Зов Морока

      Туман не церемонился. Ему было плевать на мой удушавший, леденивший кровь страх, на мои широко распахнутые глаза, глядевшие лишь на разъярённого зверя по имени Драган. Мужчина стремительно приближался, и я готова была поклясться, что физически чувствовала жар его сбитого, как у быка перед боем, дыхания. Но я лишь стояла в оцепенении, ощущая властные руки тумана на своём теле, ледяные, но в то же время как будто родные.       Драган преодолел оставшееся между нами расстояние, и моя голова закружилась так сильно, как никогда раньше. Я почувствовала другие руки, грубые, бестактные, но не менее властные. Они до боли впились в кожу, и мужчина резким движением потянул меня на себя. В нос ударил резкий горький запах, всколыхнувший воспоминание о плетении венков из полыни, и я обмякла, в полубессознательном состоянии валясь на мужчину.       Ледяные руки тумана с еле слышным шипением отступили, и я поморщилась, когда мороз сменился жаром от тела Драгана. Сил у меня хватало лишь на шёпот:       — Не приближайся…       Из-под закрытых дрожащих век я не видела лица Драгана, но точно знала, что и не хочу это видеть. Мужчина со всей силы затряс меня, словно тряпичную куклу, почти до хруста сжимая ладонями мои плечи. Я не реагировала, и он тряхнул меня так, что мягче было бы удариться головой о промёрзшую землю. Я распахнула глаза и встретилась с его, обезумевшими и залитыми кровью, и тогда Драган закричал:       — Неразумная! Что ты творишь?       В один момент я словно протрезвела. Поняла, что пропал и мелодичный голос Вереи, и чарующий шёпот тумана, и моё ночное наваждение. Остался лишь беспристрастный идол посреди поляны, в объятиях предрассветной дымки, и я — в объятиях Драгана. Его грубая сила грозила проломить мне кости, но в глазах я увидела… беспокойство?       Заметив мой ступор, мужчина еле заметно смягчился и ослабил хватку. Но стоило мне прошептать очередное «Не трогай меня», как он пуще прежнего впился в мои плечи и закричал:       — Глупая девица! Что ты тут забыла?       — Я… — его вопрос заставил меня задуматься. А что я действительно тут забыла? — Я не знаю.       Драган продолжал неотрывно смотреть на меня, давая понять, что такой ответ его не устраивает. Не в силах глядеть ему в глаза, я уставилась на его мышцы, натянувшиеся и напрягшиеся как струна, и почувствовала, как тряслись его руки, как сильно давили его большие пальцы на мои хрупкие обнажённые ключицы.       — Я правда не помню, как пришла сюда. Меня звал… — я осеклась на секунду, и его дрожь передалась моему телу, — звал голос Вереи.       Мужчина резко, почти брезгливо, скинул свои руки с моих плеч, будто его самого отрезвили мои слова.       — Драган… — я и сама не знаю, зачем прошептала его имя с такой нежностью. — Драган, это всё туман… Он постоянно зовёт меня.       Мужчина попятился назад, увеличив расстояние между нами до нескольких шагов. Его лицо вмиг стало каменным, а глаза — ледяными. Я напрочь перестала понимать, какие эмоции он испытывал, но точно чувствовала одно — жалость. Он смотрел на меня, как на утопавшую, как на обречённую. Он смотрел на меня, как смотрят на смерть безразличного тебе человека, со всей мерзостью безграничного людского любопытства, зная, что скоро это зрелище закончится и ты вернёшься к своим будничным делам.       