Тамашимаэ

Сакура

(10 октября, 18 ЛпрН)

Имя Саске появляется у Сакуры на следующий же день, как Какаши-сенсей признаёт их командой. Сакура смотрит в зеркало ванной и не верит своему счастью — оно, конечно, практически незаметное, тусклое, но оно есть, аккурат над правой грудью, близко к подмышечной впадинке. Ей хочется тут же побежать и рассказать всё сначала Саске, а потом до кучи ещё и Наруто, представляя, как вытянется его глупое лицо. И Ино, конечно же, вот она обзавидуется! И всем тем идиоткам, которые сохли по Саске в академии тоже. В общем-то, ей хочется рассказать всему миру, но что-то её останавливает. И Сакура ничего не говорит до тех пор, пока Саске не решает покинуть деревню. Ей почему-то кажется, что её слёзы и уговоры могут его остановить, они же родственные души! Да, Саске холодный и надменный, не только с ней, но и со всеми остальными. Но Сакура же знает и другую его сторону — ту, которая искренне беспокоилась за сокомандников и участвовала в глупых попытках подглядеть что там за маской их наставника. Ту, которая раз за разом спасала и саму Сакуру, когда она была не в силах чем-то помочь команде и только подставлялась под удары. Ту, которая умела улыбаться. Ничего не помогает; Саске уходит, движимый лишь местью; любви и привязанности в его сердце больше нет места. Так проходят годы. И Сакура всё ждёт, что он осознает и вернётся. Правду она всё ещё не рассказывает никому. Отношения с Ино испортились ещё в детстве, и хотя Сакуре очень хочется вернуть их дружбу, почему-то не выходит. Может быть потому, что она боится, вдруг и у неё имя Саске однажды появится или уже появилось? Шансы малы, но они есть, ведь никто толком ничего не знает и не понимает про этот феномен, возникнувший около шестидесяти лет назад. Никому другому она не доверяет, тем паче, что в деревне Саске теперь считают предателем. Не все, конечно, но и Сакура не сказать, что с многими близка. Когда Наруто возвращается с Джирайей-сама после долгих тренировок она было думает, что можно рассказать ему, но… нет, просто нет. Какаши-сенсею тем более: Сакура внезапно осознаёт, что он с самого начала поставил на ней крест. Да, он походя делал комплименты её контролю чакры, но никогда не воспринимал её всерьёз. Для Какаши-сенсея она была и остаётся обузой. Удивительно даже, что именно это подталкивает её к нему на войне. Сакура боится не пережить конфликт, многое поставлено на кон, а она все эти годы потеряла на ожидание Саске. В лагере, где собираются союзники Альянса Шиноби в ту ночь, которая для многих станет последней, Сакура решает, что связь связью, но ей надоело. Ей надоело ждать Саске, ей надоело не чувствовать того обещанного тепла и эйфории, которые могут возникать у родственных душ. Видимо, судьба у неё такая: познать от этой связи только боль. Впрочем, разве она одна такая? Из окружающих её ровесников разве что Тентен и Рок Ли могли похвастаться тем, что рано друг друга нашли и решили, что из этого что-то может выйти. Сакура помнила, как Тентен была влюблена в Неджи и то, что в конце концов решила дать шанс Року её изрядно удивило. Много позже куноичи из команды Гая призналась, что имя Ли у неё появилось почти в то же время, что и у Сакуры, но ей сложно было это принять. Зато теперь она ни о чём не жалеет. И Сакура ни о чём не жалеет, заходя в палатку Хатаке и практически требуя от него всё то внимание, которым он её раньше обделял. Сакура выросла, и внимание ей теперь нужно другое. Сакура выросла и научилась, когда надо, манипулировать. Она знает где надавить и как. С Какаши много не нужно — просто использовать его извечное чувство вины. Он считает себя виноватым даже когда не виноват. И пытается искупить вину, но порождает только большие сожаления, поэтому, давая ей то, что она хочет, в итоге закрывается полностью, едва война выиграна. Сакура должна радоваться, что всё хорошо, что она жива, что Саске вернули в деревню — пусть и в тюрьму, где он ожидает своей участи, которую будут решать Хокаге и совет старейшин. Сакура должна надеяться, что у неё теперь есть новый шанс, к тому же Саске знает про то, что его имя тусклым росчерком вычерчено на её теле. Но ничего не меняется. Саске признаёт, что теперь он готов защищать Коноху. Он не признаёт то, что между ним и Сакурой должна быть какая-то особенная связь. Говорит с ней, когда она навещает его в тюрьме, всё так же холодно и отстранённо, но хотя бы говорит. Что-то рассказывает, что-то объясняет. Молчит, когда её вопросы хочет оставить без ответа, и Сакура не настаивает. Она сама не знает, зачем приходит и что хочет получить от Саске. Что-то подсказывает ей, что уже давно стоит отпустить и относиться к нему просто как к сокоманднику, как к Наруто