Интерлюдия

Потайной кабинет бывшего хозяина родового поместья пробирал до мурашек не только из-за сквозняка, сочившегося сквозь разбитое окно. Громадный крест с ржавчиной, напоминавшей кровавые потеки, грузно расположился у кирпичной стены, траурные шторы погрузили комнату в полумрак, разбросанные книги тонули в пыли и паутине, осколки стекла угрожающе торчали из тонкого слоя снега. Все погрязло в тягучей, безжизненной тишине, и бесцеремонно ворвавшиеся сюда люди словно нарушили полумертвое безмолвие кабинета. Создатель этого чертога, издевательски смотрящий на Лэйн со старого, выцветшего портрета, явно любил загадки. Настолько, что даже после своей кончины не оставил вразумительных ответов на беспокоящие вопросы. В голове набатом вертелась назойливая мысль: «Найти книгу». Перевернуть все верх дном, но заполучить необходимое. Для полного счастья и мотивации к работе чего-то не хватало. Точнее, кого-то. Лэйн видит перебинтованную рану приближающегося прямиком к ней Бориса и впервые за долгое время начинает чувствовать что-то кроме безразличия. Она замирает в попытках удержать частичку, казалось бы, умершей в ней человечности, словно одному неверному движению под силу отпугнуть внезапно нахлынувшие беспокойство за чужую жизнь и облегчение, что виновник тягостного волнения здесь, совсем рядом и полон сил вопреки легкой хромоте и тяжелому, рваному дыханию. Девичье нутро, слишком долго пребывавшее в равнодушной стагнации, разрывалось от спектра чувств, который мотал из стороны в сторону, подобно маятнику. Романов жив — сей факт уже сам по себе является хорошей новостью. Благо, хватило ума настоять на его приходе. Пусть он и появился с серьезной задержкой, это куда лучше, чем ошиваться с отрядом Дмитрия, делать вид, будто внутри Лэйн теплится искренняя мотивация стать частью треснутого корабля. Нет, черта с два она пойдет на сближение, особенно после специфического допроса с введением в организм неизвестного препарата без ее непосредственного согласия. Было катастрофически сложно забыть. Сделать вид, будто ничего не произошло и она взаимодействует с командой исходя из искреннего желания влиться в сие мерзкое, пропитанное вероломством, общество. Лэйн знала, что ей не доверяют. Взгляды членов отряда говорили сами за себя: убирайся, от тебя одни проблемы, ты тянешь за собой смерть. Отсутствие видимого прогресса в расшифровке и понимании трактатов бессмертных вынуждало быть бесполезным балластом для остальных, уродливой брешью в идеальной стене. Впрочем, ей едва ли было дело до мнения отряда и любви к ее отрешенной персоне. Принимай девушка каждое язвительное, полное ненависти слово близко к сердцу, на его месте, наверное, давно бы ничего не осталось. Но оно по-прежнему бьется, порой колит, совсем как шрам на руке, после хождения по бескрайним сугробам и промерзлой земле. С таким окружением немудрено зацепиться за Бориса Романова. Образ светловолосого, голубоглазого мужчины мигом въелся в сознание. Среди тусклой массы Роткова он казался проблеском солнечного луча на пасмурном небе. Не будь у него ружья, хладнокровно направленного на Лэйн в их первую встречу, она бы решила, что Борис — чертов принц из сказки. Криптограф точно не хочет почувствовать, как спускается курок его оружия, и пуля пронзает ее насквозь. Она догадывается, что Борис хранит в себе секреты. К сожалению или к счастью, мир несколько сложнее, чем деление на Добро и Зло, на белое и черное. После нескольких лет кошмара наяву не осталось абсолютного представителя той или иной стороны — все смешалось в монохромный серый, размывая четкие границы укоренившихся в морали понятий. Романов таил в себе сколько светлого, столько и темного. Опасного. Неизведанного. Личность, полная контрастов. Губы растягиваются в любезной улыбке, но хитрый прищур глаз выдает его с потрохами, даже раньше, чем изысканная дубленка, перепачканная кровью подстреленного животного. Охотники, такие как он, одним выстрелом поражают цель, одним махом вырезают в мрачном лесу сердце Белоснежки. Однако вместо того, чтобы повалить Лэйн наземь и орудовать ножом, Романов сам подставился под него, защищая. Девушка замерла, уставившись на него взглядом, в котором, она очень надеялась, нельзя было считать отблеск трепетной радости, такой чуждый, несвойственный для нее. Спустя мгновение спина неосознанно выпрямилась, уголки губ дрогнули и новоиспеченный лаборант сделала шаг навстречу Романову — крохотный знак вместо приветствия. Тот остановился у прохода, стараясь не делать лишних движений и не беспокоить свежую рану. — Значит, это та самая скрытая комната? Голос бодрый, звонкий. Удивительно: на него напали в собственном поместье, а он продолжает улыбаться и держать лицо, несмотря на то, что каждое произнесенное слово, каждое действие приравнивалось к чертовой пытке. Лэйн помнила, как в полусонном бреду поправляла его рубашку, пропитанную кровью, как тяжело он дышал и с трудом выговаривал слова, растягивая каждый слог. Ему бы сейчас лежать в теплой постели, пить чай, восстанавливать силы, но он пришел сюда, хотя не питал особого интереса к внезапной находке. Тогда зачем он здесь? Звон посуды вкупе с бранью на первом этаже вытащили Лэйн из пучины раздумий обратно в реальность. Сначала на разведку вышла Анна, за ней остальные. Цепочку замкнул извечно хмурый