Искушение тьмы

      Утро выдалось прохладным. Гермиона одернула рукава рабочей мантии, накинутой поверх простого брючного костюма, и направила палочку на очередную груду обломков. Камни послушно поднялись в воздух и встроились в стену, заполняя пробоину в северном крыле фабрики. Пыль, похожая на серебристый иней, медленно оседала в первых лучах солнца.              Она работала уже третий час. После вчерашнего бала и танцев казалось правильным участвовать в восстановлении — не просто распоряжаться, а делать что-то своими руками. Рабочие фабрики явно не ожидали увидеть ее здесь в столь ранний час, да еще и за ремонтом. Их взгляды метались между ней и задней частью двора, где Темный Лорд методично восстанавливал защитные чары — еще немного, и заработают косоглазие.              Он прибыл около девяти утра, когда роса уже начала испаряться в лучах поднявшегося солнца. Но Гермиона практически не думала о нем — она была полностью поглощена своей работой. Восстановление разрушений после взрыва требовало не только магических сил, но и полной концентрации внимания.              — Неплохо справляетесь, — голос за спиной заставил Гермиону вздрогнуть. Она в очередной раз поразилась тому, как бесшумно умел передвигаться Волдеморт.              Обернулась, опуская палочку. На его лице играла легкая полуулыбка — та самая, которая заставляла гадать, действительно ли он доволен или просто забавляется.              — Благодарю, милорд.              Несколько рабочих, левитировавших балки неподалеку, старательно делали вид, что полностью поглощены своим занятием. Только их палочки подрагивали, выдавая нервозность.              Волдеморт неторопливо обошел периметр, изучая результаты работы Гермионы. Его темная мантия стелилась по земле, не цепляя ни единой соринки. Гермиона последовала за ним, держась на почтительном расстоянии. Когда они оказались за углом, вне поля зрения остальных, она решилась нарушить молчание:              — Могу я задать вопрос, милорд?              Он остановился, выразительно приподняв бровь.              — Чего вы добиваетесь? — спросила она тихо, но твердо.              Волдеморт окинул взглядом раскинувшийся перед ними пейзаж.              — Прогуляемся?              Это не было вопросом. Гермиона кивнула, и они направились к лугу за фабрикой. Утренний воздух был свеж и чист, как родниковая вода. Вдалеке виднелась деревня — игрушечные домики с красными крышами, утопающие в зелени садов. Силуэт фабрики за их спинами отбрасывал длинную тень на росистую траву.              Они шли молча. Гермиона украдкой наблюдала за своим спутником. В утреннем свете его профиль казался высеченным из мрамора — странная красота, от которой веяло холодом.              — Вы не ответили на мой вопрос, — напомнила она.              — А ты уверена, что хочешь услышать ответ? — В его голосе звучала насмешка.              — Я бы не спрашивала, если бы не хотела знать.              — Прямолинейность может быть опасной чертой. — Он усмехнулся.              — Не более опасной, чем недосказанность.              Волдеморт остановился и повернулся к ней. Его алые глаза в этот момент казались почти человеческими, если не обращать внимания на цвет.              — Что именно тебя интересует? Мои намерения? Планы относительно фабрики? Или, может быть… — он сделал паузу, — причины моего особого отношения к тебе?              Гермиона почувствовала, как щеки заливает румянец. Злость на собственную реакцию только усилила его. Она отвернулась, делая вид, что рассматривает далекие деревья, чьи кроны колыхались в утреннем воздухе.              — Все вышеперечисленное, — ответила она, вздернув подбородок. — Вчера на балу… Ваша речь и наш танец были эффектными, не спорю. Но сегодня все шепчутся по углам.              — Неужели это тебя беспокоит? — в его голосе звучало искреннее любопытство.              — Все ваши сподвижники теперь уверены, что я с вами сплю, — выпалила она прежде, чем успела себя остановить.              Волдеморт приподнял бровь:       — А это не так? — Его губы изогнулись в легкой усмешке. — Мне казалось, тебя не смущают слухи.              