Мне в сердце словно воткнули нож. Лучше бы он кричал, громил всё вокруг, но только не молчал. Не стоял вот так вот передо мной, тяжело дыша. Хватаясь за последнюю соломинку в этом омуте безумия, я прошептала:       — Драган, он сводит меня с ума. Помоги мне, прошу…       Мужчина открыл рот, чтобы что-то сказать, и уже почти сделал очередной шаг назад, как со стороны деревни послышался голос:       — Он тебе не поможет.       Спокойный, рассудительный, уверенный в своих словах. Обернувшись, я увидела его. Мужчину с длинными чёрными волосами и хитрыми глазами. Озар смотрел на нас, как кошка смотрит на мышку, опёршись о дерево и скрестив руки на груди. Интересно, как давно он там стоял и как много видел? От этой мысли у меня по позвоночнику пробежали мурашки.       Драган еле слышно скрежетнул зубами и впился глазами в непрошеного гостя, сжав кулаки. Озар же не удостоил сына старосты даже мимолётным взглядом. Он смотрел лишь на меня и почти что усмехался, словно в его глазах я была не более чем добычей, обязанной покорно приползти к нему.       Смущённая его взглядом, я почувствовала, как стремительно по шее расползался обжигающий румянец. Озар, удовлетворившись моим смятением, вмиг посерьезнел и произнёс тоном, не терпевшим отказа:       — Ступай домой.       К моему удивлению, Драган сделал шаг мне навстречу, и его каменная маска окрасилась ноткой тревоги. Однако Озар резко поднял ладонь в предупреждающем жесте, приказывая Драгану не двигаться, и тот отчего-то повиновался. А мне, бессильной под пристальным взором двух пар глаз, оставалось лишь бежать, вспахивая холодную от инея землю босыми ногами.

***

      День казался бесконечным. Он быть тягуч, как дёготь, и столь же мрачен, окрашенный размышлениями и воспоминаниями о прошедшей ночи. Рутинные дела казались мне какими-то странными, словно я разучилась их выполнять. Сидеть в окружении овец на пастбище, разумеется, по-прежнему было приятным занятием, но разговаривать с животными не хотелось. Они, чувствуя моё настроение, понимающе тихо жевали сено и смотрели куда угодно, только не на меня.       Драган не явился ни утром, ни к обеду, и отец попросил меня помочь перенести дрова. Дело близилось к вечеру, и я лениво таскала брусочки, клюя носом. Бессонная ночь давала о себе знать всё настойчивее.       — Да что с тобой? — отец отложил топор и уставился на меня. Его грустные глаза были полны усталости. Моральную боль он пытался заглушить физическим трудом.       — Прости. Я просто плохо спала, — я упёрлась взглядом в очередное полено, не в силах смотреть на отца. На его лбу пролегла глубокая морщина, на голове будто прибавилось проседи. Не стоит ему знать правду, и так тоски предостаточно.       — Лада… — отец заметно смягчился, видимо решив, что причина моего недосыпа — скорбь по сестре. Отчасти так и есть. — Я понимаю, но с дровами надо покончить. Пришёл бы Драган, я бы тебя отпустил. Не знаешь, чем он сегодня занят?       При упоминании Драгана по всему моему телу пробежали мурашки. Руки помнили его грубую встряску, и от внезапно накатившего волнения я выронила полено. А ведь действительно, где Драган? Что сделал с ним Озар после моего ухода?       — Не знаю, отец. Я не видела его после… после тризны, — я опустила глаза, скрывая свою ложь, а пальцы в это время невольно нащупали на шее кулон, так идеально подходивший под цвет моих глаз.       — Думаю, он теперь гораздо реже будет появляться у нас дома, — тоскливо вздохнул отец и со всей силы ударил по полену, раскалывая его надвое. — Тяжело терять любимую, ему нужно время.       