Тяжёлые

      Тихое копошение рядом с ухом разбудило задремавшего Обито, и он, сонно моргнув, повернул голову вбок, в кромешной темноте пытаясь разглядеть происходящее. От долгого сидения на полу подле собственной кровати всё тело противно отозвалось тянущей болью, но Обито боялся, что иначе может заснуть и сквозь плотную пелену усталости просто не расслышать, если случится что-то серьезное.       Какаши подслеповато щурился и перебирал в руках накинутое на него одеяло. Не сразу, но Обито заметил, что крупная дрожь пробивает тело парня — его руки потряхивало.       — Проснулся, принцесса? — Обито глянул на часы, стоящие на его рабочем столе. Шесть утра, в любом случае рановато для подъема.       — Где я? — каркающий хрип вместо голоса заставил Учиху поморщиться, и он, наконец, приподнялся на руках, садясь на край кровати. Какаши вздрогнул ещё сильнее, его глаза распахнулись, и от паники голос охрип ещё сильнее: — Кто ты?       — Ты дома, в общаге, — Обито усмехнулся, отчего-то вид перепуганного до чертиков Хатаке приносил ему некоторое садистское удовольствие, подменяющее на самом деле подступающую к горлу злость. — Мы с Рин нашли тебя обдолбанного в говно посреди леса. Не хочешь сказать спасибо?       — Обито, — во взгляде Какаши мелькнуло понимание, но словно от этого парню не стало легче, он задрожал сильнее и попытался отползти ближе к стене.       Учиха нахмурился, пытаясь оценить происходящее. В памяти услужливо всплыло воспоминание о припадке Какаши на пороге беседки.       — Чего ты так трясешься? Блевать будешь, таз дать?       — Х-холодно, — коротко, попадая зубом на зуб, ответил Какаши и вновь попытался вытворить что-то невообразимое с одеялом, которое всё больше и больше сползало от каждого его неловкого движения.       Обито тяжело вздохнул и потёр лицо рукой, словно пытался смазать выступившую на нём сонливость.       — Холодно ему, блять… — новый вздох сорвался с его губ, и Учиха, закатив так и норовившие закрыться глаза, грубо сдернул с Какаши одеяло.       Парень поднялся с собственной кровати и, пару раз встряхнув в воздухе, расправил съехавший к углу пододеяльник. Хатаке затрясся ещё сильнее, он поджал ноги к груди, сворачиваясь в позу эмбриона, и болезненно прищуренными глазами взглянул на Обито из-под слипшихся ресниц. Учиха лишь насмешливо фыркнул на этот побитый взгляд и, расправив одеяло до конца, накинул его обратно на Какаши, подворачивая свободные края под дрожащее тело, как когда-то делала бабушка Обито.       — Захочешь блевать — зови, — Учиха критическим взглядом оценил трясущийся кокон. — И так всю подушку в крови изляпал, только посмей ещё и обрыгать тут всё, придурок.       Кокон не отозвался. Но стоило Обито отойти на шаг от кровати — ему нужно было хотя бы умыться, чтобы протянуть ещё полчасика, не провалившись в сон — как из-под одеяла вынырнула бледная рука. Тонкие пальцы некрепко зацепились за штанину, но тут же соскользнули, разжавшись. Обито удивленно проводил взглядом руку, секунду назад стыдливо отдернутую, но потом снова зацепившуюся за его брюки.       — Не уходи, — тихий шепот, больше похожий на всхлип, раздался откуда-то из самых глубин одеяла. — Полежи со мной… пожалуйста…       — Полежать с тобой? — Обито удивленно усмехнулся, ожидая, что и Какаши рассмеется в ответ над собственной шуткой, но ответом ему была только глухая тишина и дрожащие пальцы, продолжающие стискивать его штанину изо всех сил.       Какаши определенно был болен — нужно было сдать его в ближайшую больницу, как только они отыскали его. Обито устало закатил глаза — он ненавидел этого парня всеми фибрами своей души, если даже не сильнее. Прошло ещё несколько долгих секунд в тянущей тишине, прежде чем хватка на штанах дрогнула, и Какаши, видимо восприняв молчание за ответ, отпустил Обито, и под едва различимое «прости» утянул руку обратно в кокон.       Учихе понадобилось определенное время, чтобы справиться с подступившими к горлу злостью и язвительностью — больше всего на свете ему отчего-то хотелось выставить Какаши за порог в таком состоянии, напоследок бросив, что он ему не нянька и уж тем более не друг, после всего того, что между ними было. У него же наверняка были друзья — нет, конечно, не Рин, — а кто-нибудь такой же, как и сам Хатаке… Да тот же Тензо, например! Отвратный, сальноволосый парень, шаривший своим потным взглядом по Рин — именно он и должен был сидеть с Какаши всё это время. Тем более, что это он продал Хатаке какую-то грязную химическую дурь.       