Мотылек

Растения особенно любили, когда к господину Кроули заглядывал ангел. Конечно, они любили взгляд его синих глаз, теплый и ясный, как летнее небо. Он словно обогревал солнцем, которого так не хватало в Лондоне. Любили его голос - ангел никогда не кричал на растения, он говорил так ласково, что хотелось тянуться к нему всеми листьями и покрыться цветами в любое время года. Они любили и то, что господин Кроули рядом с ангелом, похоже, чувствовал себя точно так же, как и они - весь подбирался и краснел, как роза - явно расцветал и норовил обвиться вокруг ангела так, что даже плющ, мастер этого дела, завидовал. Но особенно растения любили другое. Они любили, когда господин Кроули позволял ангелу принадлежать им. И тогда оказывалось, что слышать голос - не единственная приятная вещь, которую можно получить от него. Им нравились лодыжки ангела, которые можно так крепко и нежно обвить побегами. И его запястья, которые тоже можно обхватить, а потом расползтись по рукам причудливыми узорами.... - Ох, дорогой... - ангел всегда почему-то слегка вздрагивает, глядя на господина Кроули, а тот лишь довольно щурится. - Расслабься, ангел, доверься им. Они знают, что их ждет, если они не доставят тебе удовольствие. Но, кажется, он знает, что растения доставляют удовольствие еще и самим себе. Зеленые листья ласково гладят щеки ангела - это движение они подсмотрели у господина Кроули - касаются таких горячих и быстро набухающих почек на груди, щекочут округлый животик... Ангел при этом издает крайне приятный звук - он смеется, и от этого по листьям пробегает сладкий трепет. Который лишь усиливается, когда смех переходит в стон. А этого так легко добиться, если спуститься по животу чуть ниже... Ангел со стоном выгибается, и его стебель, пламенея бутоном, распрямляется и тянется вверх. У господина Кроули загораются глаза, в них словно сияют два солнца, к которым так жадно тянется разбуженный стебель ангела. - Кроули... - умоляюще стонет он. По телу пробегает дрожь, для растений она давно стала сигналом - приласкать краями листьев мягкие бока и прогнувшуюся спину, и одновременно пошире развести колени. Ангел бьется в зеленых путах, но ни одного стебелька не натянется так, чтобы причинить боль. Даже если какой-нибудь расшалившийся листик шлепнет по округлой, как спелый плод, ягодице. - А эти маленькие зеленые развратники помнят, как ты любишь, да? - смеется господин Кроули. - Может, стоит проявить милосердие и наградить их за это, ангел? Ангел поворачивает голову, оценивающе глядя на поглаживающую его плечо лиану. Чуть опускает ресницы - и тянется к ней приоткрытыми розовыми губами. - Ангел! - в притворном гневе всплескивает руками господин Кроули. - Ты же мне их испортишь! Это растения не совсем понимают. Ничего вредного для них ангел не делает. Да, лиане жарко и влажно в плену его рта, но это совсем не неприятно. Словно пригрело солнцем, и хочется расправиться, наполняясь силой, жизненным соком, переполниться им так, чтобы сочился вязкими терпкими каплями... Ангел охотно слизывает одну из них, напоследок сильно вбирая губами, прежде чем выпустить с громким мокрым звуком и позволить лиане метнуться вниз, щедро увлажняя соком пульсирующее горячее отверстие ангела. Тот раскрыт, как цветок, сладко и призывно пахнущий нектаром, и господин Кроули чувствует это. Растениям кажется, что за плечами у него раскрываются крылья, когда он, с горящими нетерпением глазами, устремляется навстречу извивающемуся, стонущему ангелу. Стебли на лодыжках и запястьях затягиваются чуть туже, листья не прекращают нежно поглаживать. Растения приподнимаются, словно протягивая господину Кроули его сокровище. Тот хищно облизывается раздвоенным языком. - Скажи, чего ты хочешь, эдемсссский цветочек, - шипит он, склоняясь над ангелом. - Ссссскажи... - Я разочаровал вас. Накажите меня, господин Кроули... Цветы изумленно замирают, ангел шепчет их голосом, их словами. И господин Кроули весело, не гневно приподнимает брови. - О да, как я накажу тебя, цветочек... Он приникает к ангелу, близкий, жаркий, и растения слышат ни с чем не сравнимый стон цветка, нектар которого пьет ненасытный мотылек. Они слиты так тесно, точно срослись воедино, и растения трепещут от этой общей страсти - что такое их ласки рядом с этим? Но невозможно остановиться, и стебли обвивают так тесно, и листья касаются, осмелев, груди ангела и спины господина Кроули, и дрожат не от страха - от жара двух тел, горячее летнего солнца, от наслаждения, которое чувствуют каждым листочком, и смутно понимают, что оно доступно лишь ангелам. И господину Кроули. Да, ему тоже. Растения знают, что совсем скоро он снова закричит - но не на них, и уж тем более, не на ангела. Этот крик обдает жаром, как солнечные лучи в полдень, и в него так странно и правильно вплетается долгий сладкий стон ангела... И на зеленые листья брызнут белые капли нектара. То ли господин Кроули выпивает не всё, то ли ангел так щедр, что непременно хочет поделиться с растениями. А потом ангел откроет глаза и посмотрит на господина Кроули немного странно. Словно тот сорвал его, но ничего ангел так сильно не желает, как оставаться в его руках. - Азирафель... - прошепчет господин Кроули, словно изумленный этим взглядом. - Люблю тебя, - шепнет в ответ ангел, и этот шепот подхватит повторяя, умножая, каждый листик, каждый цветок. И господин Кроули припадет к губам ангела, счастливо закрывая желтые глаза, купаясь в этой любви, этой нежности... И не скажет растениям ничего. Даже не прикажет стараться лучше. Но растения и так знают, что это значит. Они были великолепны. Они подарили удовольствие господину Кроули и его ангелу. А значит, эта самая приятная беседа повторится еще не раз.