Тамашимаэ

Накику

(30 октября, 18 лпрН)

— Что писать Казекаге-сама? Или ты сама напишешь? Накику хмурится и поворачивает голову в сторону Сая. У него на лице ни единой эмоции, а в руках — чистый свиток и перьевая ручка. Не человек, а заводная игрушка, какие изобретают в стране Снега. Нет, конечно, все анбу не могут похвастаться сильным выражением эмоций, но у этого конкретного экземпляра ещё и навыки поведения в обществе весьма своеобразные. Прошло уже три дня с тех пор, как они вроде как объединились в своих целях, но понятнее для неё не стал ни один парень, ни второй. Мало того, что они сами по себе чудные, — ну, может, Зару чуть меньше, у него в основном прёт какое-то скрытое ехидство, — так ещё и друг друга терпят, видимо, каким-то чудом, это заметно невооружённым глазом. Накику до сих пор корит себя за самонадеянность. Да, у неё есть аж две редкие особенности, пусть и с очень ограниченным количеством чакры, на которые она всегда надеется, и которые её в большинстве случаев не подводят. Именно потому, что она обычно осторожна и не высовывается. А тут решила, что обезоружив и прочно связав незнакомца уже победила. Кто мог знать, что его главное оружие — не ручные печати, а голос? Стыдоба, ведь любой шиноби всегда должен быть начеку. С Саем она тоже справилась с лёгкостью только потому, что вовремя использовала инка, исчезнув с его глаз и застав врасплох — будь на ней одна из его нарисованных шпионок, ничего бы не вышло. За три прошедших дня она это выяснила на собственном опыте, пока они следили за так называемыми контрабандистами. И да, в отличие от неё, Сай был весьма сведущ в фуиндзюцу, в том числе в печатях, которые могли защитить секретные послания для отчёта Каге. — Пиши, я проверю и распишусь внизу, он поймёт, что не подделка, — вяло машет рукой Накику и переводит взгляд на окно. На улице давно темно, а ещё густо валит снег. До сих пор было холодно, но без осадков, а тут прямо снегопад. Такое редко увидишь в Конохе и никогда в Суне, но Сай, который тоже кидает быстрый взгляд туда же, остаётся всё таким же равнодушным. Но и садиться писать свой опус — который, она уверена, будет более, чем подробным — не торопится. И вообще, он как-то странно на неё смотрит примерно… ну, с тех пор, как очнулся в пещере. Зару не в домике — он отчалил в деревню, закупиться продовольствием. Уже сейчас понятно, что непонятно насколько они тут зависнут. Каге Щимо выделил им довольно просторный дом, но за пределами деревни, в которой сейчас комендантский час из-за количества мародёров и прочих преступников. У Щимо вроде как есть и свои шиноби, но их количество смехотворно. Сама Накику имела счастье познакомится лишь с тремя — парнем, представляющим из себя мускулистую движущуюся ледышку и двумя девушками: ирьёнином, больше похожей на классическую жуть из фильма ужасов и забавной кудряшкой-пухляшкой, единственной из этой деревни, кто не вызывает у Накику чувства брезгливости. Знакомство их закончилось на том, что черноволосая девушка из ужастиков утащила куда-то Сая, а беловолосый и голубоглазый парень что-то откомментировал про Коноху и их куноичи, во что Накику не особо-то и вслушивалась. Её-то это в любом случае никак не касалось. Из воспоминаний её отвлекает противный звук открывающейся входной двери. Кому бы ни принадлежал этот дом, петли явно давно не смазывали. — Добыл только стандартные сухие пайки и мясо. Со свежими овощами в это время года тут всё печально. — И как ты собираешься его готовить? — интересуется Накику, не оборачиваясь на Сая, который устраивается прямо напротив неё за длинным столом. — Ни плиты, ни холодильника. — На улице можно развести костёр. Мы практически у деревни и расставили ловушки, сюда точно никто не сунется. — Удачи, я не пойду помогать. — Я и не рассчитывал. Сай в их диалог не вмешивается, слишком занят посланием. Зару напарника тоже показательно игнорирует. Накику вообще не знает, как относиться к двум нежданным «союзникам». Её отправили одну, но Гаара сразу сообщил, что её цель: только следить и доложить, если масштабы контрабанды куда больше, чем кажутся. Он ничего не говорил о союзниках, но и о секретности тоже: возможно, подозревал, что Каге Щимо обратится к другим странам великой пятёрки. Нет, не возможно, а скорее всего. — Ладно, Кику, можешь хотя бы порезать его на куски, пока я