Гермиона резко повернулась к нему:       — Меня не волнует чужое мнение, но… — она запнулась, подбирая слова. — Меня волнует, зачем это вам?              — Может быть, потому что меня тоже не смущает чужое мнение, — он сделал шаг ближе. — И я привык делать то, что хочу. Брать что хочу. — Его глаза внимательно изучали ее лицо. — А ты?              Она почувствовала, как сердце от его ответа замерло. В его словах звучал вызов, но было в них и что-то еще — какая-то почти пугающая искренность. Ее смущение мешалось с неожиданным удовольствием от того, что он не скрывает своего интереса к ней, не стыдится его.              — Дело не только в том, кто вы, — произнесла она тихо, глядя куда-то мимо его плеча. — Я… — она сделала глубокий вдох. — Ваш ум, ваша проницательность… Когда мы разговариваем, я чувствую себя живой. Настоящей. Мне хочется часами сидеть у камина и спорить о трансфигурации, о природе магии, о том, как устроен мир. — Она наконец заставила себя встретиться с ним взглядом. — Но я же понимаю, что вы не тот человек, от которого можно ждать романтических свиданий!              Ее слова повисли в воздухе. Волдеморт рассмеялся — негромко, но искренне. Этот смех преобразил его лицо, будто маска могущественного темного мага на мгновение соскользнула, обнажив что-то иное, спрятанное глубоко внутри.              — А ты уверена, что хочешь? — произнес с опасной мягкостью. — Свидание со мной?              Гермиона замерла. Время словно остановилось. Она смотрела в его глаза — глубокие, манящие как огонь. В голове проносились сотни мыслей, но она откинула те, что были о будущем, которое она пытается изменить, о Гарри, о ее миссии. Сконцентрировалась на том, как изящно он держал ее за талию во время танца. На том, как опасно и остро то, что она сейчас чувствует.              — Да, — выдохнула, удивляясь собственной смелости.              Это короткое слово прозвучало неожиданно даже для нее самой. Но едва произнеся его, Гермиона поняла — да, действительно хочет. Хочет, чтобы он видел в ней не просто талантливую ведьму, не просто последовательницу, которую можно вызвать по первому требованию, чтобы сбросить напряжение. Хочет быть той, кого он выбирает сам, без хитрых ходов и манипуляций.              Его взгляд изменился, став более острым, внимательным. На мгновение Гермионе показалось, что она видит в его глазах отражение собственных сомнений и желаний.              Но затем Волдеморт протянул руку — бледную, с изящными пальцами. Идеальную для работы с палочкой. Идеальную для убийства. Гермиона вложила в нее свою ладонь, чувствуя, как по коже пробегают искры — то ли от магии, то ли от прикосновения. Мир вокруг обрушился, исчезая в аппарации.              Утренний ветерок взметнул полы мантии, облизнул тонкую полоску лодыжек между брюками и туфлями, запустив вверх волну нежданной дрожи. Гермиона вдохнула полной грудью — воздух был чуть влажный и столь сочный, что это не оставляло сомнений: где-то рядом, за домами восемнадцатого века течет река, облеченная в такой же бежевый камень, закованная в строгий корсет, но притом не потерявшая своей мощи и неуемной энергии. Помимо свежести воды, обоняние дразнила тонкая, чуть горьковатая нотка апельсинового цвета, словно солнце притаилось позади белоснежных лепестков. Но те были плохой преградой, и улицы вокруг заливало, просачиваясь между домов, золотистое сияние. Которое обходило стороной лишь две темные фигуры, что застыли на краю площади. Гермиона была уверена: та, что стояла рядом с ней, жадно поглотит все фотоны и не выпустит наружу.              Словно прочитав ее мысли, Волдеморт тихонько хмыкнул. Его взгляд блуждал по раскинувшейся перед ними площади — с фонтана перешел на обелиск, который острым золотым шпилем пытался пронзить синеву неба, словно копьем. Казалось, будто Волдеморт прямо отсюда мог прочесть иероглифы, что испещряли серое основание, добавляя на практически безлюдную улицу застывших в камне навек птиц и змей.              