или Саю. Если в ней всё ещё живёт влюблённость к Учихе, то она явно же отравленная и ненормальная. Умом Сакура всё это понимает. Но сердцу, как говорится, не прикажешь. Саске выпускают из тюрьмы. Саске остаётся в Конохе. Саске тренируется со своей старой командой. Ну, и с «новой» тоже, потому что иногда к ним присоединяются Сай и Ямато-тайчо. Сакура видит, что пропасть между ними всеми только растёт. Может, только она, потому что остальные ведут себя как ни в чём не бывало. А, может, такое чувство у неё возникает потому что она девушка, потому что ей всегда хотелось более сплоченной команды, более открытой, той, которой можно доверять во всём, а не только в том, чтобы прикрыть спину. Всё это её собственные страхи и обрушенные надежды. Метка на её теле всё такая же, как и раньше, а сама Сакура выросла, похорошела, и, разглядывая себя в запотевшем зеркале в ванной не может не поздравить себя хотя бы с тем, что научилась принимать собственную красоту и силу. Как жаль, что этого недостаточно для того, чтобы навсегда изжить из головы мечты об их с Саске радостном и счастливом будущем. — Лобастая, ты чего там зависла? Ино врывается в её квартиру без предупреждения, и Сакура отрывается от разглядывания имени Учихи, поправляя полотенце на груди так, чтобы оно закрывало его. Глупо, ведь кроме неё всё равно никто не увидит. — Почему ты врываешься ко мне без спроса? — вздыхает Сакура, отпирая дверь ванной как раз в тот момент, когда её подруга — снова подруга — уже готова выдернуть её вместе с косяком. — Почему ты опаздываешь? — вопросом на вопрос отвечает Ино и недовольно складывает руки на груди, морщась от количества пара. — Странно от тебя такое слышать, — фыркает Сакура. — У нас ещё часа два. — Это до приёма. Было бы неплохо встретить делегацию союзничков у ворот. — Ты такая любопытная. — Не мне, а тебе, — совершенно серьёзно говорит Ино, критически оглядывая Сакуру с ног до головы. — Ты же у нас героиня войны в первую очередь! Сакура молчит. Да, седьмая команда в лице Саске, Наруто, Сакуры и Какаши якобы отличилась, но Сакура не считает себя настолько значимым лицом. Какаши-сенсей стал Рокудайме, Наруто пророчат пост Нанадайме, а Саске… это Саске. Они точно должны быть там, встречая суновцев, а Сакуре совершенно не хочется расшаркиваться с ними, хотя, конечно, семью Казекаге она будет рада увидеть. Ино в итоге помогает ей выбрать платье, сама красит её и делает ей причёску, пока Сакура тупо пялится на календарь, висящий на стене напротив кровати. Десятое октября. Годовщина победы, а ещё день рождения Наруто, о чём, скорее всего, многие не помнят, потому что куда более значимое событие освещено и для жителей Конохи и для прибывших союзников из Альянса. Они обе в итоге прибывают к южным воротам когда Гаара с подопечными его родной деревни уже здесь. Суновцы выглядят нарядными, значит успели переодеться в ближайшей от Конохи деревеньке. Даже Канкуро переоделся, хотя его жутковатые узоры на лице никуда не делись. Что Сакуру удивляет — старший брат Казекаге замечает её и приветливо улыбается, тут же отрываясь от основной толпы, чтобы её поприветствовать лично. Ино вот, наоборот, подходит к Гааре и Темари, так что в стороне от делегации Сакура и Канкуро остаются одни. — Вижу по лицу, что тебе здесь находиться не очень-то и хочется. — Улыбка Канкуро трансформируется в ухмылку, а потом он щурит глаза, замечая кого-то за её спиной. Сакура оборачивается, но там никого нет, или есть, но вдалеке, в очередной толпе празднующих, которые попадаются то тут то там с самого утра. — Мне тоже, к слову, не люблю все эти официальные расшаркивания. Сакура хмыкает, но не отвечает. Только неоднозначно ведёт плечом. С Канкуро они не друзья и даже не близкие знакомые, но почему-то рядом с ним ей комфортно. Наверное потому, что при нём ей не нужно надевать маску и играть какую-то роль. Он, конечно, тот ещё ехидный хитрец, который не фильтрует базар, но и не скрывает своей своеобразной натуры. Сакура краем уха слушает Канкуро про какой-то казус, случившийся с ними по пути, рассеянно смотря на Саске, который тоже не участвует в общем диалоге, а стоит в паре шагов от Наруто, живо что-то обсуждающего с Гаарой. А затем неожиданно ловит пристальный взгляд серых глаз. Какаши глядит на неё точно так же, как смотрел после того, как они переспали в лагере перед войной. С затаённой виной и желанием обсудить то, что обсуждать не следует. Никто, кроме них двоих, и, может быть, Канкуро, который и дал ей тогда совет «расслабиться», ни о чём не знают и даже не догадываются. Обсуждать там нечего. Там не больше правды и чувств, чем в её связи с Саске. С тех пор, как у Сакуры появилась метка, она живёт в нескончаемой иллюзии.

