Ремонт надежды

***

Сергей в сомнениях. Спустя столько лет — планов, споров, мечтаний — настал момент для действий, не идеальный, но решающий. Время поджимает, бить нужно сейчас. Собрать солдат, вести полки на столицу… Легко поднять людей пламенными речами и обещаниями счастья и свобод — но знаешь ли ты, куда их вести?.. К чему ты их приведешь и чем выложишь дорогу? Взять придется многое — и на себя одного. Сергей молился долгими бессонными ночами, прося Всевышнего не о прощении — его ему, за то, что задумал, вовек не вымолить, ни у богов, ни у людей. Прося лишь силы дать, смелости, может, чуточку удачи… Верного Бестужева не было уже несколько дней — слишком занят. Письма, переговоры, уговоры… Будто крылатыми были его лошади, а сам он — не из плоти и крови, усталости не знающий. Откуда в нем столько выдержки, столько силы, огня столько — Сергей не знал. Но и за него молился — чтобы только не угас он. Если вдруг Бог Сергею помогать не сможет — пусть помогает ему неземной это Мишин огонь. Бестужев в сомнениях. Несколько дней уже Сергея не видел, избегал упорно, все ссылаясь на занятость, дела важные. А время поджимает… Поражения Мишель не боялся, но и в победу не верил. Пойдя против верховной власти, Богом данной — словом ли, помыслом ли — они ступили на дорогу, которая лишь одним могла закончится. Поражения Мишель не боялся, но смерти… Вдох прервется, сердце замрет, тело на землю рухнет и в земле же истлеет — но не это страшно. Страшно не успеть. Не доделать, не допеть, не договорить. Не сказать чего-то важного, что с каждым днем все труднее и труднее прятать в себя, закапывая поглубже в душу. Отрицать — будто и нет этих слов, этих чувств, что огнем горят, жить заставляют, бежать. Гонят вперед — все сделает, все сможет, все вынесет, все — чтобы хоть на миг увидеть отблеск этого огня в зеленых глазах усталого, слишком много на себя взявшего, не-святого подполковника. Его Апостола. Бестужев впервые не выдерживает, срывается. В зимнюю ночь, сквозь заснеженные поля. Обратная дорога — всегда знакомая, всегда короткая — сегодня казалась длиннее вечности. Как огнем, горящий решимостью, Миша с коня спрыгивает, на ходу сбрасывает тяжелую шинель, в дом Сергея вбегает — и замирает. Сергей перед иконой — босой, в штанах форменных и рубахе белой, глаза закрыв; с губ срывается — полушепотом, не разобрать — то ли молитва, то ли исповедь усталая перед самым строгим судьей — перед самим собой. Бестужев снова не выдерживает. Все слова, заранее подготовленные, будто очередная речь для очередного собрания, как в огне сгорают, вырываясь наружу лишь звуком жалобным, похожим на стон. Он на колени перед Сергеем, как перед иконой падает, вдыхает судорожно, глубоко — задыхается от того, что чувствует слишком много. Сергей, встревоженный, опускается на пол рядом с ним, приобнимает за плечи, пытается в глаза заглянуть: — Миша!.. Ну же… Ты чего?.. Вместо ответа — с шумным дыханием, полушепотом фразы неясные срываются. Сережа… Прости… Страшно… Люблю…