Всему своя цена

      Неизвестно, сколько я проспала, но сон мой рассеялся — стоило мне уловить звук повернувшегося в замке ключа, чуть скрипнувшей и открывшейся двери, которую тотчас прикрыли и заперли на ключ, тяжесть знакомых шагов по дому, шорох тростниковых циновок. Разомкнув веки и протерев кулачками глаза, всё ещё сонная, я бросила взгляд на открытое окно. За открытым окном, на улице, сгустился вечер. Прошедший жаркий световой день отдал бразды правления ласковой прохладе и темноте вечера. Оживление было уже не такое сильное, как днём. Вроде бы я слышала какие-то звуки, похожие на всплеск воды, внутри дома эпистата. Тем временем тяжёлые мужские шаги послышались уже возле комнаты Амена, и вскоре он сам ступил на порог его комнаты. Опершись руками о дверной проём, облачённый в белые штаны и белый плащ, скреплённый золотой фибулой, Амен глядел на меня проникающим в душу и заставляющим сердце чуть ли не уходить в пятки взглядом голубых глаз. Но что-то в его взгляде, стоило ему покинуть свой пост и приблизиться к занимаемой мною кровати в его спальне, взволновало меня. Наверное, то, что глаза его были словно подёрнуты поволокой страстного желания. Внутренне вся напрягшись, стоило Амену сесть на край постели, я сумела не растерять самообладания и завлекающе ему улыбнуться, погладив ладонью по щеке. Перехватив моё запястье, мужчина касался губами моих ладоней и тонких, длинных пальцев. — Жива и свободна твоя подруга. В твоей спальне и в твоём доме, в себя приходит. Пеллийский ею занимается. Заботы врача для неё очень кстати. Так что не тревожься за свою колдунью. Всё как ты хотела. Пальцы, конечности, язык — в общем, всё на месте. Но из постели она ещё долго не вылезет в её состоянии. Я свою часть сделки выполнил, — проговорил глухо Амен, ближе придвинувшись ко мне. Сердце и душу мою захватили эйфория, радость, восторг и чувство непомерного облегчения, но в то же время мне было страшно поверить в то, что я только что услышала из уст Амена. Боялась, что мне это послышалось. Оставалось только лелеять надежду, что Амен сказал мне правду и не играет со мной, хотя люди его склада личности не лгут. — Я благодарна тебе, что ты внял моей мольбе, что был милостив к Дие… И я никогда этого не забуду. Век буду в молитвах просить богов о милости к тебе и защите для тебя. Век верна тебе одному останусь, — роняла я слова как в полузабытьи, испытывая тяжесть в голове и во всём теле. — Любимый господин, я сдержу слово. Я никогда не делала этого раньше… Но я твоя… как и поклялась, — добавила я как можно более мягко, тепло и с несвойственной для меня кротостью. Резким движением руки Амен сдёрнул с меня шёлковую простынь, в которую я ранее куталась, огрубевшая и сильная белая рука осторожно приподняла моё лицо за подбородок. Амен сбросил с ног сандалии, расстегнул удерживающую плащ на его широких и мускулистых плечах фибулу — которую пристегнул к плащу, бросив на пол предмет одежды. Присоединился ко мне, прильнув разгорячёнными сухими губами к моей шее, и целуя, спускаясь всё ниже. Руки его огладили мои плечи и приспустили ниже тунику, обнажая небольшую и упругую грудь. Чуть чаще задышав и приоткрыв рот, я ближе придвинулась к эпистату и убрала на другую сторону волосы, чтобы ему было удобнее целовать меня. Руки Амена притянули меня ближе к нему. Одна рука его резко спустила мою тунику ниже, прямо до поясницы. Материя затрещала, однако не порвалась. Впрочем, трагедии в порванной тунике нет. Сам тунику испортит — сам же новую мне купит в сто раз дороже и лучше. Еле-еле я сумела побороть нервную дрожь, хотя предательски задрожали сведённые вместе колени и в бёдрах ощущался жар с внутренней стороны. Между тем, оставляя едва ощутимые и дразнящие поцелуи на моей коже, спустившись ниже к моей груди — в коей билось бешено стучащее сердце как запертая в тесной клетке и ранящая себя об её прутья птица, Амен захватил ртом мой отвердевший сосок и несильно втягивал его в себя, ласкал языком и слегка покусывал. И мне скорее было очень приятно такое проявление его желания сделать меня полностью только его женщиной, мне совершенно не было противно и не было страшно. Дыхание моё выровнялось и стало размереннее, замедленнее, едва слышно с моих губ срывались стоны. Другая его рука мягко легка на мою вторую грудь, пальцы захватили ставший твёрже как и первый сосок, осторожно и бережно то разминая сильными пальцами с мозолями от меча, то слегка сжимая. Как я поняла, он нарочно не стремится делать это интенсивнее и сильнее, из опасений сделать мне больно. После пальцы его прекратили ласкать мою грудь и теперь, немного сильнее, хотя и без жёсткого давления, прикасались к моей коже ниже груди и на бёдрах, и блуждали по моему телу, рисуя на нём незримые и понятные только ему одному узоры. Губы Амена всё ниже следовали от моей груди и до самого низа живота, при этом целовать меня он не прекращал. В голове моей помутилось от столь бережной ко мне прелюдии, сладко заныл низ живота — словно внутри меня в том месте скручивался крепкий и тугой узел. — Ответь, только честно, Эва. Тебе приятно? Нравится? — услышала я у себя над ухом чуть хрипловатый, низкий и и обволакивающий шёпот Амена. — Даже очень нравится… Так хорошо и правда приятно… — прошептала я, вынужденная признаться в том, что, вопреки моей уверенности, что я буду безучастной и холодной с ним, сама же и получаю удовольствие от этих ласк — заставляющих загореться огнём бегущую по венам кровь. Этот жар ощущался и между моих ног, именно в самой зоне моего лона. В жгучем нетерпении Амен стащил с меня мою тунику, которая прикрывала моё тело только ниже поясницы. Зажмурив крепко глаза от смущения, заставившего заполыхать как на огне мои щёки, я тут же поспешила обеими ладонями прикрыть пах, по-прежнему не открывая глаз. В эти же мгновения Амен крепко, но не без осторожности, перехватил