Не выплывая из своих мыслей, Волдеморт кивнул куда-то вбок, а его рука коснулась ее лопаток не сильнее, чем дуновение ветра. Гермиона послушно двинулась вперед, шагая рядом с ним, пока кожа горела от этого легкого прикосновения.              — Где мы? — спросила тихо, не уверенная, что он ответит на вопрос. — Куда мы идем?              — Я обещал свидание, — усмехнулся он. — Мы почти на месте. Добро пожаловать в Париж.              К ее удивлению, он свернул в соседнее кафе с открытой террасой. Белые скатерти свисали с круглых столиков, прижатые к ним прозрачным стеклом. Париж? И правда похоже. Ладони вспотели. Наверно, лишь Волдеморт мог аппарировать на такое расстояние. Но почему? Только из-за того, что обещал ей свидание? Обоняния Гермионы коснулся манящий запах свежей выпечки. Посетителей утром буднего дня было немного, однако она по привычке цепко осмотрела каждого.              Молодая женщина в ярко-желтом платье неспешно пила кофе, листая газету. За другим столиком семья с двумя маленькими детьми завтракала круассанами и фруктовым салатом. Пожилая пара за чашками чая переговаривались и улыбались друг другу. Они все наслаждались утренней прогулкой и завтраком на свежем воздухе, судя по их довольным выражениям лиц.              На тех не было и тени тревоги — все эти люди не знали, кто внезапно стал их соседом. Волдеморт прошел к крайнему столику у перил террасы. Гермионе подумалось, что они вдвоем здесь инородные элементы, в длинных черных мантиях — бациллы, которые стремятся заразить здоровый и довольный жизнью организм, отравить своими токсинами.              Официант в коричневом фартуке подошел к их столику, приветливо улыбаясь.              — Доброе утро! Что будете заказывать? — спросил он.              Гермиона потянулась было к меню, но Волдеморт ответил на ровном французском, не глядя в листок:             — Для меня черный кофе без сахара. Девушке капучино с корицей и Красный бархат.              — Отличный выбор.              Официант кивнул, записав их заказ в блокнотик, и удалился на кухню. Пальцы Гермионы скользнули по картонке меню. Впрочем, озвучивать, что он не спросил о ее желаниях, было глупо. Волдеморт молча смотрел на площадь. Гермиона подперла подбородок ладонью и тоже залюбовалась открывшимся видом, наслаждаясь тишиной и спокойствием раннего утра.              Несмотря на то что она могла, казалось бы, вот так позавтракать в кафе и находясь дома, в Англии, но тем не менее никогда этого не делала. Виделось глупым ходить в кафе, если на кухне всегда была еда в достатке, а домовой эльф Селвинов готовил разнообразные блюда изысканного рациона, чтобы угодить хозяевам. Или же Гермиона могла оттеснить несчастное создание от плиты и пожарить яичницу сама под его причитания.              И теперь, наслаждаясь парижским воздухом, она явственно ощущала, как тот сдувает плотно опутавший ее кокон рутины, бесконечного бега в беличьем колесе, а сжавшиеся в тугой комок нервы расслабляются. Какой оксюморон, что эти чувства она испытывала рядом с совершенно неожиданным человеком, и небывалое спокойствие накатило на нее именно за одним столиком с Волдемортом — тем, против кого она плела интриги, тем, кого требовалось победить любой ценой. А сейчас его пальцы прошлись по ее щеке, отводя упавшую на лицо светлую прядь.              Практически не дыша, Гермиона перевела на него взгляд: он изучал ее профиль, чуть склонив голову набок. Косая тень от столбика веранды падала на его лицо, разделяя на две половины, что создавало контраст подсвеченного солнцем мрамора и горящих из серой полутьмы красноватых глаз. На какой-то миг Гермиона увидела в них голод, но совсем не относящийся к завтраку. Он был другого рода — который поглощает людей, толкая за грань. Но тут Волдеморт моргнул, а взгляд стал ехидным — видимо, оценил, как Гермиона застыла, будто попав в липкую паутину. Ей даже почудилось, что за ухом не тонкие пальцы, а одна из многочисленных паучьих лапок. Но тут прикосновение пропало, оставив после себя фантомный жар. До кожи хотелось дотронуться, охладить… или же расплавиться в нем навсегда.              