Сны о Серебряном

Воля судьбы непреклонна. Все в мире предрешено, а людям остается лишь смириться и идти по пути, предназначенному Ею, Богиней, которой ведомо все и подвластны судьбы всех, даже богов. Многоликая, дарующая удачи и неудачи, радости и беды, испытания и победы чтобы человек прошел путь, предназначенный ему, постиг тернии и в итоге стал тем, кем должен быть. Никто не вправе менять нити своей судьбы. Те, кому суждено встретиться — найдут друг друга; те, кому суждено умереть — найдут свою смерть, а те, кто избран — станут великими. Лишь немногим Эрея позволяет видеть больше прочих и допускает к своим знаниям. Пророки, Видящие, и как их еще называют — Просвещенные, обладали силами, которые обычным людям не постичь. Еще много веков назад пророки направляли народ, вели людей к величию и процветанию, опираясь на видения, которыми богиня делилась с ними. Конечно, некоторые из них использовали свои силы и в личных целях, но такое принято стирать из истории. Послушники храма Эреи, богини Судьбы, все до единого были Видящими, с малых лет познавали истины, записывали видения и учились толковать сны. Лишь те, кто был способен направлять свои силы и управлять ими, проходили испытание, а после — ритуал инициации, посвящение. Некоторые становились наставниками и верховными жрецами храма, некоторые — несли просвещение людям, уходя в паломничество. И лишь лучшие из лучших удостаивались чести войти в Императорский совет восьми великих провидцев и жрецов, что были почитаемы наравне с Императором Эринеи. Этой ночью восьмой из них, пять лет назад нареченный Октавианом и тогда же вошедший в ряды Просвещенных, метался во сне, стоная от ужаса и раскидав на пол все покрывала и подушки. Терзаемый видением, он долго не мог избавиться от кошмара, спугнув и слуг, обходящих двери стороной, и птиц, тревожно перелетающих с ветки на ветку в огромной серебряной клетке посреди залы, пока, наконец, не проснулся от собственного же крика, раздирающего горло и сердце. Резко сев на перине, весь в поту, он еще долго и тяжело дышал, видя перед собой слишком настоящие, как всегда не отличимые от реальности события: погоня и ночь, яркую как день от огня, охватившего город, крики людей и лязг оружия. Занесенный изогнутый клинок и серебро волос, мелькнувших перед ним. Время замедлится, сталь пронзит вовсе не его сердце, но ужас и боль, которую он сам испытает, не сравнить ни с чем. Влага по щекам — отголоски из будущего, непостижимые и непонятные сейчас, в спокойной и тихой ночи. Предчувствие было странным, непростым и тревожащим: видение предвещало опасность и защитника с серебряными волосами, который должен был отдать за него жизнь. И страх, всепоглощающий и холодящий душу. Тревога схлынула так же, как воды отступают от берега после высокой волны, оставляя лишь странное знание: воин со следами боевых шрамов и следов кнута на спине, с волосами, сменившими цвет на серебро, будет его спасителем, а самому Октавиану грозит смертельная опасность. И не только ему — городу. Это знание он оставит при себе, не уверенный в том, кому можно доверять, а кому — нет, и в том, относилось ли видение только к его дому, к его жизни, или ко всей столице. Очень непросто было понять то, что он чувствовал в будущем. Слезы продолжают течь по совершенно отрешенному лицу, предвещая то, что даже одному из самых просвещенных людей империи было не постичь. Сны, которые посылала Богиня, могли быть метафоричны, а могли точь-в-точь предвещать грядущее. Протерев глаза, пророк свесит ноги с перины и переведет взгляд на балкон. Свежий бриз от темнеющего вдали моря освежит, но не сможет остудить сердце, отчаянно бьющееся в груди. Он закроет глаза, более встревоженный вестью о том, что ему желают смерти, нежели тем, что кто-то погибнет: смерть была спутницей жизни, ее сестрой. И обе, Саттис и Ниала, были дочерьми богини Эреи, и лишь они знали, когда прекратится путь человека и каким он будет. Если кому-то суждено погибнуть — это неотвратимо. Так было, есть и так будет всегда. Поднявшись с перины, молодой жрец накинет на плечи белый халат из тонкой, почти невесомой ткани, наденет тонкий венец из золота с багровыми каплями искусно обработанного граната, служившего проводником энергий, и пройдет к балкону. С наслаждением втянув сладкий от горных цветов воздух, жрец опустит взгляд на раскинувшийся перед ним город: редкие огни, тишина и далекое пение сверчков. С вершины, на которой расположился храм, восемь дворцов Провидцев и прилегающие к нему территории, видно было даже колизей и дворец Императора с его садами и многочисленными бассейнами и фонтанами. Море темнело ниже по склону, спокойное и безмятежное в это время года. Море всегда подсказывало, что происходит в сердцах людей, живущих на его побережье — так с самого детства учили детей, которых забирали в храм Верховной. Все, что окружает людей, очень чутко реагирует на мысли и действия; все существует в неразрывном единстве, тонкой невидимой паутине. И море никогда не будет спокойным во время войны, как и никогда не будет шторма в день великого праздника, тем более, в самом сердце великой империи. Все живет единым ритмом, все едино. Он закроет глаза и будет слушать, прислушиваться к миру и стремиться к привычному состоянию гармонии с самим собой и с природой. Тревога в сердце, которую породил сон, все еще не схлынула, оставив на память отголоски боли и страха, и лишь не нашедшие покой птицы в клетке, да слуги за стенами помнили о том, как долго видение пытало юного жреца.