Соседи

      Эйрон сжимает руки в кулаки и медленно выдыхает, считая про себя до десяти. Но раздражающе громкая музыка из комнаты слева не прекращает играть. Он выходит, хлопая дверью, и решительно стучится к соседу по общежитию. Реакции нет. Её получается добиться, только ударив несколько раз посильнее кулаком и пнув дверь ногой. Стоящий на пороге Давос почти что получает ещё один пинок: Эйрон застывает в нелепой позе, замахнувшись рукой и подняв ногу. Но медленно их опускает, не отрывая взгляда. Давос смотрит на него с усмешкой и с чувством собственного превосходства. Приподнимает бровь, будто спрашивает «а что тебе, Эйрон, тут надо?» Как будто сам не понимает и не слышит тяжёлые басы на фоне.       — Музыку выключи, — хотелось бы процедить слова через сжатые зубы, но приходится кричать в попытках переорать надрывно звучащую гитару. — Некоторые люди пытаются учиться!       — Имею право. Сейчас день, а не ночь, — Давос перестаёт подпирать косяк двери и подходит ближе, привычно (и бесяще) вторгаясь в личное пространство. Смотрит снизу вверх со своей наглой ухмылкой.       — Выключи, а не то я тебя заставлю, — Эйрон выдыхает несколько раз, стискивает зубы, думая о том, что с таким соседом и такими темпами ему скоро понадобится помощь дантиста.       — Попробуй, — лицо Давоса слишком близко. Так близко, что их носы почти задевают друг друга.       Эйрон отталкивает его и протискивается внутрь комнаты. Она захламлённая и вся заваленна вещами. Полная противоположность строгому порядку в его собственной. Он нажимает на кнопку магнитофона, наконец-то прекращая этот шум. В ушах всё ещё немного звенит, когда он протискивается мимо Давоса обратно в коридор (наглый Блэквуд и не думает отойти хотя бы на шаг).       — Включишь снова, и я выбью твою дверь, — цедит он, проходя в свою комнату и не поворачивая головы. Чтобы не видеть эту наглую Блэквудовскую рожу.       — Ты не посмеешь, — Давос над ним только насмехается. Но успевает скрыться за своей дверью до того, как Эйрон придумывает ответ.       Через пять минут музыка начинает играть снова.

***

      Эйрон поворачивается на бок и прячет голову под подушку. Не помогает. Шум исходит не от Давоса (в кои-то веки), а от соседей сверху. Тонкие стены студенческого общежития дают всем желающим (и нет) узнать о том, кто какую музыку любит, и кто когда трахается.       Слыша очередной громкий стон и протяжное «о да» Эйрон не выдерживает и откидывает подушку. Он садится на кровати и лохматит и так спутавшиеся длинные волосы. Невозможно! Взгляд с укором в потолок не помогает. Парочка сверху продолжает скрипеть кроватью и неправдоподобно громко стонать. Под очередное упоминание богов, Эйрон почему-то смотрит вбок. Туда, где через стену от него стоит кровать соседа.       — О боги! — провалиться им в седьмое пекло!       Он спускает ноги на пол, морщась из-за холодного пола и решительно выходит из комнаты. Проходя по коридору, он замечает, что дверь Давоса приоткрыта, но старается не придавать этому особого значения. Какая разница, что там делает этот проклятый Блэквуд? У лестницы Эйрон замирает, смотрит наверх, а потом плюёт на всё и спускается вниз, проходит мимо тёмной в этот час рецепции и выходит на улицу. Там прохладно, но приятно тихо.       Эйрон садится на вторую сверху ступеньку и поднимает голову вверх, смотря на тусклые в городской черте звёзды. Дома они были ярче. Дома и природы было больше: дышалось спокойнее. Были семейные вечера и конюшня, на которой он проводил всё свободное время, будучи мальчишкой. Эйрон думает, что скучает по ним.       А ещё дома не было раздражающего Блэквуда, который останавливается на ступеньку выше и садится слишком близко, касаясь своими ногами его.       — Отвали, — Эйрон смотрит исподлобья и уворачивается от наглой руки, что пытается коснуться его волос. Давос не отвечает, достаёт из кармана домашних брюк помятую пачку сигарет, щёлкает зажигалкой и портит чистый воздух вокруг своим дымом.       Эйрон возносит молитву Семерым, моля их о терпении. Ведь Давос не отваливает. Только прижимается, спускаясь на ступеньку ниже и бормоча что-то о холоде. И то ли боги посылают ему так нужное успокоение, то ли дело в том, что на улице и правда прохладно, а тепло человеческого тела рядом греет слишком приятно… Но Эйрон не отодвигается и даже не выхватывает из чужих пальцев сигарету. Он смотрит на их тесно прижатые друг к другу ноги и молчит. Дышит сигаретным дымом вперемешку с воздухом из легких Давоса.

