Колибри. Игрушка для герцога

Чимин на цыпочках зашел в библиотеку, чтобы поставить на место книжку сказок Филдинга, которую они с Генри уже дочитали до конца. Рамсден постепенно затихал, и почти все его обитатели отошли ко сну. Омега старался не шуметь и даже не дышать, чтобы ненароком своим присутствием не навлечь гнев герцогини, если у той вдруг разыгралась мигрень, что снова не давала ей уснуть. Чимин верит, что частые головные боли леди Грымзы вызваны её склочным характером и любовью к скандалам, и как раз сегодня днем она распекала на кухне Джен. Вернув книжку на полку и осторожно проведя пальчиком по разноцветным корешкам, Чимин довольно улыбнулся. Он любил во всем порядок, а вид богатой библиотеки Рамсдена будоражил его сознание своей изысканностью, многообразием и чёткой структурой расстановки каждого бесценного издания. Здесь было все, что только можно прочитать — книги о путешествиях, энциклопедии, научные труды ученых и философов, сборники стихов и даже запрещенные когда-то к печати скандальные романы. Но Чимин никогда не видел герцогиню с книгой и не замечал в ней желания предаться чтению в стенах библиотеки. Ему приятно думать, что эти романы когда-то мог прочесть Чонгук, потому что, несмотря на его строгий вид, альфе не чужда романтика. Книги на языках других стран, разного цвета и объема, совсем новые и старинные, стояли ровными рядами, невольно привлекая особенное внимание Чимина. Он все еще крайне любопытен и, к огорчению своего отца, неуемно жаждет новых познаний. Рука омеги потянулась к книге на корейском, которую ему показывал герцог, но достать ее без лесенки никак не получалось. Чимин приволок стоящую в углу стремянку и довольно облизал пересохшие от волнения губы. — Помочь? — мягкий грудной голос едва не заставил его совсем не грациозно запутаться в полах платья и свалиться с первой же ступеньки. Гувернер от неожиданности дернулся, схватился за полку, чтобы не упасть, и обернулся, нахмурив брови. — Вы должны были сказать, что вы здесь, Ваша Светлость, — омега едва мог унять участившееся от страха сердцебиение. Встретить герцога здесь он совсем не ожидал. — Испугались? Лейнстер показался из темноты дальнего угла, в котором сидел, и, как понял Чимин, просто отдыхал. В способности Его Светлости различать буквы в кромешной тьме он усомнился, поэтому оставалось одно — он помешал герцогу, когда тот дремал. — Простите, — пробормотал Пак, слезая со стремянки. — Я не должен был нарушать ваш покой, мне жаль… — Вы мне никогда не мешаете, дитя мое, — угадывая мысли омеги по виноватому выражению лица, Чонгук подошел совсем близко и поцеловал Чимина в макушку. Яркий фиалковый запах ударил ему в нос. Он раскрывался с каждым днем все сильнее, как самый настоящий цветок. Чонгук вдохнул полной грудью и насилу заставил себя отстраниться. — Какую книгу вам достать? — Вот ту, на пятой полке, — поспешно выпалил Чимин, не сдержав предвкушения, но мгновенно осекся. — Пожалуйста. — Похвальный выбор для столь юного создания. Чонгук легким движением руки взял нужный фолиант и положил его на столик, придавив ладонью. Чимин же со всей присущей ему наивностью дернул книжку на себя, но забрать желаемое не получилось. Лейнстер нагло улыбался, наблюдая за жалкими попытками маленьких пальчиков, вцепившихся в корешок, сдвинуть книгу хоть на сантиметр. Недовольно сведя брови на переносице и почувствовав себя одураченным, омега вскинул вопросительный взгляд на Чонгука. Хитрость герцога читалась в его заинтересованном взгляде. — Только за поцелуй, Чимин. Таково мое условие. Щеки гувернера покрылись румянцем, и он строго нахмурил тонкие бровки. Будучи честным с самим собой, Чимин давно признал — ему льстил флирт альфы. Слова и взгляды Чонгука в один момент переворачивали омежье нутро, заставляя даже низ живота напрягаться от волнительного страха, смешанного с предвкушением того, что же в этот раз сделает герцог. Каждый поцелуй всегда ощущался по-новому, каждое объятие вызывало волну неизведанных мурашек, а его слова… Чимин дернул головой, понимая, что вновь пропадает в своих грезах – несбыточных и сладких. Собрав всю смелость, Чимин решил применить на альфе его же нечестные методы. — Полагаете, мы будем в расчете? — немного склонив голову на бок, лукаво спросил омега. — Одна книга за поцелуй? Я не так силен в финансовых сделках, как Ваша Светлость, но уверен — вы получите больше выгоды, нежели я. — За поцелуй с вами я готов отдать эту библиотеку целиком, моя колибри, — он понизил голос и подошел к Чимину вплотную. Горящие щеки гувернера угадывались без ошибки, но свет свечей еще больше подчеркивал его смущение, ложась на щеки жгучими пылающими полосами. — И даже больше, — Лейнстер приподнял его за подбородок и заглянул в глаза. — Ведь вас, как и меня, в последнюю очередь интересует выгода. В этом, признался Чимин к своему стыду, альфа совершенно прав. В такой близости от герцога поцелуи интересовали его невероятно сильно. — Вы чем-то расстроены, Ваша Светлость? Чимин уловил легкий запах спиртного, а краем глаза разглядел в темноте библиотеки графин с виски и полупустым стаканом. Он не знал, что заставило герцога пить в одиночестве, но использовал свою догадку как предлог, чтобы изменить тему разговора и не совершить глупость. — Вы все так быстро улавливаете, моя птичка… Лейнстер вздохнул и потянул Чимина за собой в темноту. Он опустился в глубокое кресло с широкими подлокотниками, а гувернера усадил себе на колени и как только омега этому не пытался воспротивиться — все было напрасно. — Да, — прижимая его за талию и обновляя стакан, задумчиво произнес герцог. — К сожалению, в жизни не все идет так, как нам хочется, а люди умеют делать гадости совершенно неожиданно. — У вас что-то стряслось, — утвердительно покачал головой омега, читая по лицу герцога совершенную разбитость и глубочайшее разочарование. Таким Лейнстер бывал крайне редко. — Вас кто-то обидел? — наивно спросил он, хлопая глазами. — И здесь вы снова правы, — Лейнстер улыбнулся хмельной улыбкой, жадно рассматривая Чимина. — Обидел. — Кто? — Пак дернулся и повернулся к Его Светлости, не веря в то, что такого человека можно вообще как-то задеть. — Что этот человек сделал? Вид Чимина откровенно умилял герцога. Омега готов драться за него, как за себя, гордо выставляя вперед ярко разукрашенные природой перышки на грудке. Чонгук не мог сдержать улыбки, как и желания поцеловать Чимина. С последним было сложнее: библиотека слишком располагала к уединению, а герцог Лейнстер не железный — мог и не сдержаться. — Умер, — ответил он, вспоминая Герберта Спенсера как причину своей грусти. — Умер? — Чимин ужаснулся и невольно хлопнул себя по щекам ладонями. — Умер, — кивнул Лейнстер утвердительно. — Признаюсь, я тоже не ожидал от него такой подлости. — Смерть человека вызывает в вас желание шутить? — омега не мог понять смятения внутри. — Это немного… — Справедливо, — вздохнул Чонгук и прижал Чимина к себе. — В моих глазах он давно стал посмешищем. Поэтому его смерть не трагедия, а всего лишь еще одна проблема, которую мне придется решить иным способом. — Я вас не понимаю, — недоверчиво произнёс гувернер. Ему, наверное, жаль незнакомца, но вид герцога совершенно не выражал траура. Точно так же он мог рассуждать о жуке, которого ненароком припечатали ботинком. Внутри Чимина поселились странные подозрения. — Но раз вы утверждаете, что этот человек был плохим, я вам верю. — Очень плохим. Старый злобный старикашка, который сделал много плохого, как противный гном из тех сказок, что вы читаете Генри на ночь. Чимин вновь покраснел, опустив взгляд. Он не знал, что герцог в курсе, какие книги он позволял читать ребенку. — Простите, я стараюсь не читать юному господину страшные сказки, но он так любопытен и так смел, — добавляет многозначительно, дабы смягчить гнев герцога. — Я подумал, что вы будете не против… — Я не против. Генри умный мальчик и ему пора осознать, что в мире существует не только добро. Я вас прощаю, — с ласковой улыбкой произнес альфа. — Тогда прошу вас, простите мне еще одну вольность. — Что же это? — Утолите мое любопытство и ответьте на вопрос. Тот плохой человек погиб не по вашей вине? — Чимин все еще не мог понять, как к этому относиться. Смерть человека — это всегда горе. Он помнил, как плакали на кладбище все, кто пришли проститься с его мамой. Но и герцогу Лейнстеру он доверял безоговорочно. Стремление к справедливости, даже если кто-то обидит котенка, делало Чимина таким смелым и воинственным, что рядом с ним в такие моменты лучше не находиться. И если бы омеге сказали ринуться в бой за герцога, он бы непременно это сделал. — Не по моей, — спустя несколько мгновений раздумий герцога и сомнений гувернера, послышалось в библиотеке. — Старикашку съели собственные демоны. — А вы стрелялись на дуэли? — вдруг спросил Чимин то, о чем так давно хотел узнать. Чуть выпивший Чонгук казался ему более разговорчивым