Прекрасный герцог

— Ваше Величество, это огромная сумма. Боюсь, что нам никак не собрать таких денег без Вашей помощи. Мы с Жанной заложим все свои драгоценности и оставшиеся у меня земли, но боюсь, и этого не хватит для оплаты выкупа за Жана, — по щеке Мари Д'Алансон, матери юного Жана Алансонского, скатилась слеза. Она пребывала в отчаянии, ведь герцог Бедфорд, пленивший ее любимого сына, запросил за него баснословную сумму, таких денег нет ни у нее, ни у ее родственников, ни у его невесты Жанны Орлеанской. Как помочь сыну? Мари не представляла, что ей делать, как его спасти. Она прекрасно знала, как ее Жан дорожит свободой, знала его гордый нрав, а теперь он пленник… В душе поднималась лавина отчаяния, дофин Карл — кузен Жана, был ее последней надеждой. Он же должен помочь хотя бы чем-нибудь! Жан всегда был так предан ему, верно служил, был хорошим другом. И всегда говорил матери, что дофин обязательно станет королем, настанет день, и на голову Карла водрузят корону, он будет законным правителем своей земли, своей Франции. Пока же, верилось в это с большим трудом. Англичане продолжали захватывать один город за другим. А в последней битве захватили и ее Жана, ее сокровище. Бедфорд увез его в свой замок… Она должна его оттуда вытащить! Пусть даже, если придется продать все свои вещи, все, до последней сорочки. — Я все понимаю, мадам. Вы знаете, как я дорожу дружбой с Вашим сыном, как ценю его преданность. Но, Вы также знаете, что я и сам нахожусь в весьма затруднительном положении. Казна пуста, налоги поднимать уже более некуда, мне самому приходится на всем экономить. Мне — законному наследнику французского престола! Я должен быть королем! Эти мерзавцы лишили меня всего, как и Вас с сыном, — и без того некрасивое лицо Карла исказилось в гримасе бессильной злобы. — Они за все ответят, Ваше Величество. Для нас, Вы — король, единственный законный король и другого быть не может. Настанет час, и англичане заплатят за все зло, что они нам причинили. Я чувствую это, Ваше Величество, я верю в это, и Вы верьте! Господь не оставит нас своею милостью, — Мари улыбнулась, пытаясь подбодрить упавшего духом дофина, хотя ей и самой было нелегко. — Хорошо, мадам. Я подумаю, чем можно Вам помочь. Может быть, я смогу выделить кое-какую сумму для Вас…но, увы, немного, совсем немного. У меня просто нет возможности дать Вам больше, при всем к Вам уважении. Вы и сами все прекрасно понимаете, — Карл нервно теребил пальцами свой платок. — Я понимаю, Ваше Величество. Простите мне мою дерзость, лишь отчаяние заставляет меня беспокоить Вас в столь трудный час. Мы все стали их жертвами. Благодарю Вас, что выслушали, и благодарю за Вашу помощь. Храни Вас Бог, Ваше Величество, — Мари сделала реверанс и покинула зал для аудиенций. — Деньги ей вынь, да положь! А где я ей их возьму? Жану надо было быть осторожнее, и не попадаться этому проклятому Бедфорду. А теперь вдова клянчит деньги, которых у меня нет, — Карл недовольно надул свои пухлые губы. — Но, Ваше Величество, он не виноват, что оказался в плену. Такое иногда случается на поле боя, — усмехнулся черноволосый, красивый молодой человек. Сам-то Карл почти не участвовал в битвах. — Что ты смеешься, Жиль? Я не вижу в этом ничего смешного! — Карл был раздражен. — Простите, Ваше Величество, я вовсе не смеюсь. Как можно смеяться над Вами? Но, Жан еще слишком молод, это была лишь вторая битва в его жизни, и неудивительно, что он был взят в плен таким опытным военачальником, как Бедфорд. — Ладно, пустое. Того, что случилось, уже не изменить. Но, платить за это, почему-то должен я. Хмм…интересно, зачем этот, так называемый регент, запросил за него столь огромную сумму? Он ведь не дурак, и понимает, что семья Жана не имеет возможности ее собрать, во всяком случае, на это уйдет не один год… — Мне неудобно говорить Вам об этом, Ваше Величество, но…мне кажется, что Бедфорда привлекла красота нашего Жана, — Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Ре, знал о чем говорил, и чувствовал, что был прав. Ведь он сам предпочитал красивых юношей придворным дамам. Признаться честно, его