«Акула в формалине»

      Итак, начинается гонка. Пилоты занимают места на решётке. Гаснут огни. Машины начинают движение. Рёв моторов, визг резины, гуща дыма. Холодный воздух, треплющий волосы, приятен и вызывает по коже мурашки, точно первый раз. Для неё эта гонка не первая, и далеко не последняя.       Она не пилот, но одно из главных лиц мероприятия — грид-гёрл, завсегдатая подружка того, кто платит и заказывает эту музыку. Карие глаза сверкают от множества фар-огоньков, отдаляющихся по трассе. Ей не важно, кто будет победителем, а кто проиграет, это попросту не имеет значения, если в гонке нет его.       — Фи-и-и-и-и-л! — девичий звонкий голосок доносится снизу. Юноша смотрит на место старта сверху вниз, сидя на трибунах. Выхлоп рассеиваются, и из них выходит бодрой походкой милая брюнетка. Она останавливается там, где нет смутного воздуха, кокетливо запрокидывая руку с флагом шашечного принта за голову, выпячивая одно бедро, опираясь на ногу.       — Да, детка? — повеса отвлекается от диалога, тут же сбивая внимание. «Гонка только-только началась, а он уже с кем-то успел начать говорить, какой же Фил всё-таки, Фил», — думает она, едва поднимая в улыбке один уголок губ.       — Что со ставками на сегодня?       — По тенденции, — отвечает громко.       — О-кей, поняла, — девушка направляется к трибунам, чтобы сесть на своё законное место первого ряда, отнюдь, возвышающееся над остальными. Она должна видеть, кто придёт первым, но как минимум пять минут у ней есть, чтобы достать из кармана излюбленную пачку и закурить, пока друг не видит.       Сидит она красиво, сложив ногу на ногу, удерживая сигарету двумя пальцами, второй рукой нашаривая в кармане зажигалку. Что-то розовое мелькает в руках. Секунда. По губам стелется холодок. Она не любит никакие сигареты, кроме этих, считает их верхом своей эстетики и…       — Минни, опять мятничаешь, — получает от это нагоняи от Фила. Девушка вздрагивает, чуть не роняя сигарету из рук.       — Тьфу ты!.. — резко. Даже не оглядываясь, отвечает, — Всё равно их нужно ждать, я успею покурить. — Фил встаёт сбоку, ставя ей локоть на плечо.       — Мне вот интересно, Винс сможет приехать первым хоть раз или нет, — с насмешкой.       — А, этот, наблюдатель?       — Ага.       — Ну, он очень хорошо начал. Даже несмотря на то, что ездит не на болиде, летает.       — Я вообще не знаю, как он ездит, типа… Машина же старенькая. Спорткар, да, но не настолько же он прокачанный, чтобы как ковёр-самолёт фиолетит.       — Главное, чтобы не разбился. На него высокие ставки, — Минни относит сигарету от губ, облизывая их и смотря в даль, где сверкают… — Я надеюсь, никто искры не высекает и мне только кажется.       Фил опровергает её предположение и продолжает вести беседу о наблюдателе.       Сам герой чужих диалогов старается выдать результат выше уровня машины, используя тормозной баланс — давит на педаль тормоза, замедляя тем самым все четыре диска колёс, меняя эффективность от передних к задним. В этот раз один — Бобби предпочёл отоспаться, да и он не был таким любителем адреналина, как его друг.       Кавински пытался выжать максимум. У него исчезли чувства страха и самосохранения, была только жажда победы и аффект, в котором ему казалось, что машина даже не касается дороги. Он знал, что лететь под двести километров в час по местным дорогам — не столь хорошая идея, да и с ним не было весомого «сдерживающего фактора», то есть пассажира, однако полностью без рассудка он не оставался.       Ветер внутри машины свистел, он был заместо музыки, он вводил в состояние, при котором Винс ощущал себя одновременно как никогда живым и бессмертным, что было абсолютно невозможно, хотя сознание превозносило своего обладателя до невозможных характеристик.       Ладони контролировали каждое малейшее колебание руля, не позволяя ему дёрнуться ни на миллиметр. Абсолютный контроль. Тело он чувствовал так, будто являлся марионеткой и её кукловодом одновременно. Поднять ногу, опустить на педал, сделать вдох, перевести взгляд на поворот, сосредоточить зрение, начать крутить именно на том моменте, когда линия капота окажется на одной полосе с гранью дороги, расслабить мышцы спины, пригнуться… Всё это — как на автомате — и ему повезло, что машина не была механикой, хотя Кавински умел водить и на ней. Впрочем, обладая правами на все категории наземного транспорта, исключая, разве что, поезд, он собирался переходить на воздух, но об этом чуть позже…       Он следил за тем, чтобы не подрезали, не вжали в обочину или, наоборот, зажали между себя — на это могли пойти неофициальные вторикеллы Карлайла, которые чисто из принципа не давали никому получить первое место, кроме своего любимчика, оттормаживая все машины позади обладателя поула — именно поэтому выходить в первую тройку было сложно, но далеко не невозможно, что Кавински доказывал не один раз.       Последние тёплые ночи года, октябрьские, светлые и тёплые. Загород, лишь вдалеке видны вершины стеклянных небоскрёбов и светящиеся шпили зданий. Он продолжает мчаться по трассе, преодолевая шикану, виляя по ней, едва ли избегая заноса. Это что-то незабываемое, раньше недоступное, то, что многие называют счастьем. И ему для этого не нужен никто.       