В кольце когтистых лап

середина апреля, 2 курс

День выдаётся непривычно тёплый и даже солнечный, так что Эдди, как и почти всё свободное в это время население колледжа, предпочитает в случившееся окно между занятиями выбраться из душного корпуса наружу и устроиться под раскидистой, уже зеленеющей вовсю кроной, ээээ, чего-то, спешно дописывая что-то в тетради к ближайшему семинару. И всё бы хорошо, и даже орущую где-то в ветвях дурную полуденную птицу можно бы воспринять как часть умиротворяющего пейзажа, если бы не постоянные весьма щекотные переползания блуждающих чёрных пятен под одеждой, жутко отвлекающие и сбивающие с мысли. И что совсем странно - это вовсе не лёгкие ласкающиеся касания. Веном будто что-то.. изучает, беспокойно перетекая из конечности в конечность, куда-то к позвоночнику, погружаясь под кожу и вновь проявляясь снаружи. "Ну что ты там возишься?" - не выдерживает Брок, в очередной раз дернувшись от неделикатного ощупывания собственного колена. - "Твои эти волнения, в прямом смысле слова, уже вон, видно аж с дороги." "Смотрю..." - симбиот звучит задумчиво и будто немного недоуменно. "Смотрит он.. Чего ещё ты, интересно, там не видел?" - бурчит себе под нос парень, чувствуя, как скулы расцветают яркими пятнами. Клинтарец неопределённо хмыкает. "Всё ещё стесняешься, Эдди? Странно, а ночью не стеснялся, наоборот просил смотреть…" И, довольно дождавшись ожидаемой тихой возмущённой тирады про наглых болтливых паразитов, продолжает: "Но сейчас я наблюдал. И думал. Твои отметки, на коже и на костях. Я лечу наши порезы, ссадины, царапины так, как не всегда смогло бы твоё тело. От них не остаётся следов. Мог бы убрать и старые следы, но знаю, что ты бы не хотел. Насколько я успел понять, это не считается у вас красивым или полезным, в них нет смысла. Тогда зачем тебе?" "А, это..." - Брок откладывает тетрадь, трёт пальцами переносицу, жмурясь. Как объяснить?.. "Шрамы, Ви. Их имеешь в виду? Ну.. Это память, наверное.." "Получать их - больно," - скептически замечает Веном, продолжая осторожно, - "Не любишь помнить о боли... Не понимаю." "Да.. Я.. не знаю, не знаю, как это.." - Эдди выдыхает, подбирая слова. Получается не особо. Он как-то сильно не задумывался о своём отношении к этим "узорам" на своём теле - есть и есть. Однако, симбиот внезапно прав, как всегда. Стереть их парень бы не хотел. Даже самые… "Это как моя история, Ви. Написанная на мне самом. Странно, правда?" - Эдди усмехается, вертя в пальцах ручку. - "Но я помню, наверное, каждую отметку, помню, где и когда её получил. Это, так уж выходит, часто даже какие-то хорошие воспоминания, несмотря на физическую боль. Даже если нет - в любом случае, это моё. События, победы, ошибки. Не знаю." "Понимаю…" - тёплый щуп ползёт под джинсами по коленке, касаясь белого пятна с рваными краями. - "Как это, например… Был хороший день." "Ага," - Брок улыбается, погружаясь в воспоминания. - "Мы катались во дворе, на скейтах, мне было.. Девять? Десять? Не помню. Как его звали, моего друга.. Тони, Томми.. Я грохнулся тогда, прямо на бутылочный осколок, крови было.. Но было так весело! А потом мы отмывали меня у какой-то доброй женщины дома, она перевязала мне ногу и я сидел где-то в подворотне до темноты, чтобы тихонько проскользнуть домой, не попадаясь на глаза. Того мальчишки, кстати, уже нет. Сбила машина, вскоре после. А я как-то разлюбил скейты." Веном слушает, смотрит в мысленные образы, которые из отрывочных и глубинных вдруг становятся живыми и почти что осязаемыми. Столько переплетающихся эмоций и воспоминаний вызывают маленькие белые росчерки на коже драгоценного хоста... Клинтарцы лишены подобной памяти. Впрочем, совсем не все отметины - о хорошем. "Эти?.." - чёрная нить бережно касается тонкой паутинки ровных еле заметных линий выше запястья. - "Зачем?" "М..." - Брок