и, возможно, более откровенным. Стреляться на дуэли — совершенно глупая для альф, но такая романтичная для каждого омеги вещь, сродни признанию в чувствах, что Пак хотел бы знать, тронул ли кто-то холодное сердце герцога Лейнстера. — Стрелялся, — кивнул Лейнстер, поджав губы. Чимин расценил эту гримасу как возможное поражение и ужаснулся: — И получили пулю? — Я получил леди Элизабет. Убийственно с одинаковой силой, — скривился Его Светлость. — Но если раньше я мог утверждать, что выбрал бы лучше смерть, чем шесть лет жизни в аду, то теперь вы изменили это мнение, моя птичка. — Не нужно смерть, — пробормотала Чимин, а на его глаза навернулись слезы. Грудь сдавили воспоминания, его нижняя губка задрожала, а кончик носа сразу покраснел. — Я помню, как умирала мама… — Ни слова больше… Лейнстер притянул его к себе и положил на грудь. Он поглаживал омегу рукой по голове, пока тот яростно пропитывал его рубашку слезами, беззвучно рыдая в объятиях мужчины. Чимину казалось, что за все два года со смерти Айрис он не плакал так сильно, как сейчас. Дать слабину при отце было стыдно, ему самому нужна была поддержка, а не слезы, а как только глаза Чимина увлажнялись, то Ёндже начинал плакать вслед за ним, а потом, вторя братьям, плакал ничего не понимающий маленький Тэмин. А в какое-то время Чимин просто перестал плакать. Воспоминания о маме — самые светлые, но тускнеющие с каждым годом — отзывались только болью в груди. Сцепленные зубы, глубокий вдох, сжатые кулаки и взгляд, поднятый к небесам — он просил маму дать ему сил вынести все это, и боль отступала. Сейчас же, умостившись на коленях у герцога, он позволил себе выплакаться, как должен был это делать в свои годы. Ребенок, оставшийся без матери, а не глава семейства, на которого вдруг обрушилось все, о чем он не подозревал. Безденежье гнало искать работу, пьянство отца — лишний угол, где он мог не слышать его сумбурного бормотания и проклятий на жизнь. Время с книжками заменилось на стирку, прогулки по даунтауну — на готовку еды, тихие вечера — на безуспешные попытки уложить спать младшего из детей. Но Чимин не жаловался. Он просто делал то, что должен был делать. И верил, что мама, смотря на него с небес, гордится своим сыном. — Поплачьте, — приговаривал герцог, прижимая худенькое дрожащее тельце еще сильнее. — Вам станет немного легче. Чимину и правда становилось легче. Так, будто с каждой слезинкой он избавлялся от груза, давившего эти годы. Он прижался к Лейнстеру, свернувшись клубочком, и слушал его размеренное сердцебиение. Оно успокаивало его собственное, частое и сбившееся, словно настраиваясь с омегой в один ритм. В сильных руках Чонгука Паку казалось, что мир еще может дать ему хоть крошечный шанс на счастливую жизнь и быть не таким жестоким, как раньше. — Я испортил вашу рубашку, Ваша Светлость, — хмыкнул Чимин, глядя на мокрое пятно внушительных размеров. — Не думал, что я могу столько плакать, простите… По недовольно сведенным бровям герцога Чимин наивно подумал, что одежда в данный момент действительно заботит Чонгука. — Мы договаривались, что между нами не будет условностей, Чимин, — с укором напомнил Лейнстер. — Но они есть, — Чимин вздохнул, понимая, о чем идет речь. — Мне не подобает обращаться к вам по имени. Я всего лишь слуга в этом доме. — Мне кажется, я знаю, как выбить эту глупость из вашей головы, — решительно произнес герцог и выпрямился в кресле. Чимин оказался в ловушке, а его губы — в доступе к губам Лейнстера. Пак завороженно смотрел на красивое лицо мужчины, вдыхал запах табака, смешанный с алкоголем, и пьянел вместе с ним, дрожа всем телом от близости альфы. Внутренний омега с каждым днем сдавал свои позиции, и Чимин понимал, что он готов выбросить белый флаг. Чонгук стал для него той самой гаванью, где его кораблю было спокойно, умиротворенно и любимо. Его сильные руки давали защиту, а сердце обещало любить вечно. Гувернеру казалось, что его сказка тоже имеет право быть прочитанной. Возможно, когда-нибудь он расскажет об этой любви своим детям и внукам, как о самом прекрасном чувстве, что он познал, но сейчас думать о грустном совершенно не хотелось. — Поцелуй меня, Чонгук. Ему хотелось тепла. В этот промозглый октябрьский вечер нет ничего грустнее, чем лежать одному в холодной кровати и искать холодными ступнями местечко, где можно согреться. Чимин непозволительно думал о том, как герцог отправится в постель, ляжет рядом с Грымзой, а она прижмется к нему точно так же, как и он сейчас. Он в очередной раз корил себя за те чувства, что испытывал к чужому мужчине. Намного старше его, женатому, с ребенком… Это ощущалось до боли несправедливым, но сердце омеги подсказывало, что здесь что-то не так. Будто есть какой-то выход, которого он не видит, или надежда, по его неопытности ускользающая из рук. Все вокруг происходило неправильно. Словно в книге, где вырваны страницы, или в сказке, которую читают с конца. Так не должно быть. Чонгук не должен идти к той, которую не любит. Чимин не должен оставаться один, если рядом есть Чонгук. В их круге все просто, но он не замыкается. С готовностью герцог поспешил исполнить приказ гувернера. Он наклонился, разглядывая лицо Чимина, словно искал в его глазах долю сомнения, и поцеловал, не встречая преграды. Совершенно понятно, что этой близости омега хотел не меньше, чем альфа. Как только их губы сомкнулись, Чимин доверчиво впустил Лейнстера, позволяя больше, чем всегда. Руки Чонгука везде: сжимали его талию, ласкали бедра, поднимались по животу и накрывали грудь. Недавно сформировавшиеся невысокие холмики по-новому отзывались в Чимине ответным желанием, концентрирующимся внизу живота. Чимин хотел большего. Он ерзал на коленях Лейнстера, обнимал его за шею и разрешал целовать себя везде. Просил. Влажно и мокро герцог касался его губ, а потом спустился по подбородку на шею, прикусил до красных пятен нежную кожу, вылизал острые ключицы, вдыхая пьянящий цветочный запах. Чимин застонал, подаваясь вперед и подставляясь под властные руки альфы, что ловко справлялись со шнуровкой на лифе. Герцог послабил сковывающую униформу и молился на каждый сантиметр тела, что открылся перед его взором. Его сознание отнюдь не затуманено спиртным, оно полностью одурманено Чимином, который пьянил похлеще самого выдержанного шотландского виски. — Это неправильно, Ваша Светлость, — бормотал омега, накрывая ладошкой искусанные губы. — Это грешно, — вспомнил о Боге так некстати, что собственная душа разрывалась пополам, как старая Библия с избирательно вырванными страницами. Там, где о грехе, Чимин даже читать не хотел, а вот там, где написано о любви, ему нравилось. — Бог есть любовь, — Чонгук поставил его на место одной фразой. Атеист, прекрасно подкованный в богословии — сродни Дьяволу. — Вы не можете это отрицать. — Не могу, — сдался гувернер, нервно выдыхая. Спорить с Чонгуком — заранее проигрышный вариант. Чонгук смотрел ласково и снисходительно, словно Чимин только что просветлился или постиг сложную математическую задачу. Все мысли в голове омеги умилительно выражались на его лице, пробегая десятками эмоций по заломленным бровям, сведенным до морщинок складкам на лбу, губам, проговаривающим то, что творилось в его голове. Это одновременно мило и ужасно трогательно. У Чимина нет ни единого намека на то, что он способен скрывать или строить козни, как расчетливые омеги высшего общества. Пак как на ладони — искренний и простой, словно раскрытая книга. Чонгук с его страницами обращался бережно: читал медленно, наслаждаясь смыслом, и переворачивал, не загибая краев. Каждая его закладка ложилась острым краем в толщину книги, будто оставляя зарубки на трепетном сердечке. И каждый раз он передвигал ее на несколько страниц вперед, с предвкушением двигаясь к кульминации их рассказа. Герцог Лейнстер очень хотел, чтобы конец их истории случился как в поучительной сказке — пусть непростой, но обязательно счастливый. — Я хотел съездить к отцу и братьям на эти выходные, если вы меня отпустите, Ваша Светлость, — пробормотал Пак, отрывая герцога от собственных мыслей. — Я не был дома почти полтора месяца. — Все-таки из вас бы вышел отличный бизнесмен, моя птичка. Вы выбрали лучший момент, чтобы диктовать мне свои условия. Я буду скучать, — Чонгук целомудренно поцеловал Чимина в лоб, словно не он только что едва не раздел гувернера догола. — Мне все равно придется привыкать к расставаниям с вами. — Что-то случилось? — встревожился Чимин. — Предстоит долгая поездка в Европу по делам. К сожалению, некоторые контакты требуют моего личного присутствия, и далеко не все я могу доверить своим помощникам. — Это сложно — быть таким богатым? — помедлив с последним, все же произнес Чимин. Наверное, он опьянел от присутствия герцога ничуть не меньше, чем Лейнстер от омеги, поэтому позволил себе совершенную вольность. В ответ на этот наивный вопрос Его Светлость громко рассмеялся, не боясь