Хроники Шибуи Ривы

      Полтора года спустя       79 год,       март       Яркое солнце роняло лучи на кипящую жизнь Конохи. Свежий воздух шел из окружающего леса и легко пробегал по узким улицам.       В этот чудесный, солнечный день «Чувствительный барьер» был взломан, и в Коноху проникла тень.       Неделю назад       «Как же я устала», — думала Цунаде. На неё уставилось несколько пар глаз. Каждое слово, вылетевшее изо рта женщины, готовилось быть оспоренным.       — Почему Вы решили раскрыть эту информацию? — спросил глава клана Хьюга.       Его чистый лоб, не скрытый повязкой, пересекла глубокая морщина. Тонкие брови на мужественном лице сложились домиком. Даже холодный и скупой на выражение эмоций, он не смог скрыть потрясения от оглашённой новости.       — Причина в возвращении ниндзя-отступника, известного как Учиха Итачи, в Коноху, — сказала Цунаде властно.       Другой мужчина, сидящий в отдалении, глава клана Нара, сосредоточено рассматривал сколы деревянной стены за спиной женщины. Погруженный в раздумья.       Цунаде возглавляла длинный дубовый стол. Синий ковёр приминался под его темными ножками. Комната, формой классического квадрата, округлялась вырастающей из пола перегородкой. Для красоты. Для закрепления авторитета Хокаге. Это помещение было одним из многих, служивших для собрания Совета и кланов.       Красно-белая треугольная шляпа Хокаге давила на макушку Цунаде. У нее разболелась голова. Данзо настоял на собрании почти сразу же после разговора с ним. Она даже не поела. И не выпила очоко саке. Её так и подмывало.       Ошеломленные лица глав кланов на ее недавнюю реплику говорили достаточно ясно. Ожидала ли чего-то Цунаде? Да. Скорейшего окончания. Она уже говорила, как устала?       — Поясните. Вы продумали, как это повлияет на отношения внутри и за пределами Листа? — спросил Хидеки — первый сын Хирузена Сарутоби и действующий глава клана Сарутоби после смерти старика Третьего.       — Учиха Итачи слишком силен, чтобы оставлять его в стане врага. Да, я понимаю ваши сомнения, — сказала Цунаде, набираясь уверенности в голосе и стараясь скрыть за ней усталость. — Однако произошедшая резня Учиха, улаженная самым жестоким путем, лишила Коноху целого клана. Да, это было сделано ради мира в деревне, — ее голос повысился. — Однако Учиха известны своими способностями. Мы не можем оставить Итачи… в данный период.       — О чём Вы говорите? — уточнил Чоуза Акимичи, его длинные волосы были такого же цвета, как красные стены зала.       — Из докладов АНБУ, сражавшихся с Итачи и ниндзя-отступником по имени Хошигаке Кисаме, он болен. Мы связались с ним и провели обследование — как выяснилось, за эти годы у Итачи прогрессировало заболевание сердца. У него недостаточность митрального клапана, которая требует немедленного лечения, — светло-карие глаза женщины пробежались по невыразительным лицам мужчин. — Его невозможно провести при нахождении в преступной организации, где каждый шаг под наблюдением напарника. В противном же случае, смерть одного из последних Учиха гарантированна в течение года… максимум двух, — она ритмично постучала пальцами по столу.       — Это правда, что кланы Учиха и Сенджу, Хокаге-сама, — мирно сказал Хидеки Сарутоби, — известны как основатели Конохи. Никто не отрицает их силу, мы убедились в ней во время Третьей мировой войны. Но можете ли Вы объяснить, почему жизнь Учихи Итачи так важна, чтобы рисковать стабильностью деревни?       — Хидеки-сан, Вы хотите сказать, что мы должны бросить умирающего шиноби Конохи? — спросила Цунаде, хотя прекрасно осознавала разумность озвученного вопроса.       