заключённый

На следующее утро Серафима предупреждают о том, что Викторова снова перевели в общую камеру и теперь приглядывать за ним не требуется. В какой-то части это значительно расстроило его. А в первую очередь было непонятно, почему и зачем. Вроде только же перевели в изолятор, а тут сразу же обратно. Зато теперь Сидорин может вернуться домой к коту, хотя бы на пару дней.

***

Глеб же перестал ввязываться в громкие ссоры и сильные драки, чтобы никто не замечал плохого поведения. Если его бьют – молчит и прячет синяки под отросшими волосами. Идёт на любые жертвы ради какого-то мента, буквально переступая через себя и свои принципы. Но коту хозяин нужен, поэтому приходится терпеть. – Он обещал ко мне приходить, он точно придёт. – Почти каждую ночь бормотал себе под нос. Очень хотелось увидеть Серафима хотя бы на немного, увидеть в его глазах, что ему тоже небезразлично на парня. Да в конце-концов просто понять, что его не кинули и все эти жертвы не зря. Днём кучерявый ждал его около решётки, в поднимая взгляд на каждого, кто проходит мимо, надеясь увидеть знакомое лицо.

***

Серафим пришёл к нему через месяц. Недавно вспомнил, что Глеб очень хотел побриться, и на днях это сделать разрешили. – На выход. – Смотря прямо на парня, произносит Сидорин. – Что? Почему? Я же ничего не сделал. – Но сразу же вскакивает и подходит ближе к решётке. – Ничего. Выходи. – И открывает камеру, выводя парня за запястье. Смог заговорить с ним нормально только тогда, когда отвел на безопасное расстояние от других заключённых. – Ты хотел побриться, я это устроил. Я всегда держу свое слово. Серафим заводит Глеба в туалет в своем кабинете, захватывая с собой одноразовую бритву. Включает воду в раковине и пытается дотронуться до него, но ему этого сделать не дали. – Давай я лучше сам. – Ну уж очень не хотелось, чтобы Сидорин увидел на нём синяки – Не положено давать заключённым колюще-режущие предметы, поэтому нет, не сам. – Мы тут вдвоём, что я могу сделать? Я могу сам побриться. – Откуда я могу знать? Не положено и всё. Или мне тебя так оставить и обратно отвести? – Ладно. – Мямлит кучерявый, и всё же позволяет к себе притронуться. Конечно, Серафим замечает синяки на лице, их сложно не заметить, но до последнего молчит. Говорить он начинает только тогда, когда заканчивает дело. – Пиздят тебя? – Да. – А зачем отпираться? Всё и так понятно. – А зачем терпишь? – Если я дам сдачи, то на меня будут жаловаться, а потом меня снова переведут обратно в изолятор... А как там Арсений? – Всё хорошо, не переживай. – Улыбается полицейский и отводит парня на место, но уходит не сразу, а начинает кричать на остальных сидевших. – Вы понимаете, что за вами идет круглосуточная слежка? Даже если приходят проверять вас не так часто, то камеры развешаны по всему корпусу. Если еще раз кто-то из вас будет замечен в том, что он распускает руки, то церемонится с вами уже никто не будет. На первый раз предупреждение. Меня все поняли? – На что остальные заключённые кивают и злобно поглядывают на Глеба. Ментовской подсос, всё доложил. А таких тут не уважают Проходит ещё неделя. У кучерявого всё больше и больше синяков, которые скрываются за длинными рукавами и штанами. Последнее время даже с койки не вставал, лишь бы не трогали. А Серафим видел всё, начал активно наблюдать за камерами видеонаблюдения, поэтому почти ежедневно выводили "особо буйных" заключённых. В итоге в камере, где находился Глеб, осталось всего несколько человек, с которыми он имел что-то типо дружбы. Плевать, что придётся самому за ними следить, самое главное, чтобы Глеба никто не трогал. А Викторову всё это очень непонятно, поэтому в следующий раз, когда Серафим вновь пришел кого-то забрать, тихонько стучит по решётке. – Что происходит? – Говорит это очень тихо, будто забившийся котёнок. – Ничего. Они ведут себя неподобающе, мне не нравится. Что-то ещё? – Да, подойди ближе. Надо кое-что сказать. – Мило улыбается Глеб. Ему приятно, что к нему так относятся, ведь даже выводят каждого, кто хоть пальцем тронул. – Что ты хочешь? – А в ответ его просто тихонько и очень нежно целуют в щёку. – Спасибо большое. – Идиот, отвлекаешь. Я вообще-то на работе. – Но приятно всё равно, даже как-то слегка улыбнулся. – Больше не смею, господин начальник.

***

Последнее время за парнем заметили очень хорошее поведение, поэтому даже начали выводить гулять с остальными. Конечно, это радовало, да и отношения с остальными стали намного лучше. В общем, жил он хорошо, больше его не трогали, но точно чего-то не хватало. Не хватало Серафима. Скучал, а может даже и влюбился, кто знает. Но видеть его было просто необходимо. Пару дней назад у какого-то прошедшего мимо полицейского удалось выпросить пару листочков и карандаш. Он нарисовал Серафима с его котом, благо память была хорошей и достаточно легко было вспомнить как выглядит Арсений. Затем у другого полицейского получилось слёзно выпросить, чтобы рисунок передали Сидорину. Но тот же почувствовал что-то не ладное, поэтому рисунок оказался в руках у Фёдора, который незамедлительно позвонил Серафиму и попросил явиться к нему в кабинет.