Нужны борьба, эмоции и победа.       Снова второй, но даже на это плевать. Кажется, температура действительно поднялась. Юноша выходит из машины, обливая голову водой и откидываясь на заднюю дверь авто, чтобы устоять. Сердце стучит как бой барабанов, подхватывая ритм в висках. Пока ничего не слышно — он должен отойти, и пусть вокруг мельтешат незнакомцы, на них плевать. Взгляд в небо. Голову кружит, и он знает, что должен отойти от эмоций, перевести в зеро, иначе свалится с ног от невозможности дышать. Кавински жадно глотает остатки холодной воды со дна бутылки, обнажая кадык из-под ворота чёрной водолазки, под который та стекает, заставляя грудь съёжиться.       Голова ещё гудит, но он идёт к пьедесталу, ухмыляясь чуть приоткрытым ртом. С губ срывается холодное дыхание, горло жжёт от льда, а пальцы рук колет из-за бушующей крови.       Он приходит в себя только после того, как слышит девичий голос.       − Эй, Винс, у тебя всё нормально? — Минни нахмурилась, подходя к нему, прикладывая ладонь ко лбу. — Ты же горячий, как уголёк, а ну иди отсидись, − её прикосновение не вызвало никаких чувств — ни отторжения, ни трепета.       — А-ага, — говорил сбивчиво, опускаясь. Не успел оглянуться, как Минни уже подавала бутылку с водой. — Спасибо, — сказал, принимая ту с рук. Пока пил, понимал, насколько же сильно стучало в висках и отдавало в голову, особенно затылок — он предвещал себе больную голову этой ночью.       Девушка стояла рядом с ним, наблюдая, она ещё раздумывала над тем, стоит ли ей предложить помощь или нет, но всё же решилась:       — Может, нужно успокоительное? Можно попросить у медика, хотя бы валериану, — она не видела в этом вопросе ничего, что могло бы вогнать в ступор, но реакция Кавински — стеклянный взгляд и отстранённость — дала понять, что она явно сказала что-то не то. Минни была в курсе, что Винс торговал наркотиками, как минимум был замешан в этом, но сомнения по поводу того, принимал ли он их, в голове не рассеивались. Точнее, рассеялись сейчас: «Принимал, это точно». Она была уверена, хотя ничем не могла обосновать своё заключение.       — Кха!.. — он отхаркнул засевшую в горле слюну, очистив его, откашлявшись, сипло отвечая, — Нет, не надо. — Резко сменил тему, стараясь выдать обычное состояние, — Чего там, нужно уже идти на награждение? — усталость в голосе от заезжанности этого действия. Да чего он там не слышал и не видел? Опять второй, ну и пусть.       — Вообще, да, пойдём, нас ждут.       Возбуждение от гонки не отпускало даже спустя несколько часов, и бывший наблюдатель сам не знал, что с ним случилось, потому что… Абсолютно ничего? Самый обычный заезд, в хорошем плане ничем не отличающийся от других. Да и накануне он не испытывал чего-то из ряда вон выходящего. Смирившись, под беспокойные взгляды Минни и Фила, которому подруга сказала свои опасения, он отправился домой. Попытка прослушать музыку так и осталась попыткой — ни одна из композиций не нравилась, одна раздражала шумом, другая тянулась и вгоняла в противную меланхолию, хотя по своей сути просто была тихой. На одной композиции дольше тридцати секунд внимание не задерживалось. Ладони вновь вспотели, сердце начало биться часто-часто. Пришлось съехать на обочину, чтобы не преграждать путь проезжающим позади машинам, хотя дорога была полупустой. На аварийный режим Винс не торопился становиться, он рассчитывал справиться сам. «Так, дышать, мне нужно дышать по счёту, на раз-два нужно вдохнуть и выдохнуть, и мне нужен спирт, или не спирт — любой резкий запах… — пока мозг в панике собирался с мыслями, руки копошились в бардачке в поисках флакончика, которого там и не было. — Н-нет, ничего с резким запахом у меня нет, только… Чёрт, если я буду дышать над незамерзайкой, и кто-то это увидит, они подумают, что я торчу. Ну и хуй с ним. — Беспокойство за своё состояние и бешеная тревожность взяли верх над сохранением статуса и авторитета. Кавински отстегнул ремень и пересел на заднее сидение авто, с которого уже залез в багажник, перекинув тело через сидения, там нашёл канистру с синей жидкостью, открутил у ней крышку и, собравшись с духом, чуть не клюнул в неё носом, вдыхая сладкий химический запах. — Ну нихуя ж себе, лесные ягоды. — Эта мысль ненадолго отвлекла его от навязчивого и безосновательного страха за свою жизнь. — У меня нет никаких болезней сердца, какого Чёрта мне тяжело именно в груди?.. Ещё и мутит так, будто я траванулся чем-то. Гонка и та уже прошла, меня не может так поздно накрыть, да и не из-за чего, я же абсолютно спокоен, когда гоняю, и вообще… Может, мне прилечь поспать, сердце успокоится, там?.. — Он так и сделал, в три погибели сжавшись на заднем сидении, предательски близко располагая голову к груди, слыша и слушая каждое движение сердечной мышцы, считал интервалы между ними, возвращаясь к контролю дыхания, периодически тянувшись к открытой бутыли. Вот только легче не становилось — грудь стягивало, а внутри всё так и дребезжало, после чего звуки с улицы стали казаться шагами смерти, пришедшей за ним. Начало трясти далеко не по-детски, сердце то и дело пропускал удары, а на глаза наступал слёзы. — Почему? Почему? Что случилось? Со со мной? Я, блять, ничего не понимаю! Пусть я просто полежу и меня отпустит, пусть просто станет легче, пожалуйста, больше ничего не прошу!.. — начали чесаться сгибы рук, давно окутанные налокотниками. — Эт-то уже нихера не смешно!.. Нет-нет-нет-нет-нет! Это не может быть ломка, нет, н-не м-м-мо-ж-жет!.. Я чистый, я ни за что! — ладонями сжимая сгибы рук, он задыхался, каждый вдох совершал с надрывом, заглатывая воздух с такой жадность, что от силы горло начинало драть. Перед глазами смазалось, потом и вовсе потемнело, ещё чуть-чуть, и он потерял бы сознание.       — Почему, блять, тебя нет рядом сейчас?! — крик, вырвавшийся из груди подобно раскату грома, страшным голосом, хриплым. Юноша начал на полпути к бессознательному кричать то, что шло от обиды, обнажённой в моменте, то, что он понимал, но никогда бы не сказал. — Ты ушла, ты оставила меня сейчас?! Какого хера я должен бегать и искать тебя?! Почему я не могу тебя найти?! Что ты наделала?! Кто ты такая?! Что ты сделала со мной?! Ты, блять, была мне нужна тогда, и сейчас!.. Сейчас тоже! Ты спасла меня тогда, ты помогла мне, я чувствую!.. Почему, сука, тебя нет, когда ты нужна?! Я сейчас сдохну из-за ёбаной панички, а ты не придёшь?! Да и пошла ты!.. Иди к Чёрту! Я со всем справлюсь сам!.. И не приходи ко мне больше! Хватит! Хватит являться призраком или галлюцинацией, мне это не нравится! Уйди! Уйди! Уйди из моей башки, раз ты такая бесполезная! Не хочу больше думать о тебе! Нахер ты мне не нужна!.. — он нёс всё, о чём даже не думал, лишь бы выплеснуть изнутри вместе со всеми мыслями, чертящими в голове один за другим круги Ада, создающие проблемы, от которых он устал, до немоготы устал. Горячие слёзы слились реками по щекам, мочили одежду, кресло, но помогали.       Несколько минут в полной тишине — он убирает руки со сгибов, поднимается, закрывая едкую жидкость, утирает свой раскрасневшийся нос, пересаживаться на переднее сидение, надевает очки, включает музыку на громкость в 94 из 100 и едет на гоночной скорости домой.       Он снова в игре, андеркат завершён       Выглядел ли он странно? Непременно. Казался ли от этого жалким? Для каждого по-своему, но сам Винс считал, что ответ отрицательный. Он так и не понял причину произошедшего, сколько бы не пытался восстановить полную хронологию событий до своего срыва. Списал всё на накопленный стресс — юноша просто не помнил, были ли у него вообще подобные эпизоды, поэтому считал первым. На следующий же день всё было совершенно обычно — равнодушно отношение к окружению, слегка обострившийся пофигизм и, забегая в будущее, — ни единой мысли о ней в его жизни на долгие-долгие…       — Ха-а! Хорошо летим, детка? — голос Фила был громким и живым. Он вёл машину, чуть нагибаясь к рулю, смотря хищным взглядом на дорогу перед ним. Давно позабыв о существовании метрики скорости, юноша продолжал жать педаль газа чуть ли не до предельного значения.       Его голос едва было слышно с заднего сидения, где находилась девушка. Она не очень любила переднюю позицию, да и, зная друга и его любовь к скорости, которой начинала побаиваться, не решалась садиться параллельно водителю. Она просто смотрела вперёд, если бы не делала — её бы давно стошнило от того, насколько сильно машину несло по трассе, точно она находилась в центрифуге.       — Ага, летим… — приглушённо.       Шины едва ли касались дороги, по которой шли, машина шла слишком легко, чего не должно было быть. Свист за стенами авто глушил радостные и возбуждённые возгласы Фила, с лица которого не спадала ухмылка.       — Если бы я участвовал в гонках, золото было всегда моим! — разыгравшаяся в крови дикость, пришедшее с ней безумие и резкий по натуре голос сделали фразу такой, точно её сказало двухметровое чудовище с клыками и когтями.       Безбашенности ему было не занимать, Винс и рядом не стоял. Прыжки с парашюта, бег по крышам поездов, купание в бурных реках, азартные игры на часы, всевозможные споры и «слабо», поедание живых и мёртвых гадов, смешивание высоких градусов… Всё это — его повседневность. Бешеный темп, смертельный ритм, от которого он никогда не уставал. Фил был зависим от адреналина, что переросло в психическое расстройство с редкими проявлениями нервного тика.       Он начал замечать, что его плечи в очередной раз начинали дёргаться, но снижать скорость не хотел, чтобы сохранить километры, иначе пришлось бы разгоняться с самого начала. Сначала юноша попытался унять непроизвольные движения мышц, но тут же переключил внимание на то, что дёргаться стала и нога, то и дело ударяя по педали газа. Продолжая смотреть вперёд, поворачивая руль, передёргивался половиной тела, что начинало раздражать его самого. Но с каждым поворотом контролировать тело становилось всё труднее — возникла мысль, что тело просто переходит в автоматический режим, привыкшее к происходящему.       Ехали в темноте, хотя фары включены. Картинка перед глазами не успевала откладываться в голове, как уже стояла другая.       Минни хотела посмотреть время — всё же было уже поздно, а нужно было успеть до комендантского часа вернуться в город. Только она двинулась, как её занесло и девушка упала на сидение, несильно ударившись.       — Тц!.. — ей не удалось даже аккуратно прикоснуться к ушибленному плечу, тряска была слишком сильной. Только включив телефон, держа его максимально крепко, до боли в пальцах, она смогла увидеть, что времени оставалось совсем немного. Она попыталась выпрямиться, но её занесло снова — Минни полетела в другую половину машины. Вцепившись в плечевую сторону водительского кресла, она смогла сесть, чуть вытянул голову и громко сказала Филу:       — Мало времени, заканчивай.       — А? — он был слишком увлечён, но на звук среагировал, наклонив голову набок, чтобы прислушаться.       — За-кан-чи-вай! Времени мало осталось! — она говорила громко, и диалог должна была вести таким же голосом, на это парень и рассчитывал, возвращаясь в исходное положение, нагибаясь к рулю.       — Сколько?       — Двадцать минут. — Прозвучало намного тише, ещё и заглушённое газом — он хотел дожать.       — А? — он не расслышал ещё раз, но…       Руки сорвались с руля, их Фил оставил в воздухе, разворачивая голову набок полностью.       — Фил, руль!       Её кожа покрылась мурашками, зрачки сузились, спина вспотела. Она видела, как свет фар отображался на преграде перед ними — нескольких деревьях, на которые летела на полной скорости машина, не вписавшаяся в поворот.       Авто перелетает через бордюр, протаранив сначала барьерное ограждение, затем в одно дерево, смявшее правую сторону капота, из-за чего транспорт ведёт в левую. Грохот, тряска, скрежет металла и заглохшие колёса. Несколько секунд буксования. Передние колёса выкручиваться и вместе с задними катят дальше. Снова удар капота, по тому же месту. Он пытается вырулить, но руки предательски дрожат в треморе, соскальзывая. Тело так же кошмарит — плечи, голова, ноги. Он не справляется, лишь выворачивая машину на позицию противоположного градуса, с которой она мчит в другие деревья. Стволы превращают кузов всмятку подобно тому, как разбивается хрупкая яичная скорлупа. Пласты железа гармошкой лежат спереди, стекло разбито вдребезги. Мотор ещё жужжит, но уже не придаёт никаких сил и техника просто замолкает, остаточные звуки — лишь шлейф от работы механизмов. Начинает валить чёрный дым, он стелется к земле — скоро начнётся дождь. Внутри салона смешивается редкий запах и свежий воздух.       Девушка, всё это время жмурившаяся, открывает глаза, сразу же отстёгивая свой ремень безопасности. Предчувствие нехорошее. Минни только хочет сойти с места, двигается телом к переднем сидения в попытке разглядеть во тьме Фила, но, лишь касаясь его плеча, понимает, что оно не может быть таким сырым… Подносит руку к лицу, различая тёмные размазанные пятна и запах крови.       — Фил! — вскрикивает. — Фил, Фил, ты меня слышишь?! — она опирается коленом на коробку передач, залезая телом в переднюю сторону машины, но останавливается на половине движения, когда понимает, что из его лица торчат остриями стёкла, а сам он… Обмякший, бледный, залитый кровью. И уже не жилец. Губы набирают сумасшедший темп дрожи, их опережают по скорости лишь глаза, из которых брызжет слезами. Есть ли ещё смысл доставать осколки?.. Возможно, но от увиденного у неё всё внутри стынет. Доставать придётся под светом, чтобы всё, но… Она включает дрожащими руками фонарик на телефоне, подсвечивая одну часть лица друга, тут же выбрасывая гаджет из рук, начиная орать на всю машину от страха. Минни видела многое — на гонках несчастные случаи не исключено, но пострадавшим были не её друзья детства, с которыми она прошла бок о бок почти всю жизнь. Телефон грохочет между сидений, застывая внутри. Застывает и она, лишь на секунду, потом падает от не способности держать тело под контролем — особенно ноги, стремительно немеющие. Тут же она руками отталкиваться от спинки переднего пассажирского кресла и падает головой на заднюю дверь, в очередной раз ставя себе ушиб. Перед глазами только смазанная полоса от фонарика и изуродованное лицо. Рука её шарит по двери, пытаясь найти кнопку, которая хотя бы позволит ей вдохнуть чистого воздуха. Минни нажимает на все без перебору — всё равно нужный значок она не сможет различить. Вот только ни одна из кнопок не срабатывает — точно, машина же выключена напрочь… Нос начинает вдыхать запах крови, питающей воздух замкнутого пространства, отчего хочется вывернуть желудок наизнанку, тошнит неимоверно. Она не знает, что делать, кому звонить, как объяснить… Мозг отключается, потому что умер близкий. Куча мыслей в голове и ни единой линейной, они мешаются в клубок, заворачиваются в узлы, обхватывает друг друга, изобретая новые и новые… Вот только, в конце концов, ведут к одному: «Он умер. Его больше нет». Несколько минут назад она бы могла подумать, что в подобной ситуации поскорее вызовет медиков, возьмёт себя в руки, будет пытаться спасти — делать перевязки, искусственное дыхание, держать отверстие, из которого фонтаном брызжет кровь, или будет смотреть и тихо плакать. Это было лишь алгоритмом, который она не смогла реализовать.       