занимаюсь огнём? — со слишком уж приторной улыбочкой интересуется Зару. Она подозревает, что это не его настоящее имя, все анбу обычно используют псевдонимы. То, что он — анбу у неё никаких сомнений не вызывает. Во-первых, он работает в паре с Саем, который, как она внезапно вспомнила, сам из какого-то там подразделения анбу Конохи. Вспомнила только потому, что усиленно пыталась понять что ей вообще известно о команде Копирующего Ниндзя. Во-вторых, потому что его образ ей почему-то действительно смутно знаком. Русые волосы, собранные в низкий короткий хвост и очень светлые, почти прозрачные, серо-зелёные глаза. Они точно сталкивались, но где и когда? Зару действительно красивый, но его красота разом и притягивает взгляд и отталкивает. Потому что в глазах нет никакой теплоты или добросердечия, которые он зачем-то пытается демонстрировать. Это глаза человека, который просчитывает обычно каждый шаг и не привык оказываться в ситуациях… ну, в которой оказался по её вине, например. Она бы сама назвалась псевдонимом, но — увы и ах — по какой-то неведомой причине они оба как раз её имя знают. Бесит. Она тоже на войне не отличилась, и в любимчиках Казекаге не ходит, а это значит только, что кто-то из секретной организации Конохи интересовался или интересуется её кеккей-генкаем. Опасности, впрочем, для неё нет: союз же. Да и после её смерти ни инка — проводник, позволяющий ей прятаться, ни хенка — способность манипулировать чакрой при контакте — не получить. Это вообще не тот геном, который отделим от носителя типа додзюцу. Аппетита нет совершенно, зато хочется принять горячий душ. Щимо вроде как славится горячими источниками, — пусть и не настолько, насколько соседний Ю, — но до сих пор как-то не выдалось возможности их посетить. В этом доме хотя бы есть трубопровод, и даже туалет. Если бы ещё и голую жопу пришлось морозить на улице, Накику бы точно плюнула нахер на Каге Щимо и свалила бы обратно в Суну. Утешает, что за столь незапарную, во всяком случае пока, миссию Гаара обещал щедро заплатить. Доверять свою безопасность случайным попутчикам — такая себе, конечно, идея, но Зару был прав: она тщательно изучила содержимое его карманов и рюкзака, так что сомневаться в том, что он из Конохи, не приходится. Ну и Сая она всё-таки с грехом пополам узнала. На него она вроде как и наткнулась как раз на юбилее, когда он пёр свои стопки книжек по улице. Тогда она не разглядела его, зато нарисованную псину со второй стопкой хорошо запомнила. И уже лицезрела похожую во время их совместной вылазки. В ванной работает одна-единственная тусклая лампочка, от безысходности, не иначе, повесившаяся где-то в углу, недалеко от кабинки душа. Накику скидывает с себя одежду, забрасывая в медный тазик, притаившийся там же. Постирает позже, главное, что на замену она взяла ещё один комплект тёплых вещей. Вставая под горячие струи воды, Накику чувствует, как волнистые длинные волосы быстро намокают и тяжёлым грузом прилипают к спине, заставляя её чуть откинуть голову назад. Стоит бы укоротить, но если ей что и нравится больше всего в своей внешности — это шикарная, цвета расплавленного золота, шевелюра. Отношений Накику не ищет, но не может отрицать, что ей нравится нравиться. Пусть и за счёт каких-то отличительных черт внешности. Каждая куноичи пользуется тем, что у неё есть, в конце концов. Она с удовольствием взмыливает шампунь в волосах, скользит кусочком душистого травяного мыла по телу и так и застывает в нелепой позе, доходя до правой лодыжки, которая опять чешется, словно туда её укусил противный комар. Всё гораздо хуже, потому что прямо под косточкой проступают символы, которые она никогда в жизни надеялась не увидеть на своей светло-песочного цвета коже. Имя, будь оно проклято. И не просто имя, а незнакомое имя. Кенджи. Накику знает Руиджи, знает Коджи, даже одного Заджи знает, но никаких Кенджи. Она тупо пялится на белые линии, похожие больше на шрамы от мелких порезов, чем на великую силу обретения родственной души. Ей двадцать лет, и она совершенно точно не собирается искать какого-то Кенджи. Её вполне устраивает случайная связь с Руиджи, если вдруг приспичит физический контакт. Но дурацкая метка чешется и чешется, и даже если напялить на себя слои одежды и скрыть её с глаз, кажется, теперь незнакомое имя не перестанет о себе напоминать.