кривится, дергая уголком рта. - "Тогда было совсем хреново. Кто-то говорил, так легче. Отвлекает. Как-то.. не сработало. Давно так не делаю. Но, решил не отвлекаться, а избегать, в хорошем смысле. Принял решение закончить школу как можно раньше, убраться оттуда, из дома.. И это - сработало." Симбиот молчит долгую минуту, словно решая, стоит ли идти дальше в неспокойных воспоминаниях, но Эдди сам продолжает отчего-то нужный ему рассказ записанных на его теле историй. "Это," - парень шевелит пальцами правой кисти. - "Я, например, крайне удачно залез на дерево лет так в, ээээ, семь. Ну, то есть, залез-то я удачно. О моих особенных отношениях с высотой мне тогда не было известно, или их и не было до того случая. Но вот. Нас там было человек десять пацанов и девчонок, у одной был, знаешь, воздушный змей. Она мне нравилась, помню, что уж." Эдди улыбается воспоминаниям, прикрыв глаза, откинувшись затылком на шершавый древесный ствол. Может, кого-то и заинтересует, что это парень разговаривает сам с собой, но, в конце концов, двадцать первый век, беспроводные технологии, да хоть заучивание стихов наизусть - пофиг, сами себе объяснят. "И не только мне, самая красивая была во дворе, всегда такая.. Как кукла из коробки. Ну и, понятно, змей зацепился, мы наперегонки - за ним, как же, произвести впечатление. Я даже вроде быстрее всех залез. А очнулся уже в больнице, чья-то мама меня туда довезла. Сотрясение, два пальца сломаны, гипс, эммм... Отец забрал меня оттуда поздно ночью, молча, я боялся, мне влетит за то, что заставил потратить на себя кучу времени, но в тот раз обошлось." Парень замолкает, ссутулившись и задумчиво перебирая завязки браслетов. Веном думает, почти уверен, что стоит на этом и остановиться, что уже слишком далеко и глубоко его человек забрался в собственное непростое прошлое, но, как будто повинуясь какому-то неоформленному импульсу в общем сознании, молча проводит невесомым касанием вдоль напряжённой спины, выглаживая каждый тонкий белесый след. "Да," - фыркает Брок, дернув плечами с болезненной усмешкой. - "Конечно. Обходилось не всегда. Тут я, уж прости, конкретно ничего сказать не могу, в смысле, какой когда и за что именно, как-то не запоминал, ха. А, кстати, ты вскоре как раз познакомишься с причиной всего.. этого. Скоро же лето, увы, придётся. Только тут разорванным горлом ничего не решить, потому что.. такие вот у людей.. сложности.." Тон парня становится нервным и дерганым и каким-то.. нарочитым, и клинтарец, наплевав на конспирацию, обнимает со спины под толстовкой материализовавшимися чёрными лапами, гладит тёплыми пальцами, успокаивая, давая молчаливую поддержку, поражаясь всей противоречивой бездне эмоций, вспыхивающей в его человеке каждый раз при воспоминаниях о его.. семье. Одно слово, казалось бы. Но сколь разнятся чувства. Тепло, забота, готовность пожертвовать ради тех людей многим, если не всем - так ощущает семью Чарльз Миллер. А Эдди... Веном старается не думать, хочет ли он, чтобы когда-нибудь его драгоценный хост назвал своей семьёй его самого. То есть, хочет конечно. Если верить доктору, здесь, на Земле, это понятие обозначает максимальную близость, что-то очень личное, отсутствие почти всех границ между членами этой самой семьи, но что если для его человека это обязательно означает боль, и равнодушие, и страх... Клинтарец беспокойно сжимает пальцы на худых боках. Сложно понять и явно не время спрашивать. Брок, не замечая этого нервного жеста, вздыхает глубоко, немного отойдя от собственных эмоций. "Зато помню вот это," - парень поднимает руку, указывая на предплечье, на котором, с тыльной стороны, виднеется тонкая полоса с рваными краями, переплетаясь каким-то странным узором с вытатуированным лёгкими линиями пером, а под кожей, на кости, симбиот это видит, не так давно зажившая