Тяжёлые

      Обито тяжело вздохнул и поморщился.       Его кулак, занесенный над полотном чужой двери, замер.       Какаши не отвечал на его звонки. Телефон Минато был отключен, а сам ментор, по словам секретаря, на десять дней ушёл в неоплачиваемый отпуск. С инцидента в коридоре прошла целая неделя — и целую неделю Хатаке не появлялся в их комнате.       И всё было так. Одинаково тягуче — день за днём, час за часом, ничего не менялось в режиме ожидания. Обито приходил на пары, выискивал взглядом Какаши, хмурился, когда очередной семинарист спрашивал об его отсутствии, а потом со всех ног бежал в общежитие в надежде, что угловатая фигура вновь прячется под одеялом — тихо сопит в подушку и бормочет во сне.       Обито всего лишь хотел поговорить. Быть может, просто убедиться, что с Какаши всё хорошо, что он справился. Быть может, найти в себе силы попросить прощения. Быть может…       И на седьмой день натянутая струна ожидания встречи лопнула и слишком болезненно хлестнула отчаянием по лицу.       Сумки с вещами Какаши, что каждый день встречала Обито после учебы, под столом не оказалось.       Постельное было собрано и сдано, стул аккуратно задвинут, ящики стола пусты. В комнате пахло женскими духами — какой-то виноградной газировкой, и от этого запаха у Обито заслезились глаза и зачесался нос.       Ему не понадобилось много времени, чтобы выяснить, где живет Тензо. До этого не решавшийся к нему сунуться, Учиха потерял остатки гордости, совести и всех оставшихся чувств. И в конце концов, оказался на пороге среднестатистической квартирки спального квартала неподалёку от университета.       Вокруг не сновали тараканы и не были разбросаны шприцы в паре с подпаленными ложками. В чистом общем коридоре даже окурков не было. Рядом с соседней дверью стояла коляска — словно люди и не помышляли, что кто-то может украсть её и сдать за пару десятков долларов. Ему даже показалось, что, возможно, ему дали неверный адрес, но припаркованную у дома развалюху, на которой катался Тензо, тяжело было с чем-то перепутать.       С тихим выдохом Обито несильно постучал. Подумав, что его могли не услышать, уже занёс руку во второй раз, но хозяин, словно стоявший под дверью всё это время, тут же распахнул её, едва не заезжая Учихе по лицу.       — Проваливай, — после секундного молчания вынес свой быстрый вердикт Тензо, тем не менее, не поспешил захлопнуть дверь. Смерил Обито хмурым, недовольным взглядом.       — Скажи мне, где он сейчас, и я сразу уйду, — решив не тянуть резину, поджав губы, ответил Учиха.       — Спроси у своего папика из администрации, или где ты там накопал мой адрес.       — Гай сказал, — Обито нахмурился сильнее. Он несколько раз просил Мадару дать ему адрес Минато, но всегда в ответ получал неизменное «а по губе тебе не дать?». — Я просто хочу поговорить с ним.       — Мужик, — Тензо притворно распахнул свои пугающие глаза и хохотнул, — знаешь какой век на дворе? Позвони. Или… ой? Он не отвечает? Тогда научись принимать слово «нет».       Стиснув зубы, Обито промолчал. Он не был зол на Тензо и уж точно не собирался давать ему повода захлопнуть перед собой дверь — по какой бы причине он не сделал этого ранее.       — Мне просто нужно с ним поговорить, — упрямо повторил Обито. — Я хочу извиниться. И хочу…       — Да насрать мне, чувак! — вспылил Тензо, но кровь мгновенно схлынула с его лица, когда за соседней дверью после его крика раздался короткий детский плач. Парень поморщился, прикусив губу, прислушался, убеждаясь, что ребенок практически сразу успокоился, и пробормотал шепотом: — Вот же…       Когда окончательно стало ясно, что ребенок больше не намерен плакать, Тензо поднял злой взгляд на Обито. Учиха видел, что парень колеблется между желанием прогнать и желанием продолжить язвить и насмехаться. В конце концов, цыкнув и буркнув что-то про ребенка, Тензо толкнул дверь открыться шире и отступил на шаг, позволяя Обито войти.