Волдеморт отвел взгляд — официант поставил перед ними поднос. Чашки из белого фарфора, лаконичные и солидные, переместились на столик, звякнули о стекло. Гермиона кинула кубик сахара в капучино, взяла в руки серебряную вилку, любуясь переливами солнца на отполированном металле. Но не могла не смотреть на чашку Волдеморта, которую он поднял к лицу. Бледный язык мелькнул на секунду, слизывая кофейную пенку с верхней губы, а затем уголок рта поднялся в ироничной улыбке. Кажется, он поймал ее интерес. Гермиона поспешила опустить глаза, чувствуя, как жар захватывает ее щеки. Что с ней такое? Почему каких-то банальных вещей рядом с ним она смущается, словно школьница?              — Знаешь ли ты историю этой площади, где мы сейчас так беззаботно наслаждаемся завтраком? — негромко заговорил он.              Она нашла взглядом обелиск, на острие которого теперь плясал солнечный зайчик, и попыталась извлечь из памяти свои знания истории. Следовать за быстрой сменой мысли Волдеморта было непросто.              — Эту площадь назвали в честь примирения после Великой Французской революции. Обелиск привезли из Египта как символ нового начала…              — Когда-то здесь, на его месте, стояла статуя короля Людовика XV, — продолжил Волдеморт, небрежно перебив ее, — в честь которого и была названа площадь. Но потом наступила революция, и в 1792 году разъяренная толпа свергла статую, а после установила на ее месте гильотину. Они отрубили голову короля Людовика XVI и его жены Марии-Антуанетты прямо напротив того кафе, где мы сидим. Кровь стекала по мостовой мимо наших ног. Камни могут говорить, если их слушать, Гермиона. Я буквально чувствую сейчас эхо тех криков, тех жадных эмоций и смертельного ужаса обреченных на уничтожение монархов. Но чего они ждали, когда в ответ на глас народа затыкали уши дорогими бриллиантами и лили в себя изысканное вино? Оно прошло сквозь перерезанную глотку и оросило эту брусчатку.              Гермиона, чья вилка как раз вонзилась в пирожное, невольно сглотнула. Красный бисквит закрутился тонким лепестком вслед за серебряными зубчиками, отрезавшими его, будто слой плоти.              — Ешь, — прозвучало с легким смешком. — Или я испортил тебе аппетит?              Бросив на Волдеморта быстрый взгляд, Гермиона поднесла кусочек пирожного ко рту. Такое удовольствие она ему не доставит. Запила кофе, с трудом проглотив. Помолчав некоторое время, все же осторожно спросила:       — Вы рассказываете эту историю с таким восхищением… Вы хотите того же? Свергнуть старые идеалы и наслаждаться текущими реками крови?              — Слышу осуждение в твоем голосе, — тонкие пальцы постучали по чашке.              — Нет, скорее… наблюдение, — Гермиона покачала головой. — После вчерашнего выступления на фабрике, после того, как вы говорили с людьми… Мне показалось, что вы решили идти другим путем. Не пронзать сердца кинжалом, а увлекать их своей харизмой. И, признаться, это работает куда эффективнее. Люди готовы следовать за вами добровольно, очарованные вашим видением будущего.              Волдеморт откинулся на спинку стула, его глаза сверкнули интересом:       — Проницательное замечание. Действительно, я обнаружил, что этот путь… продуктивен. Но ты ошибаешься в одном — я не стремлюсь очаровать всех. Только достойных. Тех, кто способен понять и разделить мое видение.              Он сделал глоток кофе, будто давая себе время подобрать нужные слова:       — Я могу наслаждаться многими вещами. Однако то, что я делаю, чего я пытаюсь добиться — это построить идеальный мир. Где у власти находятся сильные и умные, где слабаки не будут тянуть нас на дно своими извращенными понятиями о толерантности.              Его голос сделался жестче, в нем зазвучала сталь:       — Знаешь, что такое толерантность? Это когда организм не сопротивляется инородному вторжению, воспринимает заразу словно дорогого друга. Приветствует ее и смотрит безразлично, как она уничтожает его изнутри, превращая в больное месиво из сожранного и переработанного. В такое же дерьмо, как она сама. Подобно тому как здоровое тело должно уничтожать вторгшиеся бактерии, здоровое общество должно очищать себя от тех, кто его разрушает.              — И вы считаете себя… антителом? — Гермиона подняла бровь.              — Скорее, я — тот, кто пробуждает иммунитет общества, — его губы изогнулись в холодной улыбке. — Заставляю его понять необходимость защищаться. И да, иногда для этого требуется… встряска. Как температура при болезни — неприятно, но нужно ради исцеления.              Гермиона смотрела, как солнечный луч играет на ободке его чашки, создавая золотистый ореол вокруг остатков черного кофе. Как иронично — даже тьма может быть окружена светом. Она поймала себя на том, что начинает понимать его логику, и это пугало больше всего.              — А если выяснится, что вы ошиблись? Что те, кого вы считаете заразой, на самом деле — необходимая часть здорового организма?              Волдеморт наклонился вперед, его глаза полыхнули алым:       — Я не ошибаюсь, Гермиона. И ты это знаешь. Иначе не сидела бы сейчас здесь, — он протянул руку и кончиками пальцев коснулся ее запястья. — Ты же чувствуешь это, не так ли? Как прогнившая система разъедает наш мир. Как магглорожденные размывают наши традиции, как министерство душит магию своими нелепыми запретами.              Гермиона отвела взгляд. Нестерпимо хотелось спорить с ним, высказать свою точку зрения, но она лишь поджала губы. Если она изображает, что его политика близка ей, что она разделяет его идеалы, нельзя так откровенно поддаваться на его провокации. Делал он то намеренно с целью вывести ее на эмоции, или же хотел, чтобы она восхитилась его мыслями и горячо выказала поддержку? На это у нее не было никаких сил даже ради прикрытия.              — Вижу, что ты не во всем со мной согласна.              Сильные пальцы захватили ее подбородок и развернули лицо. Она была вынуждена поднять взгляд на Волдеморта.              — Поведай свою точку зрения на это. Понравилось бы, если бы посторонние люди зашли к тебе домой и провозгласили себя хозяевами? Потоптались грязными ботинками по персидскому ковру? Повыкидывали бы твои драгоценные книги, заменив на бульварную дешевку? — Его большой палец прошелся по ее нижней губе, которая непроизвольно дрогнула. — Посмеялись бы над твоими мыслями и мечтами, перетряхнув дорогие сердцу памятные безделушки? Захватили то, что им понравится, может, даже твое тело?              Внезапно болезненно надавив на нижнюю губу, его палец проник в ее рот и с усилием заставил разомкнуть зубы. Гермиона замерла, широко распахнув глаза, настолько ошарашенная, что даже не подумала отшатнуться. Лишь чувствовала подушечку его пальца и ноготь, твердый и чуть острый. Невольно шевельнула языком, стараясь уменьшить дискомфорт от неожиданного вторжения.              В глазах Волдеморта красным призраком танцевало возбуждение. Взгляд прикипал к нему, оно гипнотизировало не хуже блеска маятника. Его пальцы впились в плоть под челюстью, и он притянул Гермиону ближе к себе. Ей ничего не оставалось, кроме как поддаться движению, которому она все равно бы не смогла противостоять. Только оперлась ладонями на стол, чтобы удержать равновесие. Те едва не соскользнули — внезапно стали влажными.              Чуть отклонив голову назад, Волдеморт разглядывал ее с легким превосходством, словно рыбку интересной окраски, которая попалась ему на крючок. Проникновение его пальца вызывало дискомфорт, но тот балансировал на тонкой грани с каким-то странным, искаженным удовольствием. Волдеморт словно наслаждался ощущением своей власти над ней, но в то же время утверждал ту в несколько нарочитой манере.              И Гермиона поддерживала его игру — та будоражила неизвестностью. Что выкинет Волдеморт буквально через пару секунд, она предсказать не могла, оттого все ощущения словно усиливались стократно. И Гермионе это чертовски нравилось — никогда раньше она не испытывала подобного, не думала, что будет испытывать. Краем сознания она заметила, как плотный кокон из защитных и маскирующих чар опускается на их столик, отделяя от окружающих.              — Получаешь удовольствие? — с внезапным весельем спросил Волдеморт.              