Охота на планктон

      Люди готовы перегрызть друг другу глотки за право быть лучшим, за право занять «место под Солнцем», на «Вершине». Тем, кто не стремится к успехам, жить приходится очень тяжело. Их считают пушечным мясом, сметают на своем пути, как очередную жалкую преграду, совершенно не заботясь о том, что будет с ними дальше. Самое настоящее поле боя, не находите? Вот уже под вашими ногами разворачивается битва за то, кто достойнее. С этим человеком, которого вы отбросили, словно ненужную вещь, будь то тряпка или старая игрушка. Это ведь уже неважно и не нужно. Лишнее. Так зачем помнить и терзать себя муками совести? Но, достигнув мнимой «Вершины», вы знаете, что там, дальше? Есть ли что-то выше того, что вы называете «Лучший из лучших» или «Пик успеха»? Кто-нибудь, достигая хоть раз этого предела, оглядывался назад и задумывался о том, что, может, оно и не нужно было? «Мечта…», — скажете вы. А я скажу, что «мишень».       Вы когда-нибудь кидали дротики в фотографию кого-то настолько ненавистного, что становилось пресно? Вешаете на стену бумажную распечатку и начинаете прицеливаться. Один за другим, острые, точно копья, они летят раз за разом, зачастую попадая в одно и то же место. Это может быть нос или глаз, а может и лоб. Так вы выпускаете свой гнев. И это лучшее решение, чем если бы человек, в которого вы кидаете дротики, оказался живым. У всего есть последствия, и даже у такого, казалось бы, невинного занятия, как «Дартс». Когда же вы подходите ближе, собирая дротики, выдергивая иголки из стены, то замечаете дыру в фотографии. Она может быть небольшой в зависимости от вашей меткости, но она останется. Фотографию невозможно восстановить, кроме как чем-то прикрыть или залатать дыру. Впрочем, это все мнимо. Убрав «прикрытие», вы сделаете дыру только больше. Заденете случайно что-то, и вот уже пойдет расхождение, трещина, а там их может быть целое море. Теперь эта цель придет в негодность. Вы выбросите бумажку, найдете когда-нибудь нового ненавистного человека и точно так же распечатаете его портрет, дабы повесить на стену для своего душевного успокоения. Это может продолжаться бесконечное множество раз, но исход всегда один. Будут старые, будут новые. И этого не избежать. — Ты не замерз? Холодно на улице, как в… — донесся недовольный голос, а затем хлопок двери. — В склепе? — усмехнулся я, отвлекшись от мыслей, сидя на танкетке незастекленной лоджии, выходящей на шумную улицу. Она вся была освещена пестреющими огнями, предвещая скорые праздники. Кое-где уже успел растаять выпавший недавно снег, белыми разводами поблескивая в свете проезжающих машин. Недаром трасса была недалеко: шум моторов порой заглушал все остальные звуки ночного города, но даже это имело свой шарм. За последние несколько недель я только и мог слышать тишину и сердцебиение чужих сердец, ритмы которых то и дело испуганно сбивались. Вильям загонял работой, что порой я удивлялся, откуда берутся эти заказчики? Хотя, если сейчас нас попросят вырезать целую шайку какой-нибудь портовой мафии, то уверен, что тысячелетний вампир точно не упустит возможность таким образом развлечься. Ну, и опять же куш. Все-таки еще один стереотип вампиров — необъятное богатство.       Я встал, уступая место другому мужчине. Он уже давно не клерк, что не могло не изменить его. Тот самый распорядок дня, что когда-то врезался мне в память, претерпел небольшие изменения. Теперь официально «Хозяин своей жизни» решил сделать пару правок, внеся коррективы в повседневную жизнь.       Не знаю, насколько я успел привязаться за последние годы к этому некогда ненавистному врагу. Да и враг ли он мне сейчас? И как я мог рассматривать его в качестве цели для дротиков? Я давно успел сойти с этой дорожки конкуренции, и вот к чему меня это привело. Теперь же официально вампир. Лишь двое знали о том, что я — тысячелетний: такой же, как я, Вильям, и тот самый Иттан Верденберг из первого моего упоминания о нем. Кто же знал, что моя жизнь так изменится лишь при одном его замечании. Весь такой важный, добропорядочный, в гордом дорогом костюме. И вот он самый сидит и неспешно потягивает из граненого стакана виски. Никогда бы не подумал, что все настолько преобразится. То, что было четырьмя, а то и пятью годами жизни ранее казалось сном, повторяющимся изо дня в день, полным серости и безнадежности. Моя обыденность ничего не стоила. Да и не жизнь это вовсе. Так, пустышка. Но даже так она умеет преподносить свои сюрпризы. Порой ужасные, а иногда вполне себе неплохие. Как еще она может поменяться, ведь теперь у меня впереди целая вечность.       Иттан поднялся, выдыхая застоявшийся теплый пар из легких. Приближались морозы, и теперь засиживаться на балконе допоздна как раньше не выйдет. Даже будучи вампиром, кости промерзают до самого основания и пробирает дрожь. — Принести тебе чего-нибудь? — снова открывая дверь в квартиру, спрашивает Верденберг, но я лишь качаю головой, едва приподнимая кончики губ. Он уходит, скрываясь в темноте комнаты, а я снова остаюсь наедине, вглядываясь в небо. В какой-то момент машины перестают гудеть, а люди покидают улицы, прячась в своих домах, точно укрытиях. Я даже задержал дыхание.

И только тогда наступает недвижная размеренная тишина.