Какаши

(3 ноября, 18 лпрН)

Обито всегда хотел стать Хокаге. Он мечтал о том, что его наконец-то примут, оценят и зауважают, но помимо этого собирался быть полезным. Получать почет просто так он бы не смог, ему его непременно нужно было заслужить. Какаши совершенно не понимал, зачем ему это нужно. Сам он меньше всего на свете хотел управлять Конохой, да ему и в голову-то не приходило, что в один прекрасный день он получит плащ и станет Рокудайме. Все в жизни Какаши складывается не так, как он хотел и представлял. В итоге, именно он теперь отвечает за деревню, потому что Тсунаде-сама выбрала его в качестве своего преемника. Понятное дело, что о Наруто и речи не может пока идти: ему всего лишь восемнадцать лет, и он не такой серьезный и собранный, как тот же Гаара. Ему еще рано, нужно набраться ума и опыта. А место ему тем временем подержит Какаши, который клянется себе и слова не говорить своему ученику о том, насколько тяжела работа Хокаге. Если Наруто поймет, сколько тут бумажной волокиты, то сидеть на нежеланном посту Какаши придется до тех пор, пока его не сможет сменить Конохомару. Это слишком большой срок, он раньше из Конохи сбежит, и пускай сами разбираются, что делать дальше! Эх, если бы ему кто-то дал так поступить. Целое утро приходится потратить на подпись документов. Секретарь помогает ему разобраться с самым необходимым, но этой помощи мало. Какаши снова вспоминает Гаару и его бессменного помощника Усё. Мужчине лет сорок, что ли, он служил еще при Йондайме Казекаге, и ресурс он действительно бесценный. Вот бы и у Какаши кто-то такой появился! Тогда он точно смог бы выдохнуть, а не перепроверять себя то и дело. Он действительно подписал нужные документы? Он не перепутал обращения в письмах? Не ошибся в выделенном финансировании на тот или иной проект? Несмотря на полное отсутствие желания быть Хокаге, войти в историю как самый дрянной и ленивый Какаши отказывается. Обито ж тогда с того света вернется и убьет его. — Не завидую тебе, — хмыкает Генма, наблюдая как Какаши разминает уставшую руку. — Сидеть запертым в кабинете и читать… — Прошение Йоко-сан о запрете на домашних животных в ее многоквартирном доме, — подсказывает Какаши. Генма наклоняется к столу; лицо его забавно вытягивается. — Это не шутка, да. — Как это вообще попало тебе в руки? Я думал, такие запросы отфильтровывают. — Старушка очень настырна. У нее полным-полно времени и сил, пусть она и говорит о своей немощи и скорой смерти. Вторая Чиё-сама. А третья — Гарина-сан с историями про пришельцев, которые хотят захватить её сарай. Такие живут дольше всех, как показывает практика. Какаши не сомневается, что и с этими двумя так будет, учитывая, что они гражданские, в отличие от почившей старейшины Суны. — Вообще, я зашел предупредить, что в Конохе Орочимару. И вроде как к тебе. — Прекрасно, — тяжело вздыхает Какаши, но кивает. Отказывать саннину у него нет никаких причин. Орочимару действительно появляется в его кабинете десяток минут спустя. Он окидывает Какаши надменным взглядом, но ничего не комментирует. Просто садится напротив и чинно складывает руки на коленях. На Какаши смотрит насмешливо, может быть, чуть брезгливо, но не оскорбленно. Орочимару, к счастью, уже не терзается тем, что не стал Хокаге. Видимо понял, что сложись все иначе, у него не было бы времени на научные изыскания. — Чем обязан? — после затянувшейся паузы спрашивает Какаши. — Мне нужен доступ в архивы Конохи. В частности засекреченные, сорокалетней давности. — Зачем? Подозревать Орочимару у всех уже давно вошло в привычку. Какаши чуть щурит глаза, рассматривая мужчину, совсем не выглядящего на свой возраст. Они с Тсунаде-сама, наверное, никогда не постареют. — Изучаю тамашимаэ, — Орочимару всем своим видом показывает, каким скучным считает этот разговор. — До меня дошли сведения о кое-каких записях того времени. — А я думал, что вы давным-давно уже все архивы облазили, — Не может удержаться от ехидного укола Какаши. — И что же именно вы изучаете? — А я