***

      Обито не знал, в какой именно момент нескончаемый поток словесного поноса в его сторону перерос сначала в разговор о соседском ребенке, затем в банку содовой без сахара, а потом и в неаккуратно скрученный косяк. Тензо всё меньше обкладывал его злыми фразами ни о чем и всё больше засматривался в пустоту. После первой же затяжки недовольство и вовсе сошло с его лица — из его движений пропала нервозность, морщинки на лбу расправились и редкая речь стала спокойной. Быть может, несколько затяжек ударили в голову и Обито, но внезапно Тензо показался ему на редкость приятным собеседником — в основном за счет своего молчания и мягкого, словно облако дивана, на котором они уселись.       После прилично затянувшейся, приправленной травяным дымом тишины хриплый голос Тензо прозвучал пугающе внезапно:       — Это я посоветовал ему не брать трубку. И вообще больше не общаться с таким уродом как ты, — чужое неожиданное признание с трудом проникло в сознание Обито. Он подхватил банку содовой, делая два глотка в попытке хоть немного прийти в себя. Дым ударил в голову слишком внезапно. — Мне его жалко. Я не хочу, чтобы он страдал ещё и из-за тебя, гандон.       — Я… — Учиха с трудом прочистил горло и косноязычно забормотал: — Я, правда, хотел просто извиниться. Мне, правда, жаль…       — Да пошёл ты со своей правдой, — махнул на него Тензо, но лицо его осталось таким же спокойным, несколько даже тоскливым, но совсем незлым. — Ты ни черта о нём не знаешь. Не знаешь, как ему будет лучше. Я знаю. Ему лучше не видеть тебя. Оставь его.       Прикусив свой косяк, Тензо глубоко затянулся, а после выпустил в воздух тонкую струйку дыма, рассеявшуюся по комнате легким туманом. Обито повторил за ним.       — Ты дрочишь на него что ли? — беззлобно поинтересовался Учиха. — Не знал, что дорогу тебе перешел.       Тензо лишь устало покачал головой и выпустил очередную струйку дыма к потолку.       — Как вы познакомились?       — Я не педик.       Обе фразы прозвучали одновременно, и парни, замерев на секунду, гонимые терпким дымом, внезапно рассмеялись в голос.       — А не догадываешься, как мы могли познакомиться? — все ещё посмеиваясь, спросил Тензо и потянулся за второй скруткой.       — Ждал какой-то особенно увлекательной истории.       — М-м, — протянул Тензо сквозь сжатые губы, прикуривая. Причмокнув, он затянулся по новой. — Увлекательной… Ну, подростком я работал на увлекательного дилера. Таскал увлекательные порошки и таблетки по району. Так и познакомились. Я ему герыч таскал, он его себе наяривал. Достаточно увлекательно?       От терпкого дыма резко разболелась голова, и Обито поморщился, откладывая лишь наполовину скуренный косяк обратно в пепельницу.       — Он классный был парень, — Тензо, кажется, даже не обратил внимания чужую паузу. — Много мне рассказывал. С заданиями школьными помогал — я, может, только благодаря ему и закончил. На химика вот поступил. Может, и человеком однажды хорошим стану. Учителем в школе, не?       Обито натужно хохотнул. Это действительно звучало более чем смешно.       — Что ещё было… — погрузившись в собственные воспоминания, парень задумчиво ковырнул торчащую из джинсов нитку. — Ну про тебя ещё рассказывал.       — Историю про трусы? — посмеиваясь, закатил глаза Обито, и ногти его сами собой врезались в обивку дивана. Он ждал ответа, но Тензо продолжал ковырять собственные штаны. — Эй, заснул что ли?       — Какие ещё трусы? — полусонно пробормотал он.       — История про трусы. Он в школе постоянно всем её рассказывал, чтобы поржать надо мной. Мы были в летнем лагере, я ночью спускался со второго этажа кровати, а из лестницы торчал гвоздь — я зацепился за него трусами и повис.       