Сама не понимая почему, я ощутила гнев. Кончики ушей вспыхнули красным, и я тут же поспешила мысленно оправдать себя. Я злюсь на Драгана, потому что он не пришёл помогать отцу из-за своих глупых эмоций. Нам тут всем тяжело, но мы не бросаем работу. Удовлетворившись своими размышлениями, я всё же поспешила набрать в руки наибольшее количество дров и скрыться с глаз отца, чтобы он не успел произнести очередную фразу про Драгана и Верею.       Наспех покончив с работой, я решила немного развеяться и прогуляться перед ужином. Деревня потихоньку успокаивалась, отдыхала после трудового дня. В каждом окне зажигались свечи, из каждой избы доносились манящие ароматы сытной горячей еды, так что у меня заурчало в животе. Округа была пропитана вечерней колючей прохладой и запахом дыма, кружившегося из каждой печной трубы. Окутанная тёплым свечением мягкого закатного солнца, деревня была наиболее красива.       Зачарованная этим прекрасным предсумеречным мигом, я и сама не заметила, как забрела в ту часть деревни, которую все привыкли обходить стороной. Земля здесь всегда была устлана сизой дымкой, а в воздухе всегда витал горьковато-сладкий запах трав. Здесь жили жрецы, здесь они проводили свои ритуалы. Неизвестно, сколько крови впитала земля под моими ногами, и от этой мысли я невольно вздрогнула.       Где-то совсем рядом слышался треск древесины и позвякивание посуды. Меня словно окатили ведром ледяной воды, и я поспешила покинуть это место. Миновав очередную избу, я старалась смотреть лишь себе под ноги, боясь наступить на что-то, что я даже не хотела представлять.       — Лада.       Я застыла, забыв как дышать. Никогда раньше я не слышала своё имя в таком звучании. Мелодичном, словно мурчание кота.       Сердце забилось как птица в клетке, и я медленно обернулась. С обратной стороны избы, у догоравшего костра, сидел волхв. Он прожигал меня своим как всегда пронзительным взглядом, вынуждая застыть на месте.       — Доброго вечера, — только и смогла вымолвить я. Никогда раньше молодой жрец не обращал на меня своего внимания. Тем более, когда вокруг нас никого не было.       — Желаешь узвар? — волхв лениво помешал палкой тлевшие угли и указал на котелок. Не дождавшись ответа, он налил мне полную кружку горячего напитка. Затем с усмешкой посмотрел на меня, по-прежнему стоявшую поодаль, и приглашающим жестом похлопал по подушке рядом с собой. — Что стоишь как идол? Присаживайся.       На негнущихся ногах я приблизилась, вздрогнув от приятного тепла кострища. Опустившись на удивительно мягкую подушку, я приняла узвар из рук Озара. Всего от одного глотка по моему телу разлилось блаженное удовольствие. Этот напиток из кислых яблок и сладкого мёда показался лучшим, что я когда-либо пробовала.       Мои щёки мгновенно побагровели, то ли от согревающего питья, то ли от неотрывного взгляда жреца, находившегося как никогда близко. Так близко, что я чувствовала резкий аромат специй, исходивший от его рук.       Повернув голову, я столкнулась с карими глазами. Его взгляд обычно был оценивающим, но сейчас он скорее изучал. То, что я заметила его наблюдения, его нисколько не смутило. Напротив, он стал изучать черты моего лица ещё откровеннее.       — Благодарю вас, жрец, — произнесла я, чтобы хоть как-то скрасить собственное смущение. Его же словно позабавило моё обращение.       — Прошу, зови меня Озар.       — Озар… — тихо прошептала я, и мужчина коротко улыбнулся этому. Было крайне непривычно называть такого уважаемого человека просто по имени, но ещё непривычнее было наблюдать его в таком виде. Не в нарядном чёрном одеянии, а в простом багряно-красном халате, небрежно завязанном на поясе. На его оголённых ключицах я заметила две широкие царапины, ещё свежие. Интересно, каким образом он их заработал? Плечи же его были напряжёнными, а дыхание — неровным.       