Одержимость

— Хорошо. Начнём по-другому. Какой самый переломный момент в вашей жизни? На фарфоровой коже запястья видны очертания фиолетовых сплетений. Вены с легкостью пробиваются сквозь тонкий нежный слой исхудалой плоти. И она продолжает нервно дергать золотую цепочку на шее, то и дело нащупывая костлявыми пальцами гладкую отполированную поверхность подвешенного кольца. — Красный. Взгляд пустой, холодный, почти что мёртвый, держит концентрацию только возле одной точки, где-то рядом с алой рамкой картины на бордовой стенке. И на минуту кажется, что она не на приеме у психолога, а в самой настоящей психбольнице, где перед тем как привязать веревками к кушетке, предварительно за пол часа ставят диагноз. Определенно, дозы от препарата ей понадобиться ещё больше, чем самому больному здесь психу. — Попытайтесь изъясняться внятнее, пожалуйста, Тина,— пожилой мужчина, на чьих висках так выражено засели морщины, потер такой же изморщеный лоб большим пальцем. Бессчётная попытка хоть как-то открыть рот увенчалась провалом. Губы покрылись синевой ещё больше и замерли в немом ответе. В его измученных глазах читались растерянность и беспокойство. Понимание, по большой части из-за стажа работы почти в тридцать пять лет, пришло сразу — она бредит. — Повторяю вопрос,— седоволосый доктор сложил грубые мозолистые пальцы в замок, осторожно опираясь на стол локтями, и закашлял, как бы подавая знак, что предыдущий ответ его не устроил и он хочет услышать более разборчивую речь.— Какой самый переломный момент в вашей жизни? — Кр... красный! — последняя нить, на которой ещё хоть как-то держался здравый рассудок, оборвалась. Так резко и стремительно, даже не дав возможности флешбэкам на долю секунды заткнуть свои противные визги и удалиться из головы, немного облегчив эту невыносимую пытку. Голос стал походить толи на крик, толи на вой сумасшедшего. Ладони, чьи пальцы будто поразил разряд тока, с судорогами поднялись со своего места на дрожащих коленках, поползли вверх и нарочно закрыли уши. Тьма в который раз подкралась к своей хозяйке, блокируя любую возможность мозга послать сигнал для онемелого тела.