разбудить жителей Рамсдена. — Вы так прелестно наивны, что я не могу вас обманывать. Это было бы неуважением с моей стороны, но, право, я впервые вижу омегу, так рьяно интересующуюся моими делами. “И вами в том числе”, — невольно подумал Чимин, посматривая украдкой на идеальный профиль альфы. Он никогда в жизни не видел красивее мужчин, чем Чон Чонгук. — Сложно, — кивнул он. — Большие деньги — это всегда большие риски. Нужно знать, куда можно вкладывать, а куда нет, какое дело стоит начать, а какое точно окажется проигрышным. Все, что я сейчас имею, я приумножил от доли, полученной в наследство от отца. Это были не слишком большие деньги, наша семья тогда переживала не лучшие времена, но все же мне удалось сделать несколько выгодных вложений, а потом найти перспективные сферы и заинтересовать партнеров. — Я восхищен вашими познаниями! — вдохновенно произнес Чимин. — Благодарю. У меня хорошее образование, — уточнил Лейнстер. — Но природный ум далеко не всегда сможет выбить себе дорогу в люди, если за человеком не стоят деньги. Таковы правила нашего мира. Таково капиталистическое будущее. — Вы так говорите, словно мир очень изменится, — удивился Чимин, слыша пафос в словах Лейнстера. — Мне бы не хотелось жить в другой Англии… — Я знаю, — перебил его Чонгук. — Вы бы хотели научиться шить прелестные платья, как мадам Рютте, и быть счастливым папой дюжины детишек, — думая о детях, герцог невольно улыбнулся. У Чимина совершенно точно родились бы прекрасные малыши с золотистыми волосами, светлой кожей и аристократичными чертами лица. Он провел пальцем по щеке, спустился к подбородку и остановился, положив пальцы на пухлые расцелованные губы. Гувернера хотелось снова и снова, и Чонгук уже совершенно не понимал, что именно останавливало его в последний момент, когда до самого заветного оставалось совсем немного. — Вы запомнили? — Чимин увернулся из его рук только для того, чтобы спешно и мечтательно пробормотать: — Да, я хочу шить платья, но дюжина детишек — это много. Думаю, хватило бы трех, — омега задумчиво приставил палец к губам и уставился в потолок, раздумывая. Его семья, где были отец, мама, он и братья, казалась ему самой правильной и образцовой. — Совершенное упущение с вашей стороны не посоветоваться с альфой, — рыкнул Чонгук, неосознанно начиная реагировать на усиливающийся запах Чимина. Омега пах сильнее, возбуждаясь сам и возбуждая его. Внутренний альфа, едва сдерживающийся, чтобы не пометить свое, ревностно желал доли участи в жизни омеги. И тем более — в произведении на свет себе подобных. Животное нутро реагировало так, как это положено природой, и герцогу становилось все труднее совладать с желанием взять Чимина прямо здесь. Если у мальчишки начнется течка, лучше бы ему быть уже в Европе. Это жестоко по отношению к омеге, но, тем не менее, правильно для них обоих. — Вы так думаете? — Чимин смешно насупился, явно заигрывая с Чонгуком. Опасно и слишком необдуманно. — Мне казалось, в этом деле омеги должны сказать свое слово. Они в основном занимаются детьми и выполняют всю работу по дому, пока альфы часами проводят время в кабинетах и занимаются скучными делами. — Где вы наслушались этих глупостей? — рассмеялся Чонгук. — Мне кажется, Рамсден должен был разрушить ваше представление о типичной патриархальной семье. — Да, вы правы, — пожал плечами Чимин, соглашаясь с Лейнстером. Намек более чем прозрачен — Элизабет совершенно не касалась вопросов воспитания Генри, и даже выбором гувернера пришлось заниматься Чонгуку. Как и многим другим, что он делал с сыном, заменяя тому непутевую мать. — Простите, я не хотел вас обидеть. — Вы совершенно не обидели меня, Чимин. Мне нравится заниматься воспитанием сына. Променять время, проведенное с ним, я могу лишь на те жалкие минуты внимания, которые вы мне дарите. Их так мало, что я постоянно хочу видеть вас рядом. Вы не можете так нагло воровать у меня под носом время, за это последует жестокое наказание, — строго добавил герцог. — Какое? — ужаснулся Чимин, веря герцогу на слово, и тут же получил свое наказание — еще один поцелуй. Такой же жаркий и страстный, как предыдущие. — Мне нужно идти, — пробормотал он, когда герцог прекратил терзать его губы. — Идите, — прохрипел он. В темных глазах плескался опасный огонек. Чимин вскочил с кресла, наспех поправил платье, чтобы убрать с юбки очевидную мятость, и выскользнул из библиотеки. — А лучше бегите, моя птичка. И закройте на ночь дверь своей спальни на все замки, — послышалось в углу. — — — — Чимин! Чимин! Малыш Тэмин буквально выпал с крыльца, поскользнувшись на склизких от осенней влаги камнях, которые устилали вход перед домом. “Покосившую ступеньку бы починить”, — подумал омега, чтобы не забыть сказать об этом отцу. — Здравствуй, мой сладенький! — омега впился в розовые щечки Тэмина, которые и правда ощущались сладкими, как спелые персики. Держа младшего на руках, Чимин подкинул его пару раз в воздухе и понял, что не ошибся — братик набрал вес, от того и щечки на лице появились — пухленькие, розовенькие, с еще заметным детским пушком. Младший на руках не брыкался, как раньше, наоборот — обнял Чимина сильнее, едва не задушив его за шею в кольце детских рук. Скучал. — Я тоже скучал по тебе, — пробормотал Чимин, смаргивая выступившие слезы. — Сильно-сильно скучал, во-о-от так, — сжал кроху сильнее, упиваясь теплом детского тельца и запахом дома. От Тэмина пахло мамой и отдаленно еще чем-то очень знакомым. Пак засунул нос в воротник детской кофты, поерзал там и горячо задышал в шею, вызывая у крохи безудержный приступ смеха. — Щекотно! — визжал мальчишка. — Чиминни! Щекотно! — Пойдем в дом, холодно ведь! Только сейчас Чимин заметил, что Тэмин выбежал к нему в тонких домашних штанах и кофте, из которой давно вырос. Рука омеги на участке голой спины попыталась натянуть кофту вниз, но было тщетно — вещь оказалась катастрофически мала. Поставив Тэмина на землю, омега снял с себя накидку из добротной шерсти с меховым воротником, которую перед поездкой домой подарил ему герцог, и набросил на Тэмина. От гордости довольный мальчишка тут же расцвел и важно зашагал в дом. Остановившись на мгновение у дома, Чимин с грустью посмотрел на их старенький дворик. Его все еще тянуло домой, но уже намного меньше, чем раньше, хотя и Рамсден своим домом он назвать не мог. Бельевая веревка провисла, корзинка, в которой он каждое утро выносил вешать белье, намокла от дождя и валялась без надобности под лавкой. Пак удрученно покачал головой, поднял корзинку и понял, что такое теперь только выбросить — раскисшая и полусгнившая, она стала непригодной для использования. Деревья, уже сбросившие к осени свои листья, горестно покачали Чимину в ответ голыми ветвями, будто подтверждая, что с отъездом омеги нехитрое хозяйство начало хиреть и приходить в упадок. — Пойдем же! — Тэмин, едва придерживавший тяжелую дверь, ждал брата на крыльце. Чимин поежился от утреннего ветра, достававшего до косточек, и зашел в дом. — Доброе утро! — прокричал он в тишину. Ответа не последовало. Только скрипнул стул, на который мигом взобрался Тэмин, так и не снявший накидки. — Грейся! — улыбнулся Чимин, посматривая на довольного ребенка. Он открыл дверь в небольшой коридорчик, соединявший их комнаты, и заглянул к Ёндже. Того и не было видно — закутавшись в одеяло с головой, брат громко посапывал и никак не реагировал на посторонние звуки. Чимин плотнее прикрыл дверь, чтобы не разбудить его, и постучал в комнату отца. Негромкое мычание в ответ он расценил как разрешение войти. — Доброе утро, папа, — Чимин вошел в комнату и осмотрелся. Отец уже не спал, скорее просто лежал, прогревая косточки в теплой постели. Потянув носом воздух, Пак понял, что запаха спиртного здесь нет. То ли отец образумился и перестал налегать на пиво, то ли делает это вне дома, как раньше, когда в их семье водились деньги на посещение пабов. — Сынок, ты приехал, — прокряхтел Пак, поднимаясь с кровати. Настроение Минсона с их последней встречи кардинально изменилось, как и отношение к Чимину тоже. Пак невольно подумал о том, что герцог был прав: деньги в этом мире делают практически все. Они сближают даже самых родных людей дальше некуда. Омега ощутил это буквально, когда Минсон прошаркал к нему и заключил его в крепкие удушающие объятия. Не ожидав такого прилива нежности, Чимин немного опешил. С минуту постояв в сильных отцовских руках, как это было ранее, он отстранился и внимательно посмотрел на родителя. — Все хорошо? — недоверчиво спросил омега, плохо скрывая удивление. На такой прием он явно не рассчитывал. — Да, у нас все хорошо, — довольно ответил отец, приглаживая непослушные вихры. Его всегда жесткие волосы сегодня особенно смешно торчали в разные стороны. Чимин, невольно улыбнувшись, запустил ладонь в седеющие пряди и навел на его голове немного порядка. — Вот, отдыхали, — добавил Минсон, словно извиняясь за позднее пробуждение. — Не