Ино

(10 октября, 18 ЛпрН)

Метка всегда была проблемой Ино. Она выросла на рассказе родителей о том, как они познакомились, как ее мать сразу знала, что встретила того самого, как на руке ее отца появилось имя матери, и он почувствовал себя так, словно наконец-то получил невероятно важную часть себя. Это было ужасно романтично, и Ино до сих пор завистливо вздыхает, когда вспоминает их красивую историю. Ей, конечно же, хотелось чего-то подобного, но ее тело оставалось чистым, никакой метки на нем не расцветало. Она лет с тринадцати изучала себя в зеркале со всех сторон, но нигде не было ни намека на чье-то имя. Вот нет и все, хоть ты тресни! Успокаивало только то, что не Ино не одна такая. У Сакуры, насколько ей известно, никакого имени нет, — или есть, но Лобастая ей врет, но пока поводов сомневаться в ней нет, — у Хинаты тоже, да и Акеми, рыжая наследница клана Икимоно и внучка старейшины Гакари Мэйко, утверждает, что и у нее ничего нет. Но вот она точно врет, уверена Ино. Слишком уж рьяно заверяет всех, а после войны вдруг перестает, будто бы чего-то стесняясь. По-нормальному имя проявляется только у Тентен, которая, чуть подумав, решает дать Ли шанс и ничуть не жалеет об этом, судя по тому, какая она ходит счастливая и довольная. Ино все еще ловит себя на том, что кидает на нее порой завистливые взгляды, потому что тоже хочет нечто подобное. Разве плохо это— найти человека, который всегда тебя поймет и поддержит? Видимо, Ино слишком уж отчаянно молилась о том, чтобы у нее наконец-то появилось имя, потому что оно появляется аккурат после войны, и это ни разу не тот, кого она могла бы ожидать. В детстве Ино мечтала о том, что это будет Саске. Невероятно красивый, — во всяком случае, так ей казалось в то время, — холодный и недоступный, Ино он казался пределом всех мечтаний. Она была маленькой и глупой девочкой, это первое чувство она давно переросла, но даже имя Саске было бы ожидаемым. Шикамару или Чоджи, пускай их Ино всегда воспринимала как братьев, тоже. Она обрадовалась бы, окажись ее парой Генма-сан, например, потому что он всегда ей нравился, или даже Райдо-семпай, пускай он и страшный бабник. Вместо этого на ее нежной светлой коже появляются три слога: На-ру-то. Ино неверяще смотрит на свое отражение в зеркале и ведет пальцами по низу живота, где так аккуратно уместилось имя героя, и надеется, что это сон. Наруто не может быть ее парой, он не может быть тем, кто подходит ей лучше всего и предначертан судьбой! Она закусывает губу, закрывает глаза и считает до десяти, в надежде, что имя исчезнет, но нет, оно остается на месте. С тех пор Ино нет покоя. Что делать с этим она не знает, и теперь проблемой для нее становится не отсутствие имени на ее теле, а его появление. Это неправильно, этого не может быть, это просто невозможно! Наруто никогда не обращал на нее внимания, всё бегал и бегал за Сакурой, — Ино даже думала, что в какой-то момент Лобастая сообщит ей, что он ее пара, — а она сама не рассматривала его как объект симпатии. Да, когда Наруто вернулся с Джирайей-сама, было невозможно не отметить, как он вырос и вытянулся, как изменился. После нападения Пейна на Коноху мнение о нем так и вовсе изменилось у всех, и мальчишка, которого все ненавидели, вдруг стал всеобщим любимцем. Ино и сама тогда, шутя, кричала, что выйдет за него замуж, но это же была шутка, правда? К тому же, есть Хината. Ино помнит, как ее подруга кинулась наперерез Пейну, чтобы спасти возлюбленного, и как старалась сделать все, чтобы стать кем-то достойным его. Она столько сил приложила, чтобы вырасти и перестать всего бояться, стала прекрасной куноичи, гордостью своего клана! Ино поддерживала ее на этом пути, поддерживает до сих пор, только повторять, что имя Наруто непременно появится на коже Хинаты, уже не может. Как не может и признаться в том, что это у нее на животе оно красуется уже почти как год. Ино стыдно, так стыдно, что она, сама того не замечая, начинает избегать Хинату. Неожиданно на это обращает внимание Акеми, в какой-то момент спрашивая, не