
Пэйринг и персонажи
Описание
Волдеморт не стал принимать поспешных решений относительно судьбы Гарри Поттера. В ночь на 31 октября 1981 он совершил переворот и объявил себя новым министром магии.
Спустя два года, изучая прошлое Лили и Джеймса, авроры и целители пытаются выяснить, почему именно у них родился ребенок, способный победить Темного Лорда.
Примечания
ТГ канал автора
https://t.me/saintjesska
Глава 10. Джеймс. 27 марта 1975
14 января 2025, 11:00
— …швыряем шарики во-о-от в эту вазу с пяти попыток. Победительница целует именинника…
— Почему победительница? Может, наоборот, мазила целует? По-моему, поцелуй с Поттером скорее наказание, — подъебнула Макдональд.
Все заржали. Ха-ха. Как смешно, обосраться.
— Кто вообще позвал ее на мою вечеринку? — я повернулся к Бродяге.
— Мы всех звали, — ответил за него Хвост.
— Нюниус отказался, правда, сказал, голову моет, жутко занят, — добавил Сириус с таким лицом, с каким говорят чистую правду.
— А Эванс ты позвал?
— Ой, нет, забыл, ты ведь напомнил мне всего лишь тридцать восемь раз, — он закатил глаза и уже нормально сказал: — Разумеется, позвал.
— А она?
— Дала понять, что считает меня ебланом.
— Ты и есть еблан, так что все в порядке. Ну и где она, если ты ее позвал?
— Возможно, она прислала вместо себя Макдональд, — ухмыльнулся Лунатик, потягивая сливочное пиво. — Слушай, Эванс игнорирует все вечеринки, так что ничего удивительного.
— Но на мою-то она должна была прийти. Ее никогда никуда не звали, а тут позвали. У нас тут огненный виски, вообще-то, и эльфийское вино. Музыка и куча жратвы. Или эти тухлые вечера у Слагхорна лучше, по ее мнению?
Не скажу, что день был испорчен из-за отсутствия Эванс в гостиной, просто я не понял, какого лешего ей еще надо. Наверное, сидит в своей библиотеке и ищет очередной идиотский рецепт, чтобы заставить Слагги обосраться от восторга. Строит из себя самую умную, но всем понятно, что она это делает только для того, чтобы оставаться у старика в любимчиках и получать приглашения на идиотские приемы.
— Это мы ее не звали, — хмыкнул Бродяга, положив бутылку на ребро и крутанув ее. Он зафиксировал на пергаменте результат Элизабет, четыре попадания, и показал ей большой палец. — А кто-то мог и позвать. Откуда ты знаешь, что она сейчас не лижется в гостиной Равенкло с каким-нибудь Корнером? Или с Колдуэллом.
— Да потому что никто из них не будет лизаться с Эванс.
Когда Бродяга так отупел? Или он прикидывается придурком? Никто в здравом уме не будет целовать Эванс на глазах у всех. Потом позора не оберешься. Все классные девчонки будут считать тебя отчаявшимся неудачником, раз не смог склеить никого лучше целки Эванс. Кто захочет прослыть неудачником? Точно не я.
— Боюсь, мне придется тебя разочаровать, Сохатый, — цокнул языком Бродяга, пока Арлин с победоносным воплем отправила в вазу четвертый мячик подряд. Похоже, сосаться сегодня я буду с ней, а не с Лиз. Если она и в пятый не промажет. Ну и ладно. Они обе симпатичные и не против у меня отсосать. Бродяга тем временем поманил меня и, воровато оглядевшись, показал мне нашу карту.
— Ты дебил? Спрячь! — я попытался выхватить, но Сириус оказался быстрее.
— Эй, она же еще не готова, — прошипел Хвост, перевешиваясь через спинку дивана, то ли для того, чтобы прикрыть карту от чужих глаз, то ли чтобы лучше видеть самому.
— Сюда смотри, — велел Бродяга, ткнув пальцем куда-то в левый верхний угол, и потер губы пальцами. Он так делал, когда чуял дерьмо.
— Не может быть. Мы ее еще не доделали, наверное, какая-то ошиб…
— И давно ты за ней следишь? — пробормотал Лунатик, посмотрев на Сириуса.
— Я не слежу, я поглядываю. Не только за Эванс, а… в целом. Проверяю, как карта работает, нет ли, как выразился любезный Сохатый, ошибок. О, глядите-ка, Эванс вспомнила, что через семь минут отбой.
На наших глазах точка, помеченная «Лили Эванс», отлепилась от точки «Руфус Корнер» и выкатилась из каморки, где они обжимались.
— Эванс знает про тайный ход за портретом Кэдогана, — голосом комментатора матча по квиддичу сообщил Хвост, хотя мы и сами прекрасно видели, как она нырнула в лаз тремя этажами ниже и вынырнула в десяти метрах от портрета Полной Дамы. — Я думал, только мы про него знаем.