ожидали тебя так увидеть. — Дорога была хорошая. А почему Тэмин без присмотра? — чуть строже спросил Чимин. — Он встретил меня во дворе, раздетый… — Вот же негодник! — махнул рукой Пак, перебивая сына. — Все ему не спится с утра! Уже и двери сам открывать научился, ты гляди! Ну он у меня получит! — Нужно починить верхнюю щеколду, — пропуская часть слов мимо ушей, Чимин добился от отца осмысленного взгляда и короткого кивка головой. — Не нужно его наказывать, он еще ребенок. — Да починю, починю, — буркнул глава семейства, потирая затекшую после сна шею. — А ты что же это надолго приехал? От Чимина не ускользнул странный отцовский взгляд. Оценивающий, но не осуждающий. Пак Минсон словно смирился с тем, что Чимин работает в богатом доме, и теперь уже не заводит странных разговоров, оскорбляющих сына. Зато осмотрел его с ног до головы пристальным взглядом, задерживаясь на новом платье, которое Чимин получил в Рамсдене в придачу к униформе, начищенных полусапожках и ридикюле в руках. — Кажется, у тебя этого не было, — Минсон ткнул пальцем в сумочку и хмыкнул. Сдержать любопытство отцу не удалось. — Не было, — примирительно улыбнулся Чимин. Его доброе сердце быстро оттаивало, а память напрочь забывала плохое. — А теперь есть. Его Светлость великодушен и не обижает меня жалованьем в благодарность за воспитание своего наследника, — ответил с акцентом на последних словах, напоминая, что он не просто праздно проводит время в поместье, а работает и зарабатывает. — Чего это у тебя есть… — в дверном проеме показался сонный Ёндже с такой же копной непослушных волос. Весь в отца! Он смачно зевнул и смог приоткрыть только один глаз, рассматривая брата сонным взглядом. — Ого! Это правда все твое? — тут же оживился Ёндже, подтверждая удивление главы семейства. Чимин снова ничего не ответил. Ридикюль он тоже получил от герцога, который теперь по возвращении из каждой лондонской поездки привозил ему милые безделушки, казавшиеся гувернеру настоящим сокровищем. Он совершенно не интересовался у герцога сколько это стоило, но то, как это было преподнесено — помнил, как сейчас. — Пойдемте завтракать, — сказал омега, прикрывая ненароком губы рукой. Они жгли от воспоминаний о поцелуях герцога. — Нужно покормить Тэмина. Когда Чимин вышел в кухню, а за ним выполз сонный Ёндже и отец, он увидел, как Тэмин с удовольствием вырывал мех и по одной волосинке складывал на краю стола. Чимин замер в ужасе, что он скажет герцогу, но в таком же самом ужасе застыли и его близкие. — Ничего себе… — первым нарушил молчание брат. Он подошел к Тэмину, ущипнул младшего за щеку, доведя до слез, но ловко завладел его вниманием и стащил с плеч накидку. Проведя по дорогому воротнику, Ёндже многозначительно цокнул языком. — Забери, а то и вовсе ничего не останется, — он протянул Чимину накидку и прикрикнул на Тэмина: — А ты перестань так себя вести, маленький пакостник! Плач Тэмина раздался еще громче, и Чимин подхватил ребенка на руки. Его сердце разрывалось от заплаканных глаз и покрасневшего носика. — Ну все, все, — он прижал малыша к себе и погладил его, икающего от плача, по худенькой спинке. — Ты же так больше не будешь, правда? — А нечего в таких дорогих вещах в наши трущобы приезжать, — бросил негромко брат, отодвигая стул и плюхаясь на него. — В даунтауне таким не хвастаются, здесь таких, как ты, еще и ограбить могут. Если ты еще помнишь, конечно… — Я помню. И уверяю тебя — я по сей день остаюсь тем же, кем и был раньше, — отрезал Чимин. Укор брата был максимально неуместным, будто жизнь в Рамсдене для Чимина — сплошная малина. — Не стоит кричать на ребенка. И тем более — грубить старшим. — Подумаешь, — фыркнул Ёндже. — Старший… — Ну хватит вам! — хлопнул ладонью по столу отец. — Чиминни приехал домой не спорить с тобой, Ёндже. Правда? Брат замолчал, но снова многозначительно фыркнул. Чимин и вовсе не понял, к кому обращался родитель. Убрав с глаз долой раздражающую зрение дорогую накидку, он посадил Тэмина на место, стал к плите и принялся готовить завтрак. Жизнь будто вернулась на несколько месяцев назад, но что-то внутри него самого очень сильно поменялось. Он стал взрослее, ответственнее, но почему-то мягче и, кажется, ранимее. С глаз скатились слезы, которые Чимин незаметно от близких вытер рукой. В последнее время он вообще стал каким-то не таким, словно его подменили. Наверное, это все осенняя грусть, промозглые ветра и одинокие вечера. После молчаливого завтрака, на который Чимин приготовил вкуснейшую овсяную кашу с ягодами малины, распаренным изюмом и орешками, полученными на кухне от Джен в качестве гостинцев, он помыл посуду, одел младшего и отправился в магазин неподалеку. Хорошие и качественные вещи в центре города стоили очень дорого, но, к счастью, даунтаун тоже славился своими умельцами. Миссис Харрис шила прекрасные детские вещи, которые мама покупала для Ёндже и Чимина, поэтому Пак был уверен, что и для Тэмина найдется что-то подходящее. Утренний туман уже рассеялся, порожек перед домом высох, а яркие, но холодные солнечные лучи озарили дворик. Закрыв покосившуюся калитку, Чимин повел брата по дороге. Тот гордо вышагивал рядом со старшим и крепко держал его за руку, грея маленькими теплыми пальчиками ладонь Чимина, и стучал подбитыми каблучками по остаткам некогда пролегавшей здесь каменной дороги. У миссис Харрис и правда нашлось все. Чимин купил братику несколько теплых брючек и рубашек, вязаную жилетку — ручная работа владелицы магазина — и даже нашлось новое пальтишко. Немного длинновато, но Чимин подвернул рукава и посмотрел на довольного ребенка. Тот закутался в ворот, вцепившись пальчиками в пальтишко, и никак не хотел его снимать. — Возьми, — миссис Харрис присела рядом и обмотала вокруг шеи Тэмина огромный пушистый оранжевый шарф. — Это в подарок. В комплекте оказалась еще и шапка. Едва уговорив Тэмина снять вещи и сложить в корзинку, Чимин успел перекинуться с хозяйкой магазина парой слов и вышел из магазина. — Вам нужно поспать, джентльмен, — улыбнулся Пак, глядя на младшего. Они потратили в магазине немало времени, и Тэмин заметно устал. А еще явно перебрал впечатлений. Ёндже и отец вряд ли водили его гулять дальше соседского двора, поэтому мальчишка хотел подольше побродить с братом по городу, но бороться с естественными потребностями было крайне тяжело — его потяжелевшие веки с каждой секундой опускались все ниже и ниже, а язык заплетался, путаясь в словах. — Простите, — буркнул незнакомец, проходивший мимо. Он нечаянно толкнул омегу, и, Чимину показалось, что в этот момент альфа шумно втянул запах его волос, пытаясь уловить феромон. Омеге это не в новинку, ведь улочки в даунтауне сложно назвать широкими. Здесь трудно разминуться, поэтому он хотел крикнуть вдогонку “ничего страшного”, но тут же опешил. Удаляющийся вдаль мужчина ему кого-то очень сильно напоминал. Выжженные солнцем волосы, торчащие в разные стороны, сгорбленная спина и узкие костлявые плечи, стоптанные огромные ботинки не по сезону и тонкий потертый пиджак, который незнакомец обтянул на худом теле, тщетно пытаясь таким образом согреться. — Эй! — пискнул омега, но карета, проехавшая мимо, поглотила стуком колес его голос. — Кажется, мы где-то виделись, мистер… — пробормотал омега удрученно. Его все равно не услышали. — Кто это? — Тэмин, силясь не заснуть, потянул брата за рукав. — Ты знаешь этого дядю? — Возможно… — пожал плечами Чимин. Нет, точно знал — это он. Тот самый парень, которого он спас от побоев в переулке. Жаль, что он так и не спросил его имени, чтобы окликнуть. — — — Тэмин заснул так быстро, что Чимин едва успел уложить его в кровать. Подоткнув одеяло, он тихонько прикрыл дверь и окликнул отца, сидевшего в своей комнате. — Вы уже запаслись углем, папа? — он строго посмотрел на Минсона, потому что впереди осень, а отец, похоже, забыл о части своих обязанностей, как главы семейства. Это и неудивительно — после смерти мамы почти все два года каждой мелочью в доме занимался именно Чимин, начиная от домашней работы до решения крупных проблем. — Отец, я оставлял в прошлый раз достаточно денег. — Мне нужно было купить вещи для школы, — встрял Ёндже, пока Минсон мялся с ответом. — Ты же сам сказал. Пак спорить не стал. Он знал, как важно для Ёндже не только иметь школьные принадлежности, но и приличную одежду. Залатанные и перешитые мамины платья вечно носить нельзя, и это справедливо. Соседские дети часто дразнили его, хоть и сами одевались так же. В конечном итоге, сидя в дорогих тканях, Чимин не мог упрекнуть брата в желании выглядеть лучше и красивее. — Хорошо, — вздохнул омега. — В этот раз мне удалось скопить немного больше, поэтому пожалуйста, пап, купите несколько тонн угля. Я не хочу, чтобы вы мерзли зимой или еще хуже — воровали, — на последней фразе омега сделал особый акцент. Местная забава бедняков стаскивать уголь со стоящих на железной дороге вагонов была излюбленным