Одной холодной ночью

Способность нормально видеть возвращалась постепенно. Очертания комнаты из расплывчатых становились четкими, но голова после обморока все еще немилосердно болела и глаза слезились. Лэйн рассеянно оглядывалась, пытаясь восстановить картину произошедшего; последним, что она помнила, был Борис... и, кажется, на него кто-то напал. — Мистер Романов? — негромко позвала она. — Лэйн, — ответ показался ей слишком хриплым и сопровождался тяжелым вздохом. Осторожно, стараясь не спровоцировать новое головокружение, выглянула в холл, где находилась массивная лестница, ведущая на второй этаж. Бориса увидела сидящим на ступенях и спиной привалившимся к перилам. Рукой он зажимал правый бок, а разорванная и потемневшая от крови рубашка и весьма заметные пятна на полу невольно вызвали у Лэйн легкий приступ паники. — Борис! — поспешно подбежав, она опустилась рядом. — Вы ранены? Он приоткрыл глаза и встретился с ее взволнованным взглядом. В отличие от Лэйн Борис оставался на удивление спокойным, словно это не он истекал кровью и нуждался в помощи. — Не первая и не последняя рана. Жить буду, — мягко произнес, стараясь успокоить. — Это Ноа сделал? Романов кратко рассказал о нападении; когда упомянул, что тот целился в Лэйн, в ее душе всколыхнулось непрошеное чувство вины. Воспитанная в жестких условиях, она настолько часто сталкивалась с незаслуженными обвинениями, что невольно переняла вредную привычку в первую очередь винить себя. Ей было больно и стыдно перед Борисом, который не должен был пострадать. — Спасибо вам, — затем полушепотом. — И простите. — Вам уж точно не за что извиняться, — улыбнулся ей краем губ и попытался медленно подняться на ноги. Романов вел себя исключительно по-джентельменски, что Лэйн отметила про себя. Не рисовался, не растрачивал себя на пустые бравады, не впадал в ярость или панику. В том, как он переносил тяжелую ситуацию, было что-то поистине аристократическое, и Лэйн не могла не признать, что ей это нравилось. — Люба, скорее всего, заперлась в подвале, — начал вслух размышлять Романов. — Весьма надежное место, сконструированное в том числе и как убежище на непредвиденный случай. Дубовая дверь, обитая железными пластинами, и массивный замок. Полагаю, там она в безопасности. Едва закончив фразу, Борис закашлялся и сильнее согнулся, сжимая рану. Силы стремительно покидали его, но он по-прежнему старалась держаться с достоинством. Глядя на него Лэйн ощутила нечто странное, что сложно было идентифицировать; словно его боль отголоском отдавалась у нее внутри. Что это? Жалость? Эмпатия? Сочувствие? Она не знала ответа. Кажется, ее жизнь стала слишком дикой и напряженной, чтобы думать о чувствах и ощущениях. — Я могу позвать Любу, она... — Не стоит, — возразил Романов, — не будем ее тревожить. Идите за мной. Лэйн не спросила, куда именно. Лишь направилась следом, наблюдая со спины за его нетвердой пошатывающейся походкой, готовая поддержать, если он вдруг начнет падать. Не сразу она осознала, насколько нелепым было ее стремление — Борис значительно выше, крупнее и тяжелее ее, и едва ли она смогла бы хоть что-то сделать, начни он терять сознание. Но все же почему-то отчаянно хотела помочь. Из-за того ли, что он пострадал вместо нее? Комната, куда он ее привел, оказалась спальней. Роскоши дома Романова мог бы позавидовать любой ценитель старины — Лэйн едва успевала оглядываться, теряясь в обилии старинной резной мебели, книг, картин, гобеленов, чучел животных. — Сможете разжечь камин? — вывел ее из задумчивости голос Бориса. Кивнув, Лэйн принялась за дело, попутно