думал, что Рокудайме-сама не сведущ в науке, — в тон ему отвечает Орочимару. — Меня интересует, как влияет отказ от пары. Не буду вдаваться в подробности, но это должно иметь какой-то эффект на обоих. Орочимару объясняет ему что-то еще и дальше, но Какаши слушает уже не так внимательно. Почему-то он вспоминает Сакуру, думая о том, какой уставшей и несчастной она выглядит в последнее время. Кто ее пара? Уж не Саске ли? Вряд ли бы она так долго ждала того, кто не предназначен ей судьбой. И вот кому-кому, а ей только на пользу бы пошло отказаться. Саске и она не подходят друг другу: ему не нужен никто, а Сакуре нужно… Разве знает Какаши, что ей нужно, а что нет? И разве есть у него право ей что-то говорить? Он размышляет об этом и после того, как Орочимару покидает его кабинет, получив письменное разрешение наведаться в архивы. Не без сопровождения, конечно же, но и оно скорее формальность: если змей захочет получить какую-то информацию, то никакое сопровождение его не остановит. Какаши это прекрасно понимает, особого доверия к Орочимару не испытывает, просто пока все придерживаются условий заключенного между ним и Тсунаде-сама соглашения. Не стоит провоцировать саннина почем зря. Да и волнует его Орочимару сейчас не сильно. Какаши снова и снова возвращается мыслями к Сакуре. Он думает о ней слишком много, словно пытается восполнить отсутствие внимания всех прошлых лет. Проблема только в том, что ей это уже не нужно: все его попытки с ней поговорить ни к чему не приводят. Сакура все больше и больше замыкается в себе, хоронит себя в работе, и это неправильно. Какаши решает снова с ней поговорить, но неожиданно Сакура сама заходит к нему. На дворе уже вечер, когда дверь в его кабинет открывается, и на пороге появляется розоволосая девушка с увесистой папкой в руках. — Мне нужно, чтобы вы это подписали, — говорит Сакура и с громким хлопком роняет папку на стол. — Все, что там есть? — уточняет Какаши. Нет, Наруто не узнает об объеме бумажной работы до тех пор, пока не сменит его на посту. — Да, — кивает девушка, а потом, опомнившись, мотает головой. — Нет. Там сшитые документы, подписывать нужно только последнюю страницу. Не так много. — Это радует. Сакура не садится, а продолжает стоять напротив него, пока он перебирает документы. Над одним он долго сидит, вчитываясь в написанное, и она не выдерживает. Девушка обходит стол и опирается на спинку кресла Какаши рукой, наклоняясь, чтобы посмотреть самой. — Что вам непонятно тут? Это… — она начинает объяснять, но Какаши ее не слушает. Он поворачивает голову и смотрит на нее, вспоминая, какой мягкой ощущалась ее кожа под его мозолистыми ладонями, как приятно было целовать ее губы, как тихо она вздыхала его имя, как… Когда она смотрит на него, чуть поворачиваясь, их губы едва не соприкасаются. Какаши хочет податься вперед. За долгое время это первое столь яркое и четкое желание. Он хочет это сделать, хочет ее поцеловать и зарыться пятерней в отросшие пряди ее розовых волос. Его ладонь даже поднимается вверх, пальцы едва касаются челюсти Сакуры в нехитрой ласке, как девушка вдруг отшатывается. Взгляд ее такой злой, каким он не видел его никогда. — Мне не нужна жалость! — рычит Сакура и ударяет ладонью по столу так, что по дереву идет трещина. Странно, что он попросту не раскололся в щепки. Впрочем, стол Какаши не менял, достался он от Тсунаде-сама, а она явно подбирала мебель так, чтобы та была способна выдержать ее вспышки гнева. — Особенно от вас! — Я не… — Ненавижу. Вы все… — Сакура делает шумный вдох, давится словами и резко качает головой. — Вы вообще делали вид, что ничего не было! А теперь что? Сакура не дает ему возможности собраться с мыслями и ответить. Она выскакивает из кабинета, громко хлопнув дверью и забывая про собственные документы, за которыми этим вечером так и не возвращается. Это не жалость, думает Какаши и трет лицо руками. Это глупость, наваждение и ошибка, но никак не жалость. И ночь на войне тоже не была жалостью, не с его стороны так точно.