мои тонкие запястья и расположил мои руки по обе стороны от меня, у самой моей головы, не давая их высвободить, и слегка прижимая к кровати. — Не надо, Эва. Ты так прекрасна… Желанна и восхитительна, у меня кровь от тебя кипит. Угораздило же к тебе сердцем прикипеть и тебя одну любить!.. Неужели ты не смотришься каждое утро в зеркало? Оно не говорит тебе, насколько ты обольстительная? Насколько ты необыкновенно красива, насколько ослепляет твоя красота и сияние глаз? — шептал он мне страстным и хрипловатым шёпотом на ухо, после губы его приникли к моим губам и целовали столь жадно и требовательно, словно мужчина решил выпить меня до дна. Амен выпустил из своей хватки мои руки, я не замедлила обвить его шею, вот он ниже опустился ко мне. Оперся согнутой в локте рукой на перину и накрыл меня своим тренированным, крепким и подкачанным телом со следами недавних шрамов и давно заживших, могучим и рельефным. В то время, когда губы Амена ласково касались кончика моего носа, закрытых век, горящих от смущения и возбуждения щёк, моих призывно приоткрытых губ, одна рука Амена — которой он не опирался на матрас, спустилась к моим сжатым вместе бёдрам, осторожно и совсем не широко раздвинула мне ноги, принявшись лёгкими и дразнящими движениями пальцев ласкать нежную кожу на внутренней стороне бёдер. Я не мешала ему истомлять меня ласками, зажигающими бегущую стремительно по венам мою кровь жидким пламенем, грозящим сжечь меня изнутри дотла. Раздвинув сама свои ноги немного шире, я подалась навстречу огрубелым от обращения с мечом рукам, которые могли дарить нежность и удовольствие в постели. Я была готова к проявлениям грубости и даже полузверской жестокости, была готова к обращению со мной как с неживой и бесчувственной куклой, а не всё понимающей и всё ощущающей девушкой, ранее никогда не отдававшейся мужчине, и остающейся девственницей в двадцать три года. Я не ждала, что ко мне проявят ласку, терпение и внимание, искренне волнуясь о том, хорошо ли мне и насколько мне приятно происходящее. Я мысленно себя настраивала, что мне не стоит ждать внимания Амена к моим нуждам в постели и к тому, получаю ли я удовольствие, раз уж сама отдала ему себя как вещь, купив спасение и свободу Дии за такую цену. Не тешила себя надеждами, что он проявит деликатность и чуткость ко мне, но приятно в этом обманулась. Я ожидала грубого обращения со мной со стороны человека, живущего только войной с шезму, что меня возьмут силой и обойдутся со мной немногим лучше, чем с любой женщиной в захваченном и отданном на разграбление городе, или же как с женщиной — продающей своё тело ради выживания в борделе, порой и на улице. Пусть я сумела избежать в двенадцать лет надругательства над моими телом и душой со стороны последнего любовника моей непутёвой мамаши, уже в этом возрасте я прекрасно догадывалась, как это происходит — когда потерявшие всякие моральные и нравственные ориентиры мужчины, уверовавшие в свою вседозволенность и безнаказанность, насилуют женщин и даже малолетних девочек, не вошедших в пору созревания, у которых и регулы-то не начались… Вот только, как я сейчас узнавала на моём опыте, эпистат уж точно не был намерен брать меня грубо и на грани жестокости, ему было не безразлично — будет ли мне так же хорошо с ним, в его объятиях, как и ему со мной. Ему совершенно не было на меня наплевать, в постели со мной гроза и опасность для всех шезму проявлял терпение и деликатность — которых я от него никак не ждала, не была готова встретить это с его стороны к себе. Любопытство, волнение, предвкушение, наслаждение и некоторая доля страха перед неизведанным единой канвой сплелись в моей душе, и я понимала, что обратного пути в прежнюю жизнь и пути к прежней себе у меня уже не будет. Сегодня я распрощаюсь навсегда с порой моего отмеченного тяготами детства и с порой более милосердного ко мне девичества, после этой ночи с Аменом я проснусь наутро уже совсем другим человеком, более никогда я уже не буду невинной девушкой. Но, если уж получать новый опыт в постели с первым и единственным мужчиной, раз уже всё равно прощаешься с девственностью, то хотя бы стоит это делать в объятиях внимательного и заботливого к тебе с твоим удовольствием человека. Стоит хотя бы впервые отдаваться мужчине, которому не всё равно, хорошо тебе с ним во время прелюдий и телесной близости в постели, или же нет. В то время, как я получала удовольствие от ласк человека, который мог бы придушить меня одной рукой — вскройся правда о том, что я черномаг, рука Амена двигалась выше по внутренней стороне моего бедра, пока не достигла мелких и отрастающих тёмных волосков в том месте, находящимся между моих ног. Пальцы его руки мягко раздвинули складки, прикрывающие вход в моё лоно, указательный палец мужчины очень настойчиво и нежно ласкал самую чувстивтельную точку — то прибавляя темп, то уменьшая его. В этот раз у меня уже не получалось никак и при всём желании сдерживать срывающиеся с губ стоны, хрипловатым шёпотом я просила не прекращать, беспокойно и нервно скользили по матрасу мои стройные и длинные ноги. Подавшись чуть вперёд всем телом навстречу ласкающим меня пальцам внизу, я с жаром откликалась на обжигающий поцелуй самого непримиримого врага всех шезму и тянулась к нему всем своим разгорячённым от возбуждения телом. Поминая всех богинь и богов, я стонала чуть громче, чем раньше, и не раз с моих губ слетали фразы, что никогда раньше мне так хорошо не было. Всё более страстно целуя меня и не отрываясь от моих губ, Амен медленно ввёл внутрь меня один палец, мягко совершая движения туда и обратно, что заставило меня широко раскрыть в изумлении глаза и приоткрыть рот. Но подобное не было нисколько для меня неприятным, скорее чем-то необычным. — Всё хорошо? Тебе не нравится? — тут же поинтересовался с беспокойством молодой мужчина, вытащив