«Акула в формалине»

      Валери сняла с себя топ, прикрывая обнажённую грудь полотенцем, найденным в шкафу. Она вытянула руку, медленно сжав и разжав несколько раз кулак, потом подумала, что стоило бы открыть окно, что и сделала. Села, сдала и разжала снова. Смазала сгиб, зубами затянув верёвку, которой пережала плечо. Прокурор взяла в левую руку шприц, приметив узел вены, куда и нужно было попасть. Во все глаза смотря, впустила иглу под кожу, ощутив неприятный холод металла, начала медленно вводить, не дыша. Когда препарат был введён, аккуратно оставила шприц в вене, потянувшись за ваткой, которой прикрыла сгиб, сразу же достав иглу, аккуратно положив на тумбу, сжав руку в локте. Тогда она выплюнула изо рта верёвку, которую со страху зажевала, дрожащей левой рукой развязала её, убрав с плеча. Тупо смотря в стену, понимая, что ей сейчас придётся ещё и позорно выплёвывать всю еду из желудка, просидела так несколько минут.       Дверь тихо приоткрылась, но зайти в неё Винс не спешил, он стоял спиной к стене коридора.       — Валери, всё нормально? — беспокойно спросил.       — Да, я ввела. Но не заходи, я на руку не смогу надеть рукав.       — Давай я принесу тебе свой пиджак? Там рукава широкие, одену на тебя, и ты ремнём затянешь на талии.       — Ладно, принеси, потом я его постираю. — Девушка поднялась на ноги, завязав на груди полотенце, чтобы то держалось. Кавински зашёл в комнату, смотря на неё сзади, смотрел в пол или в сторону, когда держал пиджак, прикладывая его к плечам. Она вывернула одну руку, просунув в один рукав, потом вторую, сразу сгибая её. Сняла с брюк ремень, те немного спали с талии, но держались на бёдрах, потом завязав им талию, смяв пиджак.       «Моя одежда хорошо на ней смотрится».       Она вышла из комнаты, сделав себе ту же смесь, что и для наблюдателя, но в кружке, и пошла в ванную. Там села на пол, прислонившись спиной к стене. Прикрыла дверь, рядом с которой, облокотившись на спину, стоял парень. Девушка залпом выпила целую кружку, сразу же почувствовав отвратительный привкус горчицы в горле, практически сразу же её начало тошнить, она припала руками к туалету, выплёвывая все, что съела за последние часы. Валери не заметила, как её за спину начал поддерживать Кавински, тёплой рукой поглаживая, лёгкими движениями убрав её пряди за уши, чтобы на те ничего не попало. На глаза выступили слёзы. Она в целом чувствовала себя отвратительно, потому что понимала, насколько противно могло быть наблюдение того, как другого человека рвало и выворачивало наизнанку. С её губ капала вода, пахло просто омерзительно.       — Наверное, ты ещё не видел меня в таком унизительном положении, — усмехнулась она, всё ниже наклоняясь.       — Меня сейчас вообще не волнует, как это выглядит со стороны и то, унизительно это или нет, ты видела то, что происходило со мной, это было в разы хуже, тогда сам виноват был. Всё нормально. В конце концов, не перестану же я с тобой из-за этого общаться? — Она улыбнулась, насколько это могло вообще быть возможно, а по щекам лились слёзы.       После того, как уже ничего в её желудке не осталось, Валери поднялась на ноги, придерживаемая юношей за плечи, включая слив.       — Включи плиту, нужно поесть. Я пока умоюсь.       — Хорошо, — Винс подождал, пока она руками коснётся раковины, на которую могла опереться, только потом отпустив.       Валери умылась холодной водой, потом набрала полные ладони воды, чтобы прополоскать рот от привкуса. Она вышла уже тогда, когда Кавински стоял над быстро вскипятившейся водой, затем быстро закинула в неё найденные в морозильном отделении пельмени — на что-то большее её бы сейчас не хватило. Девушка собиралась стоять и следить за ними, но наблюдатель буквально взял её за плечи и посадил на стул, чётко сказав:       — Сядь, женщина, и даже не смей вставать. Мне за тебя тревожно. За пельменями-то я в состоянии посмотреть, — Прокурор усмехнулась этим словам, полностью расслабившись, голову чуть откинув на стену.       — Ты так быстро отошёл?       — Ну, спать мне уже просто так хочется, честно. Но зато мне не хочется лечь и помереть, — она с грустью улыбнулась. — Интересно, вышвырнул бы меня твой батя, если бы видел.       — Он просто снесёт до основания этот клуб, ему не совсем до тебя, — её взгляд стал серьёзным и равнодушным.       — Хорошо, что студенты быстро ушли оттуда…       — Там осталась Киара. Если в содеянном виновна именно её мать, то это нехорошо. Вивьен терпеть меня не может.       — Это что-то из женского соперничества?       — Она не уважает людей, которые младше, чем она. Кроме того, не терпит, когда кто-то кажется ей лучше, чем она. Наверное, она завидовала мне из-за моих полномочий и внимания, которое я получаю. Меня это не интересует. Это не повод и не причина для того, чтобы пытаться убить меня и тебя заодно.       — Знаешь, я сначала не понял, что такого в том, что нам подсыпали снотворное, честно, плохо соображал. Потом понял — мы бы просто не доехали, могли разбиться. Или свалились бы без сознания в каком угодно месте, а когда нас нашли бы, то опозорили бы или ещё чего хуже… А, кстати, ты что-то говорила про иммунитет к ядам?       — Да. Отец был предусмотрителен, поэтому до лет десяти каждую неделю мне внутривенно вводили безвредную дозу, чтобы при действительном отравлении организм реагировал легче или вообще не реагировал.       — Свет, чем он тебя только не мучал в детстве, не батя, а садист какой-то, — ворчал наблюдатель, помешивая пельмени, чтобы те не слиплись.       — Благодаря этому мы с тобой сейчас не лежим расчленённые в подворотне.       — Ладно, на этот раз он не на сто процентов исчадие Ада. — Валери хотела встать, чтобы достать тарелки, но Кавински незамедлительно положил ей руку на плечо, запретив вставать. — Сиди, я сам.       — Я не умру, если встану, Винс… — Он перебил.       — Это называется «забота», ты за мной ухаживала так же. А ещё меня твой отец сожрёт, если я и дальше буду просто сидеть на месте.       — Как ты смеешь использовать против меня мои же слова?! — весело разозлилась Валери, ухмыльнувшись, принимая из рук его тарелку и вилку.       — Потому что я знаю, как это на тебя подействует, — довольный собой, ответил наблюдатель, присев напротив. — Но я правда считаю, что должен о тебе заботиться, потому что это постоянно делаешь только ты, а я тоже хочу.       — Почему только я? А кто мне помогает со всем по дому? Кто готовит для меня? Кто помогает мне с работой? Кто слушает меня, хотя половину слов и не понимает вовсе, но знает, что мне просто нужно высказаться? Не ты ли?       — Ну я… Но мне кажется, что этого мало!..       — Когда кажется, молиться надо. Ешь давай.       Кавински помыл за ними посуду, а потом сел к Валери на диван, где та и лежала, практически спала. Пододвинув свои ноги, чтобы парень сел, вовсе поднялась, горбясь, смотря на телевизор напротив, в котором отображались они       — Папа рассказывал, что я родилась дома. Здесь. Я родилась, и она умерла. Скорая ничего не смогла бы сделать. — Голос Валери, как и слова, произносимые ей, были тяжёлыми. Медленно встав на ноги, девушка подошла к тумбе, на которой стоял телевизор, открыв её, достав большую папку. Кавински с сожалением посмотрел на девушку, тоже спустившись. Они сидели у самого дивана, склоняясь над папкой, первая страница которой была вся посвящена матери Валери. На фотографии была запечатлена Ева, в волосах которой был венок полевых цветов. Она смотрела в камеру, на которую её снимали, протягивая руку. Винс видел, насколько эта женщина была похожа на Валери, их черты лица были подобны друг другу. Вот только глаза у Евы были красными, но даже их взгляд и их разрез — всё точь-в-точь. — Он много лет не показывал мне этот альбом. Не знаю, почему. Показал только тогда, когда о моей матери начали говорить.       — Да, я помню, ты говорила, что что-то Судьи говорили. — Парень внимательно рассматривал перелистываемые фото. На второй странице было изображение, которое отличалось только тем, что Ева закрыла глаза, улыбнувшись шире, уже держа кого-то за руку — и эта рука принадлежала Войду. Потом были фотографии, где Войд и Ева стояли в форме алгоритмов. Где отдыхали в клубе — женщина тогда положила руки полицейскому на шею. На следующем фото они танцевали — Войд склонял жену до самого пола, держа за тонкую талию. Было и фото, где они целовали друг друга — и это фото было подписано от руки: «Люблю♡ 13 декабря». — Это мамы твоей почерк такой? — дивясь, спросил Кавински.       — Нет, это отцовский.       — Ничего себе!.. Войд, оказывается, не всю жизнь был скрягой, — Валери мягко улыбнулась, переворачивая на ту страницу, где её родители стояли в церкви перед алтарём: «03.05». — Неожиданно… — выдохнул Кавински, рассматривая свадебное платье Евы.       — Самое интересное, что на этой церемонии не было гостей. Только они. Сочетал их, к слову, Лоренс, — смеясь, подметила Валери. — Я бы никогда не захотела свадьбу, это просто трата часов и времени. Достаточно просто расписаться.       — Ты же раньше вообще замуж не хотела! — усмехнулся блондин, льстиво улыбаясь.       — Судя по тому, как активно мне пытаются навязать мужа, я должна иметь план на все случаи жизни, — она закатила глаза, продолжив листать. Дальше пошли фотографии беременной Евы, следом фотографии маленькой Валери, которую бережно держал в руках отец. Кавински особенно заулыбался на той, где Валери с белёсыми косичками, повязанными синими бантиками, в чёрном платьице шла с Войдом по дороге, придерживаемая им за обе ладошки. Дочь смотрела на отца, склонившего на неё голову. Потом были фотографии, где Валери была уже лет семи, в форме, со служебной собакой. Следующим снимкам Валери удивилась, нахмурившись, она их не видела. Один из них, где она в профиль стояла в своей прокурорской форме. — Не знала, что он продолжал собирать мои снимки. — Потом было ещё несколько, к ним были прикреплены письма, которые       Кавински и Валери читать не стали, это было бы Войду не приятно. Фотоальбом был не заполнен, оставалось всего пара-тройка страниц. Девушка вернула его на место. Когда они закончили смотреть фотографии, сели на диване, склонив друг на друга головы. Валери заговорила первой:       — Прости, что не удалось хорошо отметить Новый Год. Если бы не Вив…       — Стой. Хватит. Просто хватит. Не вини себя ни в чём. — Кавински пытался успокоить её, обняв за плечо. — Это не твоя вина — в том, что у Вивьен такое самолюбие. Да и, как я уже сказал, твои проблемы — мои проблемы. Я тоже тогда могу сказать, что виноват, потому что предложил пойти в «Сумеречную Звезду». Не всё в жизни зависит от тебя, а если и зависит, то это не всегда означает, что проблема в тебе. Мы хорошо провели вечер. И он, как и был замечательным, таким и останется в моей памяти. Ну, с лёгкой перчинкой, так скажем, — он полностью прижал её к себе, чтобы дать понять, что нисколько не разочарован.       — Ну скажешь тоже!.. — она в смятении прикрыла рот ладонью, по-настоящему хотя спать.       — Ну наконец-то, спать захотела! Ложись, я перехотел.       — Я тогда пойду переоденусь, насчёт руки можно не беспокоиться.       — О-кей.       Каково же было удивление Войда, когда он зашёл в квартиру, где был включен только торшер в гостиной. Мужчина тихо закрыл за собой, оглядываясь, снял ботинки, встав под аркой, ведущей в гостиную, смотря совершенно спокойно на то, как его дочь, склонив голову на бедро наблюдателя, спала, укрытая его пиджаком, подгибая под себя ноги. Кавински одну свою руку держал на её плече, второй указывал Войду, чтобы тот не смел шуметь. Инспектор прошёл до двери спальни, открыв её, тихо обратившись:       — Наблюдатель, — Винс повернул на того голову. Мужчина кивнул в сторону комнаты, указав пальцем на дочь. Кавински сразу сообразил, взяв девушку на руки, внеся в спальню, бережно положив там на кровать, с которой Войд снял одеяло, чтобы им потом накрыть дочь, которая даже глаз не открыла. Как только Инспектор закрыл дверь в спальню, сказал стоявшему рядом юноше, — Сядь, нужно поговорить. — Винс напрягся, но рассчитывал, что убить его сейчас Инспектор не додумается. Они сели на разные концы дивана, Войд сгорбился, сцепив пальцы, смотря больше в пол. — То, что я тебе скажу, это в твоих же интересах. Это не касается меня и моих действий в прошлом. Это касается моей единственной дочери. — Винс слегка повернул на него голову. — Я видел вас по отдельности и видел вас вместе. Я видел то, как вы общались и ссорились. Я не знаю всего, лишь малое, но мне и этого хватает для понимания дела. — Пауза. — Наблюдатель, с настоящего момента твоей единственной задачей, приоритетной, важнее которой быть не может даже твоя жизнь — становится защита моей дочери. Я говорю это тебе не как Инспектор, я говорю это тебе как её отец, — у Кавински вспотели ладони, он напрягся ещё больше. — Если ты… Любишь её и если она тебе дорога, то ты сделаешь для неё всё. Я не смогу ей ничего запретить, да и поздно уже — она выбрала тебя, — Кавински пробрало до мурашек.       — Выбрала меня?.. — уточнили.       — Не притворяйся идиотом, Кавински, ты понял, о чём я сказал. Никаких других подтекстов нет, — Войд выдохнул. — Ты мне не нравишься. Но она доверяет тебе. Уже больше, чем мне. Так что знай, наблюдатель, если ты посмеешь оставить её одну, или если твои деяния приведут к тому, что нанесёт ей вред, если ты не сделаешь всё, чтобы она жила счастливо, то я ликвидирую тебя без задней мысли. Ты понял?       — Понял. Я сделаю всё, — Кавински сидел в полном шоке от происходящего.       — Даже пытаться не будешь, сразу сделаешь? — хищная усмешка.       — Да, сделаю. — Решительный ответ, одобренный ухмылкой.       — Хорошо. — мужчина всё не поднимал головы. — Утром, когда она проснётся, вы уедете, а пока — спите. Я останусь в гостиной. Иди к ней, — он словно отмахивал Винса от себя, пуская к Валери.       Без слов наблюдатель ушёл, тихо закрыв за собой дверь в маленькую спальню, в которой было достаточно темно, но лёгкий свет от фонаря над окном, пробивающийся через жалюзи, позволял осмотреть комнату и ориентироваться в ней. Кавински снял с себя рубашку, оставшись без одежды на верхней части тела, аккуратно сложил её на столе, потом посмотрел на Валери, которая так и продолжала крепко спать. «Устала, моя хорошая, — резко промелькнуло в голове. Потом он сам опустился на кровать, не к стене, к которой она была приставлена, но ко внутренней части, прилёг с самого краю, спиной к ней. — Так странно прошёл этот Новый Год… Особенно его завершение. Никак не мог подумать, что Войд способен на эмпатию. Ну он, конечно, говорил всё так, будто я виноват в том, что он испортил Валери жизнь тем, что воспитывал её как солдата, да ещё и в том, что он не может сделать её счастливой. Пофиг, я буду делать это ради Валери, а не из-за его указки. Нашёлся мне, командир. Ещё и безучастным себя сделать хочет, говна кусок».       