Саске

(3-6 ноября, 18 лпрН)

Саске не особо задумывается о будущем. После войны он живёт так же, как жил до этого: настоящим моментом, той целью, которая на данный момент у него в приоритете. Кто-то над этим ехидничает, кто-то, как Какаши, предпочитает не упоминать вовсе, но Саске всегда было наплевать на чужое мнение. Тем не менее, что-то в нём изменилось, этого отрицать он и сам не может. Ему откровенно приятно проводить время в компании Наруто, как в старые добрые времена, да и остальные «старые приятели» не так раздражают, как могли бы. Естественно, сам Саске не пытается с кем-то сблизиться, но и не против той же Яманака, которая сопровождает их в недельном путешествии по стране Огня. Саске и Наруто набрали с пяток небольших миссий, и именно Ино составила для них маршрут таким образом, чтобы сэкономить больше времени. На привале Саске почему-то думает о Сакуре. Перед отбытием он зашёл к ней, потому что ему показалось, — не показалось, на самом деле, — что сокомандница уж слишком закопалась в работе. Она вообще стала странной. Нервной, дёрганой, не идущей на контакт. Интересно, могла ли в этом быть вина метки? У Саске-то даже намёка на имя нигде нет, но причин не верить Сакуре, что на её коже именно его имя тоже. В конце концов, стала бы она в противном случае так упорно его ждать и всё пытаться вернуть обратно? Правда, после того, как он вернулся, отчего-то развернулась на сто восемьдесят градусов, и теперь от неё веет арктическим холодом. Стоит ли с этим что-то делать — Саске никак не придумает. С одной стороны, зачем ему ввязываться в отношения? Они ему не нужны, он собирается в следующем году покинуть деревню, потому что за её пределами у него появится возможность как следует развить все свои навыки ниндзя и принести существенную пользу. С другой… Сакура ему не чужой человек. Стоит хотя бы попытаться её разговорить? Саске сам не знает, почему ему так важно её благополучие. Он не врёт себе, что это проснувшаяся совесть по отношению к седьмой команде, скорее он готов поверить в то, что проклятая метка пары как-то начала на него действовать. Возможно, раньше эффекта от неё не было из-за расстояния, которое их разделяло? Саске даже жалеет, что ничего не спрашивал у Орочимару. Хитрый змей наверняка знает больше всех. Когда Саске вернётся в Коноху, возможно, стоит попросить у Рокудайме разрешение наведаться в логово саннина и побеседовать с ним на эту тему. — Жаль, Сакура не смогла отправиться с нами, — как-то уж слишком беспечно щебечет Ино. Саске про себя хмыкает, когда слышит это утверждение: судя по тому, как девушка пытливо смотрит на Наруто, кажется, будто она ожидает от него какой-то конкретной реакции. Узумаки же только пожимает плечами и втягивает с причмокивающим звуком очередную порцию завариваемой лапши. Вообще-то, они организовали короткую остановку, чтобы подкрепиться горячим чаем и печеньем, но этот же вечно голодный. — Хорошо, что с нами ты, — неожиданно серьёзно отвечает Наруто, отрываясь от еды. — Мы давно не ходили на миссии вместе. — Ты в принципе давно не ходил на миссии, — напоминает Ино, но розовеет скулами от такого приятного уху ответа. — Да и тут фигня, а не миссии. Даже не смогу показать всего, что выучила за последний год. Саске в их разговор не вмешивается. Он отвлекается на список того, что им нужно сделать и на кое-какие записи об Учиха. Пока он не покинул деревню на длительный срок, Саске решает посетить архивы и руины квартала Учиха, который теперь отстраивают — правда, не для того, чтобы вернуть ему поместье, а чтобы бесхозная земля не пропадала. Всё равно во время атаки Пейна большинство построек снесло, если там что-то и осталось от старых времён, то кое-какие подземные хранилища. Но в них Саске ни разу не залазил, а теперь вот захотелось. И всё равно мыслями он упорно возвращается к Сакуре. Даже во время миссий. Впрочем, тут Яманака права — миссии ранга D это так, фигня. Они помогают на фермах, помогают отстраивать кое-какие деревеньки, и в остальные дни их ждёт что-то подобное. Никаких сражений, но физическая нагрузка чуть ли не тяжелее, потому что их техники тут не к месту. Саске слышал, что Ямато с мокутоном вот желанный гость в разрушенных поселениях, но он не может разорваться, да и чакры на постоянные постройки нужно куда больше, чем на временные. Раньше Саске относился к такого рода талантам несколько снисходительно, но теперь понимает, насколько же полезно иметь не только разрушительные, но и созидающие техники в арсенале. По крайней мере, бывший