поссорились ли они. Икимоно обычно менее прозорлива и больше занята своими драгоценными ящерицами, но тут на нее что-то находит, и смотрит своими карими глазами на Ино она пытливо. Сказать ей в ответ нечего, приходится перейти в наступление и начать конючить и требовать рассказать ей, кто же на запястье — именно там, иначе бы она его так постоянно не терла, — самой рыжей. А кто-то есть, хоть она и молчит как рыба, отпираясь и не называя имени. Сразу же делает ноги, дескать дел много, ха! Это еще одна загадка, которую Ино никак не может разгадать. И, может быть, не хочет, потому что у всех есть право на тайны. Ее тайна — это Наруто, который в солнечных лучах выглядит особенно красивым. Ино не может оторвать от него взгляд, пока тот о чем-то оживленно разговаривает с Гаарой. Рядом с ним стоит Саске, который теперь не кажется ей и вполовину таким же симпатичным, как его лучший друг. Хотя, в звании лучшего друга с ним сейчас могут посоперничать и Гаара, и Шикамару, который тоже явился, причем, с распущенными волосами. Ино кидает на Нара удивленный взгляд и сдавленно хихикает: ну надо же, перед Темари решил покрасоваться! Правильно-правильно, а то вон она как близко стоит к какому-то высокому светловолосому красавчику. Вряд ли между ними что-то есть, думает Ино, глядя на то, как они себя ведут, но Шикамару полезно получить щелчок по носу. Темари ему нравится лет с тринадцати, но он, как и все мальчишки, нихрена ничего сразу не понял. Дурак ведь, даром, что гений. — Дорога была легкой, я надеюсь? — Ино заставляет себя не думать о Наруто и подходит к Темари, приветливо той улыбаясь. На шиноби рядом с ней она кидает заинтересованный взгляд, кокетливо ему подмигивая. — Ходят слухи, что на дорогах появились какие-то бандиты-похитители. — И кого же, по-твоему, похитили бы? — Уголки губ Темари приподнимаются вверх. — Не меня, да? — Ну, как тебе сказать… Имя, фамилия, возраст, кольца на пальце не вижу, — обращается она прямо к парню. — Ино, веди себя прилично, — стонет Шикамару, закатывая глаза. — А что я? Это явно мой потерянный брат, посмотри, как мы похожи! — Ичи, — добродушно смеется парень. — Меня зовут Ритсуми Ичи. — О, даже имена похожи! Ино весело смеется и ловит себя на том, что делает это нарочито громко и звонко, то и дело поглядывая в сторону Наруто. Ей хочется, чтобы он обратил на нее внимание, даже если ей и стыдно за это желание. Ей ужасно хочется, чтобы он подошел к ней, встал рядом и коснулся ее плеча своим. Тупое желание, от которого ничего хорошего не будет. Никому. Она продолжает весело щебетать, разбавляя слишком серьезные реплики Шикамару, рассказывает, где их поселят, и заодно спрашивает о том, кто еще с ними, какие у них планы, обещая устроить им в Конохе прекрасные развлечения. Конечно, культурную программу им и так подготовили, но разве сравнится она с тем, что может устроить Ино? Конечно же нет! За этими разговорами она даже не замечает, что к ним все-таки присоединяется Наруто. Он закидывает руку ей на плечо, и желудок Ино делает кульбит, ухая куда-то вниз. Она знает, что он жутко тактильный, так что это поведение явно ничего не значит, но ей приятно, и метка отзывается на это прикосновение теплом. Лишь бы только никто не заметил, что на щеках Ино вспыхивает легкий румянец и не соотнес с тем фактом, что рядом с ней встал Наруто! Хотя, кто будет настолько внимательным и понимающим? Может, Шикамару, но он слишком занят: буравит Ичи тяжелым взглядом. А больше и некому, та же Сакура о чем-то судачит с Канкуро уже около двадцати минут. Интересно, кстати, о чем? Ино потом у нее обязательно спросит, а пока будет наслаждаться тем, что Наруто рядом, и у нее есть полное право радоваться всему. Сегодня чудесный день, особенно потому, что у парня день рождения, и у нее есть для него подарок. Осталось только улучить момент, чтобы вручить ему лично. И заставить себя перестать надеяться на что-то, потому что у нее на это нет никакого права. Если кто-то и заслуживает Наруто, то точно не она. Даже если имя на ее теле и говорит о другом.