На самом деле, Обито сам с трудом каждый раз сдерживался от смеха, вспоминая ту историю. В конце концов, именно сонному Какаши пришлось снимать его с этого гвоздя — но трусы оказались не очень крепкими, разошлись по шву и оба мальчишки свалились на пол. Тут уж на жуткий грохот и крики прибежала вожатая. Какаши спросонья в одних трусах, на нём Обито — уже без них, и полное непонимание со стороны вожатой. Домой они поехали на неделю раньше остальных.       — Забавно… — легкая улыбка на мгновение тронула бескровные губы Тензо, но глубокая затяжка вновь стерла с его лица всякие эмоции. — Нет, я не помню этой истории. Он… Он рассказывал… Рассказывал, что ваши родители вроде дружили. Про твою мать, что она была очень доброй и красивой. И ты тоже очень добрый.       Упоминание матери с такой силой ударило Обито под дых, что весь дым вышел из него в одну секунду, а свежего воздуха так и не нашлось — и осталось только судорожно пытаться вдохнуть сквозь стиснутые зубы.       Он настолько сильно отгородился от воспоминаний об этих людях, — собственных родителях — что иногда ему начинало казаться, что их никогда и не было вовсе. Мать никогда не лепила сладкие трехцветные данго, отец никогда не сажал его на колени на безлюдной дороге — обещал научить водить, как только Обито сможет достать до педалей.       — Рассказывал, что… — Тензо внезапно закатил глаза, прерывая свою попытку что-то вспомнить и точно очнулся сна. — Добрый? Ты? Героин и правда разрушает мозг. Я бы сказал, что у Какаши он разъел мозг до состояния киселя, раз уж у него язык повернулся выдать подобное.       Обито чувствовал, что не имел права на эти чужие воспоминания, но любопытство слишком сильно терзало его. Но внезапно оживившись, Тензо нащупал в кармане мобильник и, проверив время, поморщился. Взгляд его внезапно стал суровым и мрачным.       Он смотрел этим переполненным обидой взглядом на Обито так пристально, что Учихе даже показалось на мгновение, что тот сейчас просто возьмет и вышвырнет его из квартиры, но, дёрнув губой, он чертыхнулся, словно оставил эти мысли.       — Всегда, когда он вспоминал тебя — только и делал, что плакал. Говорил, что ты, как и он, потерял родителей, но не сломался. Он не понимал, как у тебя получилось, — Тензо затушил окурок о пепельницу, — а у него нет.       Парень поднялся на ноги и, захватив с собой пепельницу, в звенящей тишине прошаркал на кухню, к мусорному ведру. Уже оттуда донеслось едва разборчивое:       — Ну а потом он просто пропал. Уже потом я узнал, что временные опекуны засунули его в какой-то отстойный социальный центр для наркоманов, — звуки с кухни на несколько секунд прервались, и Обито поднялся, намереваясь возобновить разговор, но Тензо вернулся в гостиную первее. — Спустя полгода после его пропажи я увидел его в этом рехабе, когда навещал кое-кого. Ну а когда он вышел оттуда… Типа живой — я без шуток уверовал.       Тензо усмехнулся и махнул рукой куда-то себе за плечо. Там, на стене, весело ажурное позолоченное распятие.       — Уж не знаю, как и кому подлизал этот Минато, но для простого препода в универе у него оказались слишком охренные связи, — продолжил Тензо. — За полгода до совершеннолетия выбить опеку над здоровым лбом и вытащить его из подобного местечка, минуя практически все комиссии — это надо было ещё ой как сжать очко от натуги.       С трудом глотая унижение от собственной неосведомленности, Обито поинтересовался:       — Так ты знаешь, кто такой Минато? В смысле, почему ему вообще дали опеку? Он же не его родственник — у Какаши был только отец, это точно.       — Да я тоже так особо и не понял, кто он такой, — отмахнулся Тензо и принялся спешно перебирать какие-то бумаги на полке. — Какаши рассказывал, я не запомнил. Вроде он приемный сын то ли дяди Какаши, то ли двоюродного кого-то. И этот кто-то уже помер сто лет как, но долг платежом красен… Бла-бла, всё такое. Какаши вроде и сам его не знал до того момента, как Минато с женушкой забрали его. Я потом спросил его, не побоялся ли он, что какая-то семейка Адамс с улицы Сезам просто так пришла и забрала его из рехаба, словно щенка из приюта.       