Потерявшись во времени, она поняла, что рано или поздно придётся выбираться, жить дальше, хоть что-то делать для того, чтобы не стать вторым трупом в машине. Свободная и не зажатая рука схватилась за телефон, экран которого, яркий, резал глаза. Едва различая из-за слёз и шока то, что написано, она набрала того, к кому Фил всегда обращался, если попадал в неприятности. Несколько гудков, но достаточно быстрый ответ.       — Да? — от его живого голоса Минни ещё раз разрыдалась, не в силах держаться. — Минни?! Минни, так, давай, вдох-выдох, вдох-выдох. Поняла? — Нет, этим он ей не помог, девушка продолжала рыдать в трубку, еле как смыкая губы. Она давилась слезами и шмыгала носом, прерывисто дыша. Несколько неразборчивых вздохов и мычания ни к чему не привели. — Так, давай, сколько ты перед собой видишь котят?       Ступор. Замыкание.       — Что?.. — едва слышно.       — Сколько ты перед собой видишь котят?       — Н-н-ноль, нету…       — А дома у тебя есть котята?       — Н-нет, у м-м-мен-ня ал-лерги-я…       — Окей. Так, а, на что у тебя ещё аллергия?..       Он понимал, что ничего от Минни не сможет добиться, но не зря же был наблюдателем. Через ноутбук отследил её имплант, затем Фила, и… Понял, почему грид-гёрл позвонила ему. Стоило многих усилий не подать виду, параллельно разговаривая с ней и вызывая по горячей линии знакомых медиков и медицинских экспертов. Кавински слышал, как за окном вовсю хлещет по дороге ливень, прекращая раздумья по поводу того, на чём ему доехать до Минни. «На мотоцикле меня скорее смоет в соседнюю лужу и я весь промокну, толк выйдет не в хорошем смысле. Мой спортик как-то не совсем уместен в этой ситуации, придётся выгонять чёрную».       Винс не снимал девушку с разговора, просил её рассказывать о чём-то, что явно не входило в категорию воспоминаний, которые должны вывести на мысли про Фила — это правила арифметики, да и математики в целом, потом несколько фактов из химии, какие она любит книги и фильмы, жанры и песни.       Посреди вечера из поселения, где был расположен дом наблюдателя, на высокой скорости выехал чёрный внедорожник, напомнивший всем, что соседом местным был далеко не самый обычный гражданин, а бывший сотрудник системы безопасности. В салоне холодно. Руки неприятно кололо от промёрзшего руля. Дворники то и дело елозили по переднему стеклу, смахивая волнами потоки дождя. Дорога мазалась перед глазами, но лишь немного, да и машина была хорошо оборудована для того, чтобы даже под проливным дождём идти как положено. Это было нетрудно и на обычной машине, но что-то всё же отличалось — то, как она ехала, не трясясь на грунтовой дороге, как проезжала по неровной трассе, при этом чуть притормаживая на скользких участках. Ездить на ней можно было с полным комфортом, и не портило автомобиль даже то, что он был достаточно стареньким.       Минни удалось отвлечь ровно до того момента, пока Винс сам не вскрыл дверь размозжённой машины Фила. На удар ногой по металлу она не обратила внимания, разговаривая с тем, кто был в нескольких сантиметрах от неё. Винс открыл ту самую дверь, на которую девушка свалилась. Прежде, чем та распахнулась, Винс произнёс:       − Так, погоди пару минут. — кряхтя.       − А-ага… − заглушённо. Тотчас дверь распахнулась, лежавшая девушка упала не в пустоту, но в тёплые и крепкие мужские руки, подхваченная под мышки, вытягиваемая с ногами из машины и взятая точно принцесса под его слова.       − Вот так, сейчас в моей машине посидишь, скорую я вызвал.       − Стой, когда ты успел?.. — большими карими глазами она смотрела на разбитую машину, из которой её выносили, вновь проливая слёзы. Винс накрывал её голову рукой, чтобы та не промокла до нитки, но полностью от ливня спасти не мог. Девушка впервые видела Кавински не на спортивной машине, а на, как она думала, служебной, Чёрный автомобиль бликовал от еле заметных светов далёких фонарей и от включенных фар, стремящихся в другое место.       На руках Винса были перчатки, чёрные, надевать их уже стало привычкой. Он посадил девушку на заднее левое заднее сидения, встав рядом, закрывая собой от дождя. Потом передумал, сам потянулся к центру машины, включил подсветку на потолке и вот тогда встал возле двери, положив ладонь на плечо Минни.       − Замёрзла?       − Нет… − проглотила слова. Чтобы удостовериться, юноша снял перчатку, коснувшись её ладони — и вправду, была тёплой, затем надел обратно.       − Там в бардачке нашатырь, возьми, если тебе надо. Она мотнула головой, тянувшись бледными пальцами к нагрудному карману, доставая из него пачку сигарет. До того Кавински не зал, что Минни их употребляла, но в целом не удивился. — Зажигалки у меня с собой нету, уж прости, только спички.       − У меня своя.       Она закурила прямо перед ним, в машине, выпуская кольца в воздух. Сигареты молодой человек не любил, но дышать смрадом ему было не привыкать, да и эти пахли не табаком. «А, ментолки».       Молчание. Тихо. Только капли стучали по крыше, да было слышно, как она то тянет сигарету, то выдыхает её. Винс периодически смотрел на телефон, сверяя время.       Спустя полтора десятка минут на место без сирен приехала скорая.       − Убери пока, − попросил, оглядываясь на подъезжающую машину. Когда Минни затушила, смяв и выкинув на дорогу, её подхватили на руки и понесли к врачам, захлапывая дверь своей машины.       