Изучая пронзительную глубину глаз волхва, я заметила в них некое подобие смятения. Будто он сам не знал, как продолжить этот разговор. Но на то он и любимец всех жителей нашей деревни, чтобы знать обо всём происходящем.       — Красивый кулон. Это ведь подарок сына старосты, верно?       Смутившись, я одним быстрым движением спрятала подвеску под платье, но всё же ответила:       — Да, верно. Драган подарил мне его на восемнадцатилетие. Он…       — Под цвет твоих глаз. Очень продуманно, — мужчина на секунду погрузился в свои мысли и резко встал. — Знаешь, жрецам не принято дарить подарки, но всё же у меня для тебя кое-что есть.       Удивлённая, я тоже подскочила, испугавшись сидеть в ногах у волхва. Озар плавным шагом направился в избу. Из открытой двери меня окатило волной дурманящего аромата благовоний. Я не стала заходить следом, но услышала щелчок сундука. Мужчина так же плавно вышел из дома, словно кошка.       Остановившись ко мне ближе, чем мог бы, он протянул кованый браслет. От красоты этого предмета у меня на секунду перехватило дыхание. Ажурный, искусно сплетённый, будто из жидкого металла, он был украшен круглыми чёрными камнями, словно неведомые железные цветы.       Озар осторожно сжал своими аккуратными длинными пальцами моё запястье, как бы невзначай проведя большим пальцем по тонкой коже, и надел браслет. Я и не знала, как отблагодарить его за столь прекрасный подарок, но по моему взгляду он и сам всё понял без слов.       — Это оберег. Мне известно, что в последнее время ты зачастила вступать в контакт с туманом, — строго произнёс волхв. Я смущённо опустила глаза, вспоминая, что ему довелось наблюдать этой ночью, но Озар свободной рукой перехватил мой подбородок, властно, но не грубо вынуждая посмотреть на него. — Ты очень смышлёная девушка. Боги рассчитывают на тебя. Не растеряй свою силу, иначе я разочаруюсь в том, что вижу.       Жрец первым прервал нашу беседу. Отступив на несколько шагов, он развернулся и отправился обратно в избу. Отчего-то без его касаний стало невероятно холодно. Меня вновь окатило гипнотизирующей смесью запахов, прежде чем дверь передо мной закрылась.       Ощутив дурноту, я побежала туда, откуда пришла, левой рукой держась за правое запястье, запомнившее его мягкое прикосновение. Из головы не выходили его слова. Этот человек способен слышать дыхание умирающих богов, потому такое предупреждение сродни кошмару.

***

      Рыжие волосы, подобно языкам пламени, раскидались по подушке. Небесно-голубые глаза, ещё более таинственные в свете луны, блуждали по скромно обставленной комнате, ища за что зацепиться. В последнее время Тате очень плохо спалось, а смерть близкой подруги лишь сгустила краски.       Чувство тревоги не покидало её ни днём, ни ночью… особенно ночью. Будучи танцовщицей, она постоянно была окружена мужским вниманием, но, стоило остаться одной, как одиночество душило, заставляя сердце биться в тоске.       Девушка повернулась на другой бок, уставившись на шершавую брусчатую стену. Она старалась думать о чём угодно, только не о своём дыхании. Дымоход в избе забился за протяжную зиму, из-за чего на стенах изнутри собрался тонкий слой копоти, а дышать в доме стало мягко говоря тяжеловато. Тата давно уяснила, что лучше не заострять на этом своё внимание, а то начнёшь думать, что задыхаешься.       