из меня палец. — Нет, всё правда в порядке. Скорее это было для меня неожиданно… — успокоила я своего любовника. — Прошу, продолжай, — проронила я с улыбкой на губах. Мне не пришлось просить Амена дважды. Снова палец его руки оказался внутри меня, вновь я ощущала его движения вперёд и назад в моём разгорячённом от возбуждения лоне. То он входил в меня пальцем до последней фаланги, то вынимал палец и уже входил чуть резче. Понемногу, как только я привыкла к ощущениям одного пальца внутри моего лона, Амен вынул один палец и очень осторожно вошёл уже двумя, но только в этот раз он не входил в меня обоими пальцами до конца и двигался очень плавно, мягко, заботясь о том, чтобы мне не было больно. Набравшись смелости и отбросив страх позволить себе стонать от пробегающего тёплой волной по всему телу наслаждения, я выгибалась всем телом, чтобы как можно ближе соприкасаться с телом Амена, двигалась навстречу его пальцам, не прекращающим ласкать меня внизу, внутри самой меня — между ног. Когда по моим ногам пробежала совсем лёгкая и почти неуловимая судорога, когда я поджала пальцы ног от нахлынувшего как морской волной на берег удовольствия, и тяжело упала спиной на матрас — при этом чаще и прерывисто задышав, закрыв глаза и широко улыбаясь. Только тогда Амен вынул из моего лона оба пальца и деликатно отстранился от меня. В моём полупьяном от ласк и блаженства состоянии, как будто бы я снова совершила дерзкое ограбление погреба Амена с добротной выпивкой и залила в себя кубка три хорошего вина, я совершенно не видела всего происходящего вокруг меня. Слышала только то, как в комнате происходит какая-то возня. Наверняка Амен. Больше некому, в его доме мы только вдвоём. Приоткрыв глаза наполовину, я широко улыбалась с шальным восхищением и глядела на потолок спальни в доме Амена. Потом перевела взгляд уже на самого владельца комнаты. Что мне сразу бросилось в глаза, на Амене больше не было штанов, теперь его тело ниже пояса прикрывало только обматывающее и надёжно держащееся полотенце. Я не могла не любоваться его сильным и тренированным телом, статью его красивой фигуры, волевыми чертами лица. Но вот я снова ощутила бережное и трепетное касание его губ к моей коже, только в этот раз чуть разгорячённые губы эпистата были на моей щиколотке и поднимались вверх, миновали икры и достигли колен, целовали внутреннюю сторону бедра, вновь он погрузил два пальца его руки внутрь меня — двигая ими вперёд и назад, только в этот раз его пальцы входили в меня и выходили обратно чуть резче, но не грубо, лишь в половину длины. — Нежная, сумасбродная, несносная, храбрая, прекрасная, верная, любящая… Самая пленительная, совершенная… — горячо шептал Амен мне на ухо, ласково касаясь губами кожи в зоне мочки моего уха, целовал в висок и в щёку, поднял меня от постели и очень бережно сжал в объятиях, словно боялся сломать нечто очень хрупкое, никуда не отпускал от себя. Пригревшись рядом с Аменом, я робко прильнула к нему, прижалась щекой к его широкой и крепкой груди. Необычное, даже скорее совершенно непривычное для меня ощущение, что мне до странности и мучительно легко рядом с мужчиной, который одной рукой в состоянии сломать мне шею, если вдруг только узнает о моей принадлежности к черномагам. Правы Амен и Реммао — я и правда ополоумела, раз позволяю себе получать наслаждение и вкушать сладостное блаженство в объятиях Амена, который со своими верными ему людьми сильно сократил число шезму в рядах черномагов. Подумать только, и я буквально минуты две назад таяла от мучительного удовольствия в его руках!.. Позволяла Амену целовать меня со всей сокрытой и бушующей в нём страстью, позволяла ему ласкать моё тело самым дерзким образом!.. Нет, мой разум точно покинул меня ещё в первую мою встречу с эпистатом… Задолго до отъезда в Фивы из Гермополя… Реммао точно меня прибьёт… Ну, хотя бы Дия спасена от жуткой участи и я в последние дни моей жизни получаю удовольствие в постели с мужчиной… Не так уж и плохо, если учесть, что в жизни у шезму очень мало радостей… — Эва, скажи, тебе было хорошо со мной только что? Тебе же не было неприятно или больно? — вновь уложив меня на матрас, покрытый шёлковой простынью, головой на мягкую подушку в шёлковой наволочке, задал мне вопрос Амен, погладив меня по щеке, прикоснулся губами к моему лбу. — Только говори, как есть. — Да, мне правда очень понравилось… Никогда не испытывала подобное… Не думала, что это может быть так приятно, — проронила я в ответ, нисколько не кривя душой, говоря лишь то, что чувствовала и думала на самом деле. Губы мои растянуты в радостной улыбке, наверняка глаза горят весёлыми огоньками — разве что я вряд ли это увижу. Сердце в груди стучит сильнее, а на бёдрах я до сих пор ощущаю жар прикосновений сильных мужских рук — будто Амен их и не убирал от моего тела… — У меня есть ещё одна мысль, как сделать для нас приятнее этот вечер, любимый писарь, — в голубых глазах Амена загорелись искры желания и жажды обладания, стоило мне встретиться с ним взглядом. Невольно меня посетила мысль, что в его манящих глазах цвета отражающей небесную гладь воды пляшут все демоны мира мёртвых, какие только могут быть. — Какая же мысль, мой любимый господин? Я хотела бы знать… — расслабленно и мягко проронила я, лёжа на постели и глядя на Амена снизу вверх. Но вместо того, чтобы сразу дать мне ответ на вопрос, он прилёг рядом со мной, притянул к себе и алчно припал в страстном поцелуе к моим ещё припухлым губам. Подобный натиск заставил меня на какие-то мгновения растеряться, но я охотно откликнулась на него, всем телом прижавшись к моему любовнику, и, чувствуя бессилие от окутавшей меня сладкой неги, с нежностью гладила его лицо с благородными и красивыми чертами, соприкасаясь с Аменом кончиками носов. С неохотой он оторвался от моих губ, смотря на меня таким взглядом, что это