Убить

Утром Чонгук просыпается из-за затекшей руки и чувстве небольшой тяжести на своей груди — это Т/и положила ему на грудь свою голову и тихо посапывала. Он попытался осторожно высвободиться и встать, но девушка крепче прижимается к нему и сонно бурчит под нос: — Пожалуйста, полежи так со мной весь день. С того дня меня никто не защищал, и никто не заботился обо мне. Чонгук остаётся в кровати и тянется к телефону, чтобы позвонить начальнику и следователям и сказать, что его и Т/и пару дней не будет на работе. После звонка парень поворачивается к девушке и обнимает её, а она утыкается своим носом в его крепкую грудь и вдыхает аромат кондиционера от его одежды, которая пахнет необычным и таким далёким летом — запахом ромашки, травы, с которой ещё не сошла утренняя роса. Так они лежат ещё час и вдруг Чонгук слышит громкое бурчание живота, а следом смущённый смех. — Тебе что приготовить? — спрашивает он ласково и одновременно тихо смеётся. — Можно просто яичницу, — слышит Чон низкий голос девушки. Парень встаёт и идёт на кухню. Т/и ещё несколько минут лежит, а потом тоже поднимается и идёт вслед за парнем. Она спрашивает может ли почистить зубы и умыться, а Чонгук кивает и говорит про вторую, неиспользованную никем, зубную щётку в стаканчике и девушка уходит приводить себя в порядок. В ванной она видит свою одежду, которая висела и просыхала. Т/и сделала быстро гигиенические дела и вернулась на кухню, спрашивая: — А где бельё, которое я тебе сегодня ночью запачкала? — На балконе, — отвечает Чонгук и кивает в сторону. Она поворачивает голову и видит висящие одеяла и простыни, которые из-за мороза на улице затвердели. Переводит взгляд на Чонгука и наблюдает за тем, как он готовит завтрак. Затем Т/и спрашивает у него где её телефон и звонит своим подругам, говоря чтобы они не приходили в её квартиру, ибо это теперь опасно.После разговора Т/и возвращается на кухню и садится. — Прости, — тихо говорит девушка и опускает взгляд на свои перебинтованные руки. — За что? — парень поворачивается и ставит перед ней тарелку с яичницей и с тёплым, крепким чёрным чаем. — За всё. За то, что потревожила посреди ночи, за испачканное бельё, — она тихо берёт вилку, начиная медленно кушать яичницу. Чонгук ничего не отвечает и тоже садится. Он не спрашивает, что вообще с Т/и произошло. Он просто ждёт, так как чувствует, что она сама ему расскажет и он оказывается прав. После трапезы Чон собрал посуду и сложил в раковину, а Т/и ушла в спальню и снова легла, укутавшись в одеяло. Он зашёл за ней и присел на край кровати, посмотрев на девушку. Она посмотрела на него, а потом опустила взгляд на тумбочку. — Меня там чуть не изнасиловали снова, — Т/и говорит тихо, без какой-либо эмоции на лице, но голос дрожит. Сердце её сильно и больно бьётся, где-то в животе начинает всё ныть и сворачиваться в трубочку, резко становится мало воздуха. Чонгук молчит, но протягивает ей свою ладонь, а она, увидев этот жест поддержки, пальчиками слабо берёт его указательный палец и едва держит. — В тот день, в ноябре... — она делает паузу. — Мне было восемнадцать, и я до позднего вечера задержалась на дополнительных занятиях... Так она полтора часа во всех подробностях рассказывала Чонгуку этот день, который сломал, опустил, испачкал её на всю оставшуюся жизнь. Теперь Т/и не смоет эту грязь с себя. Никогда не смоет. — Я ходила три раза в разные полицейские участки, но в двух меня не приняли, так как они были не в моём районе, а тот, который был причастен к району, проигнорировали. Родителей эти уроды убили и очень хорошо за собой прибрали, не оставляя следов. То есть там всё было чисто, когда я вернулась домой. Будто убийства и не было. Поэтому в моём личном деле в строке с родителями стоит «пропали без вести». Я говорила полицейским, что их убили, но они не верили мне. Как и не верили в мои рассказы про изнасилование. И я тогда просто сдалась, — она лежит на боку и слёзы снова собираются в уголках глаз. — Меня никто тогда не поддержал. Я была совсем одна, а все смотрели на меня с осуждением. Будто знали, что со мной произошло. Чонгук выслушал и легонько сжал ладонь Т/и. Теперь для него стало ясно, почему она спасла Субин и почему так привязалась к Сольми. Она понимала девушек и не хотела, чтобы они проходили через то же, через