размышляя о том, что оказалась в довольно щекотливой ситуации: на улице свирепствовала вьюга, видимость за окном была почти нулевой. Отправляться в такую погоду куда-либо, особенно по плохо знакомой местности — самоубийство. Следовательно, она не покинет охотничий домик; возможно, до рассвета. А что отряд? Рискнет ли Дмитрий своими бойцами ради нее и Ноа? Вернее, уже только ради нее. Романов тем временем достал сундучок, о содержимом которого несложно было догадаться из-за разлившегося в воздухе травно-лекарственного запаха, а после подошел к стене и снял с нее висящее ружье. — Зачем оно вам? — Лэйн напряглась. Встретить одинокого охотника в глухом сибирском лесу, кишашем отродьями, показалось ей тогда странным, но куда более странным было видеть вооруженного человека в спальне. В кого он собрался стрелять? — Для защиты, — не дрогнув, ответил Борис. — Но если Ноа придет сюда, вы же не... Лэйн напряженно вздохнула. Казалось, она давно утратила такие чувства как жалость и сострадание, и узнай, что Ноа (или любой другой член ее отряда) мертв, скорее всего не ощутила бы ничего; но все же от пронесшейся в воображении сцены, где Романов хладнокровно стреляет в Ноа, отчего-то стало жутко. — Вы спрашиваете, не буду ли я стрелять в человека, который пырнул меня ножом? — Борис сдержанно улыбнулся сквозь боль. Казалось, замешательство Лэйн либо забавляло, либо умиляло его. — Я обещаю, что сначала попробую уладить вопрос путем переговоров. Но если ваш друг вновь утратит контроль и впадает в агрессию, буду вынужден защищаться. Он выждал короткую паузу, попутно проверяя ружье на боеготовность. А затем чуть изменившимся тоном добавил: — К тому же я сейчас не один, что также накладывает на меня определенные обязательства. — О чем вы? — переспросила Лэйн. — О вас, сударыня, — последнее слово Борис произнес по-русски, однако, судя по тону, был уверен, что та его поймет. — Поскольку вы гостья в моем доме, то я обязан вас защитить. — Но я не просила, — вырвалось у Лэйн раньше, чем она успела задуматься над собственными словами. А затем опустила взор. Привычка добиваться всего собственными силами и сражаться против целого мира в одиночку давала о себе знать, но тоненький голос где-то глубоко внутри — голос маленькой Лэйн, так отчаянно жаждавшей недополученной любви — просил, чтобы кто-то хоть раз защитил ее. Не потому что она полезна и без нее не расшифровать Книгу Апокалипсиса, а просто так, ни за что. — Плох тот мужчина, у которого женщина должна выпрашивать помощь, — риторически произнес Романов, принявшись за сундучок с медицинскими принадлежностями. Смочив платок спиртом, медленно поднес его к ране. Он все еще старался держаться с достоинством и не позволял себе болезненных стонов, лишь крепко сжимал зубы и морщился. Лэйн хотела бы просить его не мучить себя и не сдерживаться; она ни на секунду не усомнилась бы в его силе и мужестве, даже если бы он стонал или кричал. Но промолчала, посчитав, что оскорбит его подобными словами. Помощи он у нее тоже не просил, предпочитая, видимо, справляться сам; или просто не желая напрягать ее. Лэйн предложила первой: — Позвольте вам помочь. Борис через силу улыбнулся, с трудом справляясь с болью. — Только если вас это не затруднит. — Ничуть, — кивнула Лэйн, принявшись разматывать длинные куски ткани, которые намеревалась использовать в качестве бинтов. Подсознание ненавязчиво подсказывало ей, что она уже делала подобное ранее; ей доводилось оказывать первую помощь и участвовать в перевязках. Увы, где именно, когда и при каких обстоятельствах, Лэйн не могла