развлечением для многих. Азарт украсть побольше и страх быть пойманными подогревали у молодежи немалый кураж к этому делу, а вскоре в даунтауне образовались банды, регулярно промышлявшие этим. “Бобби” их время от времени вылавливали и даже сажали в тюрьму, но заниматься кражей угля никто не перестал. Наоборот, люди стали сбиваться в компании побольше и брали дубинки покрепче, чтобы отбиться в случае чего от стражей порядка. Они оправдывали свои вылазки тем, что богачи получают намного больше с угля, который грузили простые работяги, как и они, за сущие копейки. То, что казалось им справедливым — каралось законом, но Пак Минсон этого не боялся. Конечно, на вагоны он не залазил и уголь не сбрасывал, но ловко подбирал ведра, которые передавали по цепочке члены банды. О том, что именно таким способом в их доме появился уголь в прошлом году, Чимин узнал совершенно случайно, подслушав разговор местных мальчишек. Отца стыдить не стал, зная, что тот крадет от безысходности, но больше такого позора терпеть он не хотел. В ответ на фразу сына Минсон только повесил голову и уставился в стол. Ему нечего было сказать. — Вот и хорошо, — довольно подытожил Чимин. — Возьмите деньги, отец. Из ридикюля появились долгожданные купюры, на которые жадно уставились Ёндже и Минсон. Чимин пододвинул деньги поближе к отцу, а после спросил брата: — Ёндже, ты поможешь мне сходить на рынок в Ковент-Гарден за продуктами? Радостно взглянув на Чимина, что тот не сердится за растраченные с прошлого месяца деньги, Ёндже активно закивал головой. Он подскочил со стула, достал из шкафа новое пальто и хорошие добротные ботинки на каблуке. “Ну хоть не потратил на сладости”, — подумал Чимин, осматривая брата. Не раз так бывало, что Ёндже мог легко спустить деньги, данные на покупку молока для Тэмина, соврав, что молочника уже не было, а кушать очень хотелось. Они вышли из дома, и Чимин подумал, что за всей этой беготней вовсе не побыл в своей комнате. Пусть и маленькой, заставленной разными безделушками, но она всегда напоминала ему о маме и долгих вечерах, когда они, уложив братьев спать, могли долго-долго болтать почти ни о чем или о самом важном. Тогда ему казалось, что мама знала все на свете и на любой вопрос могла дать ответ. А Чимин спрашивал и очень много. Почему туман только на рассвете, куда убегают поезда со станции неподалеку, что находится за границей Англии и кто такие туземцы, о которых он слышал от дворовых мальчишек? Мама никогда над его вопросами не смеялась, только терпеливо рассказывала, что знала, пока у Чимина не начинали закрываться глаза от усталости. С мамой у него чувствовалась какая-то особая связь, и забирая воспоминания каждый раз, когда он возвращался домой, Чимин будто напитывался ими до следующего раза. Вот и сегодня он хотел побыстрее закончить с делами, чтобы остаток вечера и завтрашнее утро побыть дома. Ёндже плелся молча, но вечно крутил головой по сторонам. Такой егоза! Задирал местных мальчишек, будто был не омегой, а альфой. — Как дела в школе? — спросил Чимин, аккуратно переступая через лужу, чтобы не замочить сапожки. Чем ближе они подходили к рынку, тем больше грязи было под ногами, а в воздухе повис тяжелый специфический запах. — Уймись уже, Ёндже, ты ведешь себя как… — Как кто? — брат перескочил лужу и поравнялся с Чимином. — Ты хотел сказать, как невоспитанный оборванец. Ну по сути так оно и есть. — Ёндже, не передергивай мои слова. Тем, более, что я не называл тебя невоспитанным оборванцем, ты сам о себе так сказал. И хочу тебе напомнить, что воспитание не зависит от статуса — так говорила мама. Часто именно бедные люди духовно богаты. — Начитался умных книжек, Чиминни. В школе все хорошо, только двойку по математике схватил, но это ничего. Все равно я скоро закончу ее в этом году и пойду искать работу. — Не думаю, что это хорошая идея. Тэмин еще мал, а отцу с ним одному не управиться, — Чимин остановился, посматривая на брата. Ёндже не в чем его упрекнуть, поэтому Пак имеет право требовать от него послушания. — Я передаю вам мало денег? — Не мало, но… я хочу зарабатывать сам, — выпалил упертый подросток. — Или ты думаешь, что я не смогу найти такую работу, как ты? Хорошо одеваться, получать подарки… — Ёндже, господи, — простонал Чимин, поднимая глаза в серое хмурое небо. — Работать в богатом доме — не привилегия, а ответственность. На мне лежит воспитание Генри и его обучение. Это огромная ответственность, а что ты сможешь дать, едва окончив школу, да еще и с такими отметками! — Ну ты же что-то даешь… раз Его Светлость так к тебе благосклонен. Последняя фраза прозвучала неоднозначно. Словно относилась вовсе не к Генри, и Чимин это подспудно понимал. Решив не ссориться с Ёндже, он продолжил путь к рынку, попутно здороваясь с соседями и перекидываясь с ними парой слов. — К обеду многое остается на распродажу, — начал Чимин назидательным голосом, пропустив вперед старушку Дейвис с соседней улицы, что тоже ковыляла в сторону рынка. — Старайся ходить за продуктами после полудня, но не слишком поздно, иначе все разберут. Покупай не сразу, сначала приценивайся и выбирай среднюю цену за хороший продукт. — Ты стал ужасно нудным в этом своем поместье, — скривился парнишка, словно съел кислый огурец. — А ты не умеешь экономить, если дома нет крупы и муки, — справедливо уколол его Чимин. Запасы в кухне и правда оставляли желать лучшего. Ёндже раздраженно фыркнул, махнул корзинкой и пошел вперед. За углом старой мукомольни уже начинались торговые ряды и слышался обычный рыночный шум — грохот переставляемых туда-сюда тюков, разговоры с целью сбить побольше цену и крики мальчишек, выпрашивающих яблоки у торговцев. Брат тут же растворился в толпе поглазеть на сахарные леденцы, а Чимин стал обходить лавочников, присматриваясь к продуктам. Оранжевая тыква, которую он бы с удовольствием купил, была слишком огромной, поэтому ему пришлось взять поменьше, но тоже хорошую — спелую, с ребристыми бочками и наверняка очень сладкую. Расплатившись за тыкву, Пак направился к телегам, поставлявшим рыбу, но ничего из предложенного рыбаками ему не приглянулось. Зато на соседнем ряду он купил муки, овощей, после чего нашел Ёндже и тоже загрузил его корзинку до отказа продуктами. Уличный уборщик с огромной метелкой, бубнивший под нос какую-то незамысловатую мелодию, согнал их с дороги, заставляя прижаться к холодной стене мукомольни. — И как мы это будем тянуть? — брат сморщился от неприятных ощущений склизкого камня и посмотрел под ноги, где в корзинке лежало столько продуктов. Плетеные ручки угрожающе трещали от лишнего груза. — Ничего страшного, донесем. Мы ведь вместе. Вместе со всем обязательно справимся! — произнес Чимин слова, которые ему когда-то говорила мама. — Ты накупил слишком много всего, — продолжал бухтеть недовольный Ёндже. — И цветы уж точно лишние! — Цветы? — Скажешь, это не твое? — Ёндже посмотрел на изумленного брата и вытащил из его корзинки маленький букетик огненных бархатцев, воткнутый между продуктовых свертков. Он покрутил бутонами прямо перед лицом Чимина, а потом щелкнул брата по носу лепестками, оставляя на самом кончике пыльцу. Ёндже искренне верил, что старший его разыгрывает. — Я не покупал эти цветы, — растерянно пробормотал Чимин. — Ну конечно, тебе теперь не только дорогие меха, но и цветы с неба падают, — съязвил младший. — Да говорю же тебе! — Чимин с досады топнул ногой и осмотрелся по сторонам. Он совершенно не понимал, как в корзинке могли оказаться цветы и почему он их не заметил. Да, он сегодня немного рассеян и расстроен дерзостью Ёндже, но не до такой же степени… Вертя головой, Чимин зацепился взглядом за до боли знакомую фигуру. Ну точно же! На другой стороне улицы, прислонившись к стене старинного доходного дома, стоял тот самый парень и с улыбкой смотрел на него. Словно ждал, когда Чимин обнаружит его проказу, и напрашивался на очередное получение. Альфа, кажется, даже махнул ему рукой. — Что с этим чудаком такое? — пробормотал Чимин, невольно расплываясь в ответной улыбке. Вид незнакомца вызывал щемящее умиление, и Чимин рад, что его старания тогда в подворотне не прошли даром – парень жив и даже доволен, судя по выражению его лица. И да, утром он совершенно точно не обознался. Тот же самый поношенный пиджак не по сезону, стоптанная обувь и ощущение потерянности в этом мире, которое сквозило от фигуры незнакомца, не оставляло сомнений, что сегодня они уже виделись. Мужчина, сложив руки перед грудью, оттолкнулся от стены и направился к омегам. — Ты его знаешь? — удивленно спросил Ёндже, поджав губы, и получил утвердительный кивок от Чимина. Внешне парень не был из круга общения его брата. Да, они не слыли богачами и не имели титула, но и с проходимцами вроде этого Чимин никогда не позволял себе сближаться. Самодовольный вид незнакомца явно говорил об обратном. — Добрый день, — вежливо поклонился тот Ёндже и поцеловал его руку. Так и