красноречивее любых самых горячих и жарких слов говорит о его желании сделать меня во всех смыслах его женщиной. — Ни о чём не тревожься и расслабься, просто лежи и не обременяй ничем голову, — прошептал Амен мне в самое ухо, нависнув надо мной, и губы его ласково касались кончика моего носа, моих губ и закрытых век. Я получала удовольствие от ласк Амена и нисколько не мешала ему делать то, что так хочет он сам и что так приятно мне. Совершенно не имела желания прекратить то, что доставляет радость нам обоим. В это же время, не прерывая ласк и спускаясь в поцелуе губами всё ниже к моим ключицам, Амен осторожно раздвинул мне ноги и оказался между моих бёдер. Кожей я ощутила, что никакое полотенце более не прикрывает нижнюю половину тела Амена, я чувствовала соприкосновение его кожи с моей, властные губы на моих податливых его воле губах… К этим пьянящим и разрываюшим на волокна сердце ощущениям вскоре добавилось и то, что я неожиданно для меня самой, почувствовала, как ко входу внутрь моего лона упирается твёрдый и покрытый чем-то влажным член, что осторожно и медленно входит внутрь меня. Сперва в моё тело проникла головка, а после и сама твёрдая плоть, к венам которой прихлынула кровь. Молодой мужчина старался сделать так, чтобы его проникновение в моё тело не причинило мне боли, не забывая о том, что до него я не отдавалась ни одному мужчине. Не входил в меня даже до половины, давал привыкнуть к новым ощущениям и не вторгался в меня резко, движения его были медленными и осторожными… Пусть мне первое время было несколько некомфортно от того, что изнутри меня заполнила твёрдая плоть мужчины, которому я сама и безоглядно отдала себя, и пусть я чувствовала, как внутри меня стало теснее, но к моему немалому удивлению — больно мне не было. После всех ласк верховного эпистата я была настолько сильно возбуждена, что не почувствовала боли, впуская его внутрь себя. Да, какое-то короткое время было немного некомфортно, непривычно, я никогда не была так сильно близка ни с одним мужчиной. Поначалу я просто лежала под Аменом и крепко обвивала руками его шею, старалась следовать его совету и расслабиться, не тревожиться и не думать ни о чём. Но, по мере того, как я привыкла к движению мужской плоти внутри моего лона, подчинившись умеренному и комфортному для меня ритму, у меня даже получилось начать испытывать приятные ощущения… Двигалась моими бёдрами навстречу его бёдрам, больше не стеснялась громче стонать от захлестнувшего меня удовольствия, крепко сжимала пальцами со всех сил широкие плечи Амена и порой слегка, чтобы подразнить, прикусывала мочку его уха. Движения Амена внутри меня по-прежнему были осторожными и не резкими, медленными. Разве что сейчас он решился войти чуть глубже в моё тело, но всё равно мужчина не прекращал вглядываться в моё лицо, задавая мне вопросы тихим и мягким шёпотом с хрипотцой, всё ли со мной в порядке. Неизменно я отвечала ему, что мне хорошо с ним, даже очень, что он не причиняет мне боли и я сама хочу быть полностью его. Не сосчитать, сколько всего раз я просила Амена не прекращать того мучительного и сладостного безумия, что поглотило нас в эту ночь, крепко сжимала пальцами его плечи, и мои ногти иногда слегка царапали его светлую кожу, оставляя на ней розовые полосы. Напрасно я опасалась грубости с его стороны, что он поведёт себя со мной как с вещью, как со своей бесправной собственностью, что ему будет глубоко наплевать на мои душевные переживания и на то, испытаю ли я от моей первой близости с мужчиной приятные ощущения и эмоции. Не стоило бояться, что Амену будет безразлично то, хорошо ли мне с ним в постели или нет. Всё в его поведении со мной говорило, что я для него не вещь, не бесправная рабыня и не девчонка для утех на ложе. Так, как он обошёлся со мной в нашу первую ночь вместе, обращаются только с дорогой и бесконечно любимой женщиной, которой хотят дать понять, как сильно она нужна, что она всегда будет в глазах любовника самой желанной и прекрасной на свете. С каждым толчком Амена внутри меня дыхание моё на мгновения становилось сбивчивым, огненные всполохи мелькали перед мысленным взором, стоило мне закрыть глаза. Изредка мышцы моего лона совершенно независимо от моей воли сжимались вокруг члена мужчины, заставляя его сдавленно и хрипло выкрикнуть «Исфет!», и бросить мне в лицо, что я точно ведьма — раз он любит меня и словно прикован ко мне. Дразняще и завлекающе смеясь немного ребячливым, приглушённым смехом, я роняла в ответ Амену, что ведьму во мне разбудил он сам, и что раз он встретился мне и понравился — теперь это его проблема, сам понравился — сам пусть и выпутывается. За мою дерзость в постели я умудрялась напроситься на обжигающе жаркие и страстные поцелуи от мужчины, которому только что отдала моё тело, и похоже на то, что вместе с телом я отдала сердце и душу… Исфет! Это уж точно не входило в мои планы! Великий Ра, только полюбить на мою голову главного врага всех черномагов мне для полного счастья не хватало! Видимо, моё везение покинуло меня ещё тогда, когда я впервые пришла в этот мир и издала первый крик… Я уже ничего тут не смогу сделать. Всё, что могла, я уже сделала. Остаётся только переживать… Хотя бы переживать о том, что в лучшем случае Реммао мне голову открутит. Про худший и помыслить страшно. Минутку… Ведь если я стану любовницей Амена, Реммао побоится ко мне соваться хотя бы из страха перед моим покровителем и из чувства самосохранения. Разумеется, я не оставлю без помощи и защиты Дию. Значит, по моей просьбе Амен может гипотетически взять её под свою протекцию. И какой же самоубийца решит в здравом уме вредить любовнице верховного эпистата и её подруге? Вот то-то же! Как тут ни погляди, от моего решения предложить себя Амену сплошные плюсы. Дия спасена и на свободе. Мне больше не нужно будет бороться за моё выживание, я могу