Улыбайся

Ророноа Зоро определённо гордится тем, что не питает никаких иллюзий.  Впрочем, стоит признать, для того чтобы наконец-то взглянуть на себя в зеркале и произнести эти слова в первый раз, пережить потребовалось немало: поражение в битве у ресторана «Барати» с Михоуком, кажется, произошедшее совсем недавно, множество приключений, пытка болью Луффи, разделение команды на два года, обучение и бесконечные тренировки, смерть Портгаса Д. Эйса, названого брата капитана, — и снова его боль. Иногда Зоро кажется, что после Триллер Барка он чувствует её всегда, когда Луффи плохо, и всё так же остро. Чоппер, узнав об этом, встревоженно посмотрел, покачал головой, сказав что-то про «посттравматическое расстройство» и принявшись строчить в его медицинской карте, а Зоро только пожал плечами, откупорив непочатую бутыль саке, — посттравматическое так посттравматическое, ему без разницы, честно говоря. Он занят более важными вещами: исправно упражняется во владении мечами и словесных баталиях с чёртовым коком, наблюдает за горизонтом и чайками из вороньего гнезда, дремлет, сквозь полуприкрытые веки присматривая за носящейся по палубе «Святой Троицей» — они яркие и живые, такие непосредственные в эти моменты детской радости, что сердце порой даже невольно сжимается — отчего-то Зоро страшно думать, что однажды они перестанут быть такими. Он любит задорные, полухвастливые фразочки Усоппа, то, как смущается и временами неловко ведёт себя Чоппер, пытаясь казаться «взрослым».  Но больше всего ему нравится слышать смех Луффи — заливистый и отчётливый, он звенит в ушах, оседает на языке, оставляя привкус чего-то давно канувшего в Лету. Зоро чувствует его кожей — как вибрации распространяются по всему телу, как покалывает кончики пальцев, а горло сдавливает — но в кои-то веки не от боли или кошмаров, а такого родного, знакомого тепла. Это приятно и… почти позволяет забыть обо всех ужасах. Ключевое слово — «почти». Ведь Ророноа Зоро давно не питает никаких иллюзий. — Хэй, Маримо! …Санджи по-прежнему так называет его, а он недовольно ворчит на «дурацкого Эро Кока» и «чёртову курилку»; они дерутся и препираются, а потом Санджи приносит ему сакэ и онигири во время дежурства, а Зоро остаётся после ужина, чтобы помочь с посудой.  Он рад. Действительно рад — это что-то вроде маленького островка спокойствия и постоянства в нынешнем сумасшедшем мире. Примерно как тренировки каждое утро, ластящийся Чоппер и Луффи — просто Луффи, иногда внезапно запрыгивающий на него и сжимающий в объятиях чуть ли не до хруста костей, Луффи, в панике бегающий по палубе, потому что Усоппа почти съела акула на их рыбалке, Луффи, который кричит ему «Зоро-о-о!», машет рукой, сидя на носу Санни, свободный и счастливый.  Зоро нравится смотреть, как в такие моменты сзади поднимается небольшая волна и солёные брызги разлетаются вокруг, сверкая от солнечного света, подрагивая от звонкого голоса Луффи, разрезающего разряженный морской воздух. Иногда Зоро жалеет, что не может смеяться так же, как раньше: когда сидел на узком скалистом берегу одного из новых островов вместе с Нами и Луффи, весело болтая ногами, позволяя кончикам волн щекотать пятки, когда плыл в маленькой лодке среди бескрайних синих просторов Ист-Блю, пока над головой беспечно сияло прекрасное солнце, а вкус сакэ был как никогда ярок, — но старается не обращать на подобные мысли внимания, отгоняя их куда подальше. Величайшему в мире мечнику не пристало быть сентиментальным, да и вообще — должен же хоть кто-то в команде уметь не плакать по пустякам? — …Маримо, если будешь зевать, то останешься голодным! Зоро даже не заметил, как они с Санджи успели накрыть на стол, а сейчас все уже приступили к ужину. Всё словно в тумане — он ест, не чувствуя вкуса, растягивает губы в улыбке, слыша ворчание Нами, за которым — Зоро знает — скрывается беспокойство. Впрочем, Нами, за что он ей тихо благодарен, никогда не лезет с расспросами в душу — только смотрит пристально, даже не пытаясь спрятать грусть в глазах.  