застыв в оцепенении, потому что никто и никогда не вел себя с ним таким образом, младший омега хлопал глазами, удивленно наблюдая за мужчиной. — Ну здравствуй, Ангел, — обратился тот к Чимину бархатным голосом с хрипотцой. — Здравствуйте, — зардевшись румянцем, Чимин кивнул незнакомцу. — Вижу, вы в полном порядке, сэр, и даже вспомнили о хороших манерах. — Я рад, что ваше мнение обо мне поменялось. В прошлую нашу встречу вы меня назвали грубияном и невоспитанным джентльменом, поэтому сегодня я решил исправить эту неточность. Ёндже вдруг почувствовал себя лишним. Незнакомец перекидывался с братом ничего не значащими фразами, но то, как он смотрел на Чимина, говорило о многом. Его пожирающий взгляд выжигал воздух вокруг, заставляя Ёндже схватиться за грудь и расстегнуть несколько верхних пуговиц пальто. Это ощущалось странно и впервые для Ёндже так волнительно, словно он подсматривал за чем-то очень личным, почти интимным. Голова загудела, лоб покрылся испариной, а руки задрожали, едва не уронив букетик, который омега до сих пор держал в руках. — Мин Юнги к вашим услугам, — альфа поклонился каждому из омег и задержал свой взгляд на Чимине., а потом ловким движением руки стер с его носа пыльцу от бархатцев. — Очень приятно, сэр, а меня зовут… — Ангел. Я знаю. Небесным созданиям не нужны человеческие имена. Чимин бы даже рассмеялся, если бы не видел, что Мин Юнги говорит совершенно серьезно. Кажется, этот альфа немного не в себе. — Это богохульство, мистер Мин, — сделал ему замечание Чимин и вспомнил о еще одном знакомом богохульнике с жгучими карими глазами. Эти мужчины жутко привлекательны своим бунтарством, что, справедливости ради, и Юнги ему импонирует тем же самым — дерзостью, собственным мнением, отличным от общественного, и чем-то неуловимо притягательным, честным. — Я всего лишь человек, а не ангел. Пак Чимин, — представился омега. — А это мой младший брат Пак Ёндже. — Очень рад нашему знакомству. И, кстати, отсутствие крыльев не делает вас простым смертным, мой Ангел, — Юнги загадочно улыбнулся. В ответ на его искреннюю солнечную улыбку сложно было сдержать собственную. — Вы совершенно безумны, — хихикнул Чимин, подавая руку. — Я всего лишь художник. Ходят слухи, что мы все безумны, — сухие губы Юнги едва дотронулись до кисти омеги, словно боялись разрушить бесценное произведение искусства времен античности из всемирно известного музея. Чимин, более привыкший к такому поведению альф, нежели оболтус Ёндже, сделал неглубокий реверанс в знак уважения. Воспитанности в нем не занимать, а различать людей по социальному положению его не учила мама. Ёндже тут же повторил за братом, нервно посматривая на странного мужчину. — Все в порядке, Ёндже, — сказал Чимин, читая обеспокоенность и смятение на лице младшего. — Мистер Мин… — Не стоит называть меня мистер, — послышалась просьба. — Лучше просто Юнги. — Да, конечно, — забормотал Ёндже, потому что теперь испытывающий взгляд альфы был направлен на него. Узкие лисьи глаза и проницательные черные зрачки распекали его на одном месте, заставляя прочувствовать жар по всему телу. Младшему Паку становилось все более неловко рядом с новым знакомым, и он поспешил уйти. — Я оставлю вас ненадолго, — потупив взгляд, омега тут же придумал: — Домой нужно купить яблоки. — Только не уходи далеко, — Чимин не заподозрил ничего странного. Ёндже действительно любит яблочный пирог, поэтому скорее всего попросит вечером его испечь. — Ты еще поможешь мне с корзинками. — Позвольте мне вам помочь, милые омеги, — вызвался Юнги и ловко подхватил тяжелую ношу. Несмотря на то, что парень выглядел худым, он был жилистым и сильным, хотя в понимании Чимина больше смахивал на доходягу. Неудивительно, если он художник — заработок творческих людей так же переменчив, как и Муза. То есть, то нет. — Благодарю мистер… То есть Юнги. Тогда я еще погуляю по городу, Чиминни, а ты иди домой, отец, наверное, заждался… — Но Ёндже… — Не волнуйся, меня здесь не тронут. Что брать у бедняжки, правда? Пак насупился, выражая свое недовольство братом. Если ему не нравится компания Юнги — это одно, но бросить Чимина посреди рынка с покупками — неправильно. — Прости его дерзость, Ангел, твой брат еще молод, — цокнул Юнги языком вслед стремительно удаляющемуся от них Ёндже. — Вечно им не сидится на одном месте. — Вы тоже молоды. Как и я. Сомневаюсь, что возраст оправдывает безрассудство, — извиняясь за младшего, сказал Чимин. — Иногда мне кажется, что я давно уже стар. А вот вы не считайте свои года. Ангелы прекрасны в любом возрасте. Вы не против пройтись? Я могу проводить вас домой. Не годится таскать хрупким омегам такие тяжелые корзинки, — настойчиво тараторил альфа, не оставляя Чимину ни единого шанса отказать. — Хорошо, — примирительно вздохнул Чимин. Ну действительно, не стоять же ему посреди рынка только потому, что засранец Ёндже уже наверняка хрустит где-то неподалеку спелыми и сочными дарами осени. Ёндже, забежав за поворот, вжался в стену дома и замер дыханием. Сердце колотилось как бешеное, а на лбу снова выступила испарина. Он выглянул за угол и увидел, как Юнги с корзинками важно шел следом за братом, сворачивая в сторону, противоположную дому. Очевидно, что они решили пройтись по городу, значит теперь можно незамеченным прошмыгнуть в даунтаун. Ни о каких яблоках Ёндже даже не думал. Омега прижал руку к груди, где бешено колотилось сердце, и понял: только что он встретил своего истинного. Дьявол дери этого Мин Юнги! Бедный, безработный и явно по уши влюбленный в его брата. Не нужен ему такой истинный. — — — — Благодарю за цветы, — смущенно сказал Чимин Юнги и направился следом за ним, когда альфа предложил ему побродить по Лондону вместо того, чтобы отправиться домой. — Надеюсь, вы не украли их у лавочника? — Одолжил. Но чтобы вы не расстраивались, открою вам секрет. Лавочник не чист на руку и обвешивает покупателей. Так что считайте, я вознес ему по делам, Ангел, — загадочно подмигнул ему Юнги. — Боже, вы неисправимы, — Пак поднял глаза к небу, словно разговаривал с Богом. — В церкви я буду просить прощения для вашей души. — Боюсь, даже сам дьявол не станет тягаться со мной, — горько усмехнулся альфа кривоватой улыбкой. — А Бог давно не смотрит в мою сторону. У нас с ним разные пути. — Вы явно недооцениваете любовь Бога. Она безгранична, — подытожил Чимин, глядя на Юнги. В глазах Пака все люди казались чуть лучше, чем были на самом деле, поэтому и сейчас Чимин подумал, что Юнги слишком строг к себе. Бедность — не порок, а то, что он не самый плохой человек — Чимин просто почувствовал. — Если этот прославленный Бог позволил такому как я обрести Музу, то, возможно, вы правы, Ангел, — кивнул альфа. — Вам стоит узнать меня получше, а мне хотелось бы больше узнать о своем чудесном спасителе. Все это время, сколько я вас не искал на улицах Лондона, никак не мог встретить… — Искали? — удивился Чимин, перебивая художника. — Меня? Но зачем? — Вы не поверите, Ангел, но вы стали моей Музой. Долгое время я не мог рисовать. Ничего из полученного на холсте не нравилось, а испорченными эскизами я мог успешно топить печь всю зиму вместо дров. Только и существовал точно животное — ел и спал. Пока не встретил вас. У художников очень тонкая душевная организация, поэтому вы даже не представляете, чем стали для меня в это трудное время. Я снова стал рисовать, а вы будто изгнали из меня злого духа, вогнав осиновый кол в самое сердце, убив и воскресив сразу же. Вы подарили мне крылья, Ангел. Юнги поставил корзинки на землю, взял ладонь Чимина и приложил ее к груди. Гулко бьющееся сердце трепетало прямо под омежьей ладонью, словно подтверждая слова художника. — Вы слишком легко одеты, — Паку стало неловко, и он убрал руку. Нечто более интимное, нежели дружеский жест, ощущалось в этих движениях. Сердце совершенно незнакомого человека билось взволнованно и сбито в присутствии рядом с ним. Сердце же Чимина стучало ровно и размеренно, как и должно. — Можете заболеть. — Во мне пылает столько жара, что не страшны любые холода! — пафосно ответил альфа. — Удивительно, что вы художник, Юнги, — подметил Чимин. — Вполне могли бы стать писателем или поэтом. У вас неплохо получается! — Не называйте меня на “вы”. Я чувствую себя стариком! Мы вполне могли бы подружиться. И рисую я на самом деле лучше, чем слагаю стихи или пишу прозу. — Я не могу оценить рисунки, — мягко улыбнулся Чимин, поощряя альфу, — но я уверен, что картины ничуть не хуже литературных талантов. — Ты сможешь оценить их лично, если придешь ко мне на чашечку чая, — подмигнул Мин. — Как-нибудь другой раз, — деликатно отказался Чимин от предложения Юнги. — Я не так часто теперь бываю дома, поэтому хотел бы немного побыть с семьёй. Буду рад, если нам ещё когда-нибудь посчастливится встретиться снова. — Несомненно так и будет, Ангел. Отказ Чимина зайти к нему в гости Юнги не испугал. Приличные омеги себя так не ведут, а