Я обернулся через плечо и уже через несколько секунд увидел Эванс живьем. Выглядела она как обычно. Ну, то есть никакой помады, размазанной по лицу, и засосов на шее. Ее спалила только карта. Я вдруг задумался, а что еще Эванс скрывает? Может, она маньячка или торгует запрещенными зельями.
— Работает наша карта, ребята, — вздохнул Лунатик с таким видом, будто случилось нечто паршивое. — Еще как работает.
— Ты куда, Сохатый? — крикнул Хвост, когда я встал с дивана и двинулся в сторону выхода.
Я-то думал, Эванс всех посылает. Что она шарахается от парней, потому что ни разу не целовалась, и ей стремно, что об этом кто-то узнает и разнесет по всей школе.
А она… Бля, да она меня посылает! Меня. Эванс, у которой даже сисек нет. Кем она себя считает?
— Я еще не потратил свое Желание Именинника, — бросил я на ходу.
Об этой традиции рассказал мне отец, когда мы впервые стояли на платформе девять и три четверти.
Каждый год в день своего рождения гриффиндорец имел право на одно желание, которое другие гриффиндорцы должны были исполнить. Остальных студентов это не касалось, потому что традиция считалась чисто гриффиндорской — только смельчаки и безумцы могли допустить, чтобы она получила право на существование. Наверняка в Равенкло или на Слизерине тоже были такие. Выучить наизусть учебник заклинаний или отравить самого тупого на курсе.
Чаще всего желания тратились на всякую ерунду, но иногда удавалось получить что-то стоящее. А если нет — приходилось ждать следующего года.
— Да ты шутишь, придурок, — заржал Бродяга, но я уже не слушал и не видел его. — Ты куда, Сохатый? Ты же должен был загадать, чтобы Хвост до конца каникул трахнул уже кого-нибудь!..
— Да не хочу я никого трахать!..
В таком случае, амнистия аж до следующего ноября должна его порадовать.
Мы с Бродягой считали, что быть нецелованным девственником в пятнадцать — это позор для мародера, поэтому всеми правдами и неправдами пытались подсунуть Хвосту хоть какую-нибудь мало-мальски симпатичную и сговорчивую девчонку. Потом выяснилось, что дело вовсе не в отсутствии желающих пососаться с ним, а в том, что он сам не хочет. Прикиньте? Сам не хочет лизаться с девкой. Я собирался спросить у мамы, считается ли это болезнью, но не знал, как начать разговор. Еще подумает, что речь обо мне. Мамы всегда так думают. Ну, или наоборот — что я оттрахал уже полшколы, и теперь все они беременны от меня. Думаю, маме такого счастья не надо.
В общем, мы решили взять дело в свои руки, но Хвост постоянно отлынивал от свиданий, а Желания Именинника раз за разом тратились на что-то такое, без чего дальнейшее существование было совершенно невозможно.
Бродяга на свое пятнадцатилетие велел Бут показать сиськи. Я не мог его осуждать, при всей моей любви к Хвосту. Потому что она сделала это прямо в гостиной, а Бродяга превратился в благодетеля, который свое желание использовал во благо всего мужского сообщества Гриффиндора. Если он не брешет, Бут даже разрешила ему их потрогать, когда они сосались после вечеринки — хотя это в сделку не входило.
Лунатик заявил, что не будет заставлять Хвоста с кем-то целоваться, раз он сам этого не хочет. И никакие наши заверения, что Хвост не знает, от чего отказывается, его не убедили. Так что две недели назад нам с Бродягой пришлось пообещать, что до конца года мы будем делать за него трансфигурацию и переписывать, бляха-муха, его почерком.
Сегодняшний день был последней надеждой Питера стать взрослым — ну, или почти взрослым, но эта надежда таяла с каждым моим шагом.
Я встал у Эванс на пути и сказал:
— У меня сегодня день рождения.
Только сейчас понял, что это прозвучало так, будто я напрашиваюсь на поздравление. А я не собирался клянчить никакие поздравления, я хотел получить то, что мне принадлежало по моему гриффиндорскому праву.
— Да? — Эванс удивилась так искренне, что я усомнился, говорил ли ей Бродяга про вечеринку вообще. Она подняла брови, я заметил, что они темные, но все равно рыжие, короче, не знаю, как такое может быть. А глаза зеленые. Серьезно, зеленые? Такие разве бывают или она попросила Корнера их перекрасить, чтобы выпендриться? — И сколько тебе исполнилось, тринадцать?
— Оборжаться, Эванс. — Я не давал ей пройти, хотя она пыталась меня обогнуть и шмыгнуть к лестнице. Не тут-то было. — Мы празднуем, присоединишься?
— Нет, — усмехнулась она с таким видом, будто я предложил ей сыграть в снежки посреди общей комнаты. Мол, отвали со своими тупыми предложениями.