анбу Корня точно не останется без крыши над головой. А судя по той популярности, которую он приобрёл среди лиц женского пола в Конохе… Так, нет, это Саске точно не интересно. Или всё же? Саске восемнадцать. Да, о том, чтобы себя с кем-то связать любовными узами он не думает, но соврёт, если скажет, что одиночество никогда на него не давит. Такое бывает, пусть и редко. Саске во всём винит метку, потому что так легче и проще: это не он поддаётся низменным желаниям, это дурацкая связь, проснувшаяся у Сакуры хер знает когда заставляет его думать о ней. Хорошо, что уссоротонкачи полагает, будто Саске всё это не интересно, и он вообще не верит в пары и всю эту романтическую эпидемию. Отчасти это правда, но только отчасти. На ночь третьего дня их небольшого путешествия они останавливаются в деревеньке с онсеном, и Наруто с Саске решают забраться в источник, пока Ино наслаждается горячей ванной в другом бассейне — здесь чёткое разделение на мужскую и женскую половину. Наруто непривычно задумчив, сидит, погрузившись в воду почти по нос, и явно мыслями где-то далеко. — Эй, уссоротонкачи, ты только пузыри не пускай, а то примут за дурачка. Хотя, подожди, ты и есть дурачок, — усмехается Саске, несильно толкая друга в бок. Сам он откидывается на бортик и жмурится, пытаясь расслабиться, но получается откровенно плохо: у него самого рой жужжащих мыслей в голове. И не сказать, что хотя бы одна сильно приятная. — Отстань, бака. — Наруто, судя по всему, на диалог не настроен. Значит, дело касается тех материй, в которых он считает Саске некомпетентным. И у Саске даже есть подозрение каких именно. — Ты разве не хотел поговорить по душам? Наруто при этом кидает на него донельзя странный взгляд. Даже щурится совсем как Кьюби. И, возможно, ведёт какой-то мысленный разговор со своим хвостатым демоном как раз. Саске ждёт, оглядывая онсен: он не такой уж и большой, но в такой поздний час, почти перед закрытием, они тут одни. Вокруг каменного ложа растут невысокие кустарники, часть из которых вечнозелёная, а часть успела сменить цвет на золотистый и красный. Место симпатичное, но всё портит высокий деревяный забор, разделяющий этот источник с женским, а с другой стороны — с дорогой. — Мне кажется, Хината в меня… в общем, я ей нравлюсь. Саске с трудом сдерживает желание закатить глаза. Серьёзно? Даже он, который с Хьюга пообщался всего пару раз, заметил как наследница самого большого клана смотрит на Узумаки. Всегда смотрела, ведь ещё в академии, вроде как, постоянно при нём краснела и падала в обморок. До Наруто только сейчас дошло? Саске почему-то думал, что тот специально игнорирует скромную девушку. Примерно как Саске игнорировал Сакуру, только, конечно, с чуть меньшей холодностью. Она вон, даже собрала Наруто в путь какой-то запас вкусняшек, в том числе печенье, которое они умяли на одном из привалов. А ведь сама едва вернулась с собственной миссии. — И что? — задаёт вопрос Саске, когда пауза затягивается. — Я надеюсь, что у неё нет и не появится моего имени, — с тяжёлым вздохом признаётся Наруто. — Она очень хорошая, но я к ней не чувствую ничего такого. — Угу, — неопределённо бурчит Саске. Интересно, а что у него с Сакурой? Наруто же постоянно за ней бегал, а сейчас их редко увидишь вместе. Впрочем, Сакуру в принципе редко где и с кем можно увидеть, если речь не идёт про её работу. Спрашивать он почему-то не хочет, и не спрашивает. Разговор увядает сам собой, молчат они вплоть до ужина, на который у них сухой паёк, потому что ресторанчик отеля уже закрыт. В номере они обсуждают дальнейший маршрут с заглянувшей к ним Яманака, а когда девушка уходит, Наруто сразу заваливается спать. Саске же достаёт записи. Что-то в разрозненных документах и том, что когда-то сболтнул ему Обито, Саске напрягает, но пазл он сложить никак не может. Ему кажется, что Учиха как-то связаны со всеми этими именами и поиском родственных душ. Не зря же именно в их роду существует проклятие Никщими но Норой. Мало того, что большинство его родственников и сам Саске пострадали от этого проклятия, кажется, это никогда не закончится, только если он не найдёт источник; что-то или кого-то, от чего всё пошло. Нет, ему определённо стоит наведаться к Орочимару. А потом, видимо, обсудить неприятную тему и с Сакурой, раз уж — несмотря на его огромное желание это отрицать — они связаны. Саске многое готов сделать ради сокомандников и деревни. Однако есть кое-что, что он ценит больше всего, даже своих уз с названным братом. И это — его личная свобода.