трещина. "Мне было пятнадцать, я успешно шёл к осуществлению своего плана свалить поскорее из "родного дома", в смысле, почти закончил школу, оставался год с небольшим. Это, конечно, вдохновляло, да и я научился не привлекать ненужного внимания. Утром - "здравствуй", вечером - "спокойной ночи", старательно не доставлял проблем. Но.. Эээ.. В общем, у меня тогда появилась подруга, ну.. очередная. И я ж не знал, что её мать настолько.. Короче, она увидела нас возле школы, ничего такого, просто.. целовались. Я ей не понравился, наверное. Или ей никто бы не понравился, не знаю. Я надеялся, что тем скандалом, который она закатила, всё и обойдётся, но.. Она, видно, решила, чтобы наверняка. Позвонила отцу, и в общем.. На меня долго орали, чем я думаю, о чем я думаю, что меня так не воспитывали, ха, можно подумать, меня вообще как-то воспитывали, а не.. дрессировали. Что "бедная женщина" имела полное моральное право пойти в полицию, ведь мы наверняка не только.. этим занимались, и что только благодаря тому, что он её успокоил... Что моя мать, будь она жива, пришла бы в ужас от моей испорченности... А мне так надоело всё это. Стоять, молчать, кивать, просить прощения.. И маму он это зря.. Я не знаю, какой она была, но, надеюсь, не такой, как он её всю жизнь пытался показать. Ну, я и ляпнул что-то вроде, что не его дело, с кем я.. И чтобы не завидовал. Думаю, он сам не вспомнил, что у него в руке отвёртка. Я успел закрыть лицо, ну а руку.. Он сильно разозлился тогда. Он потом вроде как даже просил прощения, когда сообразил, пытался довезти меня до больницы, боялся, наверное, что я в полицию уже сам пойду. Я послал и ушёл в комнату. Чем-то там перевязал, не спал всю ночь. Наутро стало совсем плохо, в общем, врачам я сказал, что упал неудачно, а ему только сбросил смс-ку с этой версией событий, чтобы когда ему позвонят, не наговорил ещё чего-нибудь.. Может, и стоило в полицию... После он даже от меня совсем отстал на какое-то время, ненадолго, правда. Вот..." Парень задумчиво потирает руку через толстовку. Рассказ звучит чудовищно, но в словах на удивление нет горечи, даже наоборот.. Это хочется прояснить. "Ты считаешь это чем-то.. хорошим?" - пытается подобрать слова симбиот, досадуя на собственную путаность в земном языке. "Это первый раз, когда я сказал что-то против," - пожимает плечами Брок. - "Так что это как маленькая победа, наверное. Сложно понять, правда?.. К тому же, тогда я открыл для себя вот это," - он тычет пальцем в узорчатые линии татуировки. - "Пришлось нехило повозиться, чтобы найти того, кто возьмётся, закрыв глаза на мои пятнадцать, но дядюшка Боб оказался натуральной находкой, хах. Так что как только рука зажила, пошёл и сделал без раздумий, понимая, что, наверное, потом мне будет пиздец, но плевать. Понял, что хочу сам выбирать следы на своём теле, оставлять их по желанию: какие хочу и когда хочу. Вот и появилось перо, первая из моих… Свобода, воля, независимость… Вся вот эта чушь, ну, ты понимаешь. Весьма банальный символ, наверное, но мне нравится и сейчас." Тонкие пальцы ласково поглаживают нашедшиеся под манжетами рукавов чёрные нити. Веном молчит. Знать о прошлом, видя затертые воспоминания, и переживать его будто самостоятельно с каждым словом, рождающим чёткие образы - совсем не одно и то же. И этого не нужно делать совершенно, совершенно точно не стоит будоражить эту историю, но это как странное наваждение - желание знать, видеть, заставить высказать глубоко скрытое, разделить всё, пусть даже самое болезненное, показать, что его человек не одинок не только, как это здесь говорят, в радости, но и в своих самых тёмных моментах. Теплая нить, проявившись из-под воротника, робко касается тонкой белой полоски на нижней губе. Эдди вздрагивает, замерев, понимая, что это не случайный жест. Он не собирается это всё.. Никому