***

      — Ты знаешь, что ты можешь переехать? — спрашивает Бринден — его лучший друг, — На квартиру. Или в другую комнату. Я слышал, что Эррик съезжает через месяц. Он живёт в правом крыле на третьем этаже. В 307. Ты был у него как-то раз.       — Но это моя комната! Она мне нравится. И пусть это Блэквуд съезжает первым! — Эйрону плевать на то, что он звучит как обиженный ребёнок. Он косится на молчаливую (в этот раз) стену и тяжело вздыхает, откидываясь назад на кровать. — Я никуда не уеду…       — Не съеду! — кричит он громче. Так, чтобы точно было слышно через тонкую стену. Стена молчит. И в дверь тоже никто не стучится.       — Что на этот раз? — голос Бриндена звучит устало и смиренно. Он считает соседские войны глупостью. Но это не в соседней от него комнате живёт Давос — в пекло его, его музыку и сигареты — Блэквуд.       — Он агитирует голосовать за партию Чёрных и Рейниру, — отвечает Эйрон спустя пару минут. На друга не смотрит, а вслушивается в тишину за стеной. — Ходит по кампусу и агитирует! Даже ко мне стучался, зная что я, как и вся моя семья, поддерживаю Эйгона.       Им мало ссор из-за шума. Из-за грязи в общей кухне и графика готовки. Из-за религии (Эйрон считает, что в двадцать первом веке глупо продолжать поклоняться богам в деревьях, Давос же насмехается над верой в Семерых и догматами «Семиконечной звезды»). К спорам добавляется вопрос политики.       — Знаешь что? — Бринден ничего не говорит, только приподнимает бровь, наблюдая за тем как друг встает с кровати и начинает рыться в ящике стола.       На лице Эйрона хитрая улыбка, а весь он просто светится самодовольством. Выкуси, Блэквуд!       Давос так и не выходит из комнаты, пока Эйрон клеит на его дверь предвыборный плакат, призывающий голосовать за Эйгона Таргариена.

***

      Эйрон слышит стук не сразу, обращая на него внимание только когда его трогают за плечо. Ему весело и в нём уже три кружки сидра.       — Сейчас еще нет одиннадцати, — он глупо хихикает, смотря на хмурое лицо Давоса, стоящего на пороге. Но тут же берёт себя в руки.       — Ты в этом уверен? — голос Блэквуда полон ехидства. — Кстати, ты потерял.       Давос приклеивает что-то на скотч к любимой жёлтой футболке Эйрона.       — Да, уверен, — он моргает, смотря на пальцы, всё ещё касающиеся его груди, и достаёт из кармана мобильный телефон. Предательский экран показывает два часа ночи, и Эйрон тихо матерится сквозь зубы.       — Не думал, что такие хорошие мальчики, как ты, Бракен, знают подобные слова, — Давос усмехается, наконец-то медленно убирая свои пальцы, но продолжая торчать в его личном пространстве. Как и всегда. Эйрон отлипляет скотч от футболки и рассматривает плакат с Эйгоном, что он приклеил на Блэквудовскую дверь пару дней назад. У Эйгона чёрным маркером подрисованы усы и рожки. Давосу сколько? Пять?       — Я не собираюсь выключать музыку! — кажется, пьяный Эйрон не старше.       — Я могу выключить ее сам.       Но Давос не заходит в комнату. Наоборот, он берёт Эйрона за руку и тянет в коридор, захлопывая за ним дверь и отсекая часть шума. Этого никто, кажется, даже не замечает. Слишком много алкоголя и веселья.       Молчат. Хватка на запястье крепкая, но не грубая. До Эйрона не сразу доходит, что Давос продолжает его касаться. Он дёргает рукой, но дурацкий Блэквуд не отпускает. Подходит ближе, прижимаясь своим носом к его щеке. Его дыхание кажется слишком горячим, когда он с шумом выдыхает и почти касается губ своими. Эйрон чувствует табачный запах и ещё ему мерещится привкус энергетиков на языке. Тех, что Блэквуд пьёт литрами.       Давос неприлично близко. Теснит его ближе к двери, заставляя вжаться спиной в острый край ручки. «Но так неудобно будет бить…» — проскальзывает мысль. Но тогда, седьмое пекло, что Блэквуд вообще хочет? Эйрон снова дёргает рукой, на этот раз успешно выдирая её из цепкой хватки. Давос замирает на мгновение, а потом резко отворачивается и уходит, громко хлопнув дверью.       Эйрон ничего не понимает.       Он стоит ещё пару минут молча, прижимая к себе испорченный плакат и думает о том, что еще немного, и… Эйрон не уверен, что должно идти после этого «и».

