Доктор Пиявка

      Бенджо Ларнц, сухонький седой мужчина в глубоких летах, брёл, опираясь на трость, по улице Срединного района. Было чуть за полдень, и солнце ярко светило. Путь старика лежал к лавке, так называемого, "бюджетного" доктора посреди множества ремесленных лавок и кузнечных мастерских. Бой молотов о наковальни, шипение опускаемых в воду раскаленных кусков металла, смех, окрики – обычная суета царила в этой части города. Человек, к которому упорно шел Бенджо, не обращая внимания на жару, шум и боли в костях, был исключительной личностью. Гений в своей области, доктор Лоун тонко сочетал приемы древней алхимии и современной медицины. Он помогал тем людям, которым не хватало средств пойти к официальным врачевателям королевства. Начинал работу доктор, чаще всего, с практики очищения крови, за что в народе его шутливо прозвали "Пиявкой".

Впереди замаячили красные вывески одной из кузниц; позади нее располагалась лавка. Старик Бенджо, радостно пыхча, ускорил шаг. В прохладное помещение с приглушенным светом заставленное различными приспособлениями, книгами и пузырьками он вошёл прилично вспотевшим, трость вело то в одну, то в другую сторону. Навстречу ему из-за приемной стойки вышел взъерошенный молодой человек в круглых очках – помощник доктора.

– Господин Ларнц! Здравствуйте, проходите! Прошу прощения, но мы ждали Вас не раньше вечера. О, Боже, что с Вами? – оторопел он, внимательнее всмотревшись в лицо посетителя. Спешно обогнув стойку, он подошёл к старику и под руку провел его к креслу неподалеку.

– Мано, – позвал недовольный низковатый голос из-за стеллажей. – Кто-то пришел?

– Д-да, доктор Лоун! – крикнул, чуть запнувшись, помощник в ответ. – Господин Ларнц здесь.

Послышался шелест, а следом глухой звук падающих предметов: похоже, доктор уронил что-то на пол. Вскоре показался и он сам – бледный, худощавый мужчина в белом халате. Длинные волосы, совершенно черные, резко контрастировали с одеждой и с цветом голубых, словно вода, глаз. Впалые щеки и острые скулы, создавали тени. Они делали лицо, обычно бесстрастное, мрачным и неприветливым. Сейчас же доктор хмурился – он видел в каком состоянии прибыл его пациент.

– Господин Ларнц, – проговорил он холодно. – Вы верно забыли о моих последних рекомендациях? Гулять под полуденным солнцем, в пекло, для Вас особенно вредно. Даже опасно.

Доктор присел перед стариком на корточки, аккуратно взявшись за чужое перевитое голубыми венами запястье. Он считал пульс.

– Мано, воды! – обратился доктор к помощнику через плечо. – И завари тот чай…

– С лунацветом? Уже завариваю, мастер!

Лоун хмыкнул. Он поднялся, машинально отряхивая халат. Поглядев немигающими, почти прозрачными глазами на смущённую улыбку переводившего дух Бенджо Ларнца, он присел на соседнее кресло.

– Простите меня, доктор, что так вышло…

– Господин Ларнц, – возразил тот, прикрывая глаза. – Дело здесь совсем не во мне.

– Нет, доктор, в Вас, – улыбнулся пожилой господин. – В Вас! Я спешил сюда. Просто не мог ждать. История, доктор, – воскликнул он, слабо всплеснув рукой, - она изменилась! Я не знаю как, не знаю почему, но… Но…

– Но она изменилась, господин Ларнц?

– Да, совершенно верно.

– Как вы пришли к такому выводу? – сплетя пальцы в замок, доктор Лоун уложил их перед собой на колено. Он внимательно наблюдал за пожилым пациентом, лечившемся у него последние годы больше от душевных, нежели физических, недугов.

– Это все сны, док, но даже больше мысли. По началу, я думал, что путаюсь. Старался вспомнить легенду от и до, как было мною написано годы назад. Сверялся с книгой, даже со старыми черновыми заметками – все без толку. В самом моем сознании история менялась, незаметно и неуклонно.

– Вы понимали, что происходит?

– И да и нет, доктор Лоун. В какой-то момент я заметил, что они – персонажи – все больше и больше становились живыми. Как, собственно, Вы меня и предупреждали.