Подумав о том, что завтра же надо попросить Драгана почистить дымоход, девушка принялась считать сучки на древесине и сама не заметила, как закрыла глаза, погружаясь в царство сна.       Тата лежала на промёрзшей земле, раскинув руки, словно ангел. Её рыжие волосы горели ярко, как ритуальный костёр, а бледная кожа сливалась со снегом, обжигавшим тело. Всё вокруг было настолько ослепительно белым, что голубой блеск глаз выглядел неестественно. Он заменял небо, которого не было видно за плотно сомкнутыми кронами серого леса, казавшегося мёртвым. Ни пения птиц, ни дуновения ветерка, лишь скрипучий мороз и отдалённые звуки методично капающей воды. Воздух был влажным от густого тумана, и тончайшее платье неприятно липло к озябшей коже.       Тата поднялась, дрожа всем телом, и поняла, что она — не единственное живое существо в этом лесу. Туман обвивал её ноги, словно змеи, ползущие всё выше. Туман ласкал её обнаженные плечи, отчего-то даря ощущение тепла. Туман дурманил ей разум, вынуждая повернуть голову.       Девушка медленно развернулась всем корпусом, и увиденное заставило её издать сдавленный крик. Родные зелёные глаза, полные безграничной боли, смотрели прямо в душу. Юноша с длинными соломенными волосами, связанными в низкий хвост, в простой рабочей рубахе, в покрытых засохшей грязью штанах, лежал на земле, содрогаясь в судорогах. Он задыхался, дыша с тяжёлым свистом. Шея его была испещрена фиолетовыми полосами, а изо рта сочилась тонкая струйка багряной крови.       Юноша протянул свою посиневшую руку и прохрипел:       — Кветочка…       От этого обращения у Таты внутри всё перевернулось. Ей казалось, что она падает в бездну, а из глаз реками потекли жгучие слёзы.       — Забери меня отсюда, кветочка.       В ту же секунду туман протянул к юноше свои беспощадные длинные руки и поволок его, как мешок, в свои ледяные объятия. Глаза Таты заволокло сплошной пеленой, сердце билось так истерично, словно это были его последние минуты. Девушка поднесла трясущиеся руки к лицу, вытирая слёзы, и услышала хруст снега за спиной, совсем близко.       Охваченная паникой, Тата резко развернулась и на мучительно долгую секунду перестала дышать. Кровь в жилах застыла, леденя внутренности. Прямо перед ней, на расстоянии вытянутой руки, стояла Лада. С её ладоней капала густая кровь, обагряя снег под ногами.       Тата попятилась, увидев совершенно незнакомые глаза. Непроглядно чёрные, безумные. Но это без сомнений была Лада. Совершенно не моргая, она произнесла, чеканя каждое слово:       — Я помогу тебе. Я знаю дорогу. Найди меня.       Не в силах больше терпеть наваждение, Тата со всей силы зажмурила глаза, а раскрыв их, не сдержала крика. Серый лес пропал, сменившись объятой мраком родной комнатой. Обливаясь холодным потом, девушка подскочила с кровати, жадно хватая ртом воздух вперемешку с дымом.       Всё, что она видела перед собой — свет зелёных глаз, молящих спасти от ужасов тумана. Разум испарился, а сердце кричало действовать. Тата знала, что должна бежать. Ей, Ничейной, больше нечего терять. И она, переодевшись в нарядное платье, побежала.       Тата знала дорогу как свои пять пальцев. Почти каждый день ходила по ней, чтобы повидаться с Вереей. Только в эту ночь ей надо было повидаться с иным человеком. С той, кто тоже не спал, трясясь как осиновый лист. С той, кому тоже снился кошмарный сон. С той, кого Верея просила забрать её с этого места. С той, кому Тата обещала показать дорогу.