и самого не раз посещали греховные мысли, глядя на юного Жана. Жиль оценил его красоту, но ни разу не попытался воспользоваться ею для удовлетворения своих желаний. Жан Алансонский был кузеном дофина, а скандалы, стремительно делавшему карьеру при дворе Жилю, были вовсе не нужны. — Так значит…думаешь, что Бедфорд…может воспользоваться им в своих низких, порочных целях? Сделать его своим… — Карл скривился от отвращения. — Я не уверен в этом, Ваше Величество, но вполне возможно, что этим негодяем движет грязное вожделение. Я бы хотел ошибаться, мне жаль Жанно. Он ведь не захочет отдаться Бедфорду добровольно, и тот может совершить насилие…связать, заковать в цепи, — глаза Жиля загорелись огнем желания, он представил себя на месте удачливого регента. Как же повезло этому мерзавцу — запереть в клетке такую редкую райскую птичку. — Хватит, Жиль! Замолчи! Мне противно это слышать! Как будто, у меня и без того, мало проблем, так еще и чужие решать, — Карл потянулся к фужеру с вином, — Господи, за что мне такое наказание? — Ваше Величество, Вам не следует беспокоиться о просьбе вдовы Д, Алансон. Я окажу ей посильную помощь, для меня, так же будет честью оказать ее и Вам, — Жиль поклонился. — Мой верный Жиль, что бы я без тебя делал? — Карл почувствовал облегчение, от того, что ему не придется думать, о том, как помочь выкупить Жана. Ведь исполнить просьбу его матери он бы все равно не смог. — Всегда к Вашим услугам. Храни Вас Господь, Ваше Величество. Читая письмо матери, Жан испытывал досаду и унижение. Ей приходится одалживать деньги у родственников, закладывать свои драгоценности. А еще и Жанна собирается заложить свои! Как он потом будет смотреть ей в глаза (будет ли?) Кому нужен такой жених? Какой позор! Но, матушка, в письме уверяла его, что чувства Жанны по прежнему сильны, и она ничего не пожалеет для его скорейшего освобождения. Но Жан уже понял, что скорого освобождения не предвидится. Что ж, он готов потерпеть, лишь бы только его родные так не унижались. Тем более, что он живет в очень комфортных условиях, далеко не всем пленникам везло подобным образом. Жан потерпит, он выдержит разлуку. — Читаешь, малыш? — Джон Бедфорд появился неожиданно, и прервал его занятие, в руках у него был какой-то кулек. Что он делает здесь так поздно? Жан уже собирался спать. — Письмо матушки. Она пишет, что собирает деньги, — ответил Жан. — Неужели? — Джон приподнял бровь, — Долго же ей придется их собирать. — Рано или поздно, но выкуп будет уплачен, я все равно стану свободным, — Жан гордо вздернул подбородок. — Пути Господни неисповедимы, Жан. Но, пока ты принадлежишь мне, — Джон присел на кровать, рядом с Жаном, — Я думаю, тебе не на что здесь жаловаться. Иные короли не живут в таких условиях, как ты. А ты, даже ни разу не поблагодарил меня. — Может быть, я предпочел бы подземелье с крысами, — усмехнулся Жан, — но я все равно благодарю тебя, Джон. За все, что ты для меня делаешь, ты получишь с лихвой, когда будет выплачен выкуп. — Очень легко рассуждать о подземелье с крысами, когда ни разу там не был. Так же легко говорить о самых мучительных пытках и казнях, когда не имеешь представление о том, что чувствует испытуемый перед смертью, — Джон придвинулся чуть ближе. — А ты, будто бы, имеешь об этом представление, — фыркнул Жан, — ты тоже не сидишь в подземелье, и тебя никто не пытает, ты сам людей на пытки и казни отправляешь. — Да, мой мальчик, и я вижу их глаза, вижу отчаяние и боль, которые отражаются в них, слышу их крики, мольбы о пощаде… — Только тебя эти мольбы не трогают, тебе никого не жаль, — вздохнул Жан. — Я не имею права жалеть врагов моего короля. Каждый, кто нарушает закон — личный враг короля, с которым я расправлюсь без сожаления, — Джон чуть сузил глаза, в которых блеснул гнев. — Да расправляйся, кто тебе не дает, — Жан отвернулся, его утомил этот разговор о пытках и казнях, о «короле», который должен был править его Родиной, в обход законного наследника. — Оставим это, — Джон, будто бы прочел мысли Жана, — Вернемся к твоему выкупу. Тебе не приходило в голову, что, быть может, я не хочу, чтобы