Доктор молчал, обдумывая услышанное. Старик продолжил:

– Я… Доктор. Поверите ли Вы мне, если я скажу, что каждую ночь я стал переживать чужие печаль, страхи и боль? А ещё тоску. Отчаяние. Это практически невыносимо! Я просыпаюсь весь в слезах, словно дитя, и понимаю, что это чужие слезы. И оплакивают они чужих мне людей. Хуже того, этих "людей" я придумал сам ещё в юности, как Вам известно, будучи сказителем Его Величества.

– Да, господин Ларнц, я помню.

– Я, – узловатые пальцы Бенджо Ларнца, покоящиеся на вытертом от времени подлокотнике сжались в кулак. – Я хочу все изменить. Хочу позволить им изменить судьбу.

Дрожащий вздох сорвался с губ пожилого мужчины. Его взгляд блуждал по множеству предметов в комнате, ни на чём не останавливаясь, ничего не видя.

– Это уже происходит, господин Ларнц. Вам нужно только запастись терпением, – твердо проговорил доктор в своей обычной манере.

– Доктор Лоун… Я должен сказать… Вы один способны понять меня! Я… Я не уверен, что смогу дожить до того момента, как все наконец изменится. У меня просто нет времени.

Старик сокрушенно опустил голову. Руки, которыми он изо всех сил сжимал рукоять трости, дрожали. Доктор Гленн А. Лоун тактично молчал, позволяя старику справиться с нелегким моментом.

– Я могу попытаться помочь Вам, – сказал наконец бледный мужчина заветные слова, и тихое сухое рыдание раздалось в тишине лавки. Бенджо Ларнц плакал.

– Пожалуйста, доктор! Помогите мне спасти их… Я готов на все.

***

      Около получаса доктор провел со стариком в уютной приемной, где господин Ларнц попивал отвар из смеси лунного цветка и медовицы. В конце концов, обещание доктора помочь и непринужденная беседа сделали свое дело. Пожилой мужчина пришел в себя.

– Через три дня, – шепнул ему на ухо доктор. Они стояли на пороге, обмениваясь дежурными фразами. Мано в ритуале вежливости не участвовал, так как ему было поручено проводить господина Ларнца до дома и донести его пакет с купленными в лавке травами и мазью. С собой доктор Лоун выдал помощнику плотный солнечный зонтик, с которым ходил днём сам. Под ним спокойно могли поместиться два человека.

Когда дверь закрылась, доктор вздохнул. Помедлив с мгновение, он направился в глубь помещения – туда, где был занят до появления в лавке господина Ларнца. Ветхий том "Ральсверской компиляции вечнокрасных трав" так и лежал на небольшом круглом столике возле его любимого кресла. На полу вокруг были разбросаны части из многотомника "Магических элементов и природы их возникновения". Все три потрепанные, ведь он заглядывал в них, если не каждый день, то почти каждый. Он поднял книги, бережно уложив на полку неподалеку – сегодня они ему не понадобятся.

Помещение, в котором доктор А. Лоун сейчас находился, было его библиотекой. На самом деле, весь первый этаж не имел перегородок. Потолок поддерживался резными колоннами, а зоны разделялись книжными стеллажами высотою до потолка. Парадная, где центральное место занимала круглая стойка администратора, была крохотной. Рядом со входом стояли два кресла, столик и вешалка. Простые смеси, рецепт для которых не требовался, стояли в витрине. Она была частью стойки. Источники света – голубые вальские камни – были неяркими, позволяющими сохранять в помещении уютный полумрак. Практически все шторы были задернуты. Остальными секциями лечебницы были зал приема, небольшая операционная для экстренных случаев, и алхимическая лаборатория. Она занимала большую часть пространства.

Иногда доктора Лоуна спрашивали: "Так вы врач, алхимик или все же маг?". В основном, он отвечал на эти вопросы скептически настроенным пациентам, пришедшим за его помощью в первый раз. Говорил им, что "в первую очередь он доктор тела и духа. Алхимик – во-вторую. А маг… Маг он ровно настолько, чтобы успешно работать с тонкой материей нестабильных элементов", и это была чистая правда.