Обито тяжело вздохнул и попытался смазать усталость с лица ладонью.       — Эй, ты, — без особой надежды, но всё-таки как можно тише спросил брюнет у кокона, — ты уснул уже?       С полминуты Обито прислушивался к тишине, нарушаемой лишь хлюпающим сопением из-под одеяла, и уже решил было, что вопрос себя исчерпал, как краткое, хриплое «нет» заставило его недовольно покоситься на продолжающее подрагивать одеяло.       — Какой же ты невыносимый урод, Хатаке, — Обито буркнул себе под нос и резко сел на кровать рядом с Какаши. Он выдернул еще несколько минут назад заправленное одеяло и залез под него, нарочито неаккуратно устраиваясь рядом с блондином. — Придешь в себя — я твоей башкой все унитазы в общаге помою, клянусь.       Обито подложил руку под голову и покосился на Какаши — между ними, даже с учетом не особо широкой кровати, оставалось ещё с десяток сантиметров. Хатаке, поджав к груди колени, продолжал коротко вздрагивать и то и дело шумно, со всхлипом втягивать воздух словно сквозь плотно сжатые губы.       — Прекрати реветь, — шутливо, с напускным недовольством бросил Обито. Очень давно, ещё в самом детстве, сам Какаши часто костерил Учиху за его чрезмерную слезливость, и Обито просто не смог удержать в себе насмешку в сторону шмыгающего носом Хатаке.       — Прости… — с тихим надрывом раздалось ему в ответ, и на мгновение Обито даже опешил.       Брови сошлись над переносицей, а губы скривились в косой, неверящей усмешке. Обито перекатился на бок, так что его грудь уперлась в руки блондина, пальцы сами собой скользнули к чужому подбородку.       — Ты реально что ли… — Какаши не сопротивлялся чужим рукам, приподнявшим его лицо за подбородок, — плачешь.       Белесые ресницы слиплись, веки едва заметно покраснели и опухли — даже в совсем тусклом свете настольной лампы лицо Какаши поблескивало от слёз. И что-то в голове Обито окончательно, с громким хрустом и скрежетом, сломалось. Скорее всего это был лишь образ непоколебимого, язвительного одноклассника, слёз которого Учиха не рассчитывал увидеть даже на останках всего человечества, но на тот момент, Обито показалось, что это картина всего мира рушится в одночасье.       Какаши вновь судорожно всхлипнул и вывернулся из хватки, пряча мокрое лицо от чужого взгляда.       Обито натужно выдохнул, хмурясь ещё сильнее. Быстро приподнялся на локте и придвинулся ещё ближе, снова ловя пальцами чужой подбородок. Ему не хватило, он не насмотрелся.       На мгновение мелькнула мысль, что он чёртов больной ублюдок.       Какаши уперся ладонями ему в грудь в безуспешной попытке оттолкнуть Учиху от себя, но Обито лишь сильнее навалился, вжимая блондина всем своим телом в стену. Перепачканные в засохшей крови и слезах щеки смялись под пальцами Обито, Какаши болезненно поморщился и скривился, когда их взгляды снова встретились. Слёзы, по уже проложенным дорожкам, вновь потекли из уголков серых глаз.       Пальцы, больно корябая кожу на груди, сжали тонкую ткань футболки Обито, но он не обратил на это внимания. В воздухе опять пахло той самой — странной — свежестью. Словно грозой или долгим проливным дождем — какой-то невероятно притягательной, свободной влагой. Обито с усилием сглотнул ком, подкативший к горлу, и, непроизвольно облизнув губы, осторожно наклонился ближе к бледному лицу напротив — чужие короткие вздохи отпечатывались неясным жаром на влаге его собственных губ. Учиха не сразу понял, как сильно участилось дыхание человека под ним — он задыхался от этого приятного запаха, окутавшего всю его голову.       Хватка на щеках ослабла, и ладонь скользнула вниз, сначала на кадык, а потом на острые, сильно выступающие под тонкой кожей ключицы. Грудь Какаши вздымалась неровно, практически рывками, но на этот раз он не поспешил спрятать лицо в одеяле, продолжая широко распахнутыми глазами с разномастными зрачками наблюдать за движениями Обито.       — Обито, дышать тяжело… — хрипло прошептал Какаши, и Учихе понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что именно хочет от него блондин.       Обито окатило пониманием происходящего словно ведром ледяной воды. Он неловко прочистил горло и попытался отпрянуть подальше от Хатаке, но чужие пальцы, стискивающие его футболку не дали отодвинуться полностью — Учиха всё ещё чувствовал чужое неровное дыхание на своей щеке, но уже хотя бы не лежал сверху на парне, которого костерил всеми известными ему ругательствами большую часть жизни. Сколько бы сильно Какаши не был гомофобным мудаком, Обито не собирался опускаться до ещё большей низости и давать хоть какой-то намёк на то, что Учихе понравилось, как тело блондина практически трепетало, зажатое под его собственным.       Но память услужливо подкинула ему сцену в коттедже братства Альфа-Дельта. Обито тяжело сглотнул, пытаясь выбросить из непрошенных воспоминаний, чувство чужих губ, мычащих в его ширинку.       Он просто был пьян и обкурен. А Какаши окончательно вывел его из себя — своим приходом, своими гляделками, своим разговором с чертовым Майто Гаем, своим испугом в распахнутых глазах…       На языке неприятно закололо, и Обито с силой прикусил нижнюю губу, пока во рту не почувствовался металлический привкус. Кровь прилила к паху совсем не вовремя и совсем не рядом с тем человеком, с кем можно было бы решить этот вопрос шуткой. Парень стиснул ноги покрепче, надеясь, что не произойдет никакой такой «случайности», благодаря которой Какаши сможет обнаружить его стояк.       — Да блять, — выругался себе под нос Обито, и стоило ругательству сорваться с его губ, чужие пальцы, сжимающие его футболку, дрогнули, и Какаши мгновенно отдернул руки подальше от Учихи. — Да я… не тебе…       Обито болезненно поморщился от собственной промашки, но Какаши больше не поднял на него взгляд, вновь утыкаясь подбородком в собственную грудь и неловко приобнимая самого себя за плечи. Грудь, еще мгновение назад горящую под чужими прикосновениями, обдало неприятным холодом, и Обито тяжко выдохнул.       Он опять подложил руку, согнутую в локте, под голову, оставляя Какаши возможность поспать на подушке, и аккуратно поправил одеяло, чтобы оно закрывало их обоих. Мысль о том, что чужие прикосновения были ему приятны — мерзким червем закопошилась в голове.       Это было лишь болезнью молодости — Учиха слишком давно ни с кем не трахался, вот яйца и звенели от любого, пусть и самого идиотского, телесного контакта. Ему просто нужно было представить самое язвительное из выражений лица Хатаке и всё бы сняло как рукой. Но как ни старался, заснул Обито только с мыслями о горячем дыхании на своей щеке.

***

      Обито с трудом удерживал собственное тело на подрагивающих руках — мышцы горели, по лбу капля за каплей стекал пот. Ему кружило голову от жара, заполнившего всё вокруг. Внизу живота волчком крутился снедающий зуд — он не мог терпеть этого ни секундой большей. Стиснув зубы, чтобы сдержать стон, рвущийся из горла, Обито повёл бедрами вперед-назад и, не выдержав, наконец, опустился на локти. Он толкнулся ещё раз и ещё раз, пока всё пространство вокруг не наполнилось обрывистым дыханием.       Разгоряченная кожа груди прижалась к чужой влажной коже, и Учиха поморщился от пошлого звука, с которым его член вошёл глубже. Обито был пьян или, может, обкурен — его плечи сжимали тонкие пальцы и с покрасневших губ срывались задушенные стоны.       — Обито…       Собственное имя, больше похожее на задушенное мяуканье, ударило по голове, и Учиха задвигался резче. Зубы аккуратно сомкнулись сначала на чужой скуле, потом на подбородке и, в конце концов, влажно прикусили приоткрытые губы. Его руки осторожно зарылись в мягкие волосы, и Обито усмехнулся, наблюдая, как между пальцами проскальзывают эти серебряные нити…       — Обито.       Чужая рука, впившаяся в плечо, выдернула парня из сна и словно рыбу об лед ударила о неприкрытую развратными сновидениями реальность. Обито, запыхавшемуся, озирающемуся в поисках непонятно чего, понадобилось долгих несколько секунд, чтобы хоть немного прийти в себя.       — Рин?.. — непонимающе, хриплым после сна голосом проговорил Учиха. Он моргнул недоуменно — девушка склонилась над ним, активно прикладывая указательный палец к губам.       — Тише-тише, — прошептала Рин и пальцем ткнула куда-то за плечо Обито, — Какаши спит.       Брюнет непонимающе сморгнул и перевел взгляд с девушки, на собственное плечо. Обито попытался аккуратно шевельнуть рукой или ногой, но быстро понял бесперспективность данного мероприятия — его конечности были переплетены с конечностями Какаши, а голова блондина лежала аккурат на плече Учихи. Едва различимое сопение горячим дыханием ощущалось где-то на чувствительной коже за ухом. Обито вздрогнул, сглатывая.       — Обито, я пошла на пары, — тихонько проговорила девушка. Под её глазами виднелись очевидные темные круги, но взгляд, на удивление, был спокойным. — Я вас прикрою. Абсорбенты на столе. Если что-то случится — звони. И напиши мне, когда Какаши проснётся, хорошо?       — Хорошо, — тупо повторил за ней парень и сморгнул сонную пелену перед глазами. Он проснулся слишком неожиданно и слишком неожиданный сон прервала Рин своим приходом.       Девушка аккуратно прошла к столу, выключила лампу и задёрнула шторы, сквозь которые начинали пробиваться первые лучи солнца. На обратном пути к двери она коротко улыбнулась провожающему её взглядом Обито.       — Спите, мальчики, — тихонечко бросила Рин, и через мгновение дверь за ней с тихим щелчком закрылась.       Обито растеряно обвел пространство вокруг себя взглядом — ровным счетом, в комнате ничегошеньки не изменилось. Но утро всё равно было слишком отличным от череды других, проведенных в этой комнате дней. И тихое сопение на ухо и горячее бедро, вклинившееся ему между ног и безжалостно давящее на взмокший стояк — вероятно, были главной тому причиной.       Парню понадобилось определённое усилие, чтобы удержать себя от громкого стона разочарования в самом себе. Он поморщился и, скривившись, вновь повернул голову к сопящему у него на плече соседу — светлые, практически серебряные волосы Какаши окончательно растрепались, падая на глаза и смешно обрамляя спокойное во сне лицо молодого человека. Губы Хатаке, потрескавшиеся и искусанные до неровных бордовых полосок, были приоткрыты. Под нижней губой — словно у дамы с картины мастера семнадцатого века — маленькая аккуратная родинка, которая так очевидно выделялась на этом бледном лице, что даже полустертые кровавые разводы не маскировали её.       Какаши определенно был симпатичным — и даже тонкая, еще не до конца зажившая полоска, пересекающая левый глаз, ни сколько не портила впечатления о его миловидности. Конечно, отметил Обито про себя, всё это было лишь пока Хатаке спал — пока его тонкие брови не хмурились, нос не морщился и половина лица не скрывалось за его извечным намордником в виде тканевой маски. И Учиха сотню раз проклял себя за эти слова, но такой Какаши — умиротворенный, сопящий на его плече — Обито даже несколько нравился.       Не был бы он чертовым язвительным идиотом, гомофобом и… Да, точно. Не был бы Какаши наркоманом.       Обито устало прикрыл глаза. Его всё так же продолжало клонить в сон, несмотря на свербящее в паху желание спустить прямо на бедро парню, лежащему рядом с ним. Он не считал себя тем, кто должен был обсуждать с Какаши его зависимость, но боялся, что в любом случае окажется втянут, благодаря Рин, в этот бессмысленный разговор. Она определенно попытается его спасти, попытается вытянуть из пристрастия нюхать кокаин по кабинкам туалетов — а Обито просто не сможет оставить её бороться с этим в одиночку.       Ему хотелось бы, чтобы Какаши сказал, что это просто разовое баловство, ведь он достаточно умён, чтобы не подсаживаться на такую сильную дрянь как кокс, но что-то в глубине души Обито насмехалось над собственными глупыми надеждами. Учихе подумалось, что возможно, стоило бы раздеть Какаши перед тем, как уложить спать, тогда бы, если он еще и колется, всё сразу стало бы очевидно — и то, почему он уходит переодеваться в ванную, и то, что сил Рин не хватит, чтобы хоть сколько-то перевоспитать Хатаке.       Обито, быть честным, вообще не знал, можно ли такое в принципе перевоспитать во взрослом парне. Как это вообще началось? Как долго длится? Что послужило причиной? Почему именно такой принципиальный пай-мальчик Какаши — из всех-то безумных знакомств Учихи? Почему именно он?..       