он был уплачен? Что ты для меня ценнее всех сокровищ мира? — Джон провел ладонью по его щеке, очертил указательным пальцем губы. — О чем ты, Джон? Ты должен, ты обязан отпустить меня за выкуп! — Жан смутился от взгляда, которым прожигал его Джон. Он вдруг вспомнил, что Джон отнюдь не первый мужчина, смотревший на него ТАК. Некоторые придворные смотрели на Жана так же, например Жиль де Ре, барон де Монморанси-Лаваль… Иногда этот красивый, молодой рыцарь смотрел на него так странно, что Жан краснел и смущался. Правда, он не придавал этому особого значения, мало ли кто как смотрит? В конце концов, это не его дело. Но, сейчас, кажется, Жан начал осознавать, что означал этот взгляд. Ему стало не по себе. — Помнишь наш поцелуй? — ласково спросил Джон, — сегодня я бы хотел продолжить. Я вновь хочу почувствовать вкус твоих сладких губ. — Что продолжить? Хочешь меня опять поцеловать? — Жан вновь почувствовал растерянность, как и в прошлый раз, после того, как Джон прикоснулся к нему своими губами. — Иди сюда, sweetheart*, — Джон притянул Жана к себе и коснулся губами его губ, затем углубил поцелуй, раздвинул языком его зубы, продолжая целовать жарко и страстно. Жан не сразу осознал, что происходит, у него закружилась голова. Так его не целовал еще никто. С невестой Жанной они целовались, но легко, почти невесомо, это были первые, целомудренные поцелуи. А Джон целовал по настоящему. Джон Бедфорд…мужчина, его враг. «Господи, что это?» — он был ошарашен. — Что ты делаешь, Джон? Ты с ума сошел? — Жан вырвался из объятий Джона. — Целую тебя, мой мальчик. Тебе не нравится? — Джон вновь поцеловал его, теперь в щеку. — Но…это неправильно. Ты не должен меня так целовать. Ты мужчина! Это же грех! — На моей совести много грехов, sweetheart, от нового греха хуже не станет, — Джон потянулся к завязкам на рубахе Жана и резким движением развязал их, а потом так же быстро, снял с него рубашку через голову, — Жан даже не успел отреагировать на это странное действие своего пленителя, — Здесь слишком жарко, не находишь, малыш? — Зачем ты это делаешь? Что тебе нужно? — дрогнувшим голосом спросил Жан, хотя, и сам, кажется, уже понял, что от него нужно Джону Бедфорду. — Что мне нужно? — усмехнулся Джон, — мне нужен ТЫ. Только ты. — Ты обезумел, Джон! Что бы сказала на это леди Бедфорд? — Жан почувствовал страх, да, именно страх перед чем-то неизведанным, хотя это чувство было обычно не свойственно ему. — И все-таки, ты очень забывчив, мой мальчик. Я уже говорил тебе, что мнение женщины меня не интересует, — Джон вновь обнял Жана и впился в его губы жарким поцелуем, потом погладил по обнаженной спине, чуть ниже, начал приспускать шоссы. Это было уже слишком! — Оставь меня, отпусти немедленно! — Жан начал отчаянно вырываться. — Отпустить? Ты, кажется, забыл, мальчик, что принадлежишь мне. Как смеешь говорить со мной в подобном тоне, кричать на меня?! — Джон сузил глаза, он всегда делал так, когда им овладевал гнев, — Я был очень терпелив, заботлив, я был добр к тебе. Это твоя благодарность?! — Так вот чем я должен отплатить за заботу?! Теперь я понимаю! Уж лучше бы я и правда гнил в подземелье! Ты хочешь отнять мою честь, единственное, что у меня еще осталось, — не то, что бы Жану были так неприятны прикосновения и поцелуи Джона, но он не желал становиться игрушкой для удовлетворения похоти своего врага. — Ты считаешь, что я неспособен любить? Я люблю тебя мальчик мой, sweetheart. Может быть, еще с тех пор, как впервые увидел твое изображение…там, в Алансоне. Тогда я решил, что ты должен быть моим, и Господь помог мне. Ты сейчас мой, только мой, — Джон вновь привлек к себе Жана, крепко обнял, затем опустил на подушку и стал покрывать поцелуями его лицо. Но, вдруг почувствовал боль в районе затылка — Жан резко дернул его за волосы. — Отстань, Джон! Ты не обесчестишь меня! — Значит, sweetheart, по хорошему ты не хочешь? — Джон выпрямился и наотмашь отвесил Жану пощечину, — Ты меня еще плохо знаешь, очень плохо. Нет, пытать тебя, конечно никто не будет. Но, придется тебя немного успокоить. Если ты не желаешь уступить мне