Каждый, кто приходил к доктору Гленну А. Лоуну подвергался воздействию чар негласности. Их след был практически незаметным и не нес в себе никакого вреда. Нужны были чары на случай, если бы пациент пожелал рассказать о знахаре из лавки ремесленного района, что тот является незарегистрированным магом королевства. От самого краешка порога и во всю величину парадной, скрытый ковром, был начертан рунический круг. Единожды вступивший в него навсегда оказывался связан тайной с небезызвестным для масс Доктором Пиявкой. Даже Мано, его ученик и верный помощник не избежал этой участи, несмотря на почти десятилетнюю службу.

– Где же она? – бормотал он, морща тонкий с горбинкой нос. Доктор что-то искал. Голубоватое свечение, показавшееся из-под отреза шелка, лежащего поверх неровной стопки книг, привлекло внимание мужчины. "Сонм" выглядывала потрепанным уголком кожаного переплета, сияя. Звала его. Эта книга с вязью узоров и концентрическими кругами на обложке была древней, самой древней из всего, что здесь можно было найти.

Вытащив фолиант на свет, доктор направился в лабораторию свериться с наличием нужных ингредиентов. Множество пиявок в трех стеклянных цилиндрах лениво переползали туда-сюда. Цилиндры стояли на специальной полке посреди каменного углубления, помогавшего сохранять прохладу. На другой полке того же углубления стояли пузырьки. Стеклянные сосуды, темные и багровые от хранящейся внутри крови, были каждый со своей биркой. Подписи были аккуратные, разборчивые. Взяв одну, доктор А. Лоун сел за рабочий стол. На небольшое, свободное от книг и свитков, пространство столешницы он положил "Сонм", а рядом поставил пузырек, подписанный как "г-н Б. Ларнц, 93 года". Старику он сказал ждать три дня, дав понять, что требуется время на подготовку. Он солгал.

"Сегодня", – решил про себя доктор Лоун при прощании, когда смотрел в чужие доверчивые глаза.

– Созрел, наконец? Неужели? – спросил кто-то из темноты позади полок. Низкий голос был насмешливым, хрипловатым. – Ты та-а-ак долго лез ему в голову. Уж не знаю, сколько крови ты выкачал из бедной развалины своими пиявками.

– Помолчи, – бросил доктор, не оборачиваясь.

– Да ладно, все же ушли, – возразил голос, заставив мужчину в белом халате нахмуриться, а руки, показавшиеся из густого мрака, мягко обхватили плечи доктора, сомкнувшись.

– Ты не подумай, – заговорил некто уже гораздо тише, увещевая. – Я считаю, давно пора, но ведь ты такой формалист! Делаешь, все чтобы тебя попросили, сами. Ах, знали бы они, насколько мало в них осталось от самих себя.

Доктор Гленн А. Лоун, устало вздохнув, откинулся назад. Его глаза закрылись, а лицо с ровной, белой, словно пергамент, кожей искривилось страданием.

– Я не желаю ему зла. Никому не желаю.

Рослый мужчина за спиной доктора хмыкнул. Его длинные, почти такие же, как у Лоуна, волосы сливались, путались с чужими прядями, кожа, будто припыленная от нездоровой бледности, была смуглой, а большие глаза – черными. Их взгляд казался пронзительным и голодным.

– Верно, – согласился он. – Ты желаешь лишь одного – спасти героев истории, что ожила, благодаря тебе, в голове старика.

Отливающие красным капли собрались в уголках бледних глаз, на ресницах. Голова доктора дернулась, словно он хотел бы стряхнуть, отбросить эти слова, отчего в чертах гостя на секунду промелькнуло что-то безумное.

– Разве не понимаешь, насколько велико твое дело? Твоя роль? Только благодаря тебе душа этого старика не исчезнет, и герои его грез будут жить вечно, – смуглые пальцы аккуратно коснулись чужого виска, – здесь, – и, улыбнувшись, их обладатель блеснул в неярком свете длинными, очень острыми зубами.

– Я собираюсь убить его.

– Да, – последовал короткий, едва ли не равнодушный кивок в ответ, – конечно. Но насколько гуманно! Никто и никогда не был так добр к этому выжившему из ума старику, как ты. Большая часть его жизни выдумка. Уморительно, он даже верит, что служил королю.