Ей требовалось время, чтобы вспомнить придуманное оправдание.       — Его вопрос действительно стоит пояснения, Хокаге-сама, — сказал Яманака Иноичи, до этого молчаливо сидящий между лидерами Нара и Акимичи. — На кону стоит многое. К тому же, разве Вам не известно о напряжённых отношениях между братьями Учиха? Насколько мне известно, младший сын желает отомстить старшему за смерть родителей.       Цунаде вздохнула. Внутренне. Физических проявлений усталости она не могла себе позволить.       Она надеялась, что этот разговор не затянется. Ох, мечты!.. «Надеюсь, Шизуне не спрятала бутылку саке. После сегодняшнего я ее заслужила».       Главы кланов требовали не менее серьёзных разъяснений, чем пытливые старики Совета. Никто не хотел слепо верить молодой пятидесятилетней куноичи.       Цунаде раскрыла пошире закрывающиеся от бессонных ночей глаза и приготовилась к долгим разъяснениям. _________       продолжение,       23 марта 79 года       — Хокаге-сама, — вошедший тут же упал на колени и низко опустил голову.       Цунаде нахмурилась.       — Оставь эти приветствия. И сними Хенге, Итачи, техники здесь ни к чему.       Невзрачная внешность мужчины, которая напоминала Цунаде одного из ее вечных соперников в казино Танзаку, рассеялась вместе с покрытием чакры. Черты лица, гораздо более юные, нарисовались поверх взрослой резкости. Вороные волосы прикрывали опущенное к полу лицо.       «Ему всего девятнадцать», — вспомнила Цунаде, вспомнив пережитый им опыт.       — Как твоё состояние?       — Достаточно стабильное. Симптомы сохранились, на одной из последних миссий сердце вышло из ритма из-за высокой нагрузки, — отчитался Учиха.       — И это всё?       — Прописанные лекарства…       Цунаде вздохнула.       — Они не играют роли, когда ты раз за разом нарушаешь рекомендации, — её голос лишь констатировал факт. Тяжкие подробности. Пусть Цунаде достаточно черства для медика, ей было неприятно осознавать, что юноша не заботится о собственной жизни, когда в ее планах было его вылечить.       Цунаде смотрела на Итачи сверху вниз — тот всё ещё застыл в коленопреклоненной позе.       — Ладно… — она прервала нерадужные размышления. — Тебя дожидаются. Встань и иди за мной.       Итачи послушно направился за уверенной спиной Пятой. Их ждал большой зал с бордовыми подушками, что лежали на деревянном полу. Они прошли пустующее помещение.       Высокие каблуки Пятой Хокаге эхом отражались от стен. Цунаде-сама подошла к маленькой двери, что расположилась на стыке восточной и северной стен. За ней располагалась значительно меньшая по размеру комната, которая умещала в себе четыре бархатных дивана, расположенных напротив. Два из них уже заняты Утатане Кохару и Митокадо Хомура — Итачи быстро опознал лица членов Совета Конохагакуре.       Цунаде прошла к дальнему дивану, а Учиха занял ближайшее место у выхода. Стук каблуков не был слышен из-за мягкого ковра.       — Итак, — начала Сенджу, — Учиха Итачи. В связи с особыми обстоятельствами, мы вынуждены спросить — планируешь ли ты вернуться в Коноху?       Трое собеседников Учихи наблюдали за невыразительным на эмоции лицом. Идеально ровная осанка молодого шиноби напоминала политикам о прошлом наследника благородного клана.       — Я готов выполнить приказ деревни и вернуться.       Кохару подозрительно взглянула на наглого мальца.       — Ты взвесил все риски, мальчик?       — Это наша забота — продумывать последствия, — перебила ее Цунаде.       — Ты прекрасно знаешь, какой грех висит на твоих плечах, — сказал Хомура. — И именно ты обратил против себя собственного брата.       Цунаде почувствовала слабую вибрацию и резко подняла голову. Дубовая дверь раскрылась, и перед взором сидящих предстала мужская фигура. Чёрно-белое кимоно, неряшливые каштановые волосы и бинты на суровом лице.       Шимура Данзо с вежливой улыбкой вошел в помещение.       — Что ты здесь делаешь? — послышался старческий женский голос. Кохару глядела исподлобья, не скрывая недовольства. Притворялась она удивлённой или нет, Цунаде не волновало.       — Я должен настоять на присоединении к обсуждению. Пусть я и не член Совета, но именно мне из всех присутствующих наиболее известны подробности дела Учихи Итачи.       Цунаде промолчала, гневным взглядом прожигая Шимуру. Она поджала красные губы. Закинутая на ногу нога напряжённо покачивалась вперёд-назад.       Шимура занял место рядом с Хомурой.       — Пятая? — спросил её старик.       — Продолжайте, — подала голос Хокаге.       Тёмные глаза Данзо прожигали Учиху. Он открыто развернулся к нему всем корпусом.       — Я понимаю чувства брата ко мне, — продолжил обсуждение Итачи, отвечая на вопрос Хомуры.       — Данзо? Раз ты вмешался, значит тебе есть, что сказать? — послышалось от Кохару.       — Я выскажу предложение, которое ранее озвучил Хокаге-сама, — сказал Шимура. — А именно, Итачи должен ставить безопасность деревни как первостепенную задачу и избавить Коноху от всех мятежников. Включая клан Учиха.       Кохару хитро сощурила глаза и перевела взгляд на наглого Учиху.       — Я сделаю это, — спустя время ответил он.       Данзо кинул на него говорящий взгляд. Его терпение подходило к концу.       — Ты говоришь, что убьёшь своего брата? — уточнил он, не скрывая в голосе провокации.       — При условии, что Учиха Саске пойдёт против деревни, — кивнул Итачи невозмутимо. — Я готов взять на себя ответственность за свое возвращение.       И члены Совета, и Данзо нахмурились от ответа Учихи Итачи. Они не таких слов ожидали от нукенина, который готов был вырезать свой клан и окропить руки кровью родителей, чтобы спасти жизнь младшего брата.       Лишь многолетняя выдержка, отточенная на боях политической арены, позволила им сохранить приемлемое выражение лица.

***

      В этот же день       Улыбка окрасила лицо Рока Ли румянцем. Он сверкнул яркими зубами, и я рассмеялась. В груди растекалось тепло. Неожиданно на выходе из магазина меня поймал Ли, и мы пошли с покупками к моему дому.       Я была рада, что он шел на поправку.       — И что? — спросила его, требуя продолжения истории.       Ли шёл со мной в ногу, энергично раскручивая пакет с продуктами.       — И вечером в благодарность Нао-сан угостила нас нагамаси и мандзю с бобовой пастой и тыквой! Гай-сенсей запрещает мне есть много сладкого, но… это было просто объедение! Ты тоже должна как-нибудь попробовать, Рива-тян!       —Звучит вкусно, — кивнула ему. — Когда буду проездом в Отафуку, зайду по твоей рекомендации.       Однако мою мысль прервал нехарактерный треск. В тот же миг я заметила, как в воздухе на фоне голубого неба повисли две пачки риса и коробка с яйцами… Мои продукты, только что купленные в магазине.       Ли среагировал первым. Он всучил мне полупустой мешок и подпрыгнул, ловя яйца и пачку риса. Вторую я поймала свободной рукой. Спасены.        Улыбнувшись Ли, чтобы рассмеяться с этой ситуации, я вдруг услышала странный звук. Будто что-то высыпалось. Будто крупа…       Переведя взгляд на пачку в руке Ли, я заметила, как из образовавшейся дырки на асфальт стройной струйкой падают рисинки.       