Запасной вариант

Денис не замечает, как поначалу такое неловкое, колючее и жутко его раздражающее «Дэн»,вдруг резко становится его постоянным спутником. Он ворчит для вида абсолютно каждый раз, но потом всё равно улыбается, чувствуя, как внутри него разливается тепло. В такие моменты он боковым зрением ловит Димин искрящийся взгляд и аккуратно, но ощутимо, пихает того локтем под рёбра. Тот, в свою очередь, каждый раз возмущается, но улыбаться не перестает никогда. И в такие моменты Денис чаще всего удивляется тому, как же так получилось, что этот парень, основательно обосновавшись в его душе, разуме, в его мыслях и в его сердце, стал его лучшим другом и главной поддержкой. Дима забивает первую шайбу в лиге и Денис ужасно им гордится. Он всегда знал, что у него получится.  Объятия выходят крепкими и вместе с тем безумно нежными. Он сцепляет руки на чужой пояснице, привлекает к себе как можно ближе и чувствует, как младший крепко обнимает в ответ, мгновенно расслабляясь. Друг привычным жестом кладёт голову ему на плечо, но Дениса будто током прошибает. Что-то внутри не даёт спокойно вдохнуть, умоляет бежать отсюда со всех ног и никогда больше не возвращаться, кричит, противно затягиваясь внизу живота узлом неконтролируемого беспокойства. Зернов чувствует, как всё внутри холодеет, а липкий, тягучий страх чего-то неизбежного заполняет его всего. Денис почему-то знает, что совсем скоро с ним произойдёт если не стихийное бедствие, то определенно точно буря, и ничего хорошего, он чувствует это каждой клеточкой тела, после нее ждать не стоит.  А ещё, ему почему-то кажется, что он уже обречён быть полностью ею уничтожен. К его удивлению Силантьев отходит от него сам, едва заслышав мелодию звонка, и Денис судорожно выдыхает, поднимая благодарный  взгляд к потолку. Разъедающее его изнутри чувство необъяснимой тревоги потихоньку отступает, а разговоры ребят в раздевалке и вовсе заставляют его спокойно улыбнуться и присоединиться к общему диалогу. Однако, спокойствие длится всего пару мгновений, потому что кричащий в телефонную трубку Дима заставляет всех мгновенно замолкнуть и бросать на друга взволнованные взгляды. Парень выбегает из раздевалки быстрее пули и, слава богу, что Андрей Владимирович уже ушел, иначе за так сильно хлопнувшую входную дверь Диме бы точно влетело. Несколько секунд в помещении стоит мёртвая тишина, а затем Денис, к своему неудовольствию, чувствует на себе множество вопросительных взглядов. Что же, в команде все заметили, что они стали близки. Но он лишь только неопределённо жмёт плечами, то и дело беспокойно оглядываясь на дверь. Противное чувство ужасной тревоги, вперемешку с липким страхом, вновь вонзается в его сердце тысячами острых иголок, полностью лишая возможности дышать и мыслить хоть сколько-нибудь внятно. В его голове отчётливо пульсирует, бьёт наотмашь, только одно слово — «беги.» Денис в эту минуту знает только то, что должен со всеми вещами бежать отсюда, пока не произошло то самое неизбежное, но плюёт на всё, выбегая за дверь лишь с одной целью — быть рядом с Димой столько, сколько нужно. Конечно, он знает, что у Димы проблемы с девушкой. Конечно, он знает в подробностях чуть ли не каждую ссору. Знает, но никогда не просит рассказывать. Знает, но всегда так нужно для Димы молчит. Знает, что если захочет — парень расскажет ему сам.  Вот и сейчас он снова садится рядом с ним на холодный пол коридора и смотрит в одну точку. Это уже кажется ему правильным — быть в такие моменты рядом просто для того, чтобы быть, слушать и поддерживать, не ожидая ничего взамен. Однако, сегодня Силантьев удивляет тем, что, кажется и вовсе не настроенным на очередную душевную исповедь. Наоборот, едва завидев его, тот улыбается как-то очень уж радостно, а сияющие озорством глаза и вовсе заставляют Дениса удивленно стоять на месте несколько секунд, но потом, решив для себя, что, мало ли, как на людей ссоры влиять могут, он решает не нарушать их негласный ритуал, всё же опускаясь рядом. И вот теперь он сидит на холодном полу, пялясь в одну точку в стене,и старается игнорировать направленный только на него Димин взгляд. Отчего-то повернуться и спросить в чём дело не хватает смелости. И это выводит из себя.  Он чувствует, как тот робко, будто спрашивая разрешения, обхватывает его ладонь своей, машинально переплетая их пальцы.  В этот момент Денис, кажется, совсем перестаёт дышать и может только чувствовать, как моментально учащается пульс, а сердце стучит так, что, кажется, может прямо сейчас пробить его грудную клетку, захватив с собой пару рёбер. Денис понимает, что буря началась прямо сейчас. Он знает, что никуда не убежит, поэтому аккуратно пожимает чужую ладонь в ответ. Ему всё равно.  — И как мы до этого докатились,Дэн? Зернов внимательно смотрит на него некоторое время, прежде чем с усталой полуулыбкой наконец спросить: — Ты о том, что мы сейчас сидим вместе на полу в одном из самых редко используемых коридоров, какого-то хрена держась за руки,и вместо того, чтобы праздновать твою шайбу,просто смотрим на стену напротив? Дима снова смотрит на него с этим дурацким восхищением во взгляде, и мужчина едва ли сдерживается, чтобы раздражённо не закатить глаза и не влепить ему со всего маху затрещину. Это его восхищение, такое раздражающее и совершенно точно абсолютно нелепое, Дениса до глубины души бесит одним своим существованием. — Да, об этом.  Денис понимает, что абсолютно не имеет понятия, что ему ответить. Он и сам не раз уже успел задать себе этот вопрос, но ничего положительного ответить на него так и не смог. Если быть уж совсем откровенным, то ответ, который приходил ему на ум каждый раз, всегда был один — они просто в полном дерьме, и Зернов понятия не имеет, как сейчас ответить другу так, чтобы не только вытащить их обоих из этого вязкого, утягивающего их на самое дно болота, подарив, возможно, единственный лучик надежды, но ещё и не утопить их обоих окончательно, выбив последнюю опору из-под Диминых ног одним неосторожным предложением. В конце концов, устав от личной борьбы с собой, он решает больше не темнить, стараясь быть честным с ним настолько, насколько он может в этой ситуации. Он не знает, какой из двух вариантов ждёт от него Дима, но надеется всем сердцем, что сделал правильный выбор: — Я не знаю, Дим. — говорит спокойно, рассудительно, в какой-то мере даже успокаивающе, ласково глядя на младшего,— не знаю. Наверное, всё дело в том, что жизнь иногда — полное дерьмо, вот и всё. И всё что нам остаётся — это верить. Всем сердцем верить и надеяться,что рано или поздно всё будет хорошо. — И ты ещё надеешься? — Мы ведь с тобой ещё дышим, верно? А значит можем и надеяться. Дима задумчиво смотрит на него, видимо что-то для себя определяя, после чего с усталой, но искренней улыбкой кивает головой: — Ты прав. Он вдруг резко поднимается, утягивая его за собой, и Денис встаёт напротив, в непонимании поднимая бровь. Но Силантьев не объясняет. Только сокращает расстояние до минимума, кладёт руки ему на плечи и спрашивает тихо, сбивчиво тараторя,при этом едва не касаясь чужих губ своими: — Ты все вещи собрал? Зернов в панике отступает от него на пару шагов, потому что этот новый, совсем неизвестный ему Дима, пугает его до чёртиков, заставляя волосы на затылке вставать дыбом, а глаза — искать пути отступления. Денис боится его до ужаса, потому что разделяющее их расстояние ничтожно мало, а тон, которым парень произносит последнюю фразу, таит в себе что-то настолько дикое и неизведанное, но вместе с тем прекрасное и манящее, что у него начинают дрожать коленки, а сердце, кажется, и вовсе отказывается работать.  Денис его боится и ужасно хочет убежать, но Дима обвивает вокруг него руки, вцепляясь мертвой хваткой, и не позволяя уйти дальше той чертовой пары шагов. Дима поднимает на него взгляд, и в нём пляшут такие черти, читается такая непоколебимая решимость, что Зернов понимает — его только что загнали в капкан и пытаться выбраться уже бесполезно.  Поэтому он идёт ва-банк и принимает правила игры: — Да. Дима хищно скалится в ответ: — Отлично. Идём. Дальнейшие события происходят будто бы вовсе и не с ним, оставаясь покрытыми пеленой тумана. Денис помнит их лишь маленькими урывками, самыми яркими моментами, да звуками их хриплых голосов, которые врезаются в память так сильно, что не сотрешь. Он помнит звук щелкнувшего дверного замка, помнит руки, прижимающие его к стене и особенно чётко запоминает ощущение прикосновения Диминых губ к его. И помнит собственный первый стон непроизвольно сошедший с губ. Он помнит ощущение чужих холодных пальцев на собственной пояснице, перед тем как его футболка отлетает куда-то в сторону, помнит чужой, совсем незнакомый ему взгляд, полный такого первобытного желания, который окончательно лишает его рассудка. Он помнит свой умоляющий о большем хриплый, сорванный от стонов голос, и помнит, как Дима оторвавшись от его живота, дико, дъявольски улыбается, слушая его прерывистые вздохи. Он помнит, как Дима, снова поднявшись, опускает руку на бляшку его ремня, заставляя его протяжно простонать и дико кусать чужие губы. Денис не знает и не помнит, как оказалось так, что к тому моменту младший был уже полностью раздет, но ему так все равно. Он помнит лишь, что с восхищением смотрит на отпечатки своих зубов на чужом теле, и Дима, проследив за его затуманенным, полным желания взглядом, подходит к нему вплотную и говорит, нет, шепчет в самые губы: — Ты мой запасной вариант, Зеня. Только запасной. Денис тогда на это лишь фыркает, кладя руку поверх чужой ладони, тем самым умоляя его наконец дать ему большее и давая другу зелёный свет, ещё не осознав, что ему давали выбор. Дима, видя его жест, сам не сдержавшись тихо стонет, ведя его на едва переплетающихся ногах к какой-то кушетке. Ремень наконец-то спадает на пол.