***

Угольная ночь уже успела сменить оранжевый вечер. Звёзды не сияли, а плакали вместе с холодными тучами. Из-за морозной дымки трудно было разглядеть хоть один огонёк тёмного марева. Считать приходилось не яркие шары в небе, а светящиеся окна многоэтажек, что взяли на себя роль единственного светила. Она беззвучно вышла из здания на острых лакированных шпильках чтобы немного передохнуть от насыщенного графика съёмок, который понемногу начал сводить с ума. Пришлось неподалёку остановиться от корпуса павильона, в месте, где можно лицезреть истинную красоту ночного города. Такая отдушина в сравнении с серыми бетонными стенами, что уже давят на нервы, каждый раз взбудораживая глаз. Рука непроизвольно тянется к карману велюрового пальто, то и дело нащупывая что-то. Уже по привычке высовывает ладонь, ничего не обнаружив в глубоких выемках ткани. Стон разочарования кратким вздохом выходит наружу. Пальцы начинают чесаться, и она списывает это на холод, продолжая всматриваться в сияющий горизонт. — Не замёрзла? Бархатные нотки его голоса разгоняют прохладу в морозном воздухе, превращаются в тёплый дымчатый пар и ласково касаются спины. Тина, сама не понимая от чего, замечает, что этот звук способен согреть её трясущиеся покрасневшие пальцы. — Нет,— ненадолго оборачивается и прячет уставшее лицо за воротником с целью уберечь его от острых порывов ветра. Будто не обращая внимание на присутствия мужчины, продолжает устойчиво вглядываться в ту же картину. Это, как ей кажется, способно успокаивать. Он осторожно подходит поближе и про себя отмечает, что за долю секунды успел уловить синеву её губ. Обычно уста у этой женщины отдают кораллом, а когда она особенно встревожена, можно заметить как этот цвет сменяется светло малиновым. — Ты всё ещё здесь? — немного резко поворачивается влево, на этот раз встречаясь с его карими омутами, что при ночном свете подобны сплошной чёрной бездне. Отметка на термометре сегодня ничто, по сравнению с её ледяным выражением лица. Кажется, стоит ненадолго заглянуть в это бушующее море — ты труп. — Это моё любимое место тут,— складывает руки за спиной и подобно ей начинает высматривать что-то вдали, игнорируя предыдущий вопрос.— Всегда хожу сюда на перерыве. Мне нравится, что хоть где-то можно побыть наедине с собой. Она от чего-то скривилась, но возможно это больше могло походить на усмешку. Её абсолютно не волновали его слова, потому что мысли были лишь о своём, но присутствие Дана никогда не мешало ей подышать одиночеством. — Здесь спокойно..,— шумно выпускает терпкий воздух, который тут же идёт белыми пятнами. Они стоят в полной тишине. Далекие птицы единственные нарушители этого безмолвного порядка. Все на миг ей кажется бессмысленным и она с трудом осознаёт, что чувствует себя некомфортно в этой скомканной молчаливой пучине. Глаза начинают слезиться от острых шипов, что раз за разом подбрасывает ветер. Он замечает, как ёжиться её хрупкое тельце на морозе. Возможно, не знав бы эту женщину, предложил накинуть что-то из своего тряпья. Но сейчас он не стал трогать этого оловянного солдатика, что точенной стойкой стоял и вырисовывал новые созвездия на, нетронутом густой тучей, куске неба. Она бывало хотела ускользнуть и сбежать от назойливого пейзажа, но заметила как мозолистые пальцы сжимают что-то похожее на скрученный кусок бумаги. Не успел он поднести это к губам, глаза сузились и почти сразу рассмотрели вещь в руках. Она застыла, немного шокирована увиденным, но продолжила нервно наблюдать. Косяк оказался во рту, но он почему-то и не думал его подпаливать. — Ты куришь? — Нет,— насмешливый тон читается даже в суженных скулах, которые проявились в попытке сдержать лихорадочную усмешку. — Издеваешься надо мной? — Нет, просто ответил на твой вопрос. — Если не куришь, то почему у тебя сигарета во рту?— выгнутая бровь свидетельствует, что её хозяйка находится в смятении. Он полон детского восторга и, неожиданно нахлынувшего, энтузиазма, надменно перекатывает с уголка в уголок языком скрученный пергамент во рту. Самодовольная улыбка Чеширского Кота говорит о том, что этот человек сейчас же собирается поведать миру удивительную тайну или нашептать на ухо несколько старых добрых сказок. — Это всего лишь иллюзия... я сжимаю косяк губами, но не собираюсь покуривать. Мне нравится само ощущение сигареты, когда я держу её в руке или же между зубов. Похоже на антидепрессант. Заставляет сконцентрировать всю энергию на себе. И понимание, что ты ни при каких обстоятельствам ее не подпалишь, заставляет тебя почувствовать себя настоящим владельцем своего разума. Это словно держать во рту яд, зная, что если ты сам того не захочешь, он не сможет причинить тебе вред. Сейчас её фактура полностью повёрнута к нему. Она даже променяла любимые огоньки ради того чтобы посмотреть на человека, который только что поведал ей о своей силе и слабости одновременно. — Красиво сказано... Фильмов пересмотрел?— Тине припомнилось, что в какой-то мелодраме видела схожий сюжет. — Может быть и так. Но для меня в этом своя философия,— он высовывает из пачки ещё одну сигарету и предоставляет её ей.— Попробуй. Сначала она недоверчиво пятится в его сторону, но потом неуверенно протягивает ладонь. Мужские пальцы кладут скрученный папирус в нежную ладошку. Тепло, что они излучают, горячим отпечатком ложиться на уязвимую кожу. Тина тут же, как ему показалось, по привычке преподносит сигарету ко рту и обхватывает её губами. Шумно вдыхает в себя воздух через нос и прикрывает глаза. — Ну как?— спрашивает, бдительно рассматривая все оттенки её реакции. — Есть чем подкурить? Дан попытался всеми силами скрыть удивление, что прилипло к его лицу и никак не хотело сползать обратно. — Да. Сейчас,— без лишних вопросов нашарил в боковом кармане зажигалку и отдал обладательнице золотых кос. Желто-синее пламя прожгло бумагу с табаком внутри. Через несколько секунд с кончика уже начали падать искорки, по пути превращаясь в серебристый пепел. Дым тоже напоминал седое облако, которое пахло ментолом. — Вот настоящий антидепрессант. Мне нравится этот яд в моих легких. У него есть лечебные свойства. Основное, с которых, блокировать почти все плохие мысли и переживания, что накопились в твоей душе за долгое время. Это помогает мне забыться. Хотя я понимаю, что это тоже всего лишь иллюзия,— делает ещё одну втяжку, и можно уже ощутить запах, ударяющий в голову. — Всегда знал, что ты не такая, как все думают... — Я намного хуже, чем ты мог бы себе представить,— горькая усмешка больно режет уголок губ.— Это плохо, да? Она, будто зная ответ наперёд, отворачивается от играющих бликов на его зрачках. Делает сразу две тяги мятного дыма и чувствует, как он чёрными сгустками оседает глубоко внутри. Ей горько, а ему тоскливо от того, что она не в силах излить свою горечь рядом с ним. — Вовсе нет. У каждого из нас сердце в чернилах. Кому-то досталось больше из-за вечных землетрясений и крушений, что подкинула жизнь. — Да... ты прав,— бычок от скуренной сигареты полетел в мусорку.— Мне пора. Хочу уехать пораньше без лишних церемоний. Все таки, четвёртый день съемок Слепых прослушиваний для меня настоящая пытка. Можешь предупредить всех, чтобы мне не пришлось ещё раз переться в этот душный зал? — Хорошо. В конце концов, она смогла выдавить из себя что-то похожее на улыбку. — И да, Дан. Все что ты сегодня видел, пусть останется только между нами. — Без проблем,— уголки его губ приподнялись в ответной улыбке и от этого стало как-то теплее. Она поправила маленькие пуговицы пальто и, словно играя на перегонки с самой собой, быстро попятилась в сторону павильона. Он смотрел как ее фигура удаляется в ночных сумерках, тенью проскальзывая сквозь сухие тонкие ветви. Единственным воспоминанием о ней на сегодня остался запах табака с ментолом, который все еще парил в воздухе. И ещё еле уловимая лаванда от, так любимого ею, парфюма.