вспомнить. Попросив его немного развести руки в стороны, она принялась бинтовать его торс. Четко, методично, следуя забытым когда-то, но на краткий миг всплывающим из глубин подсознания навыкам. — Чуть туже, Лэйн. Она сильнее натянула ткань, однако руки почему-то подрагивали, а мысли уплывали в неверном направлении. Точеный рельеф, крепкие мышцы... У него красивое тело, — против воли вспыхнуло в голове. Вот только этого не хватало! Серьезно? — с нервным смешком мысленно переспросила Лэйн сама себя. — Тебе доводилось видеть множество тел, а также их фрагменты, останки, внутренности, трогать руками, копаться в них. Ты не чувствовала ровным счетом ничего, воспринимая это как очередную поставленную перед тобой задачу. А теперь смущаешься и краснеешь как школьница из-за того, что одно из тел, которые тебе довелось повидать, оказалось вдруг красивым? Но пульс уже участился, и успокоить его усилием воли или правильными доводами разума она уже не могла. Мужчина, находившийся рядом, волновал ее. Его гордый, уверенный, полный достоинства взгляд. Его глубокий мелодичный голос. Его галантные манеры, выдающие отменное воспитание. Его улыбка, расслабленная, вальяжная и, казалось, предназначавшаяся только ей. Только бы он не заметил моего волнения! — кричал внутренний голос. — Только бы не догадался! Когда она закончила, Романов откинулся на подушки. Он полусидел-полулежал, прикрыв глаза, но Лэйн не сомневалась, что он не спит. Буря за окном разгоралась с новой силой, ветер остервенело хлестал по стеклам, завывал где-то в трубах, издавая жуткие утробные звуки. А в богато украшенной резьбой, гобеленами и полотнами спальне Бориса потрескивал огонь в камине, отбрасывая причудливые тени на стеллажи со старинными книгами, на охотничьи трофеи, украшавшие стены, и на самого хозяина комнаты, укрывшегося собственным меховым пальто. Лэйн показалось вдруг, что есть в этой картине нечто завораживающее и магнетическое. — Знаешь, как у нас говорят: в ногах правды нет, — не раскрывая глаз, заговорил Борис. — Ты тоже можешь прилечь, если хочешь. Его тихий чуть хрипловатый голос и столь неожиданный переход на «ты» вызвали новую волну трепета. Ложиться Лэйн не стала, но присела на край кровати, повернувшись так, чтобы Романов не мог видеть ее лица. Мысли хаотично метались в голове. Долго ли продлится буря? Где сейчас Ноа? А где отряд? За ней не придут? Им с Борисом придется провести ночь тут, в этой комнате вдвоем? Почему Романов так добр к ней? Почему ей так сложно выровнять дыхание и подавить неуместную улыбку всякий раз, когда он оказывается рядом? С чердака раздался глухой хлопок и протяжное завывание ветра. Лэйн невольно вздрогнула. — Всего лишь ветер играет со ставнями. Не бойся, — раздался голос Бориса. Она сидела к нему спиной, но чувствовала кожей, что он смотрит на нее. — Здесь холодно, — попыталась оправдаться, не желая казаться в его глазах трусихой. — Мое пальто достаточно большое, чтобы заменить одеяло, и весьма теплое. Ложись, укрою. После этих слов ей напротив стало жарко. Борис ведь не имеет в виду... Нет, она просто надумала, тут же решила для себя Лэйн. Сегодняшняя сумасшедшая ночь располагает к странным мыслям. — Тебе нечего бояться, — добавил Романов, имея в виду то ли опасности, которые могли поджидать ее вне дома, то ли свои вольные предложения. Медленно, словно продвигаясь по минному полю, Лэйн легла на кровать, и Борис, как и обещал, укрыл ее краем пальто. Между их телами оставалось не более двадцати сантиметров... Безумие! — отчаянно стучало в висках. Подлинное безумие. Посреди стылой вьюжной