Ли тоже заметил это и кинул на меня полный раскаяния взгляд:       — Я заплачу, Рива-тян! Сейчас… подожди! Я куплю тебе две пачки!       Смотря вслед убегающему Ли, я лишь покачала головой и усмехнулась. И стала собирать с асфальта рис.        Как всегда, кузнечик команды девять полон энергии и силы молодости.       Давно мы не виделись. _______       — Привет! — прокричала девочка.       Мимо с тихим свистом пролетел кунай и вошёл в дерево позади.       — Привет, Тен-Тен! — крикнул Ли и подбежал к девочке.       Окаймленные почками и маленькими проростками листьев ветви деревьев качались на ветру. Трава под ногами проклевывалась сквозь темную почву яркой зеленью.       Я подошла ближе к ребятам. Они заметно прибавили в росте за месяцы разлуки.       — Приятно вас видеть живыми и здоровыми, — не скрыла улыбки.       — Тебя тоже! — Тен-Тен прищурила глаза.       Неджи кивнул. Он стоял в известном тайдзюцу Хьюга и, догадываюсь, отрабатывал технику легкой руки. Белоснежно-чистое хаори сохранило свой первозданный вид, каким его и помнила. Поддавшись хорошему настроению, я дружески похлопала его по плечу.       Неджи вздрогнул и спокойно обернулся. На меня посмотрели внимательные белесые глаза, которые часто сбивали с толку. Из-за отсутствия зрачка возникало ощущение, что они слепы.       — Даже не здороваешься? Забыл своего спарринг-партнера? Или для тебя это ничего не значит? — я шутила. Кажется, из-за встречи с Ли подхватила болезнь, называемую Энергией Молодости. Страшно вспоминать, когда во время одной из тренировок после проигрыша он заставил меня прокричать: «Быстрее, выше, сильнее!» Этот постыдный момент… Благо, его запечатлели только трое людей.       Неджи не улыбался — почти не изменил выражения. Все такой же… И с тем, что-то в пристальном взоре щелкнуло, так незаметно и с тем — явно.       — Забыл, — просто ответил он.       Я нахмурилась, не понимая, о чем он. И фыркнула, когда дошло. Что за глупый сарказм.       — Я тебя с кем-то перепутала, Хьюга Невозмутимость. Я вызываю на миссию Хьюгу Хорошая Память, — поддразнила его, не скрывая обиды.       На спокойном лице Неджи появилась улыбка украдкой. Где он нахватался этого странного юмора? Не смешно!       —Неджи-сан, давай сразимся! Если не выиграю, сделаю тысячу приседаний, чтобы нагнать разрыв! — задорно кричал Ли.       — Эй! А ты не забыл, что тебе нельзя переусердствовать? Помни наставления врачей! — сказала Тен-Тен ему в ответ.       Она обняла толстенный свиток изумрудного цвета. С чем он…? Ах, призыв метательного оружия.       Я отошла, не желая мешать воссоединению команды. Они уже чунины… тоже давно не виделись.       Жаль, что я пока без команды.       Спустя пару дней,       25 марта 79 года       Тук-тук.       Листы нори хрустнули в руке. Я оторвалась от приготовления обеда.       Знакомое лицо появилось в дверной щели.       — Чего тебе?       — Нэ-сан.       — Рива! Рива! — кричала девчонка среди ночи. Ее тонкий голос вопил так же высоко, как у резанной свиньи, и отлично проходил через бумажную дверь. Звучало так, словно она стояла прямо у меня над ухом.       Она совсем стыд потеряла? Решила разбудить соседей среди ночи? Я приоткрыла дверь, но снаружи её настойчиво протолкнули. Из-за усталости я не дала отпор. Заплаканная Фуюки пробралась в коридор. Она уставилась на меня воинственными глазами, ещё более яркими на фоне розовых белков. Упёртое выражение её лица исказил отек истерики.       — Ты! — прошептала она сорванным горлом. — Я ненавижу тебя! Почему ты не пускаешь меня? Я… просто хочу жить здесь! — как всегда, когда мы встречались, мне приходилось выслушивать приятные слова и необоснованные претензии. Почему в этом мире у меня вообще появилось такое знакомство? Я никогда не считала ее сестрой.       — Что тебе нужно? — изо рта вылетел усталый вздох после ночной миссии.       — Ты должна взять меня к себе! — прокаркала она с неудобством в глотке.       — Что произошло?       — Я не хочу жить в приюте, говорю же! — её снова начал охватывать истеричный приступ. Я тяжело вздохнула, тряхнув головой и стараясь сбросить сонливость. — Почему я должна жить в приюте, когда у меня есть семья? Ни у кого больше нет сестёр, как у меня! А ты меня… б-б-бросила! — наконец выговорила она.       — Слушай, давай честно. Я никогда не обещала тебе другого отношения. Тебе тринадцать, верно? А мне четырнадцать. Я понимаю, что тебе удобно полагаться на меня, но этот расклад неудобен мне. Если хочешь жить в отдельной квартире и не хочешь ждать совершеннолетия — вперёд и с песней, рискуй жизнью на миссиях и получай квартиру из фонда деревни. Займись устройством своей жизни самостоятельно и избавь меня от постоянных походов к моему дому. И давай без представлений, как в прошлый раз.       — Нэ-сан, — с нажимом ответила та, продолжая гнуть свою линию. — Меня уволили с работы… И мне не к кому обратиться. Не могла бы ты одолжить мне… денег?       Изо рта непроизвольно вылетел вздох.       — Тебе напомнить простую правду жизни? Устройся на новую.       — Я… устала. Я не хочу работать. А этот дряхлый пень! Рива! Он не выплатил мне зарплату, а просто выкинул!       — Фуюки… Я не собираюсь тебе помогать, хорошо? Ты мне не нравишься, и я тебя не рожала. Я не понимаю, когда ты решила, что я обязана тебя сопровождать во всех трудностях. Ты мне не помогала, и я никогда не просила твоей помощи. А рьё нужны мне для выживания и закупки снаряжения, которое постоянно ломается. У меня нет для тебя лишних денег.       Ёе глаза окинули меня разочарованным взглядом. Не влажные, но сохранившие на себе красные следы. Она расстроенно понурила голову.       — Уходи. Этот опыт самостоятельности должен заставить тебя очнуться от фантазий о «правильной семье». Они стёрлись о грань реальности семь лет назад.       Фуюки неприязненно скорчилась, по рукам прошла мелкая дрожь, словно при прикосновении к чему-то грязному. Ее разъяренный зелёный взгляд встретился с моим.       — Не стоило и просить! Ты такая же чёрствая, как бесчувственная собака на помойке! Ненавидит всех и вся! Почему у меня такая ужасная сестра?!       Незаинтересованно отведя глаза к небу, я прикинула, сколько времени, и закрыла дверь. Надеюсь, разговор закончен. _________       Деревня Скрытого Звука,       Кита Аджито       Тишина. Бетонные стены поглощали все звуки снаружи. Длинные коридоры подземного убежища, в котором остановился змей, вились словно затейливые норы.       Белый, стерильный свет изредка мигал над головой Орочимару. Он сосредоточенно держал в руках скальпель. Восстановленные руки, больше не окрашенные некрозом тканей, замерли в воздухе. Жёлтые глаза застыли, обращённые к умершему эксперименту.       