Чимин самый настоящий Ангел. Он настолько чист и непорочен, что даже сомнительными мыслями пятнать его образ Юнги себе не позволил. Некоторое время они шли молча, петляя улицами старого города и наслаждались свободой. Говорить не хотелось — каждый думал о своем. Поравнявшись с уличной кофейней, Юнги решительно поставил корзинки возле столика и предложил Чимину отдохнуть. Девчушка, подбежавшая взять заказ, через мгновение ока уже принесла им по кружке горячего какао, а Чимину миндальный пряник с предсказанием. Юнги повел себя как джентльмен: щедро оплатил напитки, не забрав немалую сдачу. Разговор ни о чем протекал непринужденно и тепло. Чимина осенним днем грело не столько какао, сколько улыбка альфы. — Расскажи мне о себе, Ангел, — попросил художник. — Друзья должны делиться секретами. А я тебе расскажу свой. — У меня нет особых секретов. Да и жизнь моя не слишком интересная. Самая обычная, — пожал плечами Чимин, не зная, с чего начать. — Я живу… жил, — поправил себя омега, — в даунтауне с отцом и братьями. С Ёндже ты уже знаком, а дома меня ждет Тэмин. Ему недавно исполнилось три. — Почему жил? Чем ты занят сейчас? Любопытству Юнги не было границ. Чашка какао опустела, быстро согрев альфу, и следом он заказал себе кружку пива с пушистой белой пеной наверху. — Я работаю в доме у… очень богатого человека, — имени герцога Чимин предпочел не называть. — Гувернером его сына. У меня не так много выходных дней, но каждый из них я посвящаю семье. С тех пор, как не стало мамы, многое легло на мои плечи, в том числе и забота о братьях. Они нуждаются во мне, а я в них. В голосе Чимина чувствовалась теплота, а на последних словах он просел, словно омега сейчас даст слабину и заплачет. Чимин и сам не мог понять, почему он стал чересчур мягким и сентиментальным. Любая мелочь могла надавить на слезы, выбивая из привычной твердости и непоколебимости. Чтобы не выдать себя, он сделал большой глоток, обжигая горло. — Ангел, ты создан для того, чтобы быть чьим-то вдохновением, а не смотреть за избалованными отпрысками господ-самодуров, — альфа изрек свое мнение, за которое приготовился стоять насмерть. Тяжелая кружка громко стукнула об деревянный стол, подтверждая намерение Мина. — Ты прав лишь отчасти, Юнги, — смягчился Чимин, не желая портить такую прекрасную прогулку ненужным спором. — Генри — чудесный малыш, он совсем не избалованный, а из господ кровь пьет лишь хозяйка. — Классика жанра, — хмыкнул Мин. — Ты слишком красив, а женщины слишком ревнивы. Они не заметили, как на город опустился вечер. В кофейне стали прибавляться люди — рабочие возвращались с заводов, рассаживались неподалеку и громко обсуждали политику и последние новости. То, что читали в засаленных газетах, обсев их тесным кругом, тут же становилось предметом горячих споров. — Давай прогуляемся по набережной? — предложил Юнги. Оставаться здесь из-за шума и криков подвыпивших работяг стало совершенно невозможно. Смешанный с молочным туманом, лондонский воздух пробирал до косточек прохладным ветром, поднявшимся с Темзы. Чимин кутался в накидку, спрятав руки внутрь, а Юнги накинул на шею тонкий шарф, который достал из внутреннего кармана пиджака. — Главное беречь горло, — пояснил альфа. — Я часто болею ангиной. Кое-где по улицам уже начали зажигать газовые фонари, от света которых очертания зданий становились мягкими и загадочными, как в сказке. Набережная Темзы — где-то пустынная, а где-то застроенная массивными зданиями — казалась нереально красивой. Чимин здесь не был очень давно просто потому, что считал это место особенным. Оно будто создано для влюбленных, прячущихся от посторонних глаз, а Темза подыгрывала любовникам, обдавая их холодным воздухом реки, чтобы те жались друг к другу сильнее в поисках тепла. Простого, человеческого. Прогулка с Юнги ощущалась максимально странной, и Чимину становилось неловко от того, что по дороге к набережной им все больше и больше встречалось парочек. Как определить свое место здесь — Чимин не знал. По размытым смогом мостовым омега угадывал медленно прогуливающихся джентльменов, что бережно поддерживали под руку своих дам. Дорогие пальто и вычурные шляпки — то, что первое бросалось Чимину на контрасте с ним самим и Юнги. Шляпки у Чимина не было, а пиджак художника даже с натяжкой не походил на пальто. Они разительно отличались от посторонних, но в то же время это ничуть не угнетало Чимина. Скорее, забавляло. С Юнги ему было так легко и просто, потому что они из одного сословия. “Вряд ли я смог бы точно так же свободно пройтись по набережной Темзы с герцогом Лейнстером”, — подумал Чимин, в очередной раз смеясь над шуткой художника и заворачивая за дом. Тихая, почти интимная атмосфера снова сменилась шумными улочками. Теперь уже в нос Чимину не прилетал запах дорогих одеколонов и влажного воздуха, его легкие заполнились привычным тяжелым ароматом эля и сидра, которых в избытке продавали на подходе к Трафальгарской площади. Улицы поглощали их с Юнги голоса, не давая возможности нормально поговорить. Поморщившись от гомона, альфа скомандовал Чимину свернуть влево и найти чуть более тихое, но в то же время не такое укромное место. Недавно вымощенная у Трафальгарской площади дорога гордо шумела стуком копыт, вторя гулом фабрик с даунтауна, где началась вечерняя рабочая смена. Шум множества людей на площади наконец-то сменился одинокими выкриками мальчишек-газетчиков, которые пытались распродать утренний тираж “Лондонских новостей” за бесценок, потому что уже с рассветом их ждал новый. — Возьмите газетку! Возьмите газетку, сэр! — чумазый ребенок лет семи шустро подбежал к Юнги и буквально всучил ему в руку свернутый номер, не спрашивая, нужен он ему или нет. Огромные глазенки моргали в темноте в ожидании оплаты. Нагловато, но очень действенно! — Держи, — только и успел Юнги вынуть шиллинг из потертого кармана, как монета исчезла из его руки, а мальчишка вприпрыжку побежал искать новых «покупателей». — Сколько всего нового случилось за день, — хмыкнул Мин, потрясая бумагой с мелко напечатанным текстом. Они присели на скамейку, и Юнги зашуршал газетой. Чимин, давно не читавший газет, подсел ближе и оперся об плечо альфы, заглядывая на первые полосы — там всегда печатали самое интересное. Когда мама была жива, газеты в их доме были постоянно, а вот отец покупать их перестал из цели экономии. Редко когда в дом попадали старые номера, да и в те обычно заворачивали продукты, которыми делились с семьей сердобольные соседи. — На Флит-стрит произошел пожар, — прочитал Юнги мелкие строчки. — Неудивительно, там же расположены бордели с самыми горячими девочками столицы, — хмыкнул он, переходя к другой новости. Чимин сказанное пропустил мимо ушей, он полностью нырнул в газету. — Ты знал, что теперь нельзя выбивать коврики до восьми утра? — хихикнул омега, тыча пальцем в новостной блок. Запрет издала местная полиция для бедняцких районов, считая коврики символом зажиточности и уюта. — У меня нет коврика, Ангел, я беден, как церковная мышь. Мое богатство в твоем внимании, и я только что его обрел. Даже богач не обладает моим сокровищем. Так что, как бы странно это не звучало, по сравнению со мной они нищие. — Как кто? — решил уточнить Чимин, кажется, немного привыкая к странным речам своего спутника. В голове Юнги жили никому неведомые образы, и лишь отдельные из них он озвучивал, выхватывая их из мыслей совершенно случайно. — Да хоть герцог Лейнстер, — Юнги тряхнул газетой, чтобы выровнять страницы и читать под светом фонаря. Услышав имя герцога, Чимин подсел особенно близко и навострил уши. — Он снова увеличил свое состояние, дав ссуду Ост-Индской компании. Все, что плохо лежит, он прибирает к рукам. — Почему ты судишь о человеке, совершенно его не зная? – насупился Чимин. Выдержать такие слова в отношении Лейнстера не смогло даже его воспитание. – Я не думаю, что герцог Лейнстер безрассудно жаден. Скорее, он очень умен, если смог умножить свой капитал, и не нам судить о таких людях, Юнги. — Говоришь так, будто лично знаешь, — фыркнул Мин, не догадываясь, как близок он к ответу на свой вопрос. В голосе художника слышалась горечь от острого чувства социальной несправедливости. Чимин понял, что такое мнение у Мина обо всей лондонской аристократии, и немного успокоился на этот счет. Значит, личной неприязни между альфами нет. — А ты интересуешься политикой Британии или только герцогом Лейнстером? — осторожно спросил омега, чтобы проверить свое предположение. — Не настолько, чтобы думать о ней постоянно, но это имя изо дня в день появляется в новостях. Подберу ли я старую газету или зайду в таверну — везде слышу о том, как Британия вмешивается в политику Индии. И везде его имя. — Это плохо? — Чимин не слишком подкован в международных отношениях, но живой интерес ко всему, что происходило в мире, у него, несомненно, присутствовал. — Не знаю, — пожал плечами Мин. В его интонации слышались