Отдав девушку в надёжные руки, пошёл к Филу с ещё несколькими работниками, взявшими носилки. Шагая по сырой траве, которая была ему по колено, он мысленно готовил себя к тому, что увидит через несколько секунд. Водительскую дверь пришлось открывать таким же способом, как и в прошлый раз. Только на этот наблюдателя чуть занесло, но он быстро встал на ноги. Находясь возле двери, он смотрел на водителя.       Потёкшие глаза — белок, стекающий по щекам — стёкла большими пластами застряли в глазницах. Нос и губы исцарапаны мелкими кристаллами, Лобовая кость чуть ли не просвечивается из-за мяса и кожи — он точно ударился головой о лобовое, когда машина наехала на последние деревья. Губы чуть приоткрыты в застывшем вздохе, нескольких зубов за ними не видно — раскрошились во рту. Нос перекошен и смят. Из горла торчали ещё несколько осколков, впиваясь в неё как клыки.       Кавински понял, почему Минни находилась в такой истерике. Она вряд ли сейчас смогла бы рассказать хоть что-то о времени, перед которым случилась авария, да и всё было достаточно просто.       «Не справился с управлением в дождливую погоду на скорости».       Вздохнув, Винс отстегнул ремень безопасности, не скрасивший ситуации, пытаясь достать Фила, для которого сотрудниками скорой помощи уже были принесены носилки. Вот только ноги застряли — их зажало капотом и сидением.       Переглянувшись с сотрудниками, предложил:       − Либо пилить, либо никак. От ног там уже ничего нет, я так полагаю, − он коснулся рукой места, где предположительно были бёдра — как пакет с костями — жидкое. — Кхм, да, ноги доставать бесполезно.       − У нас не то чтобы есть с собой пила, мы не МЧСники… − глухо.       − Ну нож тащите, скальпель, − раздражённо. Один из работников отправился до машины. Винс же отступил, освобождая место для второго — женщины, приступившей к извлечению больших осколков. На её голове был фонарик, и она отчётливо всё видела. Винс только взглянул на лицо под светом, тут же отвернулся, морщась и резко вдыхая холодный воздух. «Не зря чёрную куртку надел».       Протянутый ему в руки хирургический нож быль меньше кухонного: «Резать придётся долго…».       Кавински дали тонкий скафандр, чтобы закрыть им лицо, натянули на руки перчатки до локтей, потом сели рядом. То, что резать будет он, как-то само собой подразумевалось из-за того, что он попросил отдать ему нож, хотя, наверное, можно было бы поручить эту работу специалистам.       Через одежду пришлось бы и правда пилить, пришлось разорвать сначала брюки, насколько это было можно, оставляя таз только в нижнем белье.       На первом движении его рука ещё дрожит, нависая над кожей, потом резко опускается, входя глубоко, разбрызгивая кровь во все стороны — он далеко не медик, чтобы резать профессионально. Каждое движение с силой и нажимом, чтобы закончить с этой мерзостью быстрее. Он сжимает зубы, кусает губы, до боли крепко удерживает в руке скальпель, полосящий мышцы. Одно благо — красного не видно. Всё чёрное и жидкое, вытекающее на темнеющие в жидкости тёмно-зелёные перчатки. Запах крови и мяса сводит с ума, заменяет воздух. Винс старается не думать о том, что режет труп своего знакомого, от первого слова этой мысли ему уже хочется выблевать всё, что внутри — и речь не о еде или собственных органах. В конце концов он начинает плакать, судорожно дыша, но продолжая, хотя уже и не различая, по какой линии режет. Спина трясётся. Наблюдатель закрывает глаза, действует только в совокупности интуиции и осязания, пальцами отодвигая жидкие участки. Он уже не режет, а рубит, кромсает, как мясник, забываясь. Последний раз облегчает — рука летит назад от неожиданности. У Кавински из рук забирают нож, убирая в сумку рядом. Мужчины достают половину тела из машины — руки волочатся, обвисают, касаются бедра, отчего Винс шугается, как от огня, но не выпускает из перчаток голову, которую они грузят на носилки. Женщина обматывает нижнюю часть туловища плотной тканью, чтобы лужа из крови на месте не стала ещё больше. Снимая маску и перчатки, громко произносит:       − Я отойду, − уходя за несколько деревьев от них, кидая свои кости на траву. Взялся бы руками за голову, если б от них не несло кровью, от которой мутило. Руки его лежат по бокам от тела. Затылок упирается в кору, мокрую, и начинает казаться, что какая-то тварь уже ползает за шиворотом. Но Винс знает, что это не так, просто бредится. «Я только что отрезал ноги человеку. Своему знакомому. Филу, с которым я разговаривал, смеялся, тусил в клубах, договаривался о гонках… Но почему мне уже не так и страшно? Почему мне практически плевать на то, что я потерял знакомого? Резать было противно, меня это волнует больше, чем то, что когда-то это тело было живым человеком. Твою мать, да я же совсем двинулся головой, — нервный смех. — Хотя, наверное, дело в том, что мне и раньше было на него абсолютно безразлично. Минни там в истерике сидела, а я взглянул, поморщился, и решительно принял мысль о том, что грязную работу придётся делать мне. Какая же я скотина, Свет… — Шатаясь, встаёт на ноги и идёт к машине скорой. — Я даже не знаю, как её успокаивать, что говорить, потому что ментальная поддержка в экстренных ситуациях явно не мой конёк. Ну или мне просто, опять же, наплевать на саму Минни, по большому счёту. Незнакомая девчонка, у которой полчаса назад разбился друг детства. Вот и полная засада».       