На кушетке лежал мужчина. Бирка на ноге с именем, происхождением, датой и вколотым веществом давала необходимую информацию. Но и без неё Орочимару помнил, что испытывал. Ему вкололи дозу модифицированных простейших, которая самостоятельно производила природную чакру. При вскрытии саннин мог наблюдать отторжение чакры организмом, так и не слившейся с чакрой владельца. Он предполагал, что в местах скопления чакра взорвется… Но окаменение от большой концентрации природной энергии наступило быстрее. Оно пошло по кровеносной системе и закупорило сосуды. Саннин кинул небольшой камешек в металлическую ёмкость, звякнувшую на столе. Более того, по показателям обследований, жировая прослойка подопытного N-57 за неделю уменьшилась. Простейшие требовали слишком много энергии. Саннин прикинул, что будет в перспективе.       Дверь тихо открылась. Орочимару заметил гостя боковым зрением, не отвлекаясь. Его руки продолжали исследовать внутренности неудавшегося эксперимента.       — Что тебе нужно? — спросил саннин, помедля.       — Я боюсь, это срочно, Орочимару-сама, — ответил ему услужливый голос.       Мужчина протёр окровавленный скальпель белой тряпкой и положил его в прозрачную ёмкость с дезинфектором. Звякнула сталь, ударившаяся о металлическую поверхность. Саннин стянул белые перчатки и кинул их в пустую урну под кушеткой.       — Какое дело? — спросил он, разворачиваясь к Кабуто.       — По докладу шпиона, оставленного в Конохе, Учиха Итачи вернулся обратно в деревню, — когда тот кивнул, стекло очков дало блик.       — Что?       — Да, — кивнул Кабуто. — Я тоже не мог поверить, Орочимару-сама. Но по данным шпиона, именно ваша бывшая коллега, Цунаде-сан, отдала приказ об изменении статуса Учихи Итачи как нукенина.       Орочимару застыл в размышлениях. Раздражение на Сенджу росло.       — Усиль охрану вокруг Саске-куна, — прошипел он сквозь зубы, отчаянно ища вариант сохранения построенных планов.       Саске необходим ему для следующего перерождения. Срок пока не истёк — тело Геньюмару после проведенного Фуши Тенсей заключило его в нем ещё на полтора года… Если Саске узнает об этом и решит сбежать, то наверняка вступит в бой с Итачи. В результате чего один из братьев погибнет… Тогда Орочимару лишится перспективного сосуда.       — Орочимару-сама, я изолирую Саске-куна от получения какой-либо информации извне, — ответил Кабуто.       — Займись этим незаметно, — прошипел саннин. — Он умён и быстро догадается, что от него что-то скрывают, если что-то в плане проведения тренировок изменится… Производи видимость… Нет. Я лично займусь этим.       — Есть.       — Выйди, Кабуто. Мне нужно подумать…

***

      Конохагакуре       Через два дня, 27 марта       Деревню потрясла новость. Нукенин, отступник, вырезавший свой благородный клан, превратился в человека, глубоко преданного деревне и пожертвовавшего собой для предотвращения планов мятежников и спасения Конохагакуре от гражданской войны.       «Он справился со своей миссией. Настало время Учихе Итачи вернуться домой», — сказала Хокаге во время собрания в центре деревни.       О новоиспечённом герое шептались по всем углам. Шли не менее яростные споры и о клане-основателе Конохи.       — Эти красноглазые хотели предать деревню! Изначально у них было слишком много власти! Они захватили полицию Конохи и заставляли жителей деревни преклоняться перед ними. А ты слышала, — голос понизился настолько, что уже не расслышать, — … .       Пропорционально росту репутации Итачи падало мнение общественности о клане, что раньше считался жертвой, павшей от сошедшего с ума сына главы.       Версия Хокаге-сама однозначно обеляла Итачи, а виновника бед нашли в лице исчезнувшего клана. Репутация верхушки деревни так же осталась незапятнанной.       Пусть Саске давно был в логове змеиного саннина, гуляющая по Конохе Рива понимала, что он замешан в потрясших Коноху изменениях.