Войд достал из тумбы тот самый фотоальбом, к нему лист бумаги и ручку. Он открыл его на последней странице, где была прикреплена не фотография, но картинка, созданная искусственным интеллектом, где он был рядом с женой и дочерью. Шершавые пальцы бережно провели по поверхности несуществующих воспоминаний, в уголках глаз появились слёзы, которые там и оставались, пока сгорбившийся мужчина, чуть дрожащей рукой держа ручку, выводил аккуратные буквы на листке бумаги, которые посвящал своей погибшей жене, чтобы она тоже, находясь где-то там, могла знать о том, что происходило в жизни их семьи. За окном пускали салюты, а сердце Войда взрывалось от пустоты внутри, которая жрала его с каждым годом всё больше. Казалось, легче было стереть себе память и стать безучастным ко всему, но тогда он потерял бы Валери. А он не хотел, не мог себе этого позволить. «Ева, я сделал так, как ты бы могла меня попросить. Я передал обязанность быть счастьем для нашей дочери другому человеку, и его выбрала она сама. Я видел это в её глазах и её действиях, когда она рядом с ним. Мне сложно пока принять ту мысль, что этим мальчиком оказался тот, родителей которого я убил несколько лет назад. Не сделай я этого, Валери не знала бы его. Возможно, было бы лучше. Но прошлого не изменить».       Кавински и Валери проснулись достаточно поздно, находясь на разных краях кровати, оба устало смотря каждый в свою стену. Потом быстро собрались, чтобы не мешать Войду, который дремал на диване. Дочь аккуратно разбудила его, сказав, что они уезжают, поблагодарив за помощь, наклонившись, чтобы обнять. Покинув отцовскую квартиру, пара уехала уже в принадлежащий им дом. Было немного неловко обмениваться подарками после произошедшего — это произошло уже под вечер первого Января, потому что практически весь день Валери составляла бумаги, которые от неё требовались как от Цесарии.       Винс постучался, чуть приоткрывая, головой залезая в дверной проём.       — Можно?       — Да, заходи, я уже закончила, — она отодвинула от себя ноутбук, закрыв его.       — Помнишь, ты говорила, что твой отец говорил, что бриллианты тебе будет дарить кто-то другой? — наблюдатель встал рядом, Прокурор оставалась на стуле, но повернулась к нему всем телом.       — Помню, — в голове мелькали варианты украшений, которые он бы мог ей подарить.       — Я ещё сказал, что это не совсем бриллиант будет. Так вот, это сапфир. Тебе просто очень идёт синий и другие тёмные оттенки, поэтому я решил, что сапфир будет идеальным вариантом, — он достал из-за спины длинную черную коробочку, протягивая её Валери. Она сначала подняла на него восхищённые глаза, и Винс вспомнил, что так же она смотрела на фотографии, где отец вёл её за руки в платьице, поняв всю суть этого взгляда. Потом взяла подарок из рук, аккуратно открыв — внутри лежал маленький клинок, который использовался в качестве заколки, удерживающей пучок, а маленький драгоценный камень был вкраплён в рукоять. — Я подумал, что ты очень часто ходишь именно с пучком, так что, почему бы и да?.. — он убрал руку за затылок, улыбаясь. Валери встала, первым делом обнимая Кавински, ей очень понравилась заколка, но она была благодарна и за то, что Винс подметил эту деталь её образа, как вечно убранные волосы, и смог придумать то, как можно было сделать вид их более красивым и приглядным без сложных конструкций.       — Спасибо, — прошептала на ухо, отстраняясь, сразу же расплетая свои волосы, встав ближе к зеркалу, ловко управившись заколкой, с помощью которой скрутила волосы.       — Как ты это так быстро сделала?! У тебя уже есть что ли такая?       — Нет, просто интуитивно заделала, это несложно.       — Та как несложно?.. Погоди, я понять хочу, — он подошёл сзади, рассматривая закрученные волосы. Валери вынула заколку — волосы волнами упали по её плечам.       — Смотри, — и она ещё раз сделала пучок.       — Можно мне попробовать?       — Пробуй.       — Обещаю, ты останешься с волосами, — смеясь, достал заколку, потом собрал волосы попытался закрутить из так же, вставил заколку, но получилось так себе. — Фигня какая-то, у тебя лучше получается…       — Оставь так, — Валери повернулась к нему лицом, пока он не успел вынуть заколку. — И не забывай о том, что я тоже должна тебе подарок, — девушка дошла до стола, достав из верхнего ящика маленький пластиковый чехол — Винс сразу же понял, что это беспроводные наушники       — Сложно было не нарушить свои же правила, но на эти часы я смогла найти вот это, — она аккуратно протянула чехол ему. Он улыбнулся от уха до уха, обнимая её за шею.       — Спаси-ибо! — довольный, как кот, протянул. — Но, подожди, ты говорила о втором.       — А, да… — она нехотя вылезла из объятий, в смятении улыбаясь, подходя к своему шкафу, содержимое которого Винс увидел украдкой. Юноша посмотрел на подарок, который она держала в руках, подминая улыбающиеся губы, у него щёки готовы были треснуть.       — Это акула?..       — Да. Плюшевая акула. — Она протянула мягкую игрушку. — Ты постоянно вторую подушку сминаешь или одеяло, а ещё я вспомнила о песне.       — А-а-а, это из-за песни? Блин, так символично, мне нравится вообще, — он отобрал у неё из рук акулу, сразу прижав к себе.       — Да. Теперь будешь её обнимать.       «Я бы предпочёл обнимать каждую ночь тебя», — подумал про себя Винс, присаживаясь к Валери на кровать, на которой они обычно болтали до поздней ночи. Он сразу же сел, подогнув под себя ноги — аналогично девушке, обняв игрушку.       — Мы с тобой даже не загадали в полночь желание, — слегка разочарованно сказал тот.       — Я даже не помню, когда была полночь. Кажется, я уже спала. Тебя отправил отец спать ко мне? — этот вопрос ввёл его в лёгкое смущение.       — Ну, да, он сказал, чтобы я шёл к тебе. Да и, знаешь, было БВ неловко спать с ним в обнимку на одном диване, — отшутился наблюдатель, лучезарно пассивно-агрессивно улыбнувшись.       — В твоём случае — да. Я удивлена, что он сам не лёг рядом со мной. Он звонил сегодня, спрашивал, в порядке ли мы.       — «Мы»? С каких пор господин Инспектор и обо мне печётся? — Винс говорил злобно.       — Не знаю, но обсуждать это мы не будем.       — Да, согласен, есть куда более приятные темы для обсуждения. Я вот, например, всё никак не могу понять, чего это Вивьен решила так сильно опозорить Цесарию, это же верх маразма!..       — Не знаю, дело ли тут только в сильной личной неприязни. Возможно, она надеялась занять мою должность или что-то ещё, но это стоило делать легальным способом, а не таким, каким решила воспользоваться она. Искать нового человека на её должность, благо, не мне, но это не избавит меня от очередной головной боли, — под этим имелось только наличие проблемы, а не физически ощутимое чувство.       — И правильно, пусть с этим носится кто-то другой, а нам можно и отдохнуть, особенно тебе. Если ты завтра побежишь в Полицию писать жалобу. Я тебя не пущу, поняла меня?       — Я уже отправила её по почте, ты опоздал, — отмахнулась та.       — Свет, ты можешь не заниматься алгоритмом хотя бы день?!       — Я не люблю откладывать дела на потом, ты же знаешь, — в своё оправдание сказала Прокурор.       — Я-то знаю… А ещё я знаю, что даже Генеральному Прокурору нужно отдыхать! У тебя же нет планов на завтра? — собеседница отрицательно мотнула головой. — Прекрасно, тогда предлагаю начать смотреть новый детективный сериал, мне одному будет скучно, а ещё говорят, что у него хорошие рейтинги и отзывы.       — Все детективные фильмы и сериалы с хорошими отзывами мы с тобой разбили в пух и прах… Нам нельзя смотреть очевидно развлекательный контент, — усмешка.       — Это всё от тебя мне передалось! Вечно над чем-то думать, что-то анализировать, придираться к каждой мелочи. Дотошность — одна из черт твоего характера. Которую по силе превзойти другому человеку будет достаточно сложно.       — Ложь и провокация, ты просто не видел настоящих педантов.       — Ты даже сейчас умудряешься со мной спорить, ну что за женщина!.. — в юношу прилетела подушка. Чтобы не получить второй, тот мигом спрыгнул с кровати и понёсся к выходу из комнаты, а девушка — за ним.       Неожиданно быстро Прокурор догнала его, прижав к стене и заломила руки за спину, второй рукой вжимая плечо в стену.       — Всё-всё, я сдаюсь! — простонал наблюдатель.       — Как-то слишком быстро, — опасно прошептала та над самым ухом, как назло, ещё и обжигая шею своим дыханием. Попытки развернуться и застать её врасплох успехом не увенчались, юноша просто беспомощно стоял. Из комнаты лениво вышел пёс, зевнув во всю пасть, так и встав в дверях.       — Эй, Ваньинь, мальчик, помоги мне! — но животное не особо рвалось помочь, напротив. Оно медленно подошло и село на задние лапы, смотря на свою хозяйку и человека рядом с ней. — Ваньинь, ты предатель! — парень повернул на него голову. Прожигая в шутку осуждающим взглядом.       — Это мой пёс, с чего бы ему тебя слушаться? — усмехнулась Валери.       — А я думал, он наш, — прозвучало немного разочарованно.       — Вот когда он на твои команды начнёт отзываться, тогда и будет «наш», а пока… Ваньинь, принеси верёвку, — обратилась она, и сразу же пёс послушался, направившись в сторону её комнаты.       — Э! Тебе зачем ещё веревка?!       — По всем правилам задержания я должна надеть на тебя наручники, они у меня, конечно, тоже есть, но я хочу посмотреть, сможешь ли ты достать руки из узла, которым повяжу тебя я.       — Свет, я не на это рассчитывал, когда соглашался жить с Прокурором! — на этот раз крик души был направлен в потолок. — Что вообще за разврат у тебя в голове творится?! — он попытался застать её врасплох.       — Это как раз в твоей голове, не надо на меня переписывать свои мысли, — она слегка отчуждённо усмехнулась в ответ.       — М-да, не проканало… Ладно, связывай, чё уж там, — он в целом уже чувствовал тугие узлы на запястьях.       — Как легко заставить тебя поднять белый флаг.       — Нет, я сдаюсь, потому что слишком люблю тебя, чтобы спорить по такому пустяку, — сказано было в шутку.       — Мило. А теперь прекращай болтать и развязывай.       На то, чтобы снять с рук верёвки, потребовалось минут двенадцать, и тогда, когда цель была достигнута. Винс победно зашёл в комнату девушки, мирно читающей очередную книгу, рекомендованную им же. Рядом с Валери, находясь точно под покровительством, лежал Ваньинь, мягко склонив голову на бедро хозяйки, сидящей боком. Прокурор подняла взгляд, довольно ухмыльнувшись и сказав:       — Можешь оставить её на столе. Молодец.       — И это всё, я даже не получу ничего взамен?       — Ты остался живой. В ситуациях покушения это самое главное, хотя, признаться, произошедшее было только моделью, но в реальности тебе и справляться придётся куда быстрее.       — А, то есть это чисто отработка навыков?       — Да.       — Понял. Ладно, пойду спать, устал как-то. Спокойной ночи.       — Спокойной ночи.       — Не пойдём? — удивилась Прокурор. Кавински ненадолго зашёл к ней в кабинет, чтобы передать отчёты о ликвидации граждан за последний месяц.       — Да. «Сумеречная Звезда» же пока без персонала, да и на карантине, а все остальные клубы стрёмные. Я все пересмотрел, они нулёвые… — от безысходности стало тошно. — Или для малолеток, — Валери тут же начала смеяться, прикрывая рот ладонью. — Чего смеёшься?       — Я вспомнила, как ты в ше… — она не могла говорить от смеха. — В шестнадцать… У шеста танцевал… — Прокурор хихикала.       — Боги-и-ини, вот нашла, что вспомнить!.. — Кавински залился краской. — Я в шестнадцать много чё вытворял. Как вспомнишь, так вздрогнешь, — девушка обдувала себя ладонями, унимаясь. — Так, тебя вообще не волнует, где мы будем танцевать? — Валери положила ладони под подбородок, усмехнувшись.       — Этот день и этот праздник стали для нас просто маленькой традицией. Сначала поход на «Влюблино» стал показателем твоего авторитета, после к нему прикрепился образ Цесарии. В следующие годы мы ходили по необходимости, но потом ушли из «Вишнёвки». И вот, она пропала. И «Сумеречная Звезда» тоже. Раз идти нам больше некуда, может, никуда и не пойдём? Всё равно дом похож на клуб.       — Хм-м-м, ладно, я ещё подумаю, куда можно сходить. Давай, дома встретимся, — и он пошёл к двери.       — До встречи.       Спустя несколько минут в кабинет вновь постучались.       — Входите, — Валери не открывалась от проверки отчёта Винса. Из-за двери вышла Киара, которая несмело закрыла за собой.       — Здравствуйте, госпожа Прокурор, — девочка подошла к столу, перебирая пальцы.       — Здравствуй, присаживайся. По какому вопросу ты ко мне пришла? — та ставила печать на отчёте, сканируя первый лист, подтверждая при помощи электронной подписи своё заверение о выполнении алгоритма.       — Я по поводу моей мамы. Вы, конечно, знаете, в чём она виновата, поэтому мне не нужно объяснять, но я хочу о другом попросить не об освобождении от ответственности. — Девочка сглотнула, стараясь удерживать взгляд беспокойных глаз на Валери. — Я могу сама её ликвидировать?.. — Та сразу же прекратила печатать, подняв на неё взгляд.       — В связи с чем у тебя возникло такое желание? — она была в замешательстве.       — Я хотела выполнять алгоритм наблюдателя, а она виновна, поэтому я…       — Она твоя мать. Ты уверена в том, что хочешь сама убить её?       — Не имеет значения, кто субъект преступления, всё одинаково, — сухо ответила студентка. — Я говорила об этом с одним наблюдателем, который приходил к нам, с I-500-SSSWt, Кавински, его тоже тогда отравили, но даже он отговаривал меня от этого. Но я знаю, что мне станет легче, если я сама её ликвидирую. Я знаю, что ликвидация назначена на завтра.       — Если ты будешь жалеть об этом?       — Я не буду. Я уважала свою мать, но не любила. Теперь даже уважения к ней нет, — Киара была серьёзна в своих намерениях.       — Раз ты так решила, пусть будет так. Ты хочешь, чтобы я записала тебя как ликвидатора или это буду я?       — А зачем Вы?..       — Не боишься осуждения общества?       — Нет, — усмехнулась девочка.       — Ладно, тогда завтра к восьми утра приезжай, но я всё равно буду с тобой.       — Хорошо. Спасибо. — Она встала с кресла, слегка поклонившись. — До свидания.       — До свидания. — Валери с грустью проводила её взглядом.       «Её нельзя оставлять одну. Отца у неё нет, а другие родственники, насколько я знаю, отказались от неё и матери ещё очень давно. Я не допущу того, что случилось с Кавински. Опеку или попечительство оформить не могу, но взять под защиту — вполне неплохой вариант».       — Мне завтра утром нужно будет заехать в полицию, и, скорее всего, я достаточно задержусь, — сказала Валери, пока они с Кавински ужинали.       — А чего там? — с интересом спросил, хлебая суп.       — Ребёнок должен приехать, — равнодушный ответ. Винс мгновенно поперхнулся, начав задыхаться, ударяя самого себя по груди, у него даже слёзы на глаза выступили.       — Кха!.. К-какой ребёнок?.. — он посмотрел на неё с испугом. Лицо Валери, как и её ответ, было невозмутимо:       — Киара, — девушка держала ложку в воздухе, постепенно начиная хмуриться. — Ты о чём подумал, наблюдатель?!       — О детях… — до сих пор осипшим голосом отвечал Винс, прокашливаясь.       — Чьих, боюсь спросить?!       — Вероятно, твоих возможных… — девушка задохнулась от возмущения, бросив гневный взгляд в сторону.       — Винс, я такого оскорбления ещё от тебя не слышала!.. — девушка не серьёзно злилась, ей было отчасти весело. — От кого у меня эти дети, по-твоему, появиться могли?!       — Ну явно не от меня… — он уставился тупым взглядом в тарелку.       Минута молчания       — Дурак. — Сухо прокомментировала ситуацию девушка, доев. Она сразу же встала и пошла загружать посуду в мойку.       — Ты обиделась?.. — Винс сразу же повернулся к ней.       — Нет, мне просто смешно, — голос стал добрым. — Детей мне ещё никто не приписывал. Мужа — да… Не хочу детей, точно не сейчас. Воспитать кого-то для общества — хорошая идея, но мне дел хватает.       — Так говоришь, будто тебя кто-то заставляет… — пробурчал парень, продолжая есть. — Я придумал, кстати, куда мы пойдём!       — И куда же? — она подошла сзади, положив руки на его напряжённые плечи.       — Это сюрприз, — улыбка на его лице была уверенной. Даже тогда, когда он обернулся, чтобы посмотреть на хитрое лицо Валери.       — Надеюсь, этот сюрприз не закроется через год?       — О-о-о нет, точно нет… Через месяц узнаешь!..       Киара приехала в участок, как и было оговорено, утром, к восьми часам. Было уже не темно, наоборот, город заливался яркими лучами февральского солнца, которое ничуть не согревало в эти внезапно ударившие морозы. В носу всё стыло, впрочем, как и внутри всего тела. Девочка вошла в здание по пропуску, оставив куртку в гардеробе. На деревянных ногах дошла до лестницы, которая вела на подземные этажи. Рядом стояла Валери, ещё издалека заметившая Киару, крайне бедную, но собранную и спокойную.       — Здравствуй, — поприветствовала Прокурор, которая ещё раз должна была подтвердить желание того, что готова была убить.       — Здравствуйте, — сухо произнесла.       — Не передумала?       — Отговаривать будете? — грустная усмешка.       — Нет. Это формальность, которую нужно соблюдать при обращении детей с такими просьбами, — Валери начала спускаться вниз. Постепенно пространства стало намного меньше, запахло медикаментами, кровью, железом. Киара шла, чуть дёргая головой при рассмотрении обстановки. –Надеюсь, ты умеешь стрелять?       — Попасть в неподвижную цель легко.       Они прошли до камеры, в которой была заключена Вивьен. Женщина очнулась ото сна, когда поняла, что двери открылись. За полтора месяца заключения её внешность сильно изменилась — лицо посерело, глаза впали, волосы стали сухими и ломкими. Она совсем немного похудела из-за стресса. Киара взглянула на мать с презрением, встав напротив неё, прикованной цепью к стене. В камере зажёгся свет, яркий, белый, слепящий. Валери зашла в следом, перед тем нажав на кнопку записи видео наблюдения, хотя оно и было включено постоянно для отслеживания состояния. Но момент исполнения приговора нужно было прикрепить в отчёт о ликвидации — так делали редко, в основном при убийстве особо важных лиц. Девочка глазами продолжала смотреть на мать, у неё всё тело свело от страха перед первым убийством. Она помнила слова Прокурора: «В любой момент ты можешь уйти, можешь остановиться, всё сделаю я», но хотела доказать себе, что сильная, что мама вырастила её сильной. За прошедшие полторы недели Киара говорила с матерью, поэтому в последних речах не было смысла, всё было уже сказано. Студентка протянула Валери руку, чтобы та подала ей пистолет. Прокурор, будучи немного ниже своей ученицы, встала за её спиной, вложив в ладонь оружие. Киара охватила двумя руками ручку пистолета, вытянув руки, повернув флажок переводчика, который лишал возможности так и не выпустить пулю. Девочка не могла некоторое время удержать руки прямо, чтобы выстрелить, не могла нормально прицелиться. Руки Валери на её плечах в момент стали тёплыми — и вся дрожь прошла. Она вдохнула полной грудью, напрягая ладони, чтобы те замерли наконец. Тишина на этаже была смертельной.       — Если ты не можешь, это сделаю я, — ещё раз мягко произнесла Валери.       — Нет, должна я, — тихо произнесла Киара — на уверенный и звонкий голос её бы не хватило.       — Должна перед кем? — Валери говорила с ней, понимая, что в первый раз это должно успокоить. — Ничто не обязывает тебя это делать.       — Перед собой должна. Ей всё равно не жить, — Вивьен сидела на полу, по-звериному глядя на дочь.       — Как ты заговорила!.. — истерически выдала женщина. — Растила тебя, неблагодарную, столько лет, одна, а по итогу получу пулю в сердце! Мелкая дрянь! Нужно было делать аборт, всё равно твой папаша бросил нас! Мелкое дерьмо! Ты никому не нужна, никому, кроме меня, не была нужна! Что, неужели Прокурор будет с тобой разговаривать вечерами, готовить тебе, проводить время?! Никому ты не нужна! И мне после этого тоже не нужна!       — Заткнись! — голос Киары резал по ушам, намного жёстче, чем у матери. — Всё, что могла, ты уже сказала и сделала! Всё! — она немедленно нажала на курок, направленный прямо в голову матери. Жар налил в голову, ладони похолодели, по ушам ударил звук выстрелившего оружия, тело покрылось мурашками, она чуть не свалилась на пол из-за осознания того, что только что сама и сделала, но Прокурор держала её под руки. Валери медленно посадила обмякшую Киару к стене, сев перед ней на одно колено, закрывая вид на мать. Голова слабо держалась на шее — резкий запах спирта взбодрил, девочка тут же холодными пальцами взяла салфетку, прижав её к носу.       Прокурор взяла из девичьих рук свой пистолет, вернув предохранитель, убрав в ножны. Она смотрела на Киару по-другому, как на взрослого человека, принявшего тяжёлое решение. Киара вдруг поняла — на неё смотрела не только Валери. «Эти синие глаза… Этот разрез, эти губы, эти черты лица, эти волосы…» — она полузакрытыми глазами смотрела на Прокурора несколько секунд, в итоге сказав:       — Госпожа Прокурор, Вы же и есть Цесария?.. — Валери не дрогнула. — Я никому не скажу, никому… Мне это не надо… — её начала бить дрожь по всему телу. — Вы…       — Почему ты так решила? — спокойно спросила Валери.       — Ваши глаза абсолютно одинаковы, хотя макияж и изменяет лицо… Голос, он тоже похож, но не абсолютно… И Ваши руки, я помню Ваши руки, Вы поддерживали меня во время одного из практических занятий, я помню… — она словно начала бредить, Валери приложила к её лбу ладонь, тот был тёплым, но не горел. — Освещение в клубе не позволяет чётко увидеть лицо, Вас бы никто не узнал, а то, что мы встретили Вас именно там — я поэтому смогла сравнить… — Киара опустила глаза в пол. — Если хотите, можете меня тоже ликвидировать, всё равно ничего меня не держит.       — А как же твоя цель и мечта стать наблюдателем? — Киара не ожидала, что Валери скажет это. — Если ты обещаешь хранить молчание, мне нет причины убивать тебя. Но ты должна молчать, должна готова будешь убить себя, а не рассказать правду. Таковы условия.       — Я не расскажу никому, — из её глаз полились слёзы, она зарылась головой в колени.       Валери вздохнула, прежде чем взять девочку на руки — она отнесла её в комнату, которая была сбоку от кабинета, усадила там на кресле, всхлипывающую, но ставшую намного тише, чем в камере. Прокурор говорила с ней, пока заваривала сладкий чай:       — Почему ты плачешь? Тебе страшно? Больно? Обидно из-за матери? Ты же сама сказала, что готова была убить её, что не любила и не уважал её.       — Не из-за неё… — всхлип. — Мне стало легче, это правда, как к-камень с души упал, намного легче. Н-но теперь все будут считать меня такой же убийцей, ничего мне не поможет очистить репутацию. Но я убила не из-за личной ненависти, а по закону, заслуженно.       — Пока ты будешь со мной, никто не посмеет тебе и слова сказать. И твои одногруппники тоже.       — Они беспокоились за меня… Когда узнали. Постоянно спрашивали, в порядке ли я. Я им говорила, что собиралась сама, они не винили меня за это, всё осталось таким, каким и было.       — Это хорошо, — Валери протянула ей кружку. — Может, сегодня встретишься с ними?       — Н-нет, это меньшее, чего мне сейчас хочется.       — Я могу отвезти тебя до дома сейчас       — Но у Вас же алгоритм, я могу взять такси.       — Не хочешь?       — Хочу, но…       — Значит бери свою куртку и поехали, — Валери улыбнулась.       — Киара убила?       — Да. Я не то чтобы сильно удивилась — Киара очень патриотична, для неё не может быть ничего важнее, чем государство. Не знаю, отчего так, потому что Вивьен никогда не славилась любовью к Империи.       — Может, нашла себе кумира в лице Прокурора? — хитрюще улыбнулся юноша.       — Не сотвори себе кумира, как говорится, — посеялась она не совсем радостно.       — Да брось, она же не знает всего, а в обществе у тебя крайне хорошая репутация, да и авторитета хоть отббавляй.       — Я прямо-таки многим нравлюсь? Думалось мне. Что это только Цесария покоряет сердца.       — Не, ты ошибаешься, — юноша откинулся на спинку стула, составляя девушке компанию, распивая чай. «А мне ты вообще любая нравишься».