Акеми

(6 ноября, 18 лпрН)

Суна оказывается намного лучше, чем Акеми могла себе представить. Может, все дело в том, что Канкуро едва ли не сразу покидает деревню, отправляясь на какую-то миссию, и ей сразу становится легко и свободно дышать. Или же все дело в том, что она много времени проводит с Ичи? С ним легко и весело, а еще она, кажется, все больше и больше влюбляется в него как полная дурочка. Тут дело даже не в его имени, — а она почти уверена, что это его имя, — а потому что он сам по себе какой-то замечательный. Акеми запрещает себе строить иллюзии, старается не дать розовой дымке влюбленности заполнить ее голову, но Ичи действительно хороший. Да, она ловила его и на неожиданно колких шутках, и замечала по-лисьи лукавый взгляд в его ярких бирюзовых — совсем не как у Канкуро; почему она вообще помнит точный оттенок?! — глаз. Ичи тоже далеко не такой простой, каким пытается казаться, и это по-своему хорошо. Плохо только то, что запасть на него оказывается удивительно просто. Акеми старается отвлекаться делами, которых в Суне достаточно. Их же сюда, все-таки, не прохлаждаться прислали. Она носится по поручениям Райдо, который тут за главного, и постепенно изучает деревню. Оказывается она… совершенно обычной. Тут все живут своей жизнью, никто не строит никаких коварных планов, и её детские страхи кажутся Акеми ужасно глупыми. Но что взять с тринадцатилетней девчонки, потерявшей за один день обоих родителей? Девчонки, помогавшей потом строить свой дом заново? Дважды, напоминает себе Акеми, чувствуя, как у нее волоски на теле встают дыбом. Это было дважды, и они со всем справились, так что нечего думать о плохом и портить себе этим настроение. Она машет рукой Аичиро, когда тот оставляет ее при виде красивой песчаницы, Соры. У них то ли роман, то ли интрижка, Акеми решает не вдаваться в подробности личной жизни товарища по команде. Он ходит довольный, как дорвавшийся до сметаны кот, видимо, все у него там хорошо. Девица, правда, Акеми не сказать, что нравится. У нее очень острый и злой язык, цепляет она им всех подряд, хотя участников делегации из Конохи не трогает. То ли из-за Аичиро, то ли из-за указаний Гаары, но это и не так уж и важно. Акеми провожает друга взглядом, закатывая глаза, когда тот опускает руку с талии девушки ниже, сжимая ее аппетитную задницу, и отворачивается. Ноги несут ее в сторону госпиталя. Вроде бы у Ичи вот-вот должна закончиться смена. Он полевой ирьенин, но в последнее время его способности оказываются нужны и в Суне, как она поняла из его рассказа. В этом нет ничего удивительного, вон, в Конохе многие тоже подрабатывают между миссиями в госпитале. Конечно есть те, кто предпочитает не брать на себя дополнительные обязанности, но далеко не все. — Акеми-чан! — окликает ее кто-то сзади. Она останавливается и оборачивается, позволяя Коджи себя догнать. — Казекаге-сама велел найти тебя и привести к нему. — Все в порядке? — чуть хмурясь, уточняет она, на что Коджи только пожимает плечами. Видимо, он и сам не знает. В кабинете Гаары Акеми с удивлением обнаруживает Ичи. Видимо, его куда раньше позвали, раз он ее опередил. Она становится рядом с Ритсуми и сцепляет руки в замок за спиной, с любопытством глядя на Казекаге. Настроение ее, впрочем, тут же портится, как только он объявляет, куда им предстоит отправиться: Щимо, будь он трижды неладен! Меньше всего Акеми хочет в эту деревню, но выбора никакого нет. Это понятно и из письма Хокаге, и из странно написанного послания, которое им с Ичи дают почитать. У Акеми немного вытягивается лицо, пока она читает объяснения встречи трех анбу двух разных деревень. Это кто же так пишет-то? Внизу подпись, два имени ей ни о чем не говорят, а вот третье… Сая она знает плохо, но того, что о нем слышала, достаточно, чтобы тут же перестать удивляться. — Ты же была уже в Щимо? — спрашивает Ичи, когда они выходят на улицу. — Помимо войны, я имею ввиду. — Угу, — Акеми дергает плечом. Говорить об этом ей не хочется. — Там холодно и мерзко. Особенно в это время года. — Не любишь холод? — Не люблю, когда мои ящерицы меня не слушаются, — она вытягивает перед собой руку, показывая свернувшуюся кольцом у нее на запястье серенькую гуре. — Они плохо реагируют на холод. Мои бедные малышки. — А ты сама тоже бедная