Тензо замер, листки, сжимаемые им в руке, помялись, и он продолжил гораздо тише, практически себе под нос:       — Он очень боялся вернуться в тот гребаный центр якобы, блять, помощи. Сказал, что лучше будет верить, что Минато просто хороший человек или вообще только вздернуться остается.       — А что… в том центре? — Обито сглотнул горькую слюну, выступившую на языке. Он не был блаженным и вполне догадывался, что практически любой социальный центр, а тем более помощи наркоманам, едва ли являлся раем на земле. Кулаки непроизвольно сжались, и Учиха отступил на шаг назад от насмешливого взгляда Тензо из-за плеча. — Что случилось?       — Угадай, блять, — чужой смех напоминал Обито рокот, который издает древняя машина Мадары, нажравшись старого масла. — Тяжёлая взрослая жизнь для симпатичного молодого паренька случилась. Ссадили с иглы, посадили на клубные таблетки. Был там один мужик… Чёрт его знает, санитар или врач, может, какой. Зашёл в палату к Какаши, когда мы разговаривали. На змеюку был похож, бледный такой и глаза мерзотные, ещё так усмехнулся при виде меня… Какаши его до усрачки боялся. Я спросил, что это за героиновая Барби у них там рассекает. Но Какаши тут же свернул разговор, сказал, что даже имени его не знает и вообще разговаривать не о чем. Потом внезапно сказал, чтобы я больше не приходил к нему. Но… не знаю. Он не один там от этого урода шарахался и по стенкам жался.       — И ты послушал его? — Обито поморщился. — Больше не приходил к нему?       — Пошёл ты! — внезапный крик заставил Учиху вздрогнуть и распахнуть глаза. Тензо резко вспыливший, так же быстро осел. Прислушался к звукам за стеной. А потом внезапно швырнул в Обито два небольших листка и наконец оставил в покое кучу разворошенных бумаг. — Ты-то, блять, где был всё это время, чтобы кривить тут рожу свою.       Словно осенний листок, перед Обито спланировали две слипшиеся фотографии. Первая была в половину стандартного размера и, похоже, была сделана на полароид или что-то в этом духе. Трое людей стояли на фоне большого дома — двое едва заметно улыбались, а третий, на вид измученный и бессильный, был зажат в их объятиях.       На фото без даты, имён и места было коряво начеркано: Быть может, хорошее место.       Вторая же фотография была сделана на явно более профессиональную технику и распечатана, если не в салоне, то на приличном принтере. На ней всё те же три человека на фоне большого дома. Но на этот раз мужчина и парень держат женщину на руках, словно трофей в рыбной ловле. Все трое широко, ослепительно улыбаются.       На обороте аккуратным, четким почерком. Дата — чуть больше пяти месяцев назад. Имена — три знакомых и одно новое. Адрес — всего минут десять езды отсюда. Подпись: Стану дядей! Поступил вне конкурса!       Обито судорожно сжал вторую фотографию в руках, точно боялся, что ее отберут. Но Тензо уже отвернулся от него. Бездумно из стопки в стопку перекладывая бумагу, то и дело дергал правым плечом и, словно почувствовав на спине чужой взгляд, мотнул головой.       — В соседнем штате открыли какое-то классное место для наркоманов, — едва различимо проговорил Тензо. Тяжело сглотнул. Бумаги с хрустом сжались в его ладонях. — Говорят, путевка туда на месяц в районе пяти тысяч долларов обходится. Но, вроде как, реально помогают.       Обито кивнул. Тензо так же тихо продолжил:       — Далековато и дороговато. Да и места быстро выкупают. Людям свойственно надеяться, что всё будет хорошо, если заплатить круглую сумму, — Учиха не знал, насколько поздно ложатся в доме Намикадзе, но мысленно он уже подсчитал время, которое ему понадобится, чтобы доехать до общежития, помыть голову и вычистить зубы от запаха чертовой травы — если поспешить, он приедет не слишком поздно и, возможно… — Он уезжает сегодня в семь.       Что-то внутри Обито сжалось. Холодная ладонь выдернула телефон из кармана, смахнув несколько оповещений от Рин, парень уставился на время.       Ему оставалось двадцать минут.