Конечно же, ее непроизвольные реакции от него не укрылись. Палец из ее рта пропал, оставив странную пустоту. Его ладонь легла на ее шею, захватила сзади, удерживая на месте. Как будто она захотела бы отшатнуться. Теперь между их лицами остался какой-то фут, и Волдеморт вглядывался в ее эмоции, ловил каждое движение мимики. Скрывать что-либо от него было бесполезно. В этом омуте мутной воды, который затягивал ее, Гермиона едва вспомнила, о чем шел разговор.              — Лишь потому, что это делаете вы, — произнесла чуть слышно, но в голосе все равно прозвучали хриплые нотки.              Такое объяснение, казалось, его удовлетворило — сильнее захватил за шею, притягивая еще ближе, и расстояние между ними схлопнулось. Гермиона ощутила горячее дыхание на своих губах, которые до сих пор фантомно чувствовали, как их проминают его пальцы. А в следующее мгновение то же сделали его губы — зло и болезненно впились в ее, прижимая к зубам. Язык проник в ее рот без капли колебаний. Она только часто дышала, позволяя делать все, что ему заблагорассудится, пока мысли агонизировали и плавились. Повторяла его агрессивные движения.              Прикусила его губу, забывшись, и тут же вырвалась из дымки возбуждения, когда он отстранился. С легким испугом уставилась на его губы, которые выделялись на бледной коже вишневым мазком. Но вместо злости Волдеморт лишь чуть усмехнулся, а потом одним змеиным движением поднялся на ноги, вздернув ее за локоть следом. Она на секунду потеряла равновесие — только его рука осталась точкой опоры. Голова закружилась от резкого движения, когда он толкнул в плечо, вынуждая развернуться. Гермиона едва не сбросила чашки со стола, оперевшись на стеклянную поверхность.              Теперь она не видела его, но чувствовала его бедра позади своих. Они ограничивали движения, не давая отшатнуться. Гермиона сбивчиво дышала, а волосы упали на лицо, почти скрывая происходящее вокруг. Люди шли по своим делам, не замечая того, что творилось всего в нескольких шагах. Женщина в желтом за соседним столиком поднесла чашку к губам, глядя прямо сквозь них. Волдеморту, без сомнений, было на всех плевать. Гермиона явственно чувствовала его возбуждение своими ягодицами даже через слои ткани.              Ее глаза округлились от шока, когда она поняла, что он намеревается сделать. Его пальцы небрежно отбросили в сторону полу ее мантии и нащупали пуговицу брюк.              — Вы… — едва смогла простонать Гермиона, пока ее взгляд метался по раскинувшейся перед ней утренней площади, полной народу. Щеки захватил стыдливый жар. — Вы хотите…              — Они так слепы, что не видят ничего прямо под своим носом, — его голос низко вибрировал, рассылая дрожь по телу. Пальцы ловко справились с пуговицей и проникли в брюки, оглаживая Гермиону через тонкую шелковую ткань трусиков.              — Но… это неправильно, — она тряхнула головой, но это ничуть не помогло скинуть захватывающий сознание морок неожиданного возбуждения. — И неэтично.              — Я могу делать все… все, что захочу. Пускай попробуют помешать…              Гермиона невольно двинула бедрами, сама не понимая, чего хочет больше — уйти от его пальцев, которые уже отвели в сторону белье, или же насадиться на них сильнее. Она закусила губу, удерживая стон. Она не могла понять такую однозначную реакцию собственного организма — несмотря на произнесенные слова, в которых она была уверена, все же горячее ощущение между ног выдавало, что происходящее ей нравится. Странным образом заводит, как и та властность, уверенность, с которой он делал это с ней. Ее метания лишь еще больше раззадоривали его, он крепче вжался твердым членом в нее, наслаждаясь трением.              — Тебе не должно быть дела до окружающих ничтожеств, — шепот у уха.              Он толкнул ее в поясницу, вынуждая склониться над столом. Вдалеке шумели машины, вдоль перил кафе проехал велосипедист. Дама с собачкой остановилась около полицейского, спрашивая дорогу.              — Мы рядом с ними — высшие существа, и в нашей власти сделать все. Убить их одним росчерком палочки, околдовать так, что они встанут на колени и выполнят любой приказ, даже не соображая, что делают. Или же трахаться прямо на столе, пока они смотрят сквозь нас своими рыбьими глазами.              — Определенно, если выбор стоит так, — пробормотала Гермиона, — то последнее предпочтительнее.              Она едва соображала, что делает, движение его пальцев по клитору сводило с ума. Отведя руку назад, она нащупала его член, обхватила сквозь ткань и провела ладонью вверх и вниз. Услышала в ответ его довольный вздох.              Немного отстранившись, он резко дернул ее брюки вниз; холодный воздух коснулся беззащитной кожи, и та покрылись мурашками. Казалось, всю ее сейчас сожмет, выкрутит наизнанку, а нервы обнажатся. Горячие ладони обвели округлости ягодиц, и от этого движения что-то плавилось внутри. Еще немного, и она стечет на этот стол, застынет лужицей на холодном стекле.              Твердое коснулось ее сзади. Он лениво размазал влагу по тонкой коже. Она впилась пальцами в стол, бессмысленно пытаясь обрести баланс, который рушился от его неотвратимого движения вперед. Костяшки побелели от напряжения. Гермиона неконтролируемо дрожала, ощущая, как он заполняет ее, растягивает чувствительные стенки. Не сдержала стона и нагнулась ниже, опираясь локтями на стол. Про себя вознесла хвалу этой опоре — без нее ноги просто подкосились бы. Скрутившаяся ткань брюк обхватывала колени, не давая развести их. Ей оставалось только тяжело дышать сквозь плотно сжатые зубы, уставившись на мостовую, с которой всего в нескольких шагах от них взлетели, хлопая крыльями, голуби.              Волдеморт лениво двинулся назад, выходя почти полностью. Его пальцы сильней сжались на ее бедрах, и он резко подался вперед, пронзая острым движением. Мутная пелена закрывала все происходящее вокруг — Гермиона каким-то еще мыслящим краем разума осознала, что ей уже плевать на всех этих людей, которые сидят за столиками вокруг них. Она желала только одного — чтобы он двигался быстрее. Подалась ему навстречу, пытаясь усилить ощущения, принять его еще глубже.              Он уперся рукой в стол у ее талии, другой сжал ее грудь сквозь рубашку. Остановился, позволяя ей самой двигаться навстречу, насаживаясь на его член с желаемым ритмом. Она непроизвольно сдвинула бедра еще плотнее, усиливая трение. Его горячее дыхание обжигало шею то ближе к уху, то практически у ключицы. В какой-то момент оно пропало — терпение кончилось. Выпрямившись, он крепко ухватил ее за бедра, фиксируя на одном месте, и начал вколачиваться быстрее, агрессивнее. Пальцы вжимались в ее плоть, но боли Гермиона не чувствовала. Она полностью распласталась на столе, прижавшись к холодному стеклу пылающей щекой. Где-то рядом звенели на блюдцах их чашки, но было плевать — пусть хоть разлетятся на осколки. Ощущения переполняли, а от каждого удара где-то глубоко внутри хотелось не просто стонать, а кричать. Она кусала губы.              — Ни к чему сдерживаться, — он будто почувствовал. — Хочу слышать твой голос.              И она перестала. Все оставшиеся барьеры смело, она слышала только свои низкие стоны, перемежающиеся с его частым дыханием. Уткнулась лбом в стол, когда все внутренности словно прошиб электрический разряд, а мышцы свело сладкой судорогой. Она лишь жадно втягивала в себя воздух, а тот заканчивался, оставляя в бескрайней пустоте космоса.              Она пришла в себя, только когда ощущение невесомости сменилось гравитацией, которая грубо вжала в стол. Бессмысленно уставилась на чашку, что замерла на самом краешке, едва не соскользнув. Обзор перекрыла бледная ладонь — уперевшись в стол, Волдеморт поднялся с нее и отстранился. Пустота внутри вызвала странное разочарование. Гермиону все еще потряхивало, как в ознобе, пока она подтягивала сползшие брюки и застегивала их. Когда она обернулась, Волдеморт был уже полностью одет и беззаботно сидел в кресле, закинув щиколотку на колено, обводил взглядом ее фигуру. Махнул рукой, и полог чар над столиком рассеялся.              — Официант. Повторите кофе, — соскользнуло с его изогнутых в усмешке губ.