Вопросов было бесконечное множество, и Обито казалось, что он и не должен был бы ими задаваться, но чем отчаяннее он пытался выкинуть Хатаке из собственных мыслей, тем с большей частотой блондин врывался в них с новой силой.       Часы стремились к десяти утра — самый разгар контрольной по математике. Преподаватель отвернет Обито голову за этот пропуск. И не то, чтобы парень смог написать эту контрольную на мало-мальски приближенный к хорошей оценке балл… Но всё же было несколько приятно винить в этом пропуске не своё кромешное непонимание темы, а Хатаке, которого было невозможно оставить в подобном состоянии одного.       Рассматривать перекрытия второго этажа кровати было невероятно увлекательным занятием. Каркас составляли: две вертикальных и шесть горизонтальных перекладин. По углам располагались замаскированные краской сварочные швы, а местами торчали скрученные гайками винты: раз, два, три… Счёт не пошел и парень начал заново: раз, два, три…       — Чёрт… — глухой выдох сорвался с губ Обито, и он попытался хоть немного отодвинуться подальше, но Какаши ещё сильнее оплел его своими руками, носом упираясь в основание шеи.       Раз, два, три, четыре… Сколько уже раз блондин проехался ногой по стояку Обито? Четыре, пять раз? Учиха был готов взвыть, казалось, Хатаке делал это специально, но сколько бы Обито не изворачивался, чтобы заметить хоть намек насмешки на лице соседа — тот продолжал мерно посапывать и даже дыхание в его ровно вздымающейся груди оставалось спокойным. И лишь когда Обито в очередной раз пытался сбросить с себя чужие руки, Какаши хмурился во сне, а его тихое сопение перерастало в какое-то недовольное, возмущенное кряхтение, и парень вновь обвивался и ногами, и руками вокруг Учихи.       В конце концов, Обито сдался.       Нет, он бы не почувствовал ни капли угрызения совести, даже если бы скинул наглого Хатаке прямиком на пол — но отчего-то ему не сильно хотелось, чтобы Какаши просыпался до прихода Рин. Обито не был готов к разговору один на один. Он боялся, что может сорваться буквально от любого резкого слова Какаши и действительно, без каких-либо шуток, макнуть придурка головой в унитаз. У него до сих пор до нервного потряхивания чесались кулаки при воспоминаниях о Тензо, и Обито был не уверен в последующей собственной реакции на обычное для Какаши идиотское поведение после его пробуждения — наверняка Учиха бы просто вломил ему по голове и разговор на этом был бы окончен. Терпение Обито после вчерашней ночи исчерпало себя окончательно.       Обито задумался насчет того, чтобы вернуться в зал, в котором он не появлялся последний месяц. Или, быть может, записаться на бокс, или вовсе принять, наконец, предложение Гая о вступлении в университетскую команду по футболу. Мадара не обрадовался бы, но Обито слишком уж сильно нуждался в выплеске застоявшейся физической энергии, ему бы не помешало пару-тройку раз в недельку посбивать с ног всяких заносчивых парней — в конце концов, он бы мог представлять, что под шлемом не игрок другой команды, а, например, Хатаке. Конечно, едва ли среди местных футболистов был хоть один парень с комплекцией как у Какаши, которого при плохом освещении и в мешковатой одежде вполне можно было бы принять и за девчонку. Но Обито бы сильно постарался вообразить себе подобное.       И он даже попытался. Но вместо Какаши-футболиста в бриджах и специальном каркасе, Обито на ум первее пришел Какаши-девчонка — в короткой юбке-черлидерке и с ебаными помпонами в руках.       Это было и смешно, и грустно. Но быстрее, чем Обито успел даже попытаться усмехнуться над образом, вставшим в его голове, Какаши, словно прочитав его мысли, снова закряхтел и, потеревшись о плечо Обито словно кот, подвинулся и вновь забросил ногу сверху на брюнета, коленом упираясь аккурат в прижатый джинсами член.       Обито неловко прочистил горло, чувствуя как на лицо особенно яростно наплывает румянец. Это было просто невыносимо, и он ненавидел Какаши за это.       Ненавидел и, казалось, ненависть его возрастала с каждой секундой всё сильнее.