что прошла Т/и сама. Он ещё немного посидел рядом с ней, а потом сказал: — Я схожу в магазин. Куплю еды для того, чтобы приготовить обед. Хорошо? Т/и кивнула и прикрыла глаза, а Чонгук встал и прямо в домашних трико, в свободном худи, только накинув куртку и прихватив кошелёк с телефоном, пошёл в магазин. Пока парень шёл туда и обратно, он понимал, что девушка ему раскрылась и причём с совершенно другой стороны. Она доверилась ему и рассказала про себя. Но Чонгук не думал, что Т/и прошла через такое унижение. Он вспомнил слова про то, что её никто тогда не поддерживал, а родителей её уже в живых не было. Чон поджал губы и нахмурился от осознания, что уже тогда, в таком молодом возрасте Т/и пришлось самой как-то справляться с таким давлением и с такими трудностями. Он так же осознал, что вся эта холодность была своего рода самозащитой организма, маской, за которой могла спрятаться эта добрая и искренняя девушка. Чонгук вошёл домой и заглянул в спальню — Т/и мирно спала, спрятав носик под одеяло. Парень тихо прошёл на кухню и начал потихоньку готовить обед, так как был уже полдень. Прошло два часа. Т/и почувствовала приятный запах и приоткрыла глаза. Она увидела по-прежнему комнату Чонгука и слабо улыбнулась. Встала и тихо прошла на кухню, а там она увидела Чонгука, который следил за тем, чтобы еда не перегорела. Девушка подошла и обняла его, прислонившись щекой к его широкой спине. — Спасибо за то, что дал мне почувствовать себя защищенной. Спасибо, что выслушал меня. Спасибо за заботу, — она нежным и тихим голосом говорит. Чонгук повернулся к ней, взял её лицо в свои ладони и коснулся лбом её, прикрыв веки. Так они стояли минуту. Никто не думал о том, что они слишком близки и переходят границы, а ведь они не признались ещё друг другу и не начали встречаться. Им обоим это нравилось и их всё устраивало. Т/и тихонько отстраняется и кивает на еду, мол, может подгореть или перевариться. Они тихо смеются, а девушка садится за стол. — Этот мужчина как-то проник в мой дом и там же меня вырубил, как я зашла, а потом увёз в ту заброшку. Как я уже говорила, он пытался меня изнасиловать, но я уже давно подстраховалась на такие случаи, — Т/и замечает, как Чон повернулся к ней и слушает внимательно. — Я пришила небольшое, но острое лезвие во внутренний рукав пальто и им воспользовалась, чтобы разрезать верёвку. Как видишь, без ран не обошлось, — она поднимает перебинтованные ладони. — А телефон я пришила в небольшой, едва заметный, внутренний карман пальто. Чонгук с восхищением смотрит на Т/и. «Она очень сообразительная. Чтобы настолько всё продумать и так страховаться...», — он не заканчивает свою мысль и поворачивается к плите, выключая её и накладывая горячую еду. А тем временем девушка заметила его восхищение и про себя улыбнулась. Только одной вещи она не сказала — про то, что этот мужчина, возможно, был подопечным Кивона. Т/и посмотрела на спину Чонгука и подумала: «Надеюсь, он не спросит про это. Хотя я уверена, что он сообразил по каким причинам я там была, но всё же». Она отводит взгляд, когда парень поворачивается и ставит перед ней тарелку. Девушка берёт ложку и начинает кушать вместе с ним. После трапезы, она встаёт и кладёт тарелку в раковину. В ванной взяв свои высохшие вещи, она идёт в спальню и переодевается. Т/и выходит в коридор, в котором уже стоит Чонгук. — Я пойду к Сольми, — она обувается и смотрит на своё грязное и ещё мокроватое пальто. — Вот, возьми мой пуховик. В нем теплее будет, — Чон достаёт его из шкафа и протягивает девушке. — Спасибо. Но моё пальто всё же дай, я его у Сольми постираю и высушу, — Т/и улыбается слабо, но искренне и тепло. Набрасывает на себя пуховик и застёгивается до самого подбородка, а также забирает пальто. — Ну, пока? — она смотрит на него грустно, не хочет уходить, а хочет остаться тут с ним жить. В доме Чонгука так тепло, спокойно, мирно — этого в её собственном доме не было. Там было всегда холодно, временами неуютно, одиноко немного, а после её похищения стало даже опасно. Т/и выходит и оглядывается крайний раз, а Чонгук нехотя отпускает и смотрит ей вслед, улыбаясь немного грустно. — Запомни, что ты всегда можешь прийти ко мне, так как в твоей квартире теперь опасно, — говорит он ей напоследок. Она кивает, поджав губы, и уходит.