Минни настоятельно рекомендовали отправиться к кому-то из близких, но девушка стала плакать ещё больше, говоря о том, что её семья сейчас живёт в Омен-Сити, а в Альте был только Фил, который заменял ей всех. В квартиру, которую они снимали вдвоём, возвращаться ей не хотелось. Врачи предложили ехать к Кавински, раз он и оказал ей помощь, но сам он никак не среагировал, да и Минни не горела желанием ночевать у незнакомца, пусть и наблюдателя. То, что ему доверял Фил, не значило, что она такого же мнения. Решено было завезти её в приёмную палату, но не как больную, а лишь для того, чтобы встретиться с дежурным врачом-психиатром.       Бывший наблюдатель же вернулся к себе домой, первым делом принимаясь мыть машину, потом себя, сбрасывая наконец измазанную кровью одежду.       Упавший на кровать, снова весь красный, с полосами раздражённой исцарапанной самим собой, поднимая руку, тем самым подзывая пса лечь рядом, начал монотонно говорить: собой самим кожи, он поднял руку, подзывая к себе Ваньиня.       − Завтра за машиной Фила приедет эвакуатор, отвезут на металлолом, а остатки тела сбросят. Похороны назначат в ближайшие три дня, и я без понятия, как на них вообще идти… Я же для него был просто как решала проблем, не более. Но типа обязан там быть, потому что приехал сейчас, отодрал его труп от сидения и в целом был с ним знаком. Но похороны, блять, это последнее, как я хочу проводить своё свободное время сейчас. Вообще, раздражает, что я бывший наблюдатель, «бывших наблюдателей же не бывает». Кто вообще это придумал? Почему я не могу просто отвязаться от этой херни? Вот не хочу я возвращаться к тому, чтобы убивать кого-то или стирать память. Не потому что мне их жаль, а потому что каждый, млин, раз, когда что-то такое случается, я на вызове и обязательно должен приехать. Девчонка же позвонила мне потому что я могу сделать всё тихо из-за связей, иначе явно бы стали задавать вопросы: «А что это вообще за трасса и что там делал Фил?», «А кто такой Фил?», «А почему вообще…». Мхе, там докопались бы так, что готовы б были в задницу залезть, − пёс фыркнул. Ваньиню не нравились такие сквернословия хозяина, хотя к обычным матам он привык, они более литературно вписывались в речь. Кавински связи между своей речью и гневом любимца уже осознал, поэтому в шутку бил себя по губам, якобы извиняясь. — Вообще, мне же придётся и устраивать девчушку куда-то, чтобы никто не рылся в том, как к ней перепадало столько часов, что у неё вообще за алгоритм и прочее… Конечно, она просто механик, что вполне впишется в мою мастерскую. М-да, окружил себя автолюбителями на свою голову. Вообще. Вроде, логично, потому что это интересно мне, а окружение мы находим по своим интересам, но это уже чересчур. Всех к себе загребаю — что Бобби, что Джеффри, что Антона, что Радана, что Минни… — усмешка. − Ладно, всё же плюс алгоритма в том, что я вообще могу это делать. Да, по блату, но, честно, так плевать. В последние годы только так и приходится, условия для хорошей жизни какие-то нереальные. — Он ещё продолжал диалог с молчаливым собеседником, но вскоре перешёл на внутренний монолог. «Мне почему-то кажется, что раньше жить было проще, даже учитывая, что я выполнял алгоритм наблюдателя, хотя так и не скажешь, потому что сейчас как раз связь с ним меня раздражает и тяготит. И это же мой первый алгоритм, вот угораздило же тогда… Я даже не помню, почему я именно наблюдатель, потому что не сказал бы, что у меня суперские задатки для того, чтобы охранять и защищать общество, вместо этого я профессионально — то есть медленно и незаметно — убиваю его, травлю алкашкой и наркотой, организовываю проституцию и выполняю убийства по найму, вот потеха. Никто не хотел заниматься этой работой, включая меня, но силёнок же хватило!.. А, точно, нужно ещё будет… О Чёрт! Это мне сейчас ещё и самому нелегальные гонки устраивать?! Э, а как я в них участвовать тогда буду, если доля прибыли ко мне будет уходить в любом случае со ставок? Минни их всех соберёт в одном месте, напишет, что Фил погиб, но, блин, сможет ли она сама взяться за это дело без него? Нужно подбодрить, чтобы смогла, потому что ещё нести полную ответственность за нелегальные автогонки я как-то нифига не хочу. Помочь готов, всеми руками за, но проблем и так хватает…».       − Эй, Винс, ты сам-то в норме? — Бобби подошёл к боссу после похорон, заметив, что тот как-то отстранённо себя ведёт.       − А? — он очнулся от мыслей, но по выражению лица так нельзя было сказать. — Да мне как-то, не знаю, не совсем грустно? Типа, жаль человека, он умер, да и Минни жаль, но я ему никто и он мне никто. — Такой ответ сбил друга с толку, потому что он считал такое поведение сверхчёрствым даже для Кавински. И это Бобби ещё не знал, что Винс пилил тело Фила пополам.       − А как теперь гонки организованы будут? Сомневаюсь, что ты так легко распрощаешься с ними.       − Вот это уже проблема, согласен, − Бобби скривился в лице от такого ответа: «Его волнует больше то, как будет организовано его развлечение. Нежели смерть человека, который занимался этим?!». — Я подсоблю, но в основе всё будет как прежде, это дело Минни. Пока вообще лучше не соваться на ту трассу, она итак засветилась в базах.       − Это да. Но, кхм, я думал, ты переживаешь, что Фила больше нет.       − Эм, а почему я должен переживать? Нет, я всё сказал по этому поводу. Уж извините, элементарной эмпатии я лишился ещё лет десять назад, так что спокойно к этому отношусь. Умер не близкий мне человек, что мне, слёзы лить по нему? Если бы я был на месте Минни, то да, было б актуально, но я не она. И я не буду горевать из-за того, что, допустим, скончался продавец в магазине, куда я за продуктами хожу. Кстати, где она? Или у неё ещё есть время, чтобы не получить штраф за опоздание в первый же рабочий день на новом месте?       − Не знаю, я не видел, − юноша развёл руками. — Вроде только парни внизу торчат. Думаешь, уживётся в мужском коллективе?       − А есть какая-то проблема? Вы ведите себя просто вежливо, а не как бабуины, которые первый раз в жизни девушку увидели, − Винс усмехнулся, вставая из-за рабочего стола, вместе с Бобби направляясь к выходу из кабинета.       − Да не, чё мы, неадекватные что ли? — смеясь, ответили ему.       Вот только когда оба вышли на открытый балкон, внизу увидели, как Джеффри залез внутрь шины для колеса, весь скрючился и одними ногами перекатывался, выглядя как колесо на ножках. Антон снимал его на камеру, гогоча, а Радан подставлял под колёса трамплины, на которые катилось колесо.       Винс встал в шоке, хлопая глазами, хмурясь и смотря на это бесовство накануне рабочего дня. Бобби же прыснул смешком, а потом начал хихикать, прикрывая рот ладонью.       Тут же на всю мастерскую раздалось громкое:       − Вы что, балбесы, себе позволяете?! — Антон со страху выронил телефон из рук, сиюсекундно заткнувшись. Радан в спешке стал ставить трамплины на место, перед тем поймав возмущённый взгляд Винса. — Вам, мать вашу, под двадцать пять лет, одному двадцать семь, третьему восемнадцать, а вы как дети малые?! Прекратите цирк и марш работать, цирковое представление после работы хоть на три часа по программе с участием стриптизёрш устраивайте, а до алгоритма даже не смейте дурака валять!.. Живо все по местам, иначе вылетите отсюда быстрее, чем слово «хуй» успеете сказать! — злился он не так яростно, как мог, но говорил достаточно убедительно в своём гневе, спуская собачку с поводка. Серьёзное лицо повернулось на единственного, кому по шапке не досталось, − А ты чё стоишь ржёшь и трясёшься как лист осины?! Поди тоже на стартовую позицию, пока я и тебе по лбу не дал за то, что ты этих пиздюков без присмотра оставил!       − Эй! А я-то чего, они же самостоятельные?!       − Да ты посмотри на них, какая самостоятельность?..       Ему стоило спуститься вниз и подождать пять минут, как на место пришёл новый работник — девушка сразу же познакомилась с командой и встала на свою позицию, пока только менять шины и в целом специализироваться только на колёсах, с чего начинал и Радан.       Радан и Минни очень хорошо общались между собой, и из них получался забавный дуэт из глупышек, которые всё же могут иногда побыть серьёзными, но в основном любят подурачиться и ведут себя как подростки. Хотя Минни была старше Радана на пару лет, это не мешало ей относиться к парнишке с рыжим ирокезом так, будто он был её младшим братом, причём именно с большой разницей в возрасте.       Кавински тихо посмеивался с них, если видел, как шушукаются, думая, что никто этого не замечает. Но главное, что Минни не была в депрессии или апатии, в которых провела первые недели после смерти Фила. Девчонка иногда затихала, но тогда её подзывал к себе кто-то из парней или сам Винс, чтобы сказать что-то не особо важное, но отвлекающее.       Один раз во время обеденного перерыва, находящуюся за мастерской, её заметил Джеффри, который тоже иногда отходил подальше, чтобы закурить.       − О, ты тоже тут, − юноша подошёл слишком резко, встав плечом к плечу, доставая свои табачные.       − Фил разрешил мне!..− пискнула, испугавшись того, что кто-то застал её за курением ментолок.       − Да ради Света, мне тоже не жалко… Мне-то Винс разрешил тут иногда парить.       − А я как сказала?..       − «Фил разрешил», − он говорил осторожно, понимая, как Минни было тяжело вспоминать о событиях Октября.       − А… Ну, он тоже, но, если что, у Винса я тоже спрашивала.       − Да он ваще так-то многое разрешает, несмотря на то что иногда может ворчать.       − У них с Филом похожие характеры немного, − она завершила фразу глухой усмешкой.       − Ты поди втюрилась в него по уши, − не доставая сигареты, ухмыльнулся.       − В кого из? — она тотчас нахмурилась. — Фил мне был лучшим другом, а Винс… − не успела договорить.       − На него куча девчонок вешается, засранец харизматичный.       − Да нет, мне без разницы на него, − пожав плечами, спеша перебить в ответ.       − И правильно. Сколько к нему яйца не кати. Он всех отшивает.       − Это ещё почему?       − Говорит, что никого любить не хочет и в груди ни-ка-ких чувств.