Эванс смотрела на меня с вежливым презрением и ждала, пока я дам ей пройти. А ведь если присмотреться, под блузкой у нее что-то надето. Может, сказать, чтобы дала потрогать грудь? Да нет, лучше прогулка, а все остальное приложится.
— Как хочешь.
— Второй тур! — заорал Бродяга за моей спиной. — Участвуют дамы, набравшие по четыре очка!
— Ты потратил свое Желание Именинника, чтобы заставить местных идиоток швырять мячики в вазу? — с жалостью спросила Эванс, наблюдая, как Арлин выходит на позицию.
Значит, она помнит про Желание. Это хорошо; не сможет прикинуться слабоумной.
— Нет, я собираюсь загадать его сейчас.
— Почему бы тебе не загадать себе мозги?
Эта ее издевательская улыбочка меня выбесила. Сейчас посмотрим, как она сползет с ее лица. На самом деле Эванс наверняка хочет со мной прогуляться, просто набивает себе цену. Девчонки мыслят не так, как мы. Мы всегда говорим прямо, а они любят сиськи мять. Как говорит Бродяга, сиськи даны девчонкам, чтобы их мять.
— Народ! Желание Именинника.
Гостиная притихла, кто-то успел громко свистнуть, но шепот быстро смолк.
— Хочу, чтобы Эванс пошла со мной в Хогсмид после каникул.
— Хотеть не вредно, — хмыкнула она, как будто мои слова ей не льстили. Еще как льстили, какой девчонке не понравится, когда ловец, не упустивший ни одного снитча за три года, зовет ее на свидание.
— Ты не можешь отказаться, Эванс, — сообщил Бродяга, бесшумно появляясь рядом со мной.
— Да ты что? — наигранно ужаснулась она. Макдональд издала дурацкий смешок. — И что со мной будет, если откажусь? Упаду замертво, как от Непреложного Обета? Я не пойду с тобой в Хогсмид, Поттер, — Эванс быстро глянула на меня и тут же отвела глаза.
— Это гриффиндорская традиция, — назидательно сказал Бродяга. — Ее нельзя нарушать.
Эванс посмотрела на него сверху вниз, и мне показалась, что она вот-вот рассмеется ему в лицо. Она прокашлялась, поджала верхнюю губу и, подражая голосу какого-то сопляка, сказала:
— Вся моя семья училась в Слизерине, но возможно, я нарушу семейную традицию.
У Сириуса сделалась такая рожа, будто Эванс обозвала его хер маленьким и кривым. Нет, вы, наверное, не до конца понимаете, что это означает. Девчонка может сказать, что твой член кривой, или она может посчитать его маленьким, но чтобы все сразу — искуплением такого оскорбления может только смерть. Или минет.
— Иногда традиции нарушать приятно, да? — спросила у Бродяги Эванс, игнорируя меня и невинно хлопая глазами.
Она толкнула его в плечо и беспрепятственно прошла к лестнице. Бродяга крутанулся на месте и еще секунд десять смотрел ей вслед. Да я тоже опешил от такой наглости и тупости. Желание Именинника проигнорировать нельзя, иначе… А что иначе, кстати?.. Папа не говорил, что происходит с теми, кто шлет нахуй обычаи Гриффиндора.
— Кажется, тебя только что опрокинули, дружище. — Я почувствовал увесистый шлепок по спине, обернулся, и увидел, как Кут удаляется в сторону спален в компании Пруэтта и Боунса. На вчерашней тренировке я высказал ему, что играет он как мешок с навозом, и сейчас он не упустил шанс вывалить свое вонючее злорадство.
Народ притих, я слышал, как кто-то ржет.
— Заткнулись все! — рявкнул Бродяга. Хорошо, что семикурсников не было. Иначе какой-нибудь Пруэтт заставил бы его сожрать свои слова вместе с упаковкой от сдобных кексов. Он терпеть не может, когда ему указывают. Даже из команды грозился уйти.
— У нас есть победительница, — объявил Хвост в повисшей тишине и пальцем указал на Арлин, которая все еще сжимала в руке очередной шарик.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, чего им всем от меня надо.
А, точно, поцелуй.
Да я с удовольствием. У меня куча вариантов, помимо Эванс.
— И ты туда же? — снисходительно улыбнулась Арлин, обнимая меня за шею. не скажу, что я вымахал ростом с выпускника, но она была еще ниже, и мне это офигеть как нравилось. — Почему каждому мальчику так хочется распечатать какую-нибудь девочку?
— Да с чего ты взяла, что мне хочется?
— Тогда зачем ты ее зовешь? За ручку подержать? — Ответа Арлин не ждала. У меня его и не было. Она засосала меня, а после хихикнула, будто продолжала прерванный разговор: — Говорят, сумасшедший папаша запирает Эванс дома на все каникулы, чтобы не сбежала, представляешь? А еще я слышала, что они