бросить опасное ремесло черномага. Больше мне не нужно бояться, что некто вознамерится причинить мне зло. Девчонку Эвтиду без роду и племени может любой с грязью смешать, но с любовницей верховного эпистата придётся считаться. К тому же Амен красив суровой, строгой красотой, он хорош в постели и очень внимательный к нуждам женщины любовник. Что я и прочувствовала на себе, и продолжаю чувствовать сейчас — когда губы его касаются моей шеи и моих плеч, пальцы обеих рук ласкают мою трепещущую и часто вздымающуюся грудь, из которой вырываются прерывистые вздохи и стоны. — Чувствую, точно всю жизнь гореть буду, вместе с тобой!.. Верни мою душу обратно… Пока прошу по-хорошему… — щептал мне на ухо горячо и с предыханием Амен, крепче сжав меня в сильных объятиях, вновь с алчностью измученного жаждой и нашедшего источник прохладной воды человека прильнул к моим губам. Я с огромной радостью и чуткостью отзывалась на эти ласки, отвечая ему на них с не меньшим пылом. — Я лучше выберу вариант «по-плохому». Люблю напрашиваться на это от тебя, — обронила я, прервав поцелуй, кокетливо посмеиваясь и с хитринкой улыбаясь. В ту же секунду я почувствовала, как Амен вошёл в меня чуть глубже, чуть резче стали его движения внутри меня, но всё же он держал себя в руках и по-прежнему заботился о том, чтобы не забыться и ненароком не сделать мне больно. У меня на мгновения прервалось дыхание, пальцы мои сжали плечи Амена — наверняка столь сильно, что следы от моих ногтей долго будут служить ему напоминанием о нашей первой ночи вместе как мужчина и женщина. Силы наши были на пределе, глаза в глаза и пальцы к пальцам, соприкосновение обнажённых и разгорячённых тел, которые словно горят и тают. Выброшенные на берег из смятой простыни бурными волнами блаженства мужчина и женщина… Вместе Амен и я достигли самой кульминации, вместе вознеслись ввысь — как будто стремительно падаем вверх, как будто ничто не держит нас на земле, вопреки законам и правилам, вместе мы достигли пика блаженства. Обессилевшие, уставшие и выпитые до дна, но безумно счастливые, Амен и я приходили в себя после той упоительной и закружившей нас в жарком вихре близости. Амен крепко прижимал меня к себе и никак не желал никуда от себя отпускать, а мне и не хотелось сбегать от него на край света, я даже хотела бы вот так часто лежать с ним в обнимку после занятий любовью, закрыв глаза, уткнувшись носом в сильную и широкую грудь. И чтобы Амен как сейчас зарывался лицом в мои волосы, целовал в макушку и гладил по спине… В моей жизни это была самая первая физическая близость, впервые я занималась любовью с мужчиной. Что особенно меня радовало — первым моим и единственным мужчиной стал тот, кому я захотела отдать себя сама, кто в первую нашу ночь вместе проявлял ко мне заботу и ласку с золотым запасом терпения. Пусть поначалу в эту ночь моё тело и я сама должны были стать только предметом сделки за спасение жизни и свободу Дии, я фактически продала себя Амену, сделала разменной монетой моё тело и даже себя. Вот только я не могла предугадать, что поздний вечер свершения моей сделки с Аменом превратится в потрясающую ночь любви, подарившей мне понимание, что эта первая в жизни близость с мужчиной принесла мне удовольствие и радость с морем других приятных впечатлений. Я ощущала себя прекрасной, желанной и любимой, нужной, особенной. Не единожды за эту ночь Амен шептал мне на ухо со всей страстностью, что он любит меня и стал точно прикован ко мне, даже если часто называл меня ведьмой, чередуя это снова со словами любви и восхищения в мою сторону. Я не злилась на Амена за то, что он называл меня ведьмой во время нашей близости. Из его уст это звучит как комплимент. Я в самом деле ощутила в себе какую-то внутреннюю перемену. Став женщиной в объятиях Амена, я открыла для себя, что могу быть желанной и прекрасной в глазах мужчин, особенно в глазах одного любящего и верного мне, причём это совершенно не будет похоже на отношение ко мне меняющихся как сандалии маминых мужиков или на отношение ко мне живущих при храме в Гермополе моих ровесников. Я могу быть притягательной и меня есть, за что полюбить, и что я достойна только самого лучшего ко мне отношения — особенно в том, что касается удовольствий в постели. — Амен, знаешь… Я хочу тебе сказать… То, что было сейчас между нами, так сильно мне понравилось. Я буду очень рада повторить это в следующие наши ночи вместе… — решилась я разорвать повисшее в комнате молчание, пусть оно было уютным и совершенно не гнетущим. Счастливо улыбаясь и зажмурив глаза, я прильнула к молодому мужчине ещё ближе, руки его крепче прижали меня к себе. — После таких слов я не имею права отказать моему единственному любимому писарю, пусть и с бедовой башкой на дивных плечах… — ласково и беззлобно поддел меня Амен, чем заставил меня невольно и от души рассмеяться. — Я очень рада, что мой единственный любимый господин так внимателен к моим желаниям. И мне до дрожи понравилось быть твоей. Чувствую, это занятие станет для меня самым любимым, — неохотно отстранившись от Амена, я слезла с кровати и нашла на полу мою небрежно брошенную тунику, в которую поспешила облачиться. Амен последовал моему примеру и облачился в свои белые штаны. Подойдя ко мне со спины, мужчина обеими руками обнял меня за талию и приник губами к макушке моей лохматой после страстной ночи головы. — А ведь после нашей ночи вместе в твоём прекрасном теле может заявить о себе наш ребёнок… например, очень красивая и добрая, смелая девчонка с горячими сердцем и головой, такая же верная дорогим и любимым людям, с волшебным шилом пониже спины — как у матери… — с доброжелательной, ласковой и тёплой иронией ронял Амен, обеими руками гладя мой плоский живот, наверняка представляя, что после проведённой нами прекрасной ночи вместе там появится некто живой или живая… — А ты, мой