Возможно, в другой раз это сработало бы, но Зоро только ведёт плечом и утыкается носом в тарелку с рисом и сашими — чёртов кок приготовил его любимое блюдо, и, пусть и Зоро придумал ему сегодня новое дурацкое прозвище, которое собирается использовать при удобном случае, он скорее отрежет себе пальцы, чем оскорбит его готовку, — а потому точно уж не собирается оставлять даже зёрнышко на тарелке. Усопп тянется за соевым соусом, едва не опрокидывая салат, за что получает подзатыльник от Санджи, а Нами — к Луффи, манит его к себе пальцем, что-то быстро шепча на ухо. Зоро тихо хмыкает — в последнее время эти двое часто общаются. Настолько, что теперь порой он ловит себя на размышлениях о том, не встречаются ли они, но такие догадки быстро улетучиваются — Зоро почему-то с трудом представляет Нами в отношениях с мужчинами, а Луффи в каких-либо отношениях такого рода в принципе — кажется, его вообще это не интересует от слова совсем. Нами мимолётом смотрит на него, сдвигая брови, словно догадываясь, что он думает о ней с Луффи, после чего говорит ещё несколько неразличимых фраз на ухо капитану, слушающему подозрительно сосредоточенно, а затем как ни в чём не бывало возвращается к трапезе, довольно улыбаясь. Будто бы всё идёт как надо. — Десерты для прекрасных мелорин! — провозглашает Санджи, торжественно подойдя к столу и метнув убийственный взгляд в Усоппа, когда тот заикнулся про что-то вроде «мелорин для мелорин». — Лучший лимонный сорбет и свежие ягоды! Робин мягко улыбается, Нами непроизвольно облизывается, заслуживая наполняющиеся искренним обожание глаза Санджи, Чоппер тихо вздыхает, но Робин обещает, что отдаст ему половину. Усопп и Луффи хнычут, тянут Санджи за рукава кителя, явно не собираясь упускать возможность попробовать очередной вкусный десерт его собственного приготовления. Зоро хмыкает, поднимаясь из-за стола. Он никогда не опускается до такого вымаливания, тем более, кок всё равно оставляет ему немного — немая договорённость, действующая между ними ещё с момента, когда они встретились после двухлетней разлуки.  …Солнце припекает. Зоро до сих пор не может привыкнуть — спасибо Михоуку и его острову, где царит вечный полумрак, — и морщится, щурясь, зажимает нос рукой — однажды Луффи имел неосторожность сказать, что он чихает словно котёнок, чем едва не вызвал сердечный приступ от смеха у Санджи и Усоппа, так что с тех пор Зоро старается быть осторожнее с этим. Он собирается вздремнуть: тренировки сразу после еды всё равно не сулят ничего, кроме коликов в животе и недовольного взгляда Чоппера, вручающего ему лекарство, а тень, отбрасываемая раскидистыми апельсиновыми деревьями Нами, выглядит слишком уж соблазнительно.  Зоро знает о том, что некоторые сокомандники считают его страшно ленивым из-за того, что он вечно спит, но, честно говоря, ему наплевать — ведь в конце концов именно во сне его спасение и отдушина; только там он вновь ощущает надежду, наполняющую его, когда Луффи говорит, что хочет быть его накама, только там толкается с Нами и своим новоиспечённым капитаном на их крохотной парусной лодке, беззлобно сетуя, только там чувствует особый, характерный исключительно для восточного моря запах солоноватого свежего бриза, пропитанного ароматами комку и вакамэ; только там, за несколько секунд до того, как проснуться, он видит старое, чуть покосившее здание додзё, дышит воздухом, насыщенным запахами рисовой соломы, ги, старого кедра, сосны и смолы — Зоро помнит, что последний особенно ярко ощущается перед дождём. Он слышит свист разрезающих воздух катан и боккэнов, скрип половиц — и тихий, до боли знакомый голос. Зоро подрывается каждый раз, вбегает внутрь, широко распахивая двери, но видит только солнце, заливающее тренировочный зал. Он делает шаг, не в силах произнести ни слова, а затем ощущает, как его крепко обнимают со спины, но даже не успевает насладиться или обернуться — в этот момент невидимые руки толкают его вперёд, а Зоро лишь успевает судорожно выдохнуть, слыша, как спокойный нежный голос сменяется беззаботным, зовущим за собой «ши-ши-ши», прежде чем очнуться, задыхаясь и сжимая побелевшими пальцами взмокшую харамаки. Впрочем, пожалуй, именно в это мгновение где-то в глубине души Зоро кажется, что на его губах снова появляется улыбка, которая была с ним до роковой битвы на Сабаоди.