нотки раздражения и пренебрежения к тем, кто легко зарабатывал деньги, по мнению альфы. — Ты ведь не чистокровный англичанин, Ангел? — разгадав секрет омеги, Юнги прищурил глаза. — Мой отец кореец. Мама из Англии. — Я тоже потомок тех, кто переехал сюда в поисках лучшей жизни, — признался Юнги. — Только заработать целое состояние без титула невозможно. Это как пропуск в рай — либо он есть, либо его нет. Так дальше и сложится — то ли ты станешь жить как нормальный человек, или будешь перебиваться разовыми заказами и воровать мясо с рынка только для того, чтобы протянуть еще несколько дней и не откинуться в тесной комнатушке с единственным окном, выходящим на уровень тротуара. Наш беднякий потолок для кого-то дно, понимаешь? Иносказательно, но очень красноречиво. Чимин Юнги прекрасно понял — все это он ощутил не просто на собственной шкуре. Все это ему говорил и герцог, отчаянно боровшийся за то, чтобы сословный порядок как можно меньше влиял на общество одаренных и талантливых людей. Возможно, стоит рассказать герцогу Лейнстеру о Юнги и тот поддержит его? Как поддерживает Диккенса, помогая ему печатать романы, как поддерживает Дарвина, давая тому возможность говорить о науке в аристократических кругах… Чимин хотел сказать, что герцог Лейнстер и сам из тех, кто тяжело работает ради достижения высот. Только Юнги об этом совершенно не подозревает. Не знает, сколько времени горит в его кабинете свет, как напряженно потирает он лоб, тщательно раздумывая над документами, сколько чернильниц сменяет за вечер мистер Менсон, когда нерешенные дела тяжелым бременем ложатся на широкий стол в кабинете Чонгука. Все это гувернер видел своими глазами, когда шел на второй этаж проверить, заснул ли Генри, но замирал у приоткрытой двери и смотрел в щелочку на любимый профиль. Чимин понял, что жутко скучает. Одно только воспоминание о герцоге сжимало его сердечко, заставляя биться сильнее. Сегодня суббота, он покинул поместье ранним утром с рассветом, а завтра воскресенье, и уже в полдень за ним приедет карета, чтобы отвезти его в Рамсден. Неторопливо, как черепаха, минуты ползли словно в обратную сторону. Вспомнив о времени, Чимин встрепенулся. — Мне пора, — решительно поднялся с лавочки омега, разгладил подол платья и потуже застегнул накидку. — Уже поздно, мы совсем засиделись, Юнги. Его словам вторили кроны деревьев, зашумевшие от ветра. Мрачные темные шапки качнули ветвями, нагоняя еще больше холода и заставляя Чимина спрятать голые руки под шерстяные мягкие складки и искать домашнее тепло, где чашка ароматного чая могла согреть продрогшее тело. — Я провожу, — Мин встал следом, сложил газету вчетверо, запихнув ее поглубже в карман пиджака, и взял корзинки. Чимину вдруг стало жутко неловко. Что будет, когда Юнги доведет его до дома? Стоит ли говорить “до новой встречи”? А увидятся ли они снова? Или эта встреча была не случайной, и судьба подарила ему нового друга? А если сказать “прощай”? Будет ли это слишком грубо и невоспитанно? Покусывая нижнюю губу и поддакивая на редкие фразы альфы, Чимин решил не усложнять. — Здесь недалеко. Дальше я сам, — немного приукрасил омега. — Спасибо за помощь, Юнги. И за этот вечер. «Да, наверное, так правильно», — подумал Пак, уставившись под ноги, чтобы не выдать волнения. – «По крайней мере это вежливо, остальное за Юнги». По телу вдруг пробежала неприятная слабость, а камни на мостовой пошевелились, словно ожили, и Чимин схватился за край скамейки. — Всегда рад тебе помочь, Ангел. В темноте Чимина почти не было видно. Газовые фонари в центре города хоть и не были роскошью, но светили тускло. Время прощания и пустых обещаний как-нибудь увидеться снова затянулось. — Ты обещал рассказать мне секрет. Помнишь? — Чимин очень вовремя вспомнил их недавний разговор. Неподалеку прогромыхал экипаж, потом еще один. — Помню, — кивнул Юнги, наклонив набок голову и бесстыже уставившись на омегу, искря взглядом. — Правда хочешь знать? — Хочу! — закивал Чимин. — В моей мастерской в последнее время появилось много новых работ. Мне нравится рисовать одного очень красивого человека. Я представляю его бездонные глаза и прекрасную улыбку. Его чистоту и свет. Мои мысли в голове тут же появляются на бумаге, превращаясь в самые прекрасные картины, которые я когда-либо создавал, — Юнги подошел к Чимину так близко, что говорил едва ли не на ухо. Низким интимным голосом, будто признавался в любви. — Не знаешь, как его зовут, Ангел? Слова Мина слишком откровенны. Чимину сложно было не угадать собственное имя, и он только открыл рот, чтобы произнести его, как тут же почувствовал на своих губах губы Юнги. Неожиданно и дерзко. Легко и сухо, словно подул жаркий летний ветер. Альфа не напирал. Не заставлял, не нагличал, не просил ответа. Просто поцеловал. Чимин опешил, не зная, как отреагировать. Это не было противно, но совершенно точно оказалось неправильно. Как, наверное, и согласие на эту прогулку, давшее Юнги пустую надежду на нечто большее, чем дружба. Внутри Чимина поселилось отчаяние и вина за собственную глупость. В другое время он мог бы дать Юнги пощечину, как приличный омега, но не сейчас, когда ровно половина вины за случившееся лежала на нем. — Юнги, я… Чимин начал извиняющуюся речь и тут же осекся. Кто-то третий наблюдал за ними. Паническое ощущение близости другого человека заставило ладони вспотеть, а голос дрогнуть. Кто-то третий вторгся в их несостоявшийся мир и узнал ненужную тайну. Горло от страха и вовсе перестало воспроизводить звуки. Неподалеку послышались шаги. Глухие, размеренные, отбивавшие каблуками каждый камень. В ушах Чимина словно забили стрелки старинных часов, отсчитывавших секунды до катастрофы. Тело прошило дрожью похлеще, чем от промозглого осеннего ветра, а внутри поселился холодящий кости ужас. Чимин не боялся темноты или посторонних звуков, нарушавших стылую лондонскую тишину. Боялся лишь одного голоса, знакомого до боли. — Когда ты сказал, что скучаешь по семье, кажется, забыл упомянуть, что среди них появились новые члены, — сухо пробасил герцог откуда-то сзади. Пак на ватных ногах обернулся в сторону, молясь, чтобы ему это только почудилось. Это же мираж, правда? Откуда здесь взяться Его Светлости, не планировавшему поездку в город этим субботним вечером. Тщетно… Перед ним возвышался разъяренный герцог собственной персоной. — Кто это? — рявкнул Чонгук, смеривая взглядом Юнги. Художник проигрывал герцогу и в росте, и в комплекции, но смело вышел вперед, закрывая собой Чимина перед разгневанным альфой. — А вы, собственно говоря, кто? — с вызовом парировал Мин, закипая от злости не меньше. “Святая Мария! Он все видел!” Паника, возникшая у Чимина, вмиг сделала его слабым. Ноги перестали держать потяжелевшее тело, голова закружилась, но на талии сразу же оказались крепкие руки альфы, удержавшие его от падения. — Вам плохо, дитя мое? — беспокойство в голосе альфы было не скрыть. Герцог внимательно посмотрел на побледневшее лицо Чимина и легонько хлопнул омегу по щеке. — Чимин! — Нет, нет, — омега вцепился в руку герцога, утопая пальцами в теплой шерсти добротного черного пальто. — Мне уже лучше, я просто устал. — Я отвезу вас домой. Моя карета неподалеку. Чимин благодарно кивнул, приходя в себя. Внезапный приступ слабости он списал на переутомление, но добраться домой ему и правда лучше в карете, нежели идти несколько кварталов своими ногами. Юнги обеспокоенно смотрел то на Чимина, то на Лейнстера, который со знанием дела быстро и легко привел омегу в чувство. — Все хорошо, Юнги. Не беспокойся за меня, — сконфуженно улыбнувшись, Чимин пожал плечами. Оказавшись между двумя разозленными альфами ему трудно было подобрать слова для каждого. Мин выдохнул скопившееся напряжение, расслабляя плечи. — Это мое, — Его Светлость безошибочно определил, кому принадлежат корзинки в руках Юнги. Довольный тем, что помешал этому хлыщу приударить за омегой, Чонгук властно отобрал корзинки у художника. — Не советую покушаться на то, что вам не принадлежит, мистер. Безликое обращение «мистер» говорило, что Юнги выброшен из круга тех, кого стоит называть по имени или хотя бы узнать его из правил вежливости, а фраза «это мое» относилась явно не к корзинкам. Юнги неплохо умел читать между строк. — Я не знаю даже вашего имени, чтобы отблагодарить за помощь, — съязвил Мин, не желая молчать. Пустота в руках чувствовалась ущербно, будто у него забрали не продукты, а настоящий клад. Соперник явно аристократ — таких Юнги определял безошибочно по степени раздражения, поднимающегося внутри. К этому мужчине оно разгоралось крайне быстро, заставляя художника закипать от злости, но он хотел знать имя соперника, слишком явно демонстрировавшего свои права на Чимина. Встретив омегу по чистой случайности, Мин не собирался сдаваться. Второго такого шанса может и не быть. — Чон Чонгук, герцог Лейнстерский, — представился альфа. — Если вам это что-то говорит, конечно.