***

      К тому моменту как добродушный голос навигатора объявил о прибытии, Обито уже скинул с плеча ремень безопасности и, запнувшись о порог собственной машины, практически кубарем выкатился наружу.       Тихий район с частными домиками встретил Обито неодобрительным треском уличного освещения. Насколько он помнил, вверх по улице был дом Хаширамы и ещё нескольких дружков Мадары из университета. Дом Минато был крайним перед крутым поворотом, выводящим на дорогу к центру города. На фото нежно-голубой, сейчас он резал взгляд ярко-рыжей окраской, словно огромный лис свернулся и уснул прямо посреди города.       Новенькая японская машинка, из разряда семейных, с открытым багажником одиноко стояла на парковке перед домом. Обито выдохнул. Отряхнул смявшуюся одежду и дыхнул в ладонь, проверяя насколько помогла мятная жвачка, найденная в бардачке. Принюхавшись к собственному плечу, одним движением он стянул с себя толстовку и остался в одной футболке, тут же закидывая провонявшую дымом одежду обратно в машину.       В какой-то момент ошалелой езды по городу Обито даже подумалось, что он так бездумно бросился по адресу, где должен был находиться Какаши, что не задумался о том, что Тензо мог его просто облапошить. А вдруг это была просто злая шутка, чтобы заставить Учиху сломя голову примчаться к спокойно ужинавшим людям.       Но сейчас, видя сложенную в багажник знакомую сумку, Обито почувствовал особенно сильный укол волнения.       Звонкий женский голос вырвал его из мыслей и, быстрее, чем он успел вытянуться по струнке, из входных дверей показалась Кушина. Женщина несла несколько контейнеров с едой и одновременно с этим катила ногой бутылку с водой.       — Ой! — вскрикнула она, когда их с Обито взгляды пересеклись. Но узнавание максимально быстро вернуло её в чувство и, жалобно поморщившись, она многозначительно выдала: — Ох ты, ё-мое…       — Здравствуйте, миссис Намикадзе, вы… — выставив вперед руки, словно опасаясь, что напугал беременную женщину, Обито попытался напомнить ей о себе, но был быстро отбрит.       — Помоги. Это всё, — она обвела подбородком всё, что было у нее в руках, — на заднее сидение. Воду тоже.       — Да, конечно… — только и смог растеряно согласиться Учиха, когда ему всучили в руки стопку горячих контейнеров.       Кушина легким движением распахнула дверь машины и, не обращая на Обито никакого внимания, развернулась обратно к дому.       И первее, чем Учиха успел сгрузить всё добро, оглушительный свист заставил его вздрогнуть и удариться затылком об дверную арку. С болезненным шипением он обернулся, разгибаясь, и к своему удивлению обнаружил Кушину, но уже прячущуюся за открытой дверью. Женщина усмехнулась, внезапно подмигнула ошарашенному Обито и крикнула ещё громче, чем до этого свистела:       — Эй! Мелочь! Кто, по-твоему, будет укладывать ваши харчи в машину, а? Спускайся, хватит уже телефон гипнотизировать! Всё равно же не позвонишь ему!       Тяжелое, бордовое смущение яркими красками покрыло лицо Обито. Кушина тут же зажала рот рукой, откровенно смеясь. И через несколько секунд раздались спешные шаги. Голос, доносящийся из глубины дома послышался первее, чем показался его обладатель:       — Я переодевался! Зачем ты таскаешь это всё, я же сказал, что… — выскочив в поношенной черной толстовке и потертых серых джинсах, Какаши по инерции сделал ещё несколько уверенных шагов к машине, пока не замер как вкопанный. — Сам всё отнесу…       Обито так и остался стоять, сжимая в руках контейнеры с едой, которые не успел составить на сидение. Кушина гомерически расхохоталась, но даже этот звук не заставил Какаши отвести взгляда от нежданного гостя.       — Опять без обуви выскочил. Заболеешь — умрешь! — отсмеявшись, женщина легонько хлопнула Хатаке по бедру и как ни в чем не бывало скрылась в доме, молча пнула под ноги Какаши какие-то шлепки и только после тихонько прикрыла за собой входную дверь.       Молчание между ними растянулось на целую вечность, пока в конечном счёте Обито не сдался:       — Эм, я… Тензо дал мне адрес, сказал, ты уезжаешь… — парень облизнул пересохшие губы и поморщился, пытаясь связать слова, которые он так долго планировал сказать, воедино. — Я не мог до тебя дозвониться…       Блёклая, грустная улыбка промелькнула на лице Какаши, но тут же исчезла, оставляя после себя лишь какую-то усталость пополам с неловкостью.       — Если ты не хочешь меня видеть, только скажи, и я… — Обито нахмурился, и окончательно сбился с намеченного маршрута разговора. Смелость покинула его тело в тот же момент, как он встретился взглядом с Какаши и хоть контейнеры с едой, выступали своего рода щитом, их тоже пришлось составить как есть на заднее сиденье. — Я уйду… Просто… Я бы хотел услышать это от тебя лично.       Хатаке так и не ответил. Пару раз открывал было рот, силясь что-то сказать, но в конце концов сдавался — поджимал губы, на секунду отводил взгляд, но всегда неизменно вновь поднимал глаза.       — Он сказал, куда я еду? — в очередной раз опустив взгляд в пол, тихо спросил Какаши и нахмурился.       — Сказал.       — И зачем ты тогда приехал? — с неожиданной горечью в голосе пробормотал он в ответ. — Нам лучше не общаться. Я думал, ты поймешь, раз я не взял трубку двадцать семь чертовых раз.       — Я приехал, чтобы извиниться, — хрипло, словно оторвав со старой раны пластырь, выдохнул Обито. Стало легче. Стало до одури легче. Зудящая рана тут же отозвалась облегчением и дышать, мыслить, просто жить стало до невообразимого легко. — Прости. Мне жаль. Мне жаль, Какаши, что из-за меня ты снова…       — О чём ты? — перебил его парень и тут же обхватил себя руками. На мгновение поднял взгляд, — глаза в глаза — но тут же вновь опустил, пожав плечами. Его лицо наполнилось безнадёгой и болезненностью. — Я наркоман. Причем здесь ты. Просто ещё один слабый человек, которому однажды дали шанс, но даже так ничего не вышло.       — Какаши, — тихо позвал его Обито, когда чужая речь была окончена.       — Что?       — Посмотри на меня, пожалуйста, — Учиха упорно продолжал сверлить в светловолосой голове, склоненной к земле, дырку. Какаши же от чужой просьбы хоть и ощутимо вздрогнул, но всё же послушался. — Ты из-за этого не хотел меня видеть?       — Я не не хотел, — живо отозвался парень. Отвернулся, смотря на проезжающую машину, потом вновь уставился на Обито. Всё так же косноязычно повторил тише: — Я не не хотел тебя видеть, просто… Тебе не нужен такой друг, как я. Ты же терпеть меня не мог всю жизнь, от меня одни проблемы. Я решил, что лучше нам избежать этого разговора. Я бы уехал и… И у вас с Рин всё просто бы вернулось на круги своя.       — Куда вернулось? Избежать? Я думал ты поймешь, что этого разговора не избежать, раз я позвонил тебе двадцать семь чертовых раз, — передразнил его Обито и коряво усмехнулся, в надежде, что Какаши оценит шутку, но тот никак не отреагировал. Учиха неуверенно продолжил: — Хотя в одном, ты возможно прав. Возможно, друг такой мне и правда не нужен.       Какаши вздрогнул. Сжался всем телом, словно испугавшись чужих слов — вцепился тонкими пальцами в предплечья, вновь опустил взгляд, не желая больше смотреть на собеседника, и прикусил губу.       — Я имею в виду… — Обито поспешил объясниться, но внезапно Какаши мотнул головой.       — Я понял, — Хатаке еще раз покачал головой. И ещё раз. Пока, зажмурившись, не начал трясти ей словно собака, отряхивающая уши. В конце концов он вздрогнул и, уронив лицо в ладони, забормотал: — Нет… Нет…       Обито бросился к Какаши. Изо всех сил стиснул в объятиях, прижал к себе так крепко, что чужое сопение ударило прямо в ухо — и будто только этого не хватало, Хатаке прорвало. Дрожащие руки обвились вокруг торса, ледяные пальцы мертвой хваткой вцепились в тонкую ткань футболки. Вжавшись лбом в чужое плечо, Какаши дышал тяжело. Ещё тяжелее слова срывались с его губ.       — Это всё неправильно… Всё неправильно… Мне так жаль, что я не справился. Что всё сразу не понял. Я не хотел, чтобы всё так закончилось между нами… Я просто хотел снова быть рядом. Но ни черта не вышло… Опять ничего не вышло… Я опять не справился…       Обито вздрогнул. Пятерней пригладил взъерошенные волосы на белобрысом затылке.       — Эй, тише, ничего же не кончилось, — Учиха прижался губами к чужому виску. — Всё в порядке. Случилась херня, но всё будет в порядке. Я тебе обещаю, Какаши.       Пахло. Пахло грозой. Чертовым дождём, влажным асфальтом и озоном. Пахло безумно сильно, до неясных образов перед глазами и тянущего чувства за грудиной.        — Я даже не знаю, сколько времени проведу там в этот раз. А если я опять не справлюсь… Опять всех подведу… — судорожно пробормотал Какаши, и его голос дрожью отдался во всем теле Обито. — Ты не понимаешь, о чём говоришь, о чём просишь. Не знаешь, сколько придется ждать, чтобы просто… — глухой голос окончательно осип, — просто попытаться.       — С чем это ты там не справишься? Боишься не удержаться и найти себе там какого-нибудь симпатичного мальчонку? — невпопад глупо усмехнулся Учиха, и губы его сами собой растянулись в нежной, широкой улыбке. — Высокого, сильного, умного и безумно горячего… Ну типа меня. Да?       Глухой смех сотряс плечи Какаши. Он шмыгнул носом. И Обито продолжил. Его руки блуждали по чужой спине, успокаивая. Голос тихий и тёплый убаюкивал, рассказывая о том, чего еще не случилось. — Что значит, не справишься? Посещения же разрешены? Буду приезжать к тебе, привозить задания от мистера Сенджу… Или такие потрясения запрещены? Тогда, не знаю, тесты по английскому? Может быть, Рин разочек с собой возьму. На какой-нибудь праздник. Слепишь нам поделку из пластилина? — Обито тихонько посмеивался. Хватка Какаши ослабла на его спине, стала тёплой, мягкой. — Видео смешных накачаю — будем смотреть. Потом пойдём траву, кроликов и собачек гладить — чем вообще в таких местах занимаются?       Хатаке издал задушенный смешок. Мокрое пятно разрослось на ткани футболки.       — Я не знаю. Это место нашли друзья Минато. Я не вчитывался даже особо в буклет, — Какаши неожиданно повернул голову набок. Их взгляды встретились, кончики носов соприкоснулись, и парень, хоть и всё еще подрагивал от прорывающихся слёз, усмехнулся: — Но если там гладят кроликов и собачек, даже не знаю, стоит ли торопиться оттуда.       — Эй! — притворно возмутился Обито, но тут же опять заговорил тише, его рука скользнула по чужому плечу. — А тут можно будет гладить меня. Постоянно, а не только по выходным. Могу даже полаять.       Тепло чужих, обычно ледяных рук растекалось по всему телу, и, прикрыв глаза, Обито продолжил:       — Перегладишь всех кроликов и вернешься. Снова поступишь. Конечно, придется тебя поднатаскать по некоторым предметам… — приоткрыв один глаз, Учиха усмехнулся, на чужой деланно заинтересованный взгляд. — Но думаю, Рин поможет. Даже если и не справишься — мы подхватим.       И хоть в глазах Обито ещё плескался смех, его вид внезапно стал уверенным, полным непоколебимости.       — С тобой всё будет хорошо, — тихо произнёс он.       Какаши просто улыбнулся. Они простояли так, казалось, целую бесконечность.       И в этом моменте Обито нашёл какое-то особое успокоение для измученной за последнюю неделю души.