дорогой господин, исчерпал ещё не все предназначенные только для меня одной тёплые поддевки в мою сторону? И к чему ты завёл речь о возможном ребёнке? — полюботствовала я немного лениво, не желая никуда вырываться и сбегать от молодого мужчины. — На моего ребёнка никто не посмеет навесить ярлык «ублюдок», и его мать войдёт законной госпожой в мой дом задолго до рождения моего ребёнка, — прозвучал решительно и непреклонно вердикт верховного эпистата, развернувшего меня к себе и приподнявшего мягко за подбородок моё лицо, какое-то время он любовался моими чертами и глядел в мои глаза как в два зелёных омута. — Ты сказал — законной госпожой в твой дом войду? Даже не наложницей? Боюсь, что я не совсем верно поняла тебя, Амен… Я же не ослышалась? — переспросила я у моего любовника, чтобы он развеял или подтвердил мою догадку. — Не устраивает положение моей жены? Слуги, держащие в порядке мой дом в Мемфисе, тоже будут вместе со мной рады такой хозяйке в доме и госпоже… Взбалмошности у тебя пока через край, но со временем пройдёт. Главное — что в тебе много доброты и сострадания к ближним… Ты и есть та женщина, с кем я хочу прожить все отпущенные мне годы, с кем я буду счастлив растить наших возможных детей… — страстно и серьёзно, с выражением преданности и обожания Амен глядел мне прямо в глаза, большие пальцы его ладоней бережно провели по моим высоким скулам. — Неужели? Женой своей сделать хочешь? И тебя даже не смутит, что мы принадлежим к разным слоям общества? Настолько сильно меня любишь? — слетели с моих губ робко все заданные Амену вопросы. Доверчиво и как можно сильнее прильнув к нему, я нежно провела рукой по его белой щеке. Робкая мысль слабой вспышкой зажглась в моём разуме, что настолько далеко в моих отношениях с верховным эпистатом я раньше не заходила… Это не входило в мой план, когда я выменяла у него жизнь и свободу Дии на его право владеть мной всецело… В тот же момент Амен перехватил моё запястье и очень мягко, едва ощутимо и слегка дразняще прикасался губами к внешней и внутренней сторонам моей ладони, к длинным и тонким пальцам, поцеловал запястье… — Я сам выбился из самых низов и не считаю для себя падением брак с тобой. В самую душу запала, в сердце крепко с корнями вросла… Понимаешь ты, что сделала со мной?.. — пусть лицо Амена выражало строгость и серьёзность, губы его были упрямо сжаты… Страстный и голодный взгляд голубых глаз, обращённых на меня, горящие в них обожание и преданность не дадут обмануться его напускной суровостью. — Жизнь мою представлять без тебя не желаю… Так что, Эва? Станешь моей семьёй? Не как наложница. Законной женой в мой дом войдёшь. Тебя одну любить клянусь и тебе одной быть верным, как и ты поклялась мне. Дам тебе время подумать. — А я и так думала над этим, когда ты завёл разговор о ребёнке и о том, что женой меня в свой дом привести хочешь. Думала о том, что брак ты предложил мне, в любви и верности поклялся… — улыбалась я Амену так влекуще, как только могла, движением руки ласково взлохматила его короткие светлые волосы. — Не нужно мне долго раздумывать. Женой твоей стану, как того желаем оба. — Потянувшись на носочках вверх к его лицу, я обвила руками его шею. Амен чуть ниже склонился к моему лицу, наши губы вновь соприкоснулись — как не раз за эту ночь. Только сейчас это не был поцелуй двух одержимых, чьи души сцепились голодным зверьём. Нежность, томление, робкая надежда на лучшее, обещание никогда не предавать и бессловное скрепление наших клятв. Нехотя мы отстранились друг от друга. Крепкая, сильная и крупная рука Амена очень бережно сжала пальцы моей тонкой и кажущейся такой хрупкой руки. — Останешься спать в моём доме или подругу захочешь проведать? — спокойно полюботствовал Амен, погладив меня по плечу. — Переедешь завтра ко мне с Афири и вещами? — Да. Перееду с радостью. Ты же не огорчишься, если я сегодня останусь в моём старом доме? Я так хочу увидеть Дию. Убедиться, что она в порядке… Насколько возможно после всего… — глядела я кротко и умоляюще в лицо Амену, который скоро будет иметь полное право звать меня своей женой. — Не стану огорчаться. Она твоя подруга. Ты за неё переживаешь. Только ночью тебя по темноте одну не пущу. Не спорь. Мне так спокойнее, — повелительные нотки в спокойном голосе Амена не оставляли места для возражений, у меня и не было желания с ним спорить. Он не стал вынуждать меня остаться в его доме, тогда как я очень хотела проведать Дию и узнать лично, как она после того, когда её практически вырвали из цепей грозящей гибели. Сопроводить меня до моего старого дома Амен вызвался потому, что искренне беспокоится обо мне и не хочет, чтобы со мной случилось что-то ужасное. Молча, не проронив ни единого слова, Амен накинул мне на плечи свой плащ, который закрепил золотой фибулой. Сам же накинул на себя другой плащ. Вдвоём мы закрыли плотно все окна, покинули его дом, Амен закрыл ключом входную дверь. Схватившись за локоть теперь уже моего наречённого, я шла вместе с Аменом стемневшими улицами поселения, пока мы не добрели до моего дома, который я и моя кошка Афири покинем в скором времени, чтобы переехать в дом Амена. — Ну, вот и пришли. Доброй ночи, дорогой господин, — поцеловала я Амена в щёку на прощание. — Доброй ночи, дорогая жена. В очень скором будущем, — поцеловал меня Амен в макушку. По очереди мы постучали в закрытые двери дома. Послышались какие-то шаги в отделении, которые становились всё ближе. Звук вставленного в замочную скважину ключа и поворот, тихий скрип открывшейся двери. К большой своей радости, я узрела на пороге Ливия — моего доброго друга, которого мне повезло обрести в первые же дни приезда в Фивы. Это был всё тот же добрый и жизнелюбивый, смуглый и темноволосый Ливий, чьи золотисто-янтарные с зеленцой глаза часто имели очень умудрённое, но доброе выражение. Одет он был в свой наряд