Мы были птицами...

      Ингрид приехала к дому Прокопенко, припарковала свой байк и выкинула наконец эту провонявшую дымом пачку сигарет в ближайшую урну. Благо по дороге нашла сигаретный ларёк и купила себе новые. В этот раз раскошелившись на что-то с ментолом. Какая фирма их выпускала ей было всё равно. На вкус понравились. Поднявшись на этаж Инга позвонила в дверь и тётя Лена сразу же ей открыла. — О, проходи скорее, дорогая. — Лена обняла и поцеловала Гром. — Здравствуйте, тётя Лена. — Ингрид зашла снимая куртку и цепляя на крючок вешалки. — А где дядя Фёдор? — Переобулась в свои тапочки. — Да, на кухне сидит, без тебя начал тесто раскатывать. А почему чёлка на глазах? Заправь за ухо, косоглазие разовьёшь. — За один раз ничего не случится. Я очки забыла. Если правильно помню, здесь будут запасные, в моей комнате… А вам точно не на что эту комнату использовать? Я давно могу все вещи забрать… — Не говори глупостей! Тебе всегда здесь будут рады и все эти вещи тебе нужны, чтобы между домами не метаться. Очки тоже нельзя просто так носить, зрение посадишь. — Елена легонько тронув нос улыбнулась Гром. — Знаю-знаю. Но лучше так, чем чтобы глазели. — Не понимаю с чего вдруг тебя стало это волновать… Всё же нормально было… Ладно, проходи, руки мой. Некрасиво в коридоре торчать. — Инга пошла мыть руки и провалилась в свои размышления.       В принципе Ингрид на чужое мнение было наплевать. Даже если, как в школьные годы за ней снова закрепится прозвище «Мутант.» Идиот Сеня не давал покоя, вечно дразнясь и обзываясь. Инга не придавала этому значения, до тех пор пока внутри что-то не «воспламенилось» и на очередной выкрик «Эй, мутант!» она ударила его настолько сильно, что целых 2 недели Сеня ходил в школу с фингалом на пол лица. С тех пор её боялись все и она фактически стала изгоем. Зато больше никто не пытался дразнить. «Ничего. Меньше народу, больше кислороду!» — Думала она в то время, сделав это своим девизом на многие годы.       У неё был Игнат и этого было вполне достаточно. Он на эту её особенность вообще никак не реагировал и никогда её не комментировал. Потом она сдружилась с Лёшей Капустиным и он уговорил её начать заниматься шахматами. Сама она к этой своей изюминке негативно не относилась, пока не узнала страшную тайну. При переезде в эту квартиру она нашла мамин дневник. Это было так необычно, найти его спустя столько лет. Мама была, судя по всему написанному в дневнике, очень сентиментальной женщиной. При новости о беременности начала вести ежедневные, иногда еженедельные записи. В основном там были простенькие записи и радостные мысли, описывалась супружеская жизнь семейства Гром. Конечно же не обошлось без проблем, Константин даже тогда проводил большую часть времени на работе и часто попадал в больницу из-за своего безрассудства. Чем сильно нервировал жену, пока не узнал, что скоро появится пополнение. Тогда он стал беречь себя и чаще появляться дома. Когда они пошли в больницу их удивили новостью: УЗИ показало два плода. Родители ждали двойню. Им было страшно, как они потянут двоих? Тем более ни у кого из них не было на тот момент никаких живых родственников, которые подстраховали бы и помогли, но и радости это не отменяло. Так пролетело несколько месяцев, они готовились к детям, даже имена подготовили узнав, что будут мальчик с девочкой. Игорь и Агата или Алиса для неё. Мама не могла определиться она подбирала по значениям, даже книжку купила с переводами имён. Агата — добрая\хорошая, Алиса — бог спасает. Надеялась так сформировать судьбу дочери. Передать ей свою любовь, но…       Спустя время, произошло горе. На очередном приёме им сообщили, что один плод пропал… Родители были шокированы. Им сказали, что такое случается при многоплодовой беременности. Один плод поглощает другой. Сперва они не знали, что делать и как реагировать, потом нашли в этом плюс, одного ребёнка содержать легче. За облегчением к матери пришли стыд и чувство вины. Как она могла хоть на секунду порадоваться гибели своего ребёнка? Она считала, что что-то сделала не так. К тому же был небольшой риск физических отклонений у дочери, могли образоваться лишние части тела или органы. Костя тоже отстранился от жены, ему тоже было совестно, это было видно по его глазам.       А потом она родилась и её назвали в честь брата, которого хотели назвать в честь деда: — Инга, женская вариация имени Игорь. Мама нашла формулировку имени: Ингрид — защитница. Инга же это «Находящаяся под защитой Ингви.» Он же Фрейр — Скандинавский бог плодородия, мира, процветания и мужской силы, податель солнечного света, ясной погоды и доброго урожая. «Ингрид — это имя, которое имеет германское происхождение и состоит из двух частей. Первая часть — Ing, происходит от старшего бога германской мифологии Инга — Фриза, который считался богом войны. По легенде, Инг был избран, чтобы быть предводителем Германской армии во время битвы против Римской империи. Вторая часть — rid, переводится как красивый, достойный, блестящий. Само имя Ингрид означает «красивый бог войны», что давало носителю силу и мужество.» Было написано в дневнике матери.       Вся эта завязка на божественной мифологии забавила Ингу, рассчитывать на высшую силу… Это неразумно. Сама она верила только в закон. Юстицию. Пускай последнее время это давалось всё сложнее, но надеется и верить было необходимо иначе она бросит работу. Пошлёт всех и всё в пешее эротическое путешествие в провинцию «Кху-ям». Она посвятила всю жизнь этому городу, но лучше не становится, только хуже. От этого чувства несправедливости в мозгу резало и горело.       «Имя Ингрид имеет скандинавское происхождение и означает «защитница». Обладательниц этого имени часто описывают как уверенных в себе, целеустремленных и энергичных женщин. Они имеют яркую личность, любят действовать и не боятся риска. Но при этом они также могут быть чувствительными и добрыми. Ингриды отлично адаптируются к новым ситуациям и быстро приспосабливаются к изменениям. Они обладают сильным чувством справедливости и часто становятся защитниками тех, кто находится в более слабом положении. Кроме того, Ингриды могут быть отличными лидерами благодаря своей энергии и способности воодушевлять других людей.»       Гром хорошо запомнила эти строчки многократно сверяясь с ними. Что-то было прямым попаданием, где-то могли быть неточности, но помнить эту часть было лучше, чем то, что за ней следовало…       Мама была рада появлению дочери. Всё было хорошо. До тех пор пока Ингрид не открыла свои необыкновенные глаза. Такие разные радужки её глаз сводили родную мать с ума. Она постоянно вспоминала про нерождённого сына смотря в глаза дочери. Костю такие моменты не парили. «Ну, разный цвет, ну и что? Что в этом плохого?»        Сам он вернулся к прежнему графику работы, пока мать занималась ребёнком, день за днём страдая от того, что видит в дочке своего сына. Много лет она пыталась пережить своё горе, но с каждым месяцем и годом ей становилось только хуже. Костя этого не замечал, а ей было уже почти физически больно находиться рядом с дочерью. И как-то одним вечером мама не выдержала… Дневник заканчивался её прощанием и извинениями.       В возрасте пяти лет Ингрид потеряла мать. Единственным воспоминанием о ней было висящее тело под потолком. Инга смогла открыть забаррикадированную дверь в спальню родителей, но было уже поздно. В остальном она помнила голос и колыбельную, которой она её укладывала спать. Придя домой тем вечером отец застал картину того как жена висит, а дочь сидит на полу и смотрит на это склонив голову набок. К счастью Константина Игоревича дочь не плакала, он списал это на маленький возраст и непонимание случившегося. Боялся того дня когда дочка у него спросит где же мама или что с ней стало, но Ингрид никогда не спрашивала. Костя думал, что она просто забыла чему была свидетелем, но это было не так. Ингрид помнила и понимала, что произошло. Знала, что мама умерла и что она ушла по своей воле, просто никогда не говорила этого вслух. Не давила отцу на эту рану. Знала, что это сломает его окончательно. Она даже не плакала именно потому, что понимала мать. Инга и сама долгое время видела своего брата смотрясь в зеркало. Чувствовала его присутствие постоянно. Даже сейчас в определённые моменты он мелькал на периферии её сознания. Вспоминать это было больно. Не от того, что так сложилось, нет. Больно становилось от мысли, что косвенно она являлась убийцей обоих своих родителей. Мама не могла вынести взгляда этих необычных глаз. В пятилетнем возрасте она чаще всего оставалась дома у четы Прокопенко под присмотром тёти Лены. Они выручали своего друга как могли, ведь он остался один и работу бросить не мог. Когда она стала старше реже оставалась у них и больше с отцом, за редким исключением когда тот всю ночь сидел в засаде.       Шум и прохлада воды из-под крана привели её в чувства. На самом деле её «домом» было именно это место. Здесь её любили, души в ней не чаяли, заботились, кормили, одевали и учили. Её слышали, замечали, выслушивали часами и принимали. Если в семье Прокопенко было тепло, живо, стол был накрыт разнообразием блюд, то её собственная семья была мертвенно-бледной призрачной и унылой. За столом семейства Гром собрались бы все мёртвые родственники: Отец, мать, брат, дедушки и бабушки. Это не значило, что своих родителей она не любила. Любила. Но проще было испытывать к ним другие чувства и эмоции, так ей не было больно. Гром избегала своего отражения, но сейчас подняла свой взгляд и заглянула себе в глаза. — Что? — Спросила она у своего отражения. — Не смотри на меня так. — Ингрид прикоснулась к поверхности зеркала со стороны светлого глаза закрывая его. — Бесишь… — Ингуш, всё хорошо? — Послышался из-за двери голос дяди Феди. — Чего там застряла? — Уже выхожу. — Ингрид ещё раз сполоснула лицо и вышла. — Ну, здравствуй. — Дядя Фёдор раскрыл руки для объятия и Инга поддалась вперёд отвечая на этот жест. — Виделись, Фёдор Иваныч. — Ну-ка! Отставить церемонности! — Сказал он грозя Инге пальцем. — Да шучу я, шучу. — Ингрид посмеялась. — Есть же уже из чего лепить? — Конечно. Как пришла всё готово было. Долго тут торчала, вот я и пришёл. Не знал бы наверняка подумал бы, что тебя тут тошнит… — Дядя Федя! — Возмутилась Ингрид. — А что? Я давно готов стать дедушкой! Тебе уже 30 с хвостиком. Скоро поздно может стать… — Я не слушаю. — Сказала Гром улыбнувшись и закрыв уши, отправляясь на кухню лепить пельмени.       Занятие не было необходимым, еды в доме всегда было в избытке. Смысл был в общем хобби, за этим делом они могли обсуждать всё что угодно. Для них это было «безопасным пространством», в котором каждый мог высказаться. С настоящим отцом такого не было, к сожалению. Гром много лет задавала себе вопрос: Почему именно она не называет своих новых опекунов родителями? Мамой и Папой. Они точно это заслужили. Видимо внутри ей было страшно… Что если с ними что-то случится в этом новом статусе? Это опять ляжет на неё тяжким грузом вины и ответственности. — Ингуш… О чём задумалась? — Спросила тётя Лена, которая закончив со своими делами присоединилась к ним. — Да так… О всяком. — Гром старалась не смотреть на близких, чтобы они не волновались. — Рассказывай, неужто есть то, чего ты не можешь с нами обсудить? — Поддержал жену Фёдор. — Хорошо. Вы сами напросились… — Инга вздохнула, вопрос был не из простых даже для неё, но она не могла больше гадать. — Почему вы не завели своих детей?       Фёдор Иванович закашлялся и Лена похлопала его по спине, тот отдышался и ему полегчало. — Я всегда думала, что из-за меня, но я быстро ушла в квартиру отца, как только смогла. Вы не можете? Я не заставляю вас отвечать, если не хотите… — Рука Фёдора затряслась и Елена погладила мужа по тыльной стороне ладони, успокаивая его. — Я расскажу. — Уверенно ответила она. — Когда-то давно мы с Федей чуть не стали родителями, но… Случились осложнения… Я заболела. Тогда ходил страшный вирус. Я кое-как выжила, а ребёнок… Нет. Мы потеряли Любочку на позднем сроке беременности и нам сказали, что скорее всего зачать больше не получится. С тех пор мы не раз пытались, но как врачи нас и предупреждали ничего не вышло. — Мне… Жаль это слышать. — Ингрид опустила взгляд. — Я предполагала что-то подобное, но знать правду это совсем другое. — Инга подняла взгляд и протянула руки к чете Прокопенко, они переглянулись взялись за протянутые ладони. — Вы же знаете, что из вас получились бы самые лучшие на свете родители? Я могу это под присягой подтвердить. — Тепло улыбнулась она. Фёдор прослезился, а Елена закивала с лёгкой улыбкой. — Что-то я совсем эмоциональным стал на старости лет. — Сказал дядя и вытер слёзы смеясь, так как на нём теперь были следы муки. — Почему тебя терзал этот вопрос? — Не знаю. Я всегда желала вам счастья и мне хотелось чтобы у вас был свой ребёнок, а не кукушонок вроде меня. — Не говори ерунды, Ингуш, ты никакой не кукушонок! — Заявила Лена и Фёдор согласно кивнул. — Пусть не по крови, но мы давно считаем тебя частью нашей семьи. — Спасибо. Это взаимно. — Ингрид отпустила их руки. — Так отставить, телячьи нежности, тесто высохнет!       Все втроём они рассмеялись. Лепка пельменей завершилась через час и дядя Фёдор предложил немного выпить. Гром сперва отказывалась ссылаясь на необходимость трезвости ума в её работе и что у неё в разработке несколько дел ещё. — Я же тебе не в хлам напиться предлагаю, Ингуш. Так, чисто символически, видит бог мне это сегодня нужно, а Лена не пьёт. — Ладно. Немного можно. — Конечно же немного не получилось, но и упиваться до полусмерти они не стали. Спустя время случился следующий разговор: — Вот не понимаю я, чего ты выжидаешь, а? — Дядя Фёдор снова перешёл на излюбленную в последнее время тему. — Тебе вон уже сколько лет, я уже на Ленке женился и пожить с ней успел. Давно уже могла построить себе крепкие отношения. Вон даже Саша за тобой ухаживать в студенчестве пытался, а ты носом воротила. — Да потому что нельзя строить отношения с такой работой. Особенно если ты женщина. Это сразу будет конец карьеры. — Сдалась тебе эта карьера? Ты уже сколько лет майор, дальше не пускают тебя по карьерной лестнице. Бояться власть давать такой безбашенной. Понимают, что осиное гнездо разворошишь, а им всё расхлёбывать потом. — А что пускай эти осы жить мешают и дальше? Жалить всех, а мы только терпеть это? Избавляться надо от осиных ульев, они вредители. — Такая себе отговорка. Давай, признавайся, что тебя гложет? — Ингрид молчала. — Это будет честным раз мы тебе рассказали… — Не хочу я себе слабое место заводить. — Гром посмотрела в глаза пытаясь донести свою мысль. — Если потеряю ещё кого-то ценного я… не выдержу. Сломаюсь. А толку-то от сломанного полицейского? — Эх, Ингуш, неужто ты считаешь, что Ленка моя, моё «слабое место?» Она наоборот «сильное.» Укрепляющее меня. Я же ради неё, в том числе, делаю наш город безопаснее. Она придаёт мне сил по утрам и успокоение по вечерам. — А что если её безопасности будут угрожать, не дай бог конечно, а вдруг? Что в такой ситуации делать? Пожертвовать любимым человеком ради всех, как последний герой? Или пожертвовать благом всех ради одного человека, как отпетый злодей? — Ингуш… Ты думаешь о том, чего вообще может не произойти… — С моей-то удачей? Шанс очень велик. — Тем более шантажисты никогда своих обещаний не выполняют. — Знаю. Безвыходная ситуация. Тут только перехитрить можно… — Ладно, хватит о минусах. Я же переживаю за тебя. Если будешь прятаться в своём панцире всю жизнь так и не ощутишь крыльев за спиной, если не влюбишься. — У черепах нет крыльев. — Тьфу ты, что за Энимал плэнет? — Человек тоже не создан для полётов. Хотя если полёт основной аргумент, у меня есть парочка случаев исполняющих этот пункт. — Полёты с мотоцикла не считаются. — Не знаю, я бы засчитала. Такие случаи лучше напоминают о том, какого это жить. — Боже мой! Да где любовь, а где боль? Где трепет и подкашивающиеся коленки, а где переломанные кости и реабилитация в больнице? Это разные вещи! Тебе чужая сила нужна, не только своя. Ты слишком на себя полагаешься, надо и слабину иногда давать, чтобы выручил кто, к сердцу прижал и груз с плеч снял. Переломаешься вся скоро, я же вижу. — Прокопенко серьёзно посмотрел на неё, без упрёков скорее с мольбой. Ингрид обречённо выдохнула. — Ничего не обещаю. — Сказала она, но Фёдор уже обрадовался, он понял, что продавил свою точку зрения. — Только давайте без попыток свести меня с кем-то из знакомых. Я не собачка для селекции… — Ты главное открытой будь для такой возможности, а дальше всё само приложится. Может и внучат понянчим с Ленкой вскоре! — Дядя Федя! — Вот то же самое, только «деда» Федя и я буду доволен. — На кухню зашла тётя Лена. — Так всё. Посидели и хватит, время позднее. Марш по кроватям! — Скомандовала она и те вдвоём не сговариваясь синхронно отдали ей честь приговаривая: — Так точно! — Так точно! Посмотрели друг на друга и рассмеялись. — Вот право же, семья мы как она есть, а ты всё никак не поймёшь… — Улыбнулся Фёдор и похлопал приёмную дочь по плечу.        Лена и Инга помогли Феде лечь спать, а потом вдвоём зашли в комнату Гром. — Вот, тут всё как ты и оставляла в прошлый раз, я только время от времени тут прибираю, чтобы пыль не собиралась и постельное бельё свежим было. Как раз сегодня обновила, когда Федечка сказал, что ты едешь. И как тебе не страшно на своём мотоцикле? Сколько раз в аварию попадала? Мне даже вспоминать страшно… — Не много. И то не по своей вине. Просто так удобнее всего по городу перемещаться, но я очень аккуратна, не переживай, Ма. — Ингрид сама не поняла, что выпалила секунду назад, пока не посмотрела на Лену. Та придерживала рот находясь в лёгком шоке. — Ой. Прости… — Можешь повторить? Пожалуйста? — Спросила она присаживаясь на край кровати. Инга присела рядом. — Да, конечно… Ма… Мама. — В груди защемило. Ингрид не привыкла называть «мамой» даже собственную мать, слишком рано она покинула дочь, оставив ту на отца. Тётя Лена расплакалась обнимая Ингу с нечеловеческой силой. — Спасибо, дочка. — Прошептала она пока Ингрид легонько похлопывала её по спине. — Не надо плакать, прошу… — Извини, просто мы с Федей чем старше, тем сентиментальнее становимся. Я в порядке. — Она отодвинулась чтобы взглянуть Гром в глаза. — Просто всю жизнь это было моей заветной мечтой услышать «Мама». Моей доченьке этого так и не удалось, а с тебя мы не могли этого потребовать. — А я всё боялась озвучить… Думала, что это будет неуместно. — Глупости всё это. Уместно ещё как, доча. — Лен, ты стала мне мамой ещё когда мне было пять. Я помню сколько времени ты мне уделяла. И я никогда не смогу расплатиться за это… — Тебе и не нужно. — Лена взяла Ингу за руку. — То что с тобой произошло — трагедия. Сперва она, потом он, но мне хочется верить, что даже на такой иссохшей и безжизненной почве можно вырастить красивый сад. И надеюсь мы заложили в тебя достаточно любви, чтобы залечить те раны, которые могли… Может этого и недостаточно, но остальное исправит уже твоя любовь… — Лена погладила Гром по щеке смотря на её недоумевающий взгляд. — Ничего. Придёт время и тебе откроется смысл моих слов. Ложись, уже скоро светать будет. Сладких снов, дорогая. — Тебе тоже сладких снов, ма. — Они обнялись на прощание и тётя Лена закрыла за собой дверь.       Когда дверь закрылась Ингрид встала с постели подошла к окну достала банку из под орешков, которую давным-давно использовала как пепельницу и подпалила ментоловую сигарету. Вот как ей было признаться, что она знает какого это влюбляться? Как?       Даже самой себе было стыдно признаться... Она до сих пор любит, хотя это уже давно бессмысленно. Докурив и затушив сигарету она спрятала пепельницу, а затем полезла в тайник. Оттуда она достала старый платок внутри которого покоился перстень. Единственное напоминание о владельце её сердца...