***

Он приходит в себя на закате.  Мягкие солнечные лучи неторопливо скользят по палубе, где-то вдали слышатся крики чаек. Зоро привычно потягивается, зевая и протирая глаза, — судя по тому, что солнце скрылось за горизонтом, практически утонув в расстилающейся на много-много миль вокруг морской глади, он уже пропустил ужин — а лёгкий подзатыльник от бесшумно подошедшего сзади Санджи вместе плюхнувшимся на колени свёртком лишь подтвердили его предположение. — Ты всё проспал, Маримо, — голос кока звучит более прокуренно, чем обычно, и Зоро только тихо хмыкает в ответ, складывая руки на груди и прищуриваясь. Сверху доносится шум — наверняка Усопп разбирается с парусами под «чутким» руководством Нами. — Так что подежуришь сегодня вместо меня. — Мм, как скажешь, Завитушка, — тянет Зоро, скрывая за очередным зевком улыбку, — он готов поклясться, что в этот момент Санджи слегка раздражённо закатывает глаза. — Удачной ночи, — в конце концов фыркает кок, разворачиваясь на каблуках, и, более не говоря не слова, удаляется к себе в камбуз. В другой раз они наверняка ещё бы попрепирались и, может, даже подрались бы, но Санджи, похоже, слишком устал, а у Зоро просто странное настроение — совсем не располагающее к привычному взаимодействию с чёртовым коком, да и вообще, кажется, к взаимодействию в принципе — даже Чоппер сегодня интересовался, хорошо ли он себя чувствует, и серьёзно предлагал пройти осмотр.  Зоро медленно сползает вниз по стене и распластывается на газоне, раскидывая руки в сторону и шумно выдыхая: растрепавшиеся и чуть отросшие волосы сливаются с травой, бриз ласкает загорелое под страшно палящим в последние дни солнцем лицо, а перистые облака, сквозь которые уже проглядываются бледные звёзды, скользят по небу легко и поразительно быстро — конечно же, Нами не зря велела Усоппу ослабить паруса. Несмотря на то, что сейчас вроде как лето — хотя, конечно, в этих хитросплетениях погоды и смены сезонов на Гранд-Лайне чёрт ногу сломит, — темнеет довольно быстро: по ощущениям Зоро, не проходит и часа, как нежный розово-оранжевый становится густым тёмно-синим, практически чёрным: теперь звёзды, словно птицы, полностью расправившие крылья, горят ярко и даже величественно. Зоро поднимает руку вверх и, будто бы скользя кончиком указательного пальца по небу, рисует невидимые линии между холодными белыми огоньками: вот там Вега — яркая, как и всегда, а выше виднеется Лебедь — Нами упоминала, что его называют Северным Крестом, и он, как и Южный, очень важен для навигации. Из груди вырывается тихий выдох — Зоро прищуривается, силясь разглядеть что-нибудь ещё, и, не найдя ничего спустя пару минут, уже собирается просто поудобнее улечься на лужайке, как его начавшееся опускаться запястье мягко перехватывают, а над ухом звучит подозрительно знакомый голос: — Смотри-ка, а там ещё хвост Скорпиона есть! — чувствительную мочку обжигает горячее дыхание, перемешивающееся с хрипловатым смехом, — Зоро непроизвольно дёргается, но вторая, не удерживающаяся его запястье рука уже ложится на плечо, придавливая к земле и лишая любых возможностей сбежать. Зоро тихо фыркает, откидываясь назад и чувствуя, как непроизвольно уголки губ едва заметно приподнимаются вверх. — Луффи. Тот выглядит как… обычно? Зоро не уверен в этом, из-за чего внутри что-то неприятно царапает его, но он старается не думать об этом — лучше повнимательнее присмотреться, скользнуть взглядом по заострившимся за два года скулам, старому шраму чуть ниже левого глаза, подавляя желание провести шероховатыми подушечками пальцев по рубцам, едва не коснуться губами креста, рассекающего грудь, — ублюдок Акаину ещё ответит за то, что сделал. Должно быть, от этих мыслей Зоро хмурится сильнее обычного — рядом с капитаном он почти забывает о необходимости держать лицо, — чем заслуживает тихий смешок от Луффи: тот наклоняется, отпуская запястье, и касается кончиком носа его собственного — у Зоро перехватывает дыхание, а пальцы судорожно стискивают траву, едва не выдирая её с корнем.  