Накику

(10 октября, 18 ЛпрН)

Накику садится на скамейку с самого края одного из длинных столов, которые вытащили в парк на праздник. В Конохе ярко и тепло: вокруг зелёные деревья и клумбы с цветами, разноцветные дома и приятный ветерок. Коноха ничем не похожа на Суну. И тем более на Косен, крошечный остров между страной Ветра и страной Чая, где Накику родилась. Быть здесь и сейчас Накику совершенно не хочется, но Казекаге взял с собой самых способных шиноби для сопровождения, в том числе анбу. И хотя Накику не ходит в его личных телохранителях, она согласилась по двум причинам: сюда направили её брата, одного из самых талантливых ирьёнинов Суны, которые на вес золота, а ещё потому, что её упросил Руиджи. Непонятно только зачем: во время их пути сюда он зависал в основном со своими кузенами: Сорой и Коджи, а после того, как они вошли в ворота Конохи и вовсе испарился, поспешив завести новые знакомства то ли среди куноичи союзной деревни, то ли среди блюд буфета, достойного самого даймё. Накику не особо любит Суну, но Коноха ей тоже не нравится. Слишком ярко и весело. Роскошно, почти богато и… навязчиво, что ли? Хотя, разве не так же было у неё на родине? Накику с трудом припоминает — ей было семь, когда её семью вырезали, и ей пришлось навсегда забыть о детстве и бежать в страну Ветра просто потому, что она была ближе, и у них с архипелагом Света был какой-никакой союз. То, что было в детстве, Накику старается не вспоминать. Было и было, давно и забыто, оно никак не влияет на то, что происходит сейчас. Просто почему-то иногда накатывает, словно морская волна, смешивающая тот песок, что на берегу, с тем песком, который крылся под водой. Краем уха она улавливает разговоры про имена. И невольно усмехается. Сколько же успели всего сочинить про феномен родственных душ, а ведь не так уж давно он появился, если даже судить по меркам того, что теперь известно про мир, шиноби и откуда всё зарождалось. В семь лет она сама, пожалуй, была мечтательницей, которая надеялась вырасти и встретить если не принца, то самого-самого лучшего друга или подругу. Того, кто её будет понимать, разделять секреты, всегда быть рядом, что бы ни случилось. Про имена «избранников» Накику услышала уже в Суне, но так и не встретила не то, что родственную душу, но даже человека, с которым в принципе хотелось бы сблизиться больше необходимого. Впрочем, так ли это плохо? Она не терзается поисками второй половинки, она не беспокоится о том, будут ли ответными чувства или нет, ей всё равно, потому что на её песочного оттенка коже нет никаких дурацких имён, только небольшие шрамы, полученные в ходе неудачных миссий. Ходит молва, что связь родственных душ даёт усиление чакры и способностей, но амбиций у Накику никогда не было: желания становится в чём-то лучшей и первой у неё нет. Тем паче с кем-то под боком, кто может из себя представлять не столько источник сил, сколько груз и проблему. — Скучаешь? — на скамейку напротив плюхается Руиджи. — Принести тебе тарелку? — Я не голодная, — ровно отзывается Накику. — А ты, наверняка, уже набил живот, да? — Через три часа подадут напитки, — напарник по анбу подмигивает и мило хлопает ресницами. Он почти точная копия своего младшего кузена Коджи: светло-пшеничные волосы и сиреневые глаза. Помнится, когда они начали работать вместе, он всё пытался уверить Накику в том, что её имя отпечатано на его теле, но врать Руиджи не умеет. Да и ничего бы это не изменило: спать с ним удобно, конечно, но оба понимают, что ни во что большее это не перерастёт. — Уже жаждешь напиться? — А зачем мы вообще сюда припёрлись, если не пить и праздновать победу? И то верно. — Почему ты не со своим отрядом? — Потому же, почему и ты. — Это не ответ. — Это ответ. Ладно, бука, оставлю тебя наедине с воздухом. Вернусь, как подадут сакэ, или что они тут, в Конохе, пьют по праздникам? Наедине с воздухом удаётся остаться ненадолго, потому что спустя буквально пару минут к ней подсаживаются Ичи и Канкуро. И если против компании старшего брата Накику не особо возражает, Канкуро заставляет напрячься. Они не враждуют, вполне себе нормально общаются, но кукловод тот ещё пройдоха, а ещё у него рот не закрывается, когда ему хочется выговориться, и что-то подсказывает, что именно сейчас он не против почесать языком. — Давно не видел такого скопления любителей поговорить об именах. — Оскал Канкуро не понять насмешливый или