– Господин Ларнц болен.

– И был болен ещё до вашей с ним встречи.

– Да, но… Да. Это так, – кивнул доктор, наконец, соглашаясь, и уголки его рта приподнялись, обнажая ряд верхних, нечеловечески острых зубов в мягкой улыбке. На несколько долгих мгновений в кабинете воцарилось молчание.       В это же время, в другой части города господин Ларнц готовился отойти ко сну. Он очень устал, и решил не дожидаться вечера. В сновидениях старик надеялся увидеть, как ужасный король и его приближенный наконец победят, а герой освободится от тяжести своей миссии.

Бенджо не смог бы почувствовать взгляд нечеловеческих голубых глаз, следящих за ним. Для того, кто кровью и магией привязал его к себе много десятилетий назад, расстояние ничего не значило. Чудовище позволило старику уснуть. Сидя за столом своего кабинета, Доктор Пиявка непрерывно бормотал связующие слова, благодаря которым Книга позволяла черпать и направлять свою силу. Вскоре длинные ледяные нити его сознания аккуратно проникли сквозь чужой барьер, и душа дрогнула.

Лоун не был до конца уверен, как жертва его почувствовала, но не желал испугать: господин Ларнц заслуживал лучшего. Для Гленна А. Лоуна смерть этого глубоко несчастного человека, о котором он пекся столь долго, не несла в себе справедливости, но была необходимой.

– Вы? – спросил Бенджо, не просыпаясь. Его губы медленно шевелились, а слова тихо раздавались в полутьме, заставленной хламом, квартиры. – Не ожидал увидеть Вас, доктор, так скоро.

– Это лишь сон, господин Ларнц, – солгал А. Лоун мгновенно. Тон чудовища был мягким и успокаивающим.

– Нет... Вовсе нет, – пробормотал пожилой господин, возражая. Лоун, в свою очередь, убеждал уверенно и бесстрастно:

– Но это так. Вы спите, господин Ларнц, и ничего более. Наш разговор...

– Не надо, – взмолился шепотом Бенджо, и у монстра сдавило в груди. – Не надо, прошу Вас, пожалуйста, только не Вы. Не лгите.

– Господин Ларнц.

– Не нужно этого, доктор. Не между нами, и не сейчас.

На одну-две секунды между монстром и человеком повисло молчание, прерываемое лишь слабым дыханием старика.

– Я... Прошу меня простить, – тихо извинился Доктор Пиявка. Отвращение к самому себе, словно яд, отравляло внутренности.

– Так оно лучше, док, – кивнул пожилой господин, пребывая в глубоком забытьи. – Так лучше. Мы простимся без лжи, лицом к лицу. Пусть сейчас я точно не знаю, что происходит, пусть мне страшно и холодно, но... В Вас я уверен. Вы всегда делали именно то, о чем я Вас просил. И Вы помогали.

Речь старого Бенджо была мягкой, почти утешающей. Господин Ларнц прощался с доктором со всей присущей ему теплотой, чувствуя, что еще пару мгновений, и их дорогам навсегда суждено разойтись.

– Полно, дорогой друг, – попросил старик напоследок. Его голос, уже едва слышный, напоминал шелест листвы на ветру. – Не стоит лить слезы. Знаю наверняка: Вы обо мне позаботитесь.

Монстр, не замечая тонких красных дорожек, бегущих от глаз по щекам, лишь кратко кивнул:

– Не сомневайтесь.       Боли не было. Все произошло быстро и незаметно. Гленн А. Лоун, звавшийся простым людом, не иначе как Доктор Пиявка, со всеми почтением и любовью, поглотил душу старого Бенджо Ларнца. Энергия его угасающей жизни, хлынувшая сквозь барьер, словно из раны, была бережно собрана и отдана, как подношение, артефакту. "Сонм" наелась на годы вперед. Особенности личности, мысли, стремления и мечты – все качества старика преобразились, стали единым целым – крошечным огоньком. Там, куда был бережно помещен дух Бенджо, было множество таких же – море ярко сияющих точек посреди бескрайнего мрака. Хранилище чудовища – его личная Библиотека, в которой истории Бенджо Ларнца, как и многим других, предстояло продолжиться. Здесь у них было всё время мира.