Близко. — У тебя такой взгляд, как будто убивать собрался. Зоро не отвечает, лишь многозначительно закатывая глаз, и молча кивает на место рядом с собой, будто прямым текстом говоря: «Давай уже, ложись рядом, сам же хочешь». Луффи двойное приглашение не нужно — он тотчас падает на спину, совсем не заботясь о том, что лежит практически вплотную к Зоро, и заявляет: — Нами говорит, что, когда смотришь с непривычки, глаз быстро замыливается. Так что теперь моя очередь искать. И Луффи ищет. Луффи тычет пальцем в небо и пускается в объяснения, указывает на самые яркие светила, прослеживает контуры ускользнувших от внимания Зоро созвездий, иногда даже рассказывая небольшую легенду. «Наверняка от Нами услышал», — мысль проскальзывает в голове невольно, но от неё становится отчего-то горько и… обидно. На секунду Зоро даже хочется встать и уйти прочь, бросив напоследок что-то вроде «вот тогда с ней и болтай об этом», но он тотчас одёргивает себя, мысленно отвешивая оплеуху, — чёрт побери, да что с ним творится-то сегодня? — А вон там созвездие Персея, — голос Луффи звучит практически над ухом, мягко и завораживающе. Он прижимается ещё чуточку ближе и практически шепчет, пока Зоро пытается вспомнить, как правильно дышать: — Видишь ту яркую-яркую звезду, вокруг которой скопление? Нами сказала, что это альфа Персея, су-у-упер-ргигант — почти как Фрэнки, но только гораздо-гораздо больше, — Луффи хрипловато смеётся, кажется, совершенно не заботясь о том, что пускает мурашки по ставшей на удивление чувствительной сейчас коже Зоро, и упирается острым подбородком в крепкое плечо. — А вон там мигает его бета — альголь, — Луффи странно дёргает уголком губ, а его дыхание словно… сбивается? — Знаешь, её ещё называют звездой демона.  Зоро кусает губы, непроизвольно сжимая саи и отстранённо думая, как было бы славно, будь на их месте обнажённые лезвия — во всяком случае это подействовало бы отрезвляюще. Наверное. — На… Говорят, в одной из легенд он был настоящим героем, — Луффи соскальзывает немного ниже, слегка отодвигаясь, и Зоро тотчас старается подавить в себе всколыхнувшееся разочарование, — героем, который убил чудовище. Женщину. А после использовал её голову, чтобы обратить в камень своих врагов и победить, став сильнее. Ах. Вот оно что. Вот оно что. Внезапно картинка в голове складывается настолько легко, что Зоро даже хочется от души рассмеяться, но это желание пропадает практически сразу же: капитан поворачивает голову, смотря на него внимательно и как-то слишком строго, но, честно говоря, сейчас Зоро это не слишком заботит — в глубоких чёрных глазах Луффи отражаются бесчисленные звёзды, мерцающие над ними, и ему кажется, что ничего красивее в жизни он точно не видел. На мгновение возникает мысль, что сейчас с губ Луффи сорвётся привычный родной смех, развеивая тревоги внутри, но Луффи не смеётся — лишь берёт лицо Зоро в ладони и тихо, совершенно серьёзно и немного печально говорит: — Ты стал меньше улыбаться.  …Луффи не дурак. Луффи совсем не дурак — и Зоро прекрасно слышит, прекрасно чувствует, как за этой простой фразой и так по-детски надломленными от волнения бровями скрывается бесчисленное множество скопившихся за всё время вместе после двух лет порознь слов. «…Ты не говоришь, как получил свой шрам, Зоро. Почему?» «Тебе больно, Зоро? Нет, не отвечай… Я вижу. Прости меня, Зоро». «…Кажется, это моя вина? Я ведь… твой капитан». «…Сколько, Зоро? Просто скажи. Не волнуйся, у меня всё равно больше — а ты всё равно лучше, чем я. Поверь мне, Зоро. Поверь мне». Запах, въевшийся в одежду и лезвия, пропитавший тело и душу насквозь — Зоро хорошенько омылся чужой кровью, теперь благоухает ею, и ему кажется, что с каждым днём всё сильнее.  