***

– Да, что такое? – Сорвался он почти сразу, когда зовёт начальство всю работу надо откладывать. – Подскажи мне, дорогой друг, насколько вы близки с Викторовым, что он просит тебе рисуночки передать, а? – Ни на сколько. Сам подумай, зачем он мне сдался? – Ну и отлично. Тогда думаю ты не против. – После сразу же рвёт рисунок, не дав даже глазком взглянуть. – Видимо просто понравился. Всё, свободен. – А Серафиму приятно. Понравился, рисунки передаёт... Сам в себе, конечно, любую симпатию к парню, отрицал. Неправильно крутить мутки с заключённым. Так он еще и наркоман, и бывшего убил своего, и вообще, сидеть ему тут еще не меньше пятнадцати лет. Поэтому в голове у Сидорина было полное отрицание любых чувств к нему, даже дружеских. Но где-то через пару недель, как назло, сам попадается к мальчику на глаза, просто проходя мимо. – Сим. – Тихонько тянет тот, сидя у решётки. Заметив, что на него обратили внимание, сразу продолжает. – Как тебе рисунок? Понравился? Я старался. А ещё ты очень редко ко мне приходишь... – Рисунок очень понравился, а приходить чаще не получается, у меня работа. – А потом присаживается на корточки, чтобы быть с Глебом на одном уровне, и шепчет. – Хочешь я тебя ночью выкраду? – Хочу. Буду ждать. – В ответ шепчет кучерявый, и Серафим уходит. Уходит от камеры и в свои мысли. Зачем вообще это сказал? Зачем? Разве так хочется с ним поговорить и увидеться наедине? Но надолго задуматься не удаётся, работа. А вот ближе к двенадцати ночи, Серафим аккуратно выключает все видеокамеры и идет к Глебу. По решётке не стучит, знает, что тот ждет и точно услышит, что кто-то подошёл. Так и происходит, парень быстренько встает с койки, захватив новые рисунки для полицейского. Как только кучерявый подходит к решётке, сразу пускает шутку. – У нас свидание, да? – Размечтался. – Улыбаясь, шепчет Серафим и тихо открывает дверь. Выводит парня, вновь тихо проворачивает ключ, и накидывает на Глеба свою чёрную толстовку, чтобы никому случайно не попался на глаза. – Я же говорю, точно свидание. – Заключённый улыбается, сильнее укутываясь в кофту. Всего через пару минут они заходят в кабинет Сидорина. По мнению Серафима, так намного комфортнее, и меньше вероятность кого-то разбудить. Мальчик сразу усаживается на стол, рассматривая полочки, на которых стоят разные награды. – Скажи мне честно, зачем ты меня утащил? Тебя же накажут. – Кто меня накажет? Никто ничего не заметит. – Подходя ближе к нему, говорит полицейский. А Глеб лишь тянет его к себе ближе, прижимается и крепко обнимает. – Знаешь, мне так обидно, когда ко всем приезжают хотя бы на немного поговорить, постоянно что-то передают, а я никому не нужен. – Не забивай себе этим голову, ладно? Лучше уж когда никто не приезжает, чем все эти лицемерные улыбки и слёзы. Я же много таких видел. Вот к одному недавно жена приезжала, ревела, говорила, что ждёт его, а как только вышла, запрыгнула в машину к любовнику. А хочешь ты как выйдешь, я тебе котёнка подарю? Будет тебя дома ждать. – Ты думаешь вспомнишь обо мне, когда я выйду? Вряд-ли, Серафим. Не давай ложных обещаний. – Да знаешь, такого как ты, сложно забыть. – Смеётся в ответ Сидорин. – И вообще я слово своё держу. Если сказал, то обязательно сделаю. – Лучше бы сказал, что выебешь меня, я бы больше обрадовался... Кстати, предложение с минетом всё еще в силе. – Глеб, я тебе уже давно всё сказал, успокойся. – А я просто так, безвозмездно. – Просто так только сыр в мышеловке, знал? – Отрицать в себе какое-то влечение к нему последнее время стало сложно, особенно тогда, когда он вечно оказывает знаки внимания. Викторов же постоянно дарит какие-то рисуночки, сейчас прижимается и шутит какие-то пошлые шутки, это даже уже не раздражает. – А я хочу хуй в рот. Хочу сосать твой член, пока ты не кончишь и не заставишь меня сглотнуть. – Аккуратно шепчет на ухо, после проводя языком до шеи, на что Серафим лишь хватает его за волосы и оттягивает от себя. – Тебя не трогают больше? – Не трогают. – А парня уже плавит, слишком приятно, когда тянут волосы. Готов уже разложиться перед ним прямо на этом блядском столе. – Отпусти волосы, пожалуйста. – Не отпущу, откуда я могу знать, что ты еще делать будешь? – Я спать хочу. Отведи меня обратно. – Это единственный способ заставить отпустить себя, иначе скоро даже сдерживаться перестанет и точно набросится. – Хорошо, хорошо. – Выхода нет, если хочет спать, значит надо его отвести. Серафим отпускает его волосы, после расчёсывая их пальцами. Ведёт его обратно к камере, всё это время Глеб прижимается к нему и иногда утыкается носом в грудь. – Кофту отдашь завтра, я зайду, а то у вас тут что-то прохладно. – Хорошо, спасибо. – На прощание Викторов снова нежно целует в щеку и убегает на свою койку.