***

      Под покровом ночи, в самый тёмный её час, деревня казалась покинутой. Хотя на самом деле такой и была. Покинутая богами, покинутая теплом и светом. Лишь редкий призрачный дымок из печных труб служил напоминанием о том, что избы полны людей, каждому из которых снится что-то своё. Надеюсь, боги, в которых они верят, послали им что-нибудь приятное. Что-то о забытом ещё нашими предками согревающем солнце, богатом урожае и щедром лете.       Мы с Татой, одетые в белые платья, и сами были подобны призракам. Покинутые спокойным сном, мы молча брели по проторенным тропам в сторону леса, словно ведомые кем-то незримым. В ту ночь природа затихла, в морозном воздухе повис запах свежего снега, и действительно, вскорости небо рассыпалось тысячами снежинок, медленно круживших в своём коротком и оттого прекрасном танце. Столь умиротворяющая картина казалась неуместной после пережитых кошмаров.       Я обняла себя за плечи, дрожа мелкой дрожью, и Тата, не произнося ни слова, сделала то же самое. Взмокшие волосы неприятно липли к лицу, снежинки таяли на подрагивавших от волнения ресницах, но голова оставалось ясной, как белое покрывало вокруг. Мысли были лишь о плотной завесе тумана, к которой мы медленно приближались. Будет ли он к нам благосклонен?       В голове сразу появился ответ, и я с опаской покосилась на Тату. Она плачет или это капли талого снега стекают по её разрумянившимся щекам? Ещё недавно она с чем-то на грани безумия в глазах убеждала меня отправиться в опасный путь, а теперь её взгляд, направленный под ноги, был полон страха.       Мы с Татой никогда не были близки, но мне всегда казалось, что я знаю её. Знаю, что гордость не позволит ей признаться мне, что она сожалеет о своём решении, и вернуться в безопасное тепло избы. Но моя гордость в равной мере сильна. И потому я надеваю маску бесстрашия и изучаю свою спутницу, словно вижу её в первый раз. Тата, даже объятая тревогой, невероятно красива. Она будто плывёт по земле, подобная лунному свету. Такая миниатюрная, с виду хрупкая, но на деле полная силы и загадок, никому не посильных.       Одну из них я как раз пытаюсь разгадать. Что увидела Тата в своём ночном видении? Что сподвигло столь неприступную девушку решиться на встречу с туманом? Погружённая в свои размышления, я споткнулась о камень, но цепкие руки рыжеволосой танцовщицы не дали мне упасть. Я уже твёрдо стояла на ногах, а она всё так же крепко держала мои предплечья. Её ясные глаза были широко распахнуты, словно она была утопающей, а я — не более чем соломинкой.       — Будь аккуратна, — прошептала она и испуганно огляделась, будто нас кто-то преследовал.       По моему позвоночнику пробежал неприятный холодок при мысли о том, что Тата, много лет танцевавшая ритуальные танцы для богов, могла ощущать то, чего не ощущала я, далёкая от наших идолов. Но я перестала быть объектом её внимания ровно в тот момент, когда туман оказался на расстоянии нескольких шагов от нас.       Приблизившись, я физически ощутила его касание. Непривычно тёплое на контрасте с холодом усиливавшегося снегопада. Мы стояли неподвижно, пока туман зазывающе протягивал к нам свои кривые пальцы. Я вздрогнула, когда Тата коснулась моей руки.       — Давай резко. Чтобы не передумать.       Я хотела сказать, что мы тут не в прорубь прыгаем, но поняла, что именно это мы и делали. Голова шла кругом от волнения, а в спину меня словно кто-то подталкивал. Я закрыла глаза, надеясь, что это всё — мой ещё продолжающийся сон. Но, открыв их, столкнулась с суровой реальностью. Силуэт Таты растворился в густой дымке, напоследок сверкнув огненными волосами, подобно догоревшей свече.       Пути назад больше нет. Внутри меня неведомо откуда зародилась решимость. Хрупкая, но цепкая, она, встретившись с надеждой, окрепла и пустила корни. Я делаю это ради Вереи. С этой мыслью я резко, чтобы не передумать, шагнула вперёд. Меня словно окатили ледяной водой, перед глазами всё поплыло, я почувствовала, что теряла сознание. Испугавшись внезапного кислого вкуса крови во рту, я зажмурилась. Голова пульсировала от боли, ноги подкосились.       Снегопад, оставшийся позади, превратился в настоящую бурю. Деревня по-прежнему мирно спала. Никто и не увидел, как там, гораздо выше снежных туч, упали две звезды.       А за плотной серой пеленой осталась их прежняя жизнь. И мужчина с гордой ухмылкой на лице, скрытом черепом быка. Молодой жрец развернулся на пятках и направился вглубь деревни, произнося:       — Всё сложилось как вы и желали, господин.       Его слова глухим эхом донеслись из угрожающей маски и растворились в блаженной тишине леса. Жаль, по ту сторону тумана их не услышат.