Это цена за силу. Он знает. В конце концов Михоук говорил, что либо ты станешь лучше за счёт своих врагов, либо они — за твой, а Михоук никогда не ошибается — во всяком случае, если речь идёт о сражениях. Зоро принял это, как и подобает мужчине, смирился, спрятав куда подальше все сожаления, поминая жизненный девиз Портгаса, подавил все вспыхнувшие, грозящие разорвать его изнутри эмоции — а потом разом потерял их вместе с чем-то ещё очень важным, буквально ощущая, как быстро выцветает мир вокруг него — как лишается красок всё и вся… Кроме Луффи. Ну, разумеется. Зоро даже почти не удивлён — вероятно, наступи хоть конец света, Луффи будет сиять: и неважно, убил он больше или меньше, чем Зоро. …Он рвано выдыхает, поджимая губы и стискивая рукоять одной из катан до побеления костяшек. Почему? Он молча задаёт вопрос самому себе, словно кидает монетку в фонтан с глупой надеждой на чудо, которое… случается — ответ находится поразительно быстро, и Зоро кажется, что его сейчас стошнит. Он горько усмехается, прикрывая лицо ладонью. «Звезда демона, верно?» — Зоро. Он не хочет смотреть, но вынужден — Луффи отнимает его ладонь от его же лица и двигается ближе, вновь касаясь кончиком носа чужого — шепчет почти в губы, осторожно поглаживая тонкими пальцами щёку, словно пытаясь утешить: — Мне так нравится, когда ты улыбаешься, Зоро, — ещё несколько миллиметров преодолены, а Зоро, душа мучительно-сладкие фантазии о том, что можно было бы сейчас сделать с нагло прижимающимся к нему капитаном, качает головой, едва находя в себе силы чуть отодвинуться, почти подавившись воздухом на следующей фразе. — Ты такой красивый. — Прости, Луффи, — Зоро хочется зажмуриться, отвернуться, убежать и прыгнуть в воду на худой конец, но он, пусть отстранившись, по-прежнему не отводит взгляда. — Я больше не могу, как раньше. Я совершил то, после чего нет дороги назад, и я был готов к последствиям, хоть это и оказалось тяжело. Я готов заплатить. — …Но не должен. Голос Луффи звенящий и тихий. Зоро замирает на несколько мгновений, зрачок расширяется, затапливая практически всю радужку, а сам он только и может приоткрыть губы, не в силах выдавить из себя ни слова в ответ. У Луффи как обычно всё просто. И как обычно Зоро бессилен против этой простоты. Словно читая застывший ещё несколько минут назад на лице один из вопросов, на который Зоро, кажется, дал самому себе неверный ответ, капитан осторожно соприкасается с ним лбами, улыбаясь странно: немного болезненно, но в то же время с нежностью.  Зоро не уверен, что кто-то ещё видел его таким. — Знаешь, я верю в тебя, — Луффи прикрывает глаза, протягивая руку, чтобы вновь дотронуться до него, тихо выдыхая, когда чувствует, что его больше не отталкивают. — И в ребят. А ещё я верю… что я нужен вам. Всегда и… несмотря на ни что. Несмотря ни на что. Зоро шумно сглатывает, коротко судорожно втягивая в себя воздух, а его глаз раскрывается ещё больше — он чувствует, как подрагивают ресницы, а в уголках грозятся скопиться слезинки — Зоро забыл, что нужно моргать. — …Хэй, я ведь нужен тебе, Зоро? Несмотря на улыбку в голосе сквозит лёгкая, едва заметная нервозность, а на самого Зоро, следящего завороженно и напряжённо, наконец-то медленно снисходит осознание о том, почему. Почему он, весь израненный, столько переживший и сделавший, уже