ночи. Вдали от отряда. В чужом доме. На постели с чужим мужчиной. Мужчиной, который будоражит ее сознание. Робость, смущение и страх медленно сменялись азартом. Да, вынужденно признала Лэйн, мир безумен. Память немилосердно отняла у нее важные частицы биографии. Все, кого она когда-либо любила, бесконечно далеки от нее. Холодная неприветливая Сибирь, дикий озлобленный Ротков и дышащий подозрениями и угрозами отряд так и остались для нее чужими. Так может ее настоящее место здесь, с Борисом Романовым? Вдруг эта встреча — единственное правильное, что осталось у нее в этом искалеченном мире? Повинуясь внутреннему порыву, она придвинулась ближе, а Борис вытянул руку, словно приглашая ее прильнуть к нему, положить голову ему на плечо. Была ни была, подумала Лэйн, юркнув в его объятья. Тело отозвалось сладкой волнительной дрожью. — Боишься, — прошептал он то ли вопрос, то ли утверждение. — Вы же сами сказали, что мне нечего опасаться, — сконфуженно пролепетала, стараясь не выдать истинных причин волнения. Получалось плохо. — Лэйн, — он посмотрел на нее в упор. Во взгляде Бориса не чувствовалось ни фальши, ни двуличности. — Верь мне. Я клянусь, что не сделаю с тобой ничего против твоей воли. Только если ты сама захочешь, — добавил он вдруг по-русски и прикрыл глаза. Если захочет. Он не давил, не принуждал, не требовал. Он давал ей выбор и был готов уважать любое ее решение. Лэйн ценила это. Как часто ей на протяжении жизни доводилось встречать таких, как Борис? Возможно, никогда. — Хочу, — также по-русски прошептала на выдохе. Романов встрепенулся, уловив родную речь. Не давая себе передумать, Лэйн потянулась к его губам. Мягкие. Столь необычно для охотника, проводящего долгие часы на морозе. Пахнущие той самой настойкой из диких таежных ягод. Сладко-горькие. Пьянящие. Он отвечал на ее ласки нежно, но настойчиво. Уверенными движениями языка исследовал внутреннюю поверхность ее рта. Рукой гладил Лэйн по шее и щекам, запускал пальцы в ее растрепавшиеся волосы, затем переместил ладони на плечи. Она отзеркаливала его движения, не столь смело и решительно, боясь ненароком задеть рану и причинить ему боль, но увлеченно и даже жадно, как жаждущий, нашедший наконец родник. В камине трещали дрова, пожираемые пламенем. За окном выла и бесновались вьюга. Где-то далеко вырывались из разлома отродья, жители Роткова прятались за дубовыми дверьми и массивными ставнями своих унылых домов. На Небесах, на Земле и в Аду жизнь текла своим чередом, но для Лэйн в тот момент все утратило важность, кроме мужчины, с которым она слилась в жарком поцелуе. Ее личная вселенная растворилась в объятьях и горячих ласках Бориса Романова. Наверное, даже ворвись сейчас в комнату сам прародитель демонов или, еще хуже, Дмитрий с отрядом, Лэйн и тогда бы не вздумала прекратить. Последний, увы, оказался легок на помине. Где-то внизу хлопнула дверь и раздались раздраженные голоса. — Проклятье! — невольно сорвалось с губ Лэйн. Еще несколько минут — но кажется, что полжизни — назад она желала, чтобы отряд пришел за ней, а теперь отдала бы все, чтобы они исчезли. — Мне придется пойти и встретить гостей, — отстраняясь, произнес Борис, и в его глазах она также заметила промелькнувшее сожаление. Превозмогая боль, Романов поднялся на ноги и направился в сторону двери, стараясь держаться уверенно и не выдавать собственной уязвимости. Заряженное ружье так и осталось лежать на кровати недалеко от Лэйн, возбужденной, раскрасневшейся, с тоской провожающей Бориса глазами. Он обернулся на выходе и с полуулыбкой произнес: — Мы не прощаемся, Лэйн.