Дмитрий. Криптограф уходить не собиралась. Пусть тащат силой: пока рядом Борис, она не сдвинется. Хотелось изучить его вдоль и поперек, понять, что он за человек. Человек ли вообще? Юноша на портрете подозрительно схож с Борисом, пугающе идентичен формой лица, разрезом глаз, скулами, улыбкой, даже прической. Это совпадение, связанное с генетикой семейства Романовых, или еще одна тайна, требующая разгадки? Передалось ли Борису по наследству от деда безумное помешательство на демонах, которое он отчаянно пытается скрыть за вялыми шутками? Мужчина встретился взглядом с Лэйн и прервал тишину фразой, секунду назад промелькнувшую в мыслях девушки: — Наконец-то мы остались одни. — Да, — криптограф улыбнулась, медленно подходя ближе, — наконец-то. От интимности обстановки перехватывает дыхание. По телу бегут мурашки. За осознанием собственного везения следуют мурашки по телу. — Как ты после той ночи? Как в бреду, Борис. Закрываю глаза и вижу твое лицо. — Сносно. Подобное случилось не впервой. А вот о тебе я… Из уст почти вырвалось: «переживала». Лэйн запнулась, сомневаясь в уместности душевных откровений. — О тебе требуется позаботиться специалистам. Ты отделался не так легко, как я. В твоем положении нельзя напрягаться. — Напрягаться? — Романов усмехнулся. — Идти в поместье сегодня было не так уж невыносимо, ведь я надеялся кое-что увидеть. Лэйн, скрестив руки на груди, в непонимании начала озираться по сторонам, чем позабавила Бориса. Он с интересом наклонил голову, следя за ее реакцией. — Все, что хотел, я уже увидел. Пристальность его взгляда, лишенного осуждения, злобы и недоверия, возрождала Лэйн из ледяных глыб, в которые она угодила. Лица обоих освещал дневной свет, пробивающийся из окна, не укутанного плотной тканью портьеры. Рука машинально потянулась к шее, на которой висел кулон — подарок Бориса для достойной девушки. Берилл — символ гармонии и успокоения, вдохновения и любви. Зеленый камень переливался всеми оттенками морской волны в погожий день. Невинное прикосновение к украшению не осталось без внимания стоящего напротив. — О чем ты задумалась, Лэйн? Воспоминания того, как Романов заботливо закреплял застежку, как тепло и нежно смотрел на нее, — все это не оставляло сомнений, однако Лэйн так и норовила спросить. Она сама не знала, почему, но ей было важно, чтобы вместо тысячи намеков Борис дал один ясный ответ. — Я особенная для тебя? — Никогда не был мастером слова, поэтому скажу коротко: да, Лэйн. Для меня ты — цветок в пустыне. Мужчина делает шаг вперед, возвышаясь над ней, почти не оставляя расстояния между ними. Взгляд Лэйн задерживается на его губах, а Романов продолжает неотрывно смотреть в упрямой попытке разглядеть нечто скрытое глубоко-глубоко в душе, куда она сама не может добраться. Все и так предательски видно по ее внезапно просочившейся робости вперемешку с вожделеющим предвкушением. Он стоит непозволительно близко. Настоящая пытка — понимать, что она окажется полной дурой, если не сделает то, о чем так дико просит сердце. Несколько секунд зрительного контакта, и их губы встретились. Лэйн понять толком не может, кто потянулся вперед первым, но факт остается фактом: расстояние преодолено. Резкий контраст между льдом и пламенем будоражит, и девушка добровольно погружается в этот омут, обжигаясь, неспешно тая от огненных касаний вдоль тела. Остаться в этом мгновении навечно — единственное, чего так отчаянно желает Лэйн, зарываясь холодной ладонью в светлые волосы Бориса. Она готова упасть на колени, взмолиться, вот только кому? Черт знает что творится на небесах. Бог давно умер. И она, по-видимому, умирает самой сладостной смертью, когда мужчина сперва ласково проводит рукой по ее пояснице, обнимая, затем властно прижимая крепче к себе. Голова идет кругом, буквально взрываясь от буйного всплеска эмоций. Окрыленная, Лэйн не знает, куда себя деть, боится испортить момент, сделать Борису больно, когда неосознанно опускает торопливые руки к его шее и встречается с плотным бинтом. Главное, впопыхах не задеть рану. Друзья, коими прозвал их Борис, так не целуются. Что-то заставляет Лэйн тосковать о статусе всего-лишь-друга в лице Романова, размышлять о неуместности дружбы после аккуратных, почти невесомых поглаживаний рельефных мышц и напряженного торса. Нет, на такое она не согласна. Ей нужно все — ни больше, ни меньше. Что-то заставляет изо дня в день искать повод для мимолетной встречи с ним и ежиться от сквозняка, когда он медленно отстраняется, улыбаясь, теперь более развязно, довольно. Эйфория туманит рассудок. Куда делось твое былое безразличие, Лэйн? Пьяна без вина. Она знает, что грешница. Знает, что они повторят это снова. — Нас наверняка заждались, — Борис вновь нарушает молчание первым, — позволь тебя проводить. Прежде, чем пойти к выходу, он берет ее руку и целует костяшки пальцев. Лэйн стоит на краю обрыва. Сильный порыв ветра — она падает в бездну, смиренно раскинув руки в стороны. Парашют не раскрывается — его попросту нет, как и привычной пустоты там, где у нормальных людей обычно ютились чувства. Коварный парадокс: стремительно падая, Лэйн оживала. Она обязательно сохранит эти чувства для него одного, отдаст каждую крупицу, без промедления убьет любого, сравняет сибирский городок с землей, если потребуется, лишь бы Романов был рядом.