доктора. Вот только лицо Ливия немного осунулось, под глазами молодого человека можно было увидеть тёмные круги — говорившие о том, что половину дня и весь вечер с доброй половиной ночи он ни разу не сомкнул глаз, даже не имел возможности вздремнуть хотя бы час. — Рад приветствовать, господин. Эва, я так рад, что ты в порядке! — загорелись радостные искорки в глазах Ливия, едва он увидел меня. Молодой доктор не замедлил ко мне подойти, крепко обнять как родного человека. Своей холёной и изящной рукой Ливий похлопал меня по плечу. — Ливий, Эвтида захотела сегодня быть рядом с подругой. Привёл Эву сюда живую и здоровую. И чтобы завтра отсюда я такую же её забрал, — твёрдо велел Амен Ливию. — Как скажете, господин. Присмотрю и позабочусь, чтобы с милой госпожой ничего не случилось, — радушно пообещал Ливий эпистату. — Эва, надеюсь на твоё благоразумие. Береги себя и не лезь в неприятности. Ты, если в историю не войдёшь, так вляпаешься, — звучала в голосе Амена тёплая ирония, которая так редко смягчала его тон. — Я обещаю быть умницей и не собирать неприятности на хвост, — с озорством и кокетством ответила я Амену, обменявшись с ним крепкими объятиями. Только после этого, сдав меня в надёжные руки Ливия, Амен удалился к себе домой, где скоро с ним буду жить я и моя Афири. Не тратя время на разговоры, Ливий втащил меня в дом и запер на ключ входную дверь. Я разулась и осторожно повесила плащ Амена на вбитый в стену у входа гвоздь. — Ливий, как же хорошо, что Дией занимаешься ты! Спасибо тебе огромное! — со всей силы, на какую только была способна, я крепко обняла Ливия и несколько секунд не отпускала. — А как Дия? Она спит? — сразу же спросила я друга о том, что меня сильно волновало и заставляло тревожиться. — Дие становится лучше, но в застенках ей пришлось очень тяжело. На ней нет живого места. Её жизнь вне опасности, насчёт этого не бойся, — успокоил меня мягким и уверенным тоном Ливий, заведя в комнату, которую до всех недавних страшных событий я делила с Дией. Мою подругу я увидела сразу, едва только переступила порог комнаты. Горящие лампады на табурете рядом с постелью Дии освещали помещение, струя свет. В ногах девушки спала моя четвероногая красавица Афири — чудесная кошечка серо-белого окраса с чёрными полосками и большими зелёными глазами, мурчащая во сне и старающаяся поддержать Дию так, как умеют кошки. Моё появление нисколько не нарушило сна Афири. В нерешительности я приблизилась к Дие, лежащей под шёлковым одеялом в кровати, и присела на край. Стоило мне только взглянуть на серо-землистое и бледное лицо Дии со следами побоев в виде темнеющих синяков и кровоподтёков, я не смогла сдержать хлынувших слёз из глаз и всхлипа, прижала к губам ладонь и со всей силы прикусила себе пальцы, чтобы не разбудить мирно спящую Дию подступающими к моему горлу рыданиями. Под глазами подруги я могла увидеть тёмные круги. Дыхание Дии было слабым, но она всё же дышала, всё же живая. Вовремя я успела сразу явиться в дом Амена и упросить его спасти мою подругу. И как же греет сердце, что Амен сдержал слово — как я и надеялась. Голова Дии покоилась на мягкой подушке. Растрёпанные и волнистые, густые тёмные волосы раскинулись в разные стороны. На разбитой нижней губе спасённой девушки виднелась запёкшаяся кровь. Лёгкое шёлковое одеяло укрывало Дию от плеч и до пальцев на ногах. — Дия… Живая, на свободе. Слава богам, отпустили, — тихонько просипела я, даже не пытаясь удержать льющие из глаз потоки слёз. — Насколько всё ужасно? — решилась я сквозь слёзы задать вопрос Ливию, который положил на лоб Дии компресс. — Хорошо, что ты не видела, в каком состоянии её сюда принесли, места живого нет, как я уже говорил, — зло засопел и покачал головой Ливий, сжав губы в линию. — Свежие рубцы от плети по всему телу, вывихнутые пальцы и кисти рук ей вправлял. Кучу перевязок с лечебными мазями ей сделал… Мне даже перечислять страшно, что мне видеть довелось. Я её снотворным настоем на травах ближе к вечеру напоил. Немножко опия добавил. Хоть поспит спокойно и от болей страдать не будет… — Ливий, я и не знаю, как благодарить тебя… Ты столько делаешь и для меня, и для Дии. Я так боялась, что не успею, что она умрёт под пытками, — шептала я сквозь слёзы и чуть слышно, помня о том, что нельзя будить Дию. — До сих пор не верю, что ты её помилование у эпистата выпросила, — устало и тихо проронил Ливий, взлохматив свои волосы. — Представь себе, выпросила. Еле уговорила. Я уж думала, не смягчу его к ней, — сквозила в моём голосе усталость ничуть не меньшая, чем у Ливия. — Да, Амен сказал, как именно ты спасение Дии выпросила, в обмен на себя — когда её сюда принесли, — еле слышно проговорил Ливий, покачал головой и тяжело вздохнул. На губах молодого лекаря промелькнула грустная усмешка. Я пару раз кивнула Ливию и сочла за лучшее не вдаваться в подробности. — Будь спокоен. Господин не был со мной жесток или груб. Обошёлся довольно мягко. Ты можешь не переживать обо мне. Эпистат меня не насиловал и даже сделал всё, чтобы я тоже захотела близости, — только и сказала я чуть слышно Ливию на ухо, чтобы он не терзался тревожными мыслями за меня. Не хватало ещё добавлять горестей Ливию, который успел полюбить меня как сестру и заботится обо мне как добрый старший брат. Лучше мне сразу ему признаться, что Амен не причинял мне зла. — Эва, правильно ли я понимаю, что ты — черномаг? Одна из тех, кого Амен и его охотники безжалостно уничтожают? Не пытайся обманывать. После всего, когда я покрывал тебя, рискуя своей головой, у меня есть право на честный ответ, — неожиданный для моего слуха, вопрос Ливия заставил моё сердце упасть чуть ли не в пятки. По крайней мере, у меня было такое ощущение. — Прости, что скрывала это, Ливий. Так и есть. Я одна из шезму. Спасибо тебе за то, что не выдал меня. Я не заслужила такого друга как ты, — проронила