***

      Собираться закончили, дай бог, к восьми. И Обито был бы рад взять на себя вину за потраченное время, но они с Какаши простояли в обнимку от силы полчаса, а оставшиеся сорок минут заняла собой Кушина.       Выйдя к парням с фразой «Продолжайте, не отвлекаю, мы всё равно в окно всё видели», она громко цокнула языком и принялась рассматривать наспех закинутые на сиденье контейнеры с едой.       После наступило время ревизии вещей Какаши и, перебрав всю сумку, к удивлению Хатаке, женщина осталась довольна.       Далее Кушина присела на уши и Минато, до последнего прячущемуся в доме — долго-долго выясняла каким именно маршрутом их ведет навигатор. Езды до центра было часов восемь без остановок. План Минато состоял в том, чтобы ночью, на еще свежую голову, доехать до туда, заселить Какаши и уже обратно вернуться по свету — всё одним днём, чтобы не оставлять Кушину надолго. И хоть Обито и вызвался вторым водителем, но Намикадзе, не без насмешки взглянув на него, вежливо отказался. Лишь потом Учиха вспомнил, что до этого выкурил полкосяка и предлагать подобное в любом случае было опрометчиво. Тем более, когда путь лежал в рехаб.       Всё это время Обито с Какаши простояли рядом — больше не жались друг к другу, не смеялись. Лишь редкие косые взгляды перерастали в короткие улыбки. Нечастые касания проходились по пальцам.       И Обито даже не знал, в какой именно момент это всё кончилось. Коротко сжав его руку, Какаши улыбнулся. Не сказал ни «пока», ни «прощай» и молча сел в заведенную машину.       Кушина отчаянно замахала им на прощание, на глазах у женщины впервые за вечер выступили слёзы, и тут же она отвернулась от уезжающей машины.       Солнце окрасило небо в красный. Ни единой тучки, ни намёка на ветер — полный штиль.       Кушина всхлипнула, и неожиданно протянула Обито какую-то свернутую в несколько раз бумажку.       — Вот, это буклет реабилитационного центра, — прикусив губу, женщина шмыгнула носом, утерла слезящийся глаз и продолжила со всей серьезностью: — Там всё написано. И я записала тебе свой номер на последней странице. Первые три недели посещения и звонки запрещены. Потом можно. Но боюсь… — женщина с трепетом огладила живот, — мне будет сложно его навещать.       — Спасибо вам, — не зная за что именно благодарит, Учиха осторожно принял бумагу из чужих рук.       И веселье тут же расцвело на его лице. Люди, сидящие на траве в окружении кроликов, мирно улыбались с первой же страницы буклета. Он листнул дальше. Наискосок прочитал несколько фраз.       …Возможно вам будет неприятно прочесть следующие строки, но…       …Ваш родственник, близкий друг…       …Наркомания, алкоголизм…       …Инновационная методика…       …Молодой специалист, уникум от мира наркологии Орочимару Ми…       …Любая зависимость — не приговор!..       Обито улыбнулся шире. Аккуратно сложил буклет пополам и сунул в карман джинсов. Закатное солнце лизнуло его блаженное лицо, и он прикрыл глаза.       С Какаши всё будет хорошо. Уж в этом он точно не мог ошибаться.