давно потерявший частицу своей человечности и невинности, смеётся так же звонко, а порой и беззаботно, как в тот жаркий день на месте казни, когда протягивал ему катаны, предлагая вступить в команду, у которой даже не было навигатора и нормального корабля. Луффи верит в них. Луффи верит в него, а ещё в себя. А потому продолжает сиять, желая защитить дорогих людей и исполнить мечту. — …Нужен, — Зоро, не веря, что делает это, порывисто притягивает Луффи к себе, крепко обнимая и зажмуриваясь. — Очень нужен, Луффи. «И не смей сомневаться в этом». Он прижимает капитана к себе, вновь поражаясь, каким одновременно хрупким и сильным тот кажется, зарывается носом в жёсткие волосы, задерживая дыхание. На некоторое время они замирают, вслушиваясь в скрип покачивающегося на редких волнах Санни Го, и Зоро чувствует, как его постепенно окутывает спокойствие, однако вспыхнувший в мыслях неизбежный вопрос «А я тебе?» заставляет брови чуть сдвинуться, а объятия — ослабнуть. Нет, разумеется, Зоро верит в Луффи — верит, как в никого другого. И всё же… — Глупый Зоро, — Луффи немного отстраняется, чтобы заглянуть в единственный глаз, и ласково ерошит зелёные волосы на затылке, а Зоро только усмехается — Луффи в самом деле читает его, словно открытую книгу, знает, что означает каждое движение, каждый вздох или взгляд. И Зоро, Зоро, который всегда с осторожностью делился информацией о себе, это совершенно не тревожит — есть лишь спокойствие и приятно окутывающее чувство безопасности. …Поцелуй Луффи осторожный и мягкий. Слегка обветренные твёрдые губы касаются его собственных, и Зоро, недолго думая, пробует их на вкус, мелко подрагивая от волнения. Луффи — это резина, морская соль и свежий ветер, и он, осторожно скользнув языком в горячий рот, чувствуя, как его буквально оплетают гибкие руки и ноги, с каждой секундой всё больше убеждается, что это даже вкуснее, чем сакэ — и гораздо, гораздо более пьяняще. На периферии сознания Зоро отмечает, что, несмотря на всю сумасбродность ситуации, внутри теплится уверенность, что так и должно быть, что всё правильно, и забирается руками под майку, скользит руками по поджарому телу, оглаживает рассекающий грудь шрам, медленно плывя разумом, ощущая, как мысли сбиваются в густую кашу — впрочем, не у него одного.  Луффи, дышащий шумно и часто, прожигающий взглядом, полным желания, прихватывает зубами его нижнюю губу, оттягивая несдержанно, грубо — и тут же извиняется, зализывая укус, от которого завтра всё наверняка будет распухшим и покрасневшим, но Зоро плевать: он тянется к Луффи, тянется за его лаской, давя слёзы, готовые хлынуть лишь от одной настойчиво бьющейся в голове мысли: нужен, он нужен Луффи. Любым. Когда спустя несколько минут они находят силы оторваться друг от друга, Зоро, осоловело моргая, пытаясь прийти в себя, крупно вздрагивает, чувствуя ласковое касание пальцев на своих чуть распухших губах — Луффи осторожно собирает капли крови, выступившие на свежей ранке, облизывает кончики пальцев, смотря из-под полуопущенных ресниц, а Зоро, вновь покрываясь мурашками, подрагивая от волнения, внезапно чувствует, как губы совершенно легко и естественно расплываются в широкой, совершенно искренней и счастливой улыбкой — и как тотчас огни в глазах Луффи загораются, вспыхивают, и он вновь жмётся к нему, увлекая в новый головокружительный поцелуй. Зоро отвечает, на этот раз собираясь не торопиться, распробовать Луффи как следует, и думает, что, даже если перешагнуть через пропасть, отделяющую его «до» и «после», невозможно, теперь он уверен — у него есть тот, ради кого он может продолжать сиять, даже находясь на той стороне. Ради кого он может продолжать улыбаться.