злой. — Тут целые клубы фанаток героев войны, которые только о родственных связях и пиздят. — Завидуешь, что ты не герой войны? — Накику подпирает кулаком щёку и невольно глядит в ту сторону, где собрались телохранители Хокаге. Часть из них в масках анбу, как и те, кто официально сопровождают остальных Каге. — Мне делать больше нечего? Просто тупые разговоры о том, чего они не знают и возводят на какой-то пьедестал, выше того, на котором сегодня торчит Узумаки. Ичи издаёт краткий смешок и отвлекается на какие-то записи; он захватил с собой свитки по медицине — этот трудоголик почти никогда не отвлекается от работы, если на то нет уважительных причин. — А ты знаешь? — скучающе тянет Накику, отводя взгляд от парня в маске лемура. Необычно видеть изображение именно этого животного, водящегося исключительно на архипелаге страны Света; в Конохе, где про них слыхом не слыхивали, разве что могли видеть в энциклопедиях. — Хотя, не говори. Раса-сама и Карура, бла-бла. Канкуро мигом мрачнеет, но потом вздыхает и делает беспечный вид. Даже не делает замечания о том, как неуважительно она отзывается о его родителях и родителях самого Казекаге. — Так что, тебя реально интересуют разговоры про метки? Или просто не знаешь, куда себя приткнуть? — Это ты не знаешь куда себя приткнуть по жизни. — Эй, — встревает Ичи, хмурясь. Но с его ангельской внешностью плохо выходит выглядеть суровым, хотя Накику не обманывается насчёт брата: он умеет быть манипулятором, когда ему нужно. Все в Суне такие, разве что Гаара после знакомства с Узумаки Наруто стал как-то доверчивее и мягче. Особенно это заметно на фоне того, каким монстром он был раньше. — Ты с моей сестрой… — Отвянь, — обрывает Канкуро и отворачивается. — Ты с моей сестрой тоже не нежничаешь. — Мы друзья. — А мы — напарники, и чё? Ты как будто в Суне не тринадцать лет живёшь, а три месяца, блять. Накику встаёт и отходит, не прощаясь. Она могла бы использовать один из своих кеккей-генкаев — инка — и исчезнуть для всех, но не делает этого, потому что на неё и так никто не обращает внимания. Она такая же песчинка, как и большинство гражданских и шиноби, которые вышли в этот знаменательный день на улице праздновать союз, победу, мир, дружбу, жвачку. Если будущее такое радужное, каким его представляет Узумаки Наруто, — главная фигура сегодняшнего дня, — то есть ли смысл в ниндзя? Есть ли смысл в том, чтобы гнаться за улучшением техник и способностей и за той половинкой, которая якобы тебя наделит небывалым могуществом… в обмен на слабость? Кому, интересно, могло понадобиться приносить в мир что-то подобное? В то, что это промысел Ками-сама или случайные одновременные мутации Накику не верит. Как и не верит в то, что связь двух случайных людей может вдруг привести к великой бескорыстной любви на всю жизнь. Огибая площадь перед дворцом Хокаге, где организовали огромную ярмарку, Накику подумывает лишь о том, чтобы взять себе горячего рисового вина в одном из киосков, но её чуть не сносит с ног какой-то черноволосый парень с кипой книжек в руках. Лица его она не видит, да и не пытается рассмотреть — её сначала занимает словно сошедшая с бумаги иллюстрация черно-белой псины, которая тащит на своей нарисованной спине дополнительную литературу, а следом она отвлекается на рыжего пацана, который вертится, как волчок, в окружении разноцветных ящериц. Затем её внимание привлекают Рокудайме Хокаге и Майто Гай, известный, как Блистательный Зелёный Зверь Конохи: кажется, они устраивают какой-то поединок, который не может быть честным уже потому, что черноволосый джонин после войны сидит в инвалидной коляске. Впрочем, весьма быстро Накику понимает, что ему это нисколько не мешает соревноваться на равных в явном беге на скорость. Воистину, Коноха — странное место. Даже неудивительно, что именно здесь выросли герои последней войны шиноби. Удивительно, что такие клоуны могут сочетать невероятные способности с подобным инфантильным поведением. Телохранители Хокаге из анбу держатся в стороне — судя по всему, это не что-то из ряда вон выходящее, да и вряд ли кто-то будет покушаться на главу деревни в стенах этой самой деревни. Накику останавливается, раздумывает куда бы ей всё-таки пойти, и снова её взгляд притягивает маска лемура. Слишком уж с ними связано то, что она хочет забыть. Слишком странно, что напоминание об этом вдруг приходит именно здесь и именно таким образом.