***

      На длинные праздничные выходные Эйрон, как обычно, уезжает домой. Он обнимает крепко мать, утыкаясь носом в её волосы и вдыхая знакомые с детства запахи свежей выпечки и цветов. Прилежно отвечает на всё расспросы отца и дяди. О том, как он учится, какие дополнительные занятия берёт. О друзьях и приятелях в кампусе.       Эйрон рассказывает им обо всём. Молчит только о соседе. О его громкой музыке. Молчит о постоянном запахе сигарет в коридоре. О том, что у соседа фамилия Блэквуд.       Эйрон не думает о Давосе, пока обедает с семьёй. Не думает, пока бежит с кузенами наперегонки до реки и под весёлый смех падает в воду прямо в одежде, поскользнувшись на илистой почве. Не думает, когда заходит в конюшню. Он слишком скучал по дому. По семье, по родным местам. Даже по лошадям.       Эйрон думает о Давосе вечером, когда остаётся один в знакомой с детства комнате. Ложась в кровать и накрываясь пушистым оранжевым покрывалом, он размышляет о том, уехал ли Блэквуд к своей семье на выходные или остался в кампусе.       Засыпая, он вспоминает их последнюю встречу в коридоре. Когда он к своему стыду был слишком пьян, чтобы соображать нормально. Эйрон думает о том, чего хотел Давос? Что он пытался сделать?       Ответ приходит прямо перед тем, как он проваливается в сон.       Давос хотел его поцеловать.       И Эйрон (седьмое пекло, почему?) был бы не против.

***

      После длинных выходных они успевают поругаться три раза. Первый снова из-за музыки в ночное время. Второй из-за слишком громкого порно (у Эйрона долго ещё алеют уши и щёки после наглого «да, дрочу, а что, тебе это мешает, Бракен?» от Давоса). Третий… он даже не помнит, из-за чего точно они начали спорить. Возможно, даже без особой причины.       Каждый раз Давос оказывается слишком близко. Касается его плеч и груди, несильно толкая. Хватает за руки. Эйрон и сам не спешит отодвигаться или отходить. Пропускает вздохи и удары сердца, замирает, всматриваясь в светло-карие глаза напротив. А потом толкает в ответ или грубит. Чтобы не думать о том, как хочется вжать Давоса в стенку и целовать, не давая ему болтать всякие глупости.       Сколько раз за это время они успевают поговорить нормально? Ноль. Сколько раз после ссор Эйрон слышит копошения и сдавленные стоны через стену? Каждый грёбаный раз. И это совсем не помогает. Вот ни капли. Потому что его собственное терпение тоже уже готово сломаться.       Они часто сталкиваются в общежитии. На этаже, в общей кухне или перед входом. Но гораздо реже они пересекаются на территории кампуса. Чаще всего их расписание и занятия не совпадают. Эйрон изучает экономику, надеясь быть полезным в семейном бизнесе. Давос географию. Даже в этом они вообще не похожи. Но им нужно поговорить. И желательно не рядом с комнатами. Мысли о присутствии рядом кровати делают что-то неправильное с умственными способностями Эйрона (Давоса, возможно, тоже… хотя он всегда такой). Что-то такое, что заставляет его с усиленным рвением огрызаться и задевать.       Поэтому, когда Эйрон видит Блэквуда в библиотеке, он решительно направляется к нему. Давос не сразу замечает его, поглощённый чтением. А, подняв голову, сначала пару секунд смотрит растерянно, улыбается широко, но тут же прячет все свои эмоции за насмешливой ухмылочкой.       — Это Межевой рыцарь? — Эйрон кивком указывает на книгу. Радуясь тому, что успел до того, как Давос открыл свой рот.       — Да, — Блэквуд с удобством разваливается на стуле и смотрит на него. Молчит какое-то время выжидающе, а потом быстро, будто стыдясь этого, добавляет: — «Мне нравится».       — Моя любимая книга, перечитал её раз десять, — Эйрон улыбается широко и открыто, но тоже быстро прячет улыбку (к явному неудовольствию Давоса). Он садится на стул напротив и слышит громкое фырканье.       — Ты настолько обнаглел, что уже чужие столы отнимаешь? Что дальше, сядешь мне на колени?       Семеро… ему нужно терпение. Флирт Давоса (а он готов поставить что угодно на то, что это топорный и неумелый флирт) просто ужасен. Эйрон смотрит на него… стучит пальцами по столу какой-то ритм, вздыхает, решаясь. «Ну, что ты сделаешь? Сбежишь?» — спрашивает взгляд дурацкого, не умеющего разговаривать нормально, Блэквуда. Ещё Эйрону кажется, что где-то в глубине его взгляда он видит запрятанную на самое дно неуверенность. И одновременно с этим вызов. Это придаёт решимости. Кто-то из них двоих должен взять всё в свои руки.       — Хорошо, — просто отвечает Эйрон, поднимаясь. Он подходит ближе, быстро выдергивает из рук Давоса книгу и садится на его колени. Радуясь тому, как сползает с Блэквудовского лица все нахальство.       Давос не теряется и наконец-то целует его.       Его губы обветренные и обкусанные. Они ожидаемо горчат сигаретами и на вкус одновременно сахарные и кислые, как энергетики, которые он пьёт литрами. Эйрон решает, что ему нравится. Особенно когда пальцы Давоса вплетаются в его волосы, лохматя и стягивая удерживающую их резинку.       Конечно же их выгоняют из библиотеки.       Конечно же они ссорятся из-за политики спустя всего лишь неделю. Но Эйрон затыкает Давоса поцелуем.       И возможно, только возможно, его сосед не так уж невыносим.