добровольно, мне придется сделать это силой. Я не терплю непокорности, и тем более, не потерплю ее от своего пленника, — Джон еще раз ударил его, теперь уже по другой щеке. Жан поднес руки к пылающим щекам, теперь ему стало ясно, что Джон Бедфорд все равно возьмет то, что пожелает. Неужели придется смириться? Он потерял все, а спустя несколько мгновений потеряет еще и честь? — Это твоя любовь? Это лишь похоть! Развратный англичанин, почему нас считают развращенными? Нет никого похотливей и греховней англичан! — Жан в бессильном гневе сжал кулаки. Что он может сделать? Сопротивляться? Джон был явно сильнее, он не справится с ним. И потом, он может позвать своих людей, приказать им связать его или заковать. Тогда они увидят его позор. Разве Джон станет скрывать от них происходящее? Никто не посмеет обвинить регента Франции в содомии, ведь прежде окажется на дыбе или в кипящей смоле. Слуги прекрасно знали любимые методы расправы их господина. — Я знаю, о чем ты думаешь, малыш. И, ты абсолютно прав, сопротивляться мне бесполезно. Я всегда беру, то, что хочу. Я — Ланкастер, сын и брат великих королей, — Джон вновь читал мысли Жана, как открытую книгу. — Да пошел ты! Вместе со своими великими королями! Будьте вы все прокляты, — Жан обреченно вздохнул и отвернулся. — Слышу знакомые слова, — усмехнулся Джон, — то, что ты любишь проклинать, это я уже понял. Теперь же…я хочу понять, насколько ты сладкий, — он облизнул губы. Француженки очень сладкие, одна из них дарила мне много приятных минут, но Кэт быстро мне наскучила. Ты же — другое дело, ты храбрый и мужественный, ты упрямый, и мне это нравится. Да, нравится, ты становишься для меня все желаннее, желаннее с каждым днем, — Джон быстро избавился от своей одежды и снял шоссы с Жана. «Какой позор, за что Господь так наказывает нашу семью?» — горько подумал Жан, — «Чем я Его прогневал?» Джон провел ладонью по щеке Жана, повернул к себе его лицо. — Ты овладеешь моим телом, но не мной, — Жан пытался сохранить остатки гордости, раз уж более ничего сохранить не удастся. — Я знаю, sweetheart. Над нашей душой никто не властен, кроме Господа. И не моя вина, в том, что я желаю и люблю тебя, — Джон осмотрел тело Жана, еще юное, почти без единого шрама, смугловатая кожа была нежной, как шелк. У него самого тело было совсем не таким — огрубевшая кожа, множество шрамов, полученных в боях, крепкие мускулы. Не сдержав любопытства, Жан глянул на обнаженного Джона. «А он сильный и весьма привлекательный мужчина», — мелькнула мысль, но он тут же отогнал ее. — Тебе нравится мое тело? — Джон заметил, что Жан с интересом его разглядывает. — Ничего мне не нравится! — Жан нахмурился, — Делай то, зачем пришел и уходи. — Что значит уходи? — Джон удивленно поднял бровь, — я нахожусь в своем замке, ты ничего не перепутал, мальчик? И сегодня я собираюсь провести ночь в этих покоях, вместе с тобой, я хочу быть с тобой, мое бесценное сокровище, — Джон наклонился и накрыл Жана своим телом, одной рукой обнял его за шею, другой ласкал — нежно поглаживал грудь, живот, бедра. Он не хотел причинять намеренной боли, а лишь желал всецело владеть своим прекрасным пленником. Потом погладил темные густые волосы Жана, и снова стал целовать в губы, наслаждаясь их вкусом. Джон понял, что эти губы никто еще так не целовал, они манили сильнее любого райского нектара. Оторвавшись от губ Жана, он поцеловал подбородок, переместился к шее, оставил на на ней несколько поцелуев, затем лизнул языком темный сосок. Жан с трудом удержался от того, чтобы не издать тихий стон, ощущения и правда были весьма приятными. Джон Бедфорд — дьявол, зачем он заставляет его это чувствовать?! Он его враг, Жан не должен испытывать удовольствия от греховной близости с врагом, это, наверное еще унизительнее. Внезапно, Джон резко поднялся и потянулся к тому самому кульку, с которым пришел к Жану в покои, он лежал на маленьком прикроватном столике. Оттуда он извлек небольшую стеклянную бутылочку с маслом, открыл ее и вылил масла себе на руки, затем смазал им свою возбужденную плоть. Наблюдавший за ним Жан, сразу понял, зачем Джону это