Акеми

(10 октября, 18 ЛпрН)

Подготовкой к празднику занималась вся деревня, и Акеми тоже привлекли к делу. Все-таки наследница клана Икимоно, одна из самых ярких представительниц призывателей ящериц своего поколения и внучка старейшины Гакари Мэйко не может отлынивать. Об этом ей напомнила и бабушка раз десять, и дядя, пусть в куда более мягкой форме. После смерти родителей они воспитывали их с Яхико, прилагая всевозможные усилия, чтобы дети выросли достойными представителями деревни. Акеми очень благодарна и бабушке, и Исаму-джи, но как же она устала от этого гундежа! Да, годовщина со дня победы — это прекрасно! Да, день рождения Наруто — просто замечательно! Да, гости — безусловно, всегда хорошо! Акеми это все знает, и ей не лень помочь и поучаствовать, просто бесконечные разговоры действуют на нервы. А перспектива снова столкнуться с теми, чьи имена у нее на теле, тоже не сказать, что радует. Когда-то давно она была очарована мыслью найти предначертанного ей судьбой человека. У ее бабушки был дедушка, у родителей на лопатках были имена друг друга, и Акеми тоже представляла, что и у нее будет чье-то имя. Она смотрела на своих одноклассников — ей и в голову не приходило, что это может быть кто-то старше, а то и вовсе незнакомец, — и гадала, кто же это будет. Не постоянно, разумеется, потому что она не Ино и не Сакура, которым оказался нужен Саске, и они все ждали появления на себе его имени. У Акеми и других забот хватало: она носилась по Конохе, засовывая свой любопытный нос везде и всюду, и приключения ее, все-таки, манили куда больше любовных историй. Она и не думала ни о чем таком, когда на том самом треклятом экзамене повстречала Канкуро. Ей было невдомек, что искорка интереса осядет на ее запястье буквами его имени, и это для Акеми, потерявшей во время вторжения в Коноху обоих родителей, стало неприятным сюрпризом. Она ничего общего с Суной иметь не хотела, особенно с, все-таки, неприятным Канкуро, и надеялась, что имя пропадет. Оно почти и пропало, когда на Суну напали Акацки и едва не убили старшего брата Казекаге, но он выжил, а очертания букв, на миг словно бы поблекшие, стали только отчетливее видны на коже. Акеми все еще кажется, что на ее запястье его имя выглядит как веревка, вместо того, чтобы смотреться красной связывающей нитью. Акеми снова трет буквы, но уже по привычке: имя никуда не денется, сколько ни скреби кожу, да и второе тоже. На внутренней стороне бедра буквы проступили у нее после войны. Она даже не поняла, как и когда это случилось, но вот их не было, а вот они есть. Короткое имя, совершенно ей незнакомое: Ичи. Акеми мечтала о том, чтобы вместо имени Канкуро у нее появилось чье-то еще, но она точно не просила о двух именах! Самое мерзкое, что ей никто так толком и не объяснил, почему так вышло и что с этим делать. Это значит, что у нее две пары, и ей надо выбирать? Или брать обоих? Или что ей вообще делать? Ино все страдает, что у нее якобы нет имени, вот можно было б с ней поделиться, Акеми бы отдала ей Канкуро, и пусть бы та с ним разбиралась. Ичи бы Акеми оставила себе, уверенная в том, что хуже, наверное, не будет. Что вообще может быть хуже? Только встретить долбанного марионетчика под конец праздника. Акеми хочет свернуть в сторону, чтобы избежать необходимости с ним разговаривать, но Аичиро буквально тянет ее за собой. Она не сразу понимает, что ее товарищу по команде понадобился не сам марионетчик, а красивая девушка рядом с ним. Очень красивая, стоит отдать ей должное, и перед ней парень начинает красоваться и пушить перья так, что Акеми на несколько секунд только и может, что глупо моргать, наблюдая за этим цирком. — Так ты с этим переспала тогда? — насмешливо тянет Канкуро, обращаясь к красотке-песчанице. — Что, она тебя девственности лишила? — Пошел нахуй, — не отвлекаясь от разговора, отзывается Аичиро. Акеми пытается вспомнить имя девушки, но оно от нее ускользает. Что-то на «С», вроде. — Детка, я думал, что у тебя вкус лучше… хотя, могу понять, чего это ему ты понравилась. Девушка смеется, а Акеми вдруг понимает, что теперь Канкуро смотрит на нее, да и говорит точно о ней. Щеки у нее моментально начинают гореть, а пальцы сами собой тянутся к запястью, чтобы обхватить его и скрыть имя Канкуро. Как он может быть ее парой, если сходу начинает высмеивать? И ведь из-за него у нее даже отношения не сложились ни с кем! Она пыталась с Кибой, но не вышло, как не вышло и с тем парнем из Щимо. Вот уж о чем она жалеет, так это о том, что додумалась переспать впервые именно с ним, а не с тем же Кибой. Гадко было, потому что этот мудак оказался ну… мудаком. — Знаешь, правда, пошел нахуй, — Акеми не находит ничего остроумного или колкого в ответ. — Вот просто собрался и пошел. Канкуро в ответ начинает гнусно посмеиваться и придвигается ближе. Акеми и глазом не