малышка? Ичи так шутит или флиртует? Акеми кидает на него взгляд и улыбается, чувствуя, как начинают теплеть ее щеки. — Смотря для кого, — находит она ответ, вызывающий у Ичи усмешку. Нет, он точно флиртует! У Акеми от этого в животе не бабочки начинают порхать, а мелкие ящерки щекотно бегать кругами. Она не помнит, чтобы испытывала подобное прежде: с Кибой все было спокойно, но им и было-то тогда немного лет, а с Иошихиро… да ну его. Думать о нем она не собирается. Акеми надеется, что даже не пересечется с ним у него дома. Остаток дня Акеми проводит в сборах, а вечером выходит поужинать. К сожалению, не только с Ичи, но еще с несколькими членами дипломатической миссии. Это одновременно и хорошо, потому что так она не липнет к ирьенину, и плохо, потому что липнуть она хочет ужасно. Особенно после пары стопок, которые ей подпихивает Аичиро. Акеми от алкоголя становится весело, она делается смешливой и совсем теряет страх. Только этими можно объяснить, что ей хватает ума потянуться к Ичи, когда они выходят на улицу немного проветриться. Просто Акеми не может удержаться. Он такой красивый, такой… да идеальный, вот нужное слово. Ичи и-де-аль-ный, и поэтому она встает на носочки и легко касается своими губами его. В глупости своей затеи Акеми убеждается почти сразу, когда не получает никакого ответа. Выглядит парень удивленным, и прежде чем он успевает что-то сказать или сделать, она сама же и отшатывается, бормоча извинения и скомкано прощаясь. Щеки теперь уже горят от стыда. Вот надо же ей было выставить себя в таком глупом свете! На оклик Ичи она даже не оборачивается, спеша сбежать в выделенные делегации апартаменты. Ей никого не хочется ни видеть, ни слышать, ей хочется просто пережить этот позор и идти дальше. Метка на бедре горит, но Акеми к ней не прикасается до тех пор, пока не выходит из душа. Она падает на кровать, пальцами очерчивает имя на коже и стонет, переворачиваясь на живот и пряча лицо в подушке. Завтра она сделает вид, что все в порядке и ничего не произошло. Им еще дорога до Щимо предстоит, не хватало только сделать так, чтобы всем было максимально неловко. Блин, чтоб Аичиро провалился, зачем он подзуживал ее пить? Да и она сама дура редкостная! Знает же, что ее сразу же развозит с пары стаканов. Стыдно. Акеми именно с этой мыслью засыпает, с нею же и просыпается. Идти никуда не хочется, но что ей еще остается? Она проверяет свои свитки с запасами ящериц, прокручивая в уме все, что может сказать Ичи. Надо посмеяться, вести себя как ни в чем ни бывало, а если он не заговорит об этом, то и ей не надо. Все просто, так? К воротам ее провожает Аичиро. Около Ичи, которому Акеми машет рукой, она замечает двух чунинов Суны, Темари и какую-то симпатичную девушку, тут же чувствуя укол ревности. Впрочем она тут же забывает о ней, когда замечает еще и Канкуро. А этот когда вернулся? Вот теперь держать лицо становится особенно сложно, и у нее все-таки не выходит, когда марионетчик сам к ней подходит. От него пахнет сигаретами, из-за чего Акеми морщится. — Жалкое было зрелище, — тянет он насмешливо, пользуясь тем, что Аичиро отошел, оставив Акеми одну. — О чем ты? — О вашем поцелуе. То ли он в тебе не заинтересован, то ли ты не умеешь целоваться. Акеми растерянно моргает, потом поворачивает голову к Канкуро, глядя на него круглыми от изумления глазами. Она не замечает, как снова начинает тереть запястье, проходясь подушечками пальцев по его имени. — А ты откуда… хотя нет, постой, — справившись с ужасом, выдыхает Акеми. — Вообще ничего не хочу знать! В том числе и твое мнение. — Какое мнение? Ты не меня поцеловала, чтобы составить мнение, но мы всегда можем проверить, насколько все плохо, — он ухмыляется, щурит темно-бирюзовые глаза, а Акеми желает сквозь землю провалиться. Отдельно из-за новой волны стыда, а отдельно — потому что от того, как он на нее смотрит, тоже можно уплыть. Но Акеми не уплывает, она молча разворачивается и отходит к Ичи, потому что им уже пора. У нее хватает проблем и без этого. Канкуро просто мудак, думать о котором она совсем не хочет. Почему в ее жизни всегда столько мудаков? Один Ичи хороший, но он… Акеми прибавляет скорость, чтобы не отставать, и старается думать о предстоящей миссии, а не о том, что у нее все как-то наперекосяк.