нужно, и его охватила паника. Терпеть объятия и поцелуи еще возможно, и может быть, даже приятно, но…это? Жан знал, что нужно Джону, но вдруг засомневался, выдержит ли это испытание? И дело даже не в физической боли, а в унижении, через которое предстоит пройти. Стоит ли говорить, что Жан был девственником, за всю свою жизнь он не был близок даже ни с одной женщиной, не говоря уже о мужчинах. Хотя, многие юноши в его возрасте, уже сменили ни одну любовницу. Жан никогда не был обделен женским вниманием, многие дамы флиртовали с ним, недвусмысленно давая понять, что были бы не против более близкого знакомства. Но, Жан желал близости только по любви, и только, после заключения брачного союза перед лицом Господа. Иногда он мечтал, как сделает это со своей Жанной, после их свадьбы. Как будет нежен и ласков, как они будут счастливы. Как же он сможет прикоснуться к ней после того, что сотворит с ним Джон? — Джон, прошу…не надо…пожалуйста. Ты же рыцарь, неужели у тебя нет чести? — Жан умоляюще посмотрел на Джона. Быть может, слова о рыцарской чести остановят его? Хотя, в глубине души, Жан понимал, что Джона Бедфорда не остановит ничто. — Ты слишком старомоден, мой мальчик. Рыцарская честь… Тебе бы жить во времена Ричарда Львиное Сердце, — Джон успокаивающе погладил Жана по щеке, затем наклонился и тихо сказал ему на ухо, — А ты знаешь, что ваш великий король, Филипп II Август был влюблен в нашего короля Ричарда. Хронисты писали об их любви, они были близки, так же, как мы сейчас будем с тобой, — Джон чуть прикусил мочку уха Жана и поцеловал в шею. — Это вздор! Хронисты лгали! — Жан в возмущении отвернулся. — Сейчас это уже не важно. Расслабься, sweetheart, не бойся, все будет хорошо, — Жан почувствовал, как Джон разводит его ноги в стороны и приподнимает их. Зря он решил, что сможет это вытерпеть. Нет, он не хочет этого, он же не женщина! — Нет! Не надо! — Жан попытался оттолкнуть Джона, — Я тебя ненавижу! Ты за все ответишь! Проклятый англичанин! — он схватил Джона за волосы, но тот перехватил его руки, сильно сжал, и завел за голову. — Не следовало этого делать, мальчик, теперь тебе будет сложнее. Если б ты лежал спокойно, я бы подготовил тебя, и было бы не так больно. Ну что ж, ты сам выбрал, — Джон резко вошел в него и стал двигаться. Его плоть была довольно большой, у Жана непроизвольно брызнули слезы от сильной, острой боли, — «Господи, помоги…» Джон чуть замедлил темп, наклонился к нему, и стал покрывать поцелуями его щеки, мокрые от слез. Затем крепко обнял, прижимаясь всем телом, погладил по голове. — Все хорошо, sweetheart, все хорошо… — Внезапно, Джон вновь начал двигаться резко и быстро, и через какое-то время излился в Жана с громким стоном. — О Боже, какой же ты сладкий, как мед… — тяжело дыша, Джон лег рядом с Жаном и привлек его к себе, — Неужели я кому-нибудь отдам тебя…никогда…ни за какие деньги… — Джон устало прикрыл глаза. Жан попытался возразить, но понял, что Джон уснул. Сможет ли он сам уснуть, после того, что случилось? Жан с трудом осознавал произошедшее. Его честь растоптана. Но…было ли на самом деле так уж противно? Было больно, да, но вместе с тем, Жан ясно понимал, что противно ему не было. Поцелуи и объятия были даже приятны, запах тела Джона тоже не был омерзителен, да и его волосы, остриженные полукругом, по рыцарской моде, были мягкими и шелковистыми. Жан усмехнулся — хотя бы пару раз он смог схватить Джона за волосы. Этим подвигом можно гордиться, ведь никаких других подвигов он совершить пока не может. Но он совершит. Жан точно знал, что его время еще придет, и с этими мыслями погрузился в пучину сна. Проснувшись утром, Жан понял, что Джона в постели уже не было. Наверное, пошел отдавать распоряжение об очередной казни. Он повернул голову, и заметил на прикроватном столике какую-то записку. Взяв ее, Жан прочитал — «Доброе утро, мое сокровище. Я надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. Сегодня мне предстоит нелегкий день, но я буду думать о тебе и ждать нашей встречи вечером.» Подписи, естественно, не было, но он и без того понял, кто автор этой записки.