***

      — Я не могу поверить! — воскликнула Ино и тут же захлопнула рот. Слишком громко — все и так на взводе.       К троице из команды десять, тем не менее, даже не повернулись. Подобные фразы, сказанные в невозможности переварить недавнее объявление молча, стали естественными и просто тонули в общем шуме.       Улицы были переполнены, и жители бесцельно бродили по улицам деревни, не способные выйти за ее границы. Недавно охрана у ворот деревни усилилась, не впуская торговцев внутрь. Пошел третий день закрытия ворот деревни. Внутри Конохи создалась стерильная среда, и все варились в ней, как в кипящем котле.       Ино огляделась. Во время потрясений социум, люди того же или разных социальных слоев, сплочался. Он разделял одну проблему и готов был ей противостоять так же — совместно. Словно один организм.       На душе становится легче, когда разделяешь переживание с другим. Не зря одиночество — худшее, с чем может столкнуться человек во все времена. Люди социальны, и каждому необходимо понимать, что ты в окружении «своих».       Именно поэтому Ино, Шикамару и Чоджи не разошлись.       — Шикамару, что ты насчёт всего этого думаешь? — спросила она.       Он сосредоточенно, прямо как его отец во время игры в сёги, глядел вперёд.       — Неважно, — отмахнулся он.       — Клану Учиха пришлось несладко, — басисто ответил Чоджи.       Ино заметила, как его рука быстро полезла в пачку с чипсами. Она знала его привычку: во время стресса тот ел в два раза больше обычного.       — Да, — нахмурилась Ино. На ум пришло аристократично-белое лицо Саске, чьи контуры размылись в памяти из-за времени… Она безрадостно сказала: — Неизвестно, что будет делать деревня… Возможно, Саске объявят нукенином.       — Ужасно. Не хотел бы я быть на его месте. Он же ненавидел его… Только вспомнить, как пришел в класс после резни, — сказал Чоджи. — Если представить себя на его месте… если бы все мои родные, ма и па, погибли… Я бы ни за что…       — Он не простит его, — закончила мысль сокомандника Ино. — И отец ничего не рассказал… Неужели они просто решили отказаться от Саске-куна?       — Судя по заявлению Пятой, это не так, — наконец высказался Шикамару.       — Ты прав, — хмурость от размышлений так и не покинула лицо девочки. Она вздёрнула нос. — Они не могут просто откинуть его. Если Итачи важен, то важен и Саске-кун, так?       Шикамару, несмотря на собственные слова, не мог разделять уверенности Яманака. Эфир мыслей занимало множество вариантов: и лишь малый процент говорил об успехе «хорошего» варианта. Потому что в их деревне решения зависели не только от воли Хокаге.

***

       Белая больничная палата, которую курировала Пятая Хокаге, была стерильна и невыразительно-минималистична. Это никак не смущало Учиху Итачи, привыкшего к более скромным условиям ниндзя-отступника. Что грязные скалистые породы, выстилающие редкие убежища от дождя, что покрытые побелкой деревянные стены. Была ли разница?       — Кха-кха, — кашель разразился в тихой палате.       Тяжесть в груди затрудняла дыхание. Итачи давно позабыл, каково это — не испытывать удушающих приступов, которые заставали в неожиданные моменты. Лекарства оказывались не так эффективны, потому что ему часто приходилось нарушать рекомендации. Он лишь откладывал свою смерть.       В дверь палаты постучали два раза, после чего внутрь вошла Хокаге с черной папкой-планшетом в руках. В больнице Цунаде-саме носила халат.       — Результаты повторного обследования оставляют шансы на выздоровление, — сказала она сухо. — Забирай лекарства. И даже не думай нарушать рекомендации. Тебе противопоказана физическая активность выше нормы гражданских. Гуляй, лежи, читай — занимайся, чем хочешь, но избегай физических нагрузок.       — Хорошо, — послушно кивнул Итачи, опустив глаза в пол. Голос его, несмотря на долгое молчание, был таким же текучим, как вода.       Цунаде пронзительно посмотрела на сдержанного Учиху. Словно пыталась заглянуть под демонстрируемое спокойствие.       — Мне нравится твоя сговорчивость, но… тебе может понадобиться уединение, чтобы прийти в себя. Ты можешь как остаться в палате, так и выписаться. Оставляю решение за тобой. Я больше не смею тебя задерживать.       Итачи привстал. Кровать тихо скрипнула. Воспринимая это как знак, Хокаге развернулась и процокала по больничному кафелю к двери. Хлопнула дверь.       Как только палата опустела, Учиха замер. Он медленно отвернулся к окну: за стеклом на ветру медленно раскачивались голые ветки деревьев. Прохожие шли по улицам, не зная, что попали под взор Учихи.       Деревня, несмотря на все, продолжала жить.       Итачи никогда не думал, что после той ночи вернётся в Коноху как шиноби, а не проникнет в нее как нукенин. Меланхоличные мысли, которые он старался не развивать, все чаще возвращались к нему.       Сердце снова зашлось приступом и болезненно быстро забилось. Итачи откинулся на накрахмаленную подушку и выдохнул сквозь боль.