я виновато, решившись взглянуть в лицо Ливию, но в золотисто-янтарно-зелёных глазах молодого врача я не уловила и тени осуждения. — Забыли, Эва. Могу догадываться, что у тебя была очень трудная жизнь, и выбора у тебя особо не было, — проговорил Ливий, сочувственно мне улыбнувшись. — Эти палачи… Они же ничего другого не сделали с Дией, кроме пыток, Ливий? — вдруг сорвался с моих губ тревожащий меня вопрос. — Умоляю, скажи. Они же не надругались над ней всей компанией?.. — страх за подругу многих лет обучения при храме у Реммао угнездился в моём сердце, отравляя его с каждым стуком в моей груди. От страшных догадок в моей голове тревожно свело живот, в котором я чувствовала сильный холод. — Будь спокойна, Эва. Никто не насиловал Дию. Она пережила такие страшные пытки, что до изнасилования могла бы просто и не дожить, не освободи эпистат её раньше, — пусть Ливий снял немного тяжести с моей души насчёт того, совершали охотники или нет всей компанией насилие над Дией, всё равно слова Ливия для меня были слабым утешением. Даже если в пыточной Дию никто не изнасиловал, всё равно пытки надолго останутся еле заживающими шрамами на измученном теле и никогда не изгладятся на её душе. Дия хотя бы свободна и жива, единственное — что радует. — Эва, это ты… ты пришла… я так рада… — послышался в стенах комнаты очень тихий и слабый голос Дии, но для меня и Ливия это было как гром средь ясного неба. — Дия, тебе нужно больше спать. Выпьешь ещё той настойки с опием? — очень мягко и деликатно обратился Ливий к своей пациентке. — Нет, пока не надо настойки. Я хочу сказать нечто Эве… — голос Дии напоминал шуршание листвы, потревоженной робкими дуновениями ветра. — Дия, милая, прости. Разбудили мы тебя, — проронила я виновато и придвинулась ближе к Дии, ласково погладила по голове и щекам. — Как ты? Тебе немного получше? — Спасибо, Эва. Мне стало немного легче. Ливий — чудесный врач, — тихонько роняла Дия, по-прежнему не открывая глаз. Наверно, у неё нет сил даже на это. — Эва, прости меня… Ты спасла мне жизнь, меня помиловали… Заплатила за моё спасение своей свободой… А я так подставила тебя, Рэймсса, Реммао… всех нас… Я так виновата, Эва. Прости меня… — тихонько, виновато слетали с губ Дии робкие и горькие мольбы о прощении. — Дия, милая, поверь, я ни в чём тебя не виню. На твоём месте я сама призналась бы в чём угодно, — утешала я Дию, склонившись к ней ниже, гладила её по щеке, целовала в макушку. — Это какое-то чудо, что ты осталась жива после всех пыток и тебя не успели искалечить ещё более жестоко… Не вини себя ни в чём. — Рэймсс и Реммао сбежали, и правильно сделали, я чудом избежала казни — благодаря тебе… Эва, я так перед тобой виновата… Я заложила всех нас… Амен всё знает… Включая и то, что ты черномаг! — не в силах больше сдерживаться, Дия тихонько всхлипывала, всё тело её мелко дрожало, из приоткрытых карих глаз стекали дорожками слёзы по её бледным щекам. — Теперь Амен точно отправит тебя туда, откуда ты меня вырвала! — Дия, а теперь помолчи. Тебе нужно беречь силы. Ничего подобного Амен со мной не сделает. Захотел бы прибить меня после всего, что узнал от тебя — давно бы это сделал, — успокаивала я плачущую Дию, не прекращая касаться губами её макушки, гладила по голове, целовала в висок и в щёку, утирала ей слёзы. — Я провела с ним ночь и даже получила удовольствие. Он предложил мне стать его женой, войти в его дом как законная госпожа. Я согласилась. Тебе нечего за меня опасаться. — Как хорошо, — промолвила чуть слышно Дия, немного успокоившись, перестав так дрожать и плакать, но по-прежнему ещё тихонько всхлипывала. — Я так боялась, что над тобой учинят расправу, потащат в пыточную и сделают с тобой то же самое, что и со мной… Но теперь я спокойна… — Дия, ты говорила достаточно. Если учитывать, что тебе вообще нужен покой и ты должна больше спать, — прервал её до сей поры молчавший во время нашего разговора Ливий. Подойдя к столику, доктор взял с него какую-то бутыль, подошёл к Дие и заставил её сделать несколько глотков из этой самой бутылки. Дия беспрекословно его послушалась и выпила то, что Ливий ей дал. Тело её расслабилось, веки сомкнулись, на губах измученной всем пережитым девушки промелькнула умиротворённая улыбка. Дия вскоре провалилась в сон и тихонько сопела, дыхание её было спокойным и мерным. Настойка от Ливия оказала на неё своё благое действие. Тихонько промурлыкав что-то на своём кошачьем языке, Афири сладко потянулась и легла на другой подушке поблизости от Дии, мурлыкая уже ей на ухо. Ливий поставил бутыль с настоем обратно на стол и вернулся ко мне, присев рядом. — Что дальше, Эва? За эпистата пойдёшь теперь женою? — слетели с губ помрачневшего Ливия полные грусти слова. — Пойду, Ливий. Поверь, я сама так решила. Уже взрослая девочка. Достаточно сильная. Сандалии, вот, сама завязывать умею, — попыталась я беззаботно пошутить, чтобы развеять грусть замкнувшегося в молчании Ливия, но успеха это не принесло. — Будет тебе, Ливий. После всего, что я сделала с Аменом, теперь обязана как честная женщина взять его в мужья, — предприняла я новую попытку расшевелить друга. И вот эта попытка удалась, если судить по тому, как Ливий тихо прыснул со смеху. — Ох, Эва, когда эпистат на тебе женится, он точно станет у меня массово закупать успокоительные настойки, — отпустил в мою сторону доброжелательную шутку Ливий и легонько толкнул меня кулаком в плечо. Я ответила ему тем же и тепло улыбнулась. — Поверь, Ливий, женится — и жаловаться не будет. Похоже, что его нисколько не пугает мой характер, — промолвила я с добродушной иронией и потрепала по голове молодого человека. — За Дию не бойся. Я привезу её в Мемфис и поселю в моём доме, где о ней позаботятся, — твёрдо пообещал мне Ливий. — Не думал, что Амен так по-крупному влипнет, — протянул задумчиво лекарь и похлопал меня по плечу.