успевает моргнуть, как его рука оказывается у нее на талии. — Меня интересуют не хуи, — с ухмылкой сообщает ей Канкуро. Акеми хочется его оттолкнуть от себя, потому что имя на ее запястье начинает пульсировать. Это приятно, и потому ей совсем не нравится. — Но мы можем обсудить, что может заинтересовать нас обоих. — Ты дебильный? — Акеми все-таки не выдерживает и скидывает с себя его руку. Ей не хочется выглядеть какой-то смущенной девственницей и недотрогой, да и вообще плохая, наверное, идея, показывать Канкуро, что ей некомфортно. Спасение приходит совершенно неожиданно. Марионетчика за ухо ловит его старшая сестра. Выглядит она при этом крайне сурово, хотя губы ее растянуты в улыбку. — Тебя ищет Гаара, — Темари кидает взгляд на Акеми и кивает ей. Они знакомы, пускай и не так уж и хорошо. — Прекрасный праздник. Часть наших шиноби ведь расположились у вас? — Да, в поместье Икимоно много места. — Но вот семью Казекаге устроили у Хьюга. Ну да, логично, это же самый старый и уважаемый клан, первый в Конохе. Акеми каждый раз, как она это слышит, хочется начать перечислять заслуги и других старых семейств, но спорить с Хьюга бесполезно. Они уперты как стадо баранов. — Они не доставят неудобств. — Не доставят, мы тоже проследим. Темари уволакивает Канкуро, а Акеми вдруг понимает, что Аичиро тоже нет рядом. Она вздыхает и смотрит по сторонам, надеясь найти кого-то из своих. Второго ее товарища по команде, Кая, тоже не видно, зато она замечает Кибу и Шино в компании двух девушек из Суны. Это что же все с песчаниками-то, будто других деревень нет! Быть там третьей, — а точнее пятой, — лишней Акеми не хочет. Она не может отловить даже Ино, чтобы прицепиться к ней, потому что та умудряется быть чуть ли не в семи местах одновременно, и поспеть за ней нереально. Своего младшего брата Акеми тоже не видит. Послать, что ли, ящерицу гуре на его поиски? Он-то шебутной, пускай ему и четырнадцать, мало ли, в какие проблемы встрянет вместе с Конохомару? А бабушка именно ей будет потом выговаривать. Акеми так погружается в свои мысли, что совершенно не замечает идущего ей навстречу человека. От совершенно позорного столкновения ее спасают руки, успевшие придержать ее за плечи. Акеми охает и моргает, поднимая глаза вверх… и еще выше, потому что парень действительно очень высокий, намного выше нее. И она же его знает, да? — Ой, — глупо говорит она, хлопая ресницами. Ирьенин, вроде? Он лечил ее на войне, и она хорошо помнит, как, очнувшись, сказала какую-то глупость о том, что он очень-очень красивый. — Ты… — Давно не виделись, — нет, он все-таки очень-очень-очень красивый. От его улыбки у Акеми, кажется, немного подгибаются коленки. Даже протектор Песка не заставляет ее прийти в себя. — Ага, — взять себя в руки оказывается чудовищно сложно. Акеми понимает, что вот-вот начнет глупо улыбаться, поэтому старается сдерживаться. — Год, да? Как у тебя дела? Она понятия не имеет, почему парень не отходит, а подстраивается под ее шаг, чтобы они могли начать лишенную какого-либо смысла беседу. Они действительно говорят ни о чем и обо всем, что Акеми почему-то нравится. Она начинает хихикать над какой-то его шуткой, настроение у нее снова становится хорошим. А всего-то и надо, что отвлечься от проклятого Канкуро. Вот кто угодно лучше, правда! Кроме, наверное, Саске. Акеми как раз замечает его в толпе, конечно же, рядом с Наруто. Вот уж чьей парой бы она точно не захотела оказаться, так это Учихи. Он мало того, что после гибели своего клана изменился, — и тут его винить сложно, такое не может не оставить на человеке след, — так еще и годы с Орочимару явно не прошли для него без последствий. У Акеми иногда возникает мысль, что у него просто все лицевые мышцы одеревенели, вот он и стал каким-то совсем уж безэмоциональным. Вот уж кому-то не повезет стать родственной душой Учиха! Лишь бы только это была не Ино. Акеми уверена, что подруга врет ей точно так же, как и она сама ей, но надеется, что это не она стала несчастной обладательницей имени Саске и потенциальной участницей его плана по возрождения клана. С учетом того, что там через одного все какие-то ненормальные, может и не надо его возрождать? Впрочем, это не ее забота, и от мыслей о Саске Акеми снова возвращается к мыслям об ирьенине, который все еще рядом с ней. Это сколько же в нем сантиметров роста? Он очень высокий, наверное, даже выше ее отца. — Ты, кстати, так и не назвала свое имя, — замечает парень, когда они ненадолго останавливаются, чтобы пропустить рассекающего на инвалидной коляске Гая-сенсея. Тот, с благословения Рокудайме, видимо решил устроить для всех шоу. — Акеми. Из клана Икимоно, часть… — Наших будет у вас, да. Я среди них, — и снова эта невозможно красивая улыбка. — Меня зовут Ичи. Имя у нее на бедре отзывается теплом, и Акеми понимает, что, кажется, пропала.