на этой планете, так он себе сказал тогда. На этой планете... Смешок выходит откровенно истеричным. Парень закрывает глаза ладонью, чувствуя, как под веками отчего-то выступает непрошенная влага. Клинтарец молча ждёт, слушая, как стучит сердце и как в сложной голове борются желание закрыться в собственной боли и необходимость, наконец, вскрыть старую плохо зажившую рану, чтобы срослась по-новой, может быть, лучше, чем прежде. Он не имеет права настаивать. Спустя долгую минуту Брок рвано вздыхает, не отнимая ладони от глаз, и тихо, старательно-бесцветно-равнодушно внешне, очень быстро говорит, будто боясь, что передумает, если остановится хоть на секунду. Обо всём и даже больше. О своей глупости, дурацких надеждах, слабости, страхе, неосторожности, о том, как потерял контроль и голову и доверился первому смазливому встречному, стоило тому только пальцем поманить, дать призрачный намёк, на то, что особенный и нужен. Как ничего не смог, кроме как сдаться, там, на грёбаном отвратительно чистом полу, и просто мечтать выбраться живым. Как сбежал оттуда, глупо надеясь сбежать и от себя, просто выкинуть всё из головы и жить дальше. Как даже этого не смог, позволил страху и вине чуть не убить себя, не находя возможности и сил ни жить с этим, ни что-то изменить, боясь осуждения, отца, панически оглядываясь на каждый будто бы знакомый длинноволосый образ в толпе. И, финалом, выплевывает с горечью: "Не очень-то я сильный и смелый, правда? Не знаю, как ты вообще со мной.. Раз знаешь всё.. это." Всхлипывает наполовину от жалости к себе, наполовину от того, что, наконец, не он один хранит в себе эту свою тайну и от этого странным образом становится легче, не стараясь сдержать текущие из-под ладони слёзы. "Ты глупый - это точно," - голос в голове звучит ласково, но глухо и сдержанно. Не надо Эдди знать, как разрывается закрытое сейчас инопланетное сознание от боли и ярости. Веном искренне жалеет, что тот не дожил до нынешнего момента. Сны, память, знание - это ничто по сравнению с выплеснутыми сейчас эмоциями от будто пережитого заново. Сейчас бы тот не отделался так легко быстрой и милосердной смертью. Но его человеку нужны совсем не картинки мести и не удвоенная злость. Симбиот крепко стискивает чёрной сетью вздрагивающее тело, растекается теплотой по плечам и рукам, тихо гортанно рычит, будто мурлычет, стараясь забрать тяжесть и горечь, передать взамен любовь, поддержку, понимание. "Ты не один, кто доверился и ошибся, любовь моя. Не один, кто хотел быть важным и кого.. использовали." Эдди затихает, вслушиваясь в, вероятно, важные и непростые для клинтарца слова. "Но и ты, и я смогли быть собой, не сломаться, не стать "как проще", стать "как хотим". Поэтому ты сильный и смелый, а теперь мы сильные вместе. А боль и невезение.. бывают. И даже рассказать о них - уже смелость." "Ты говоришь как Тина," - всё же улыбается уголком рта парень, вытирая глаза рукавом. "Нам нравится Тина," - соглашается Веном. - "Теперь ещё больше." "Да уж, вы бы поладили, наверное.. Жаль, нельзя проверить." - Брок задумчиво выводит пальцем какие-то линии на собственной коленке, все ещё в тяжёлых мыслях. "Ты сказал, твоё прошлое - часть тебя. Я люблю тебя. Значит, и твоё прошлое тоже," - в словах симбиота звучит невероятно простая и важная логика. - "Поэтому я с тобой, и буду с тобой, что бы ни было в твоей жизни. Потому что ты мой. Весь. Без исключений." Эдди сжимает чёрный щуп, змеящийся вокруг предплечья, без слов, просто стараясь передать, что всё - взаимно. Что он понимает, что хотел сказать ему его второй. Что он чувствует так же. Что теперь и правда прошлое, кажется, отпустило, и останется зажившей раной, а не больным нарывом. А вслух говорит: "Это ты спас меня. Спасаешь." "Друг друга..." - поправляет тихий тёплый голос над ухом. - "Мы спасаем друг друга."