси и указала нужный адрес, заранее зная, что ей дадут комнату на несколько дней.

***

Вопрос дня — как же заставить магическое общество работать, не вызвав на себя подозрений и ненароком не написав на себе неоном «Я здесь, ловите меня»? Она как-то даже не представляла, что является лакомым куском для всего, мать его за ногу, магического мира. Наверно, ее баловство с калейдоскопом — вершина айсберга, и если настоящего Камия с детства учить пользоваться этой техникой, то можно не что подсмотреть-предсказать, а построить нужное будущее. Вот так Мари задумалась, а не вырезать ли ей яичники, чтобы ни себе, ни другим? Но это все глупости. Может быть, отправить им письмо? Но куда? Она не знает ни адреса, ни почты. Гулять по Токио, надеясь встретить еще одного мага? Ага, так они ходят и ждут, пока их найдет Мари. Может быть, снова пойти к Зенинам и надеяться, что снова сможет сбежать? Да черта с два. Это Мари здесь только-только появилась, а Зенины в два счета узнали в ней чертову провидицу, просто взглянув в глазки. Тем более не зря именно Зенины, по их же словам, пленили условных предков Мари. А она, на минуточку, самоучка. К Годжо тоже идти нельзя. Раз уж Зенины считали их весьма значимыми противниками, тем более с каким-то там божественным дитя, то и Мари не стоит расслабляться. Камо тоже отпадают. Они нейтралы только в противостоянии черных овец с белыми и держат свою сторону. Выкуривая вторую сигарету, ей пришлось живенько ее прятать, когда мимо прошел серьезный пятилетка с сумкой. Дошкольник, да один? Где его родители? Мари уже третий день как дура сидит в этой квартире, изредка выбираясь за едой и покурить, и вот ни разу не видела его родителей. Еще, вон, сестра у него ненамного старше. Тоже ходит в школу, но в разное время. Мальчик негромко поздоровался с ней и вновь ушел. Мари достала сигарету и продолжила, как ни в чем не бывало, травить себя. Нельзя показывать детям плохой пример. Так с чего же начать? Она уже третий день ничего не делает. И хочет назад в свой дом. Она уже так глубоко укоренилась в мысли, что ей есть, куда вернуться. Это было так волнующе приятно. Ближе к вечеру она по какому-то предчувствию дернула стекла к глазам и увидев что произойдет через несколько минут, выбежала в коридор, да стала ломиться в чужую квартиру. Дверь приоткрыла девочка — как там ее, Цумики? — Сейчас к тебе заявятся взрослые дяди. У твоей матери долг. Живо бери все, что надо, и ко мне в квартиру. Быстро! Может быть, Мари выглядела очень серьезной в своих убеждениях, но больше склонялась к мысли, что эти взрослые дяди приходят уже не в первый раз. Девочка открыла ей дверь и они вместе перенесли в квартиру Мари несколько детских вещей, какие-то остатки денег и, главное, школьные принадлежности. Девочка быстро закрыла дверь на замок и они шмыгнули Мари в квартиру, закрывшись на щеколду. В тот же миг из-за поворота вышли серьезного вида мордовороты и стали ломиться в дверь. Она подняла девочку на руки и ушла в самый угол квартиры. Ребенок крепко вцепилась в ее тело, боясь лишний раз вздохнуть. Кто-то постучал в дверь Мари, и женщина лишь успела вжать лицо девочки в себя, чтобы она не пискнула. Стучали и в другие двери, проверяя, нет ли свидетелей. После они услышали треск ломаемой двери. Мари осторожно опустилась на колени и закрыла собой ребенка, пряча от этого мира. Девочка тихо заплакала от страха. Ей всего-то, господи, лет восемь-девять. В мыслях проклинала родителей бедных детей. Сейчас бы эти бандиты ничего не сделали с девочкой, потому что та, судя по недавним стеклышкам, спряталась бы глубоко в одежде в шкафу. Они бы просто вынесли телевизор, технику, посуду и даже котацу. Вернулись бы снова в следующий раз. Мужчины и сейчас стали все выносить, грязно ругаясь. Мари закрыла девочке уши. Действовали они технично — минут десять всей работы и машина, припаркованная совсем рядом, набитая чужим добром, уехала. Мари прождала еще некоторое время, прислушиваясь к тишине, и отстранила от себя ребенка. — Когда возвращается твой брат? — Где-то к трем часам. Простите, вам, наверно, неудобно… — Удобно. Пойдем, покушай. Все хорошо, пока поживете у меня. Расскажешь, где твои мама с папой? — Они на смене, — так быстро ответила девочка, что Мари сразу поняла — врет. — Меня зовут Мари Хамада, — представилась она, надеясь, что теперь лгать ей будет немного совестнее. — Цумики Фушигуро, — вежливо ответила девочка. Мари подогрела в микроволновке рис с овощами и поставила перед ребенком. Как-то слабо ей верилось, что они нормально питаются. — Не стесняйся. Покушай. А я не голодна. Девочка поблагодарила ее за еду и только потом взялась за палочки. Так сильно, похоже, кушать хотела, что не обратила внимания на грязные руки. Мари не стала ее смущать, а потому отвернулась, чтобы вскипятить воды, достать заварки… Дело не заняло много времени. А девочка уже все съела, чуть не облизав тарелку. Мари бы умилилась такому хорошему аппетиту, если бы не было так грустно. Голодный, перепуганный взрослыми проблемами ребенок — это не весело. Мари наложила еще еды, снова подогрела и опять поставила напротив. Плевать, что девочка явно переест и ей станет плохо. Мари знала, что переедать иногда полезно для душевного равновесия. — Не нужно, — неловко пыталась отказаться девочка, но Мари снова подвинула к ней тарелку. — Кушай. У меня еще много. Хватит и брату твоему, и мне. Это убедило Цумики, и она вновь принялась за еду, хоть на этот раз медленнее. Явно утолила первый голод. Мари налила им чаю и погрела пальцы об кружку. Признаться, она и сама ни на шутку испугалась. Если Цумики и ждала расспросов за любезно предоставленную еду, то их не последовало. Мари отпоила ее чаем, указала направление в уборную (хотя девочка и так знала, ведь с этом доме однотипные помещения) и отправила спать на диван. Отсыпаться после стресса. Обещала разбудить к прибытию брата, чтобы они успели сделать на завтра уроки. Сама села в ногах спящего ребенка и стала думать, что делать дальше. Очевидно, блять, что горе-родители понабрали долгов и сделали ноги, оставив своих деток в надежде, что их заберет служба опеки. А то и хуже — что детишек возьмут эти бандиты как плату. Что Мари-то делать? Она не посмеет отдать их в приют. Конечно, она там не была, но и интернат — это не курорт. А ей было, на минуточку, четырнадцать, когда она навсегда попрощалась с родителями и примерно понимала, что от нее отказываются навсегда. Эти же детишки все еще верили, что родители вернутся. К назначенному часу она вышла в коридор, чтобы за десять минут до прибытия мальчика успеть выкурить еще одну сигаретку. — Мегуми-кун? — она встала так, чтобы загородить вид на их сломанную дверь. Мальчик остановился и, вероятно, окатил ее подозрительным взглядом. — Откуда вы знаете мое имя? — Цумики-чан гостит у меня. Пойдем. Мальчик явно напрягся, опасаясь идти вслед за незнакомкой, пусть и видел ее третий день подряд, однако не мог, видимо, оставить сестру. Мари не стала играть на его нервах, потому, сняв тапочки, ушла будить девочку. Бросив рюкзак на пол, мальчик побежал к сестре. Мари уже подогрела еду и теперь просто расставляла тарелки и вкусности на столе, чтобы дать время рассказать Цумики все брату. — Идите мыть руки и садитесь за стол. Дети покорно слушались взрослого человека, который, к тому же, помог им. Мари поставила рис и перед Цумики на случай, если она снова захочет покушать, но та отказалась. Мегуми строгим шепотом сказал ей поесть, ведь они только в школе кушали такую вкусную еду, но девочка заверила, что совсем-совсем наелась и отдала свою порцию брату. Мари сомневалась, что прямо «совсем-совсем», но не стала давить. Вдруг и правда. Однако стоит приготовить им супчика. — Итак, — начала она допрос, как только представилась перед мальчиком, — где ваши мама с папой? — На смене, — ответил Мегуми, когда Цумики не успела его остановить. — А где они работают? — На работе. — Ясно. Она вновь глянула в калейдоскоп. Нет, в скорое время они не придут. Какая-то тень еще маячит, но то не важно. Мари страстно хотела просто плюнуть в лицо их родителям и отпинать по почкам. Мари спрятала глубокий вздох за чашкой чая, хоть хотелось чего покрепче, и сказала: — Поживите пока у меня. Эти люди могут снова прийти. — Но нам… Мы… Так ведь нельзя. — Можно. Нельзя вызывать полицию, поскольку в доме долгое, по-видимому, время живут одни дети. Их просто заберут в детдом. Мари потерла переносицу. — Какая говорите, у вас фамилия? Фушигуро? Хорошо. Когда дети поели, они дружно убрали все со стола и помыли посуду. Мари, осторожно обходя раскиданные вещи, принесла с их квартиры лампу, чтобы они могли сделать уроки, поскольку скудного освещения не хватило бы им. Заработают еще близорукость, а со зрением вообще шутки плохи, Мари знает. Ближе к вечеру отправила их в душ и постояла за дверью, чтобы не дай бог не поскользнулись и не упали. Дети были пока в том возрасте, чтобы мыться вместе. Потом, когда они лежали под одеялом перед телевизором с детской передачей, быстренько прошвырнулась в магазин. Купила еще пару футонов (ибо бандиты даже чертовы матрасы вынесли), постельное белье, зубные щетки, коробочки бенто, продукты. Надо бы на завтра приготовить им с собой еды, ибо детям нельзя оставаться голодными. За этими делами даже забыла за истинной целью прибытия в чертов Токио. Ну да плевать. Тысячи смертей будут аж через десяток лет, а два голодных брошенных ребенка на ней сейчас. Придя назад, застала детей на том же месте. Они явно хотели уснуть после всего пережитого, но чего-то боялись. Мари поставила на столик перед диваном по стакану воды и тарелку с нарезанными яблоками, уточнив, что они могут это кушать и пить (а то вдруг подумают, что она себе поставила или хочет подразнить?), да ушла готовить им на завтра. Отварила рис, курицу. Пожарила помидоры с луком и баклажаном. Почистила мандарины. Все разложила по разным отсекам, гадая, а сколько вообще едят дети? Она попросила у продавца детский бенто, но он дал будто совсем маленькие коробки. Или она просто еще не привыкла? Закончив, убрала все в холодильник. Быстро ополоснулась и кинула свои вещи на стирку, переодевшись в новую пижаму. Потом разложила футоны, заправила белье. — Ложитесь. Во сколько вас будить? Девочку на два часа раньше, потому что у нее уже серьезный второй класс младшей школы, а у Мегуми только подготовительный. Господи, да он же младше Нобары с Фуюми. Мари, поглядывая в калейдоскоп, завела на телефоне будильник. Наверно, изрядно удивила детей своей способностью «видеть сквозь закрытые глаза», и почему-то это ее рассмешило. Спрятала смешок за кашлем и сказала им спать. Дети словно бы ждали этой отмашки, а потому тоже закрыли глаза. Проснувшись от дурного сна к середине ночи, Мари не удивилась, когда нащупала детей сросшихся в единый комок под общим одеялом.

***

Мальчик был молчалив все утро. Проснулся вместе с Цумики и посидел с ней за столом, хоть и отказался от еды. Мари была уверена, что он просто думал, что она его потом не покормит, но ей пришлось лишь смириться. Она понимала, что пока не в кругу доверия детишек. Был порыв пойти и проводить девочку, ибо боялась, что те бандиты могут вернуться, но, во-первых, Цумики была против, и во-вторых, в стеклах все было нормально. Как-то странно, но ничего из ряда вон. Может быть, соседская собака гавкнет и испугает ее, да челка из-за ветра испортится, да и только. Тем не менее, Мари заколола ей волосы и сказала аккуратнее с чужими собаками. Закинула в ее рюкзак (опять же, вытащенный из квартиры) бенто и сказала возвращаться сюда же. Ключ, если что, будет под ковриком, если Мари задержится. Отправила Мегуми досыпать оставшийся час, да и сама задремала. Проснулась с будильников, повторила все то же, что и с Цумики — отправила умываться, а после пригласила за стол. В этот раз он отказываться не стал. Упаковала и ему еды в школу и хотела все-таки проводить ребенка, но мальчик не по-детски серьезно указал, что учителя могут задаться вопросом, почему он пришел в школу с неизвестной женщиной. Пришлось Мари отступить и отпустить его одного, хоть все и противилось. Стоило ребенку уйти, как она принялась за дела, составляя в голове план на сегодня. Для начала купит детям телефоны и номера, чтобы она могла связаться с ними в любой момент. Позвонит Тэкере-сан, попросит о помощи. Она должна понять, что Мари не может бросить этих детишек. Сама она пока не может позволить себе детей, но, может быть, можно найти хорошую семью? Но сначала телефоны. Мари вновь оделась в платье, немного накрасилась. Проверила, хватит ли денег в сумке и обулась, чтобы найти магазин техники. Взялась за ручку двери, просматривая калейдоскоп стекол, ища нужный маршрут… Темно. Пусто. Мари стала хватать ртом воздух, когда не увидела под веками стекол. Как бы она не старалась, не могла больше дернуть ниточек. Просто единая темнота, как в те дни, когда она была совершенно слепа. Неужели достигла своего предела? Дверь резко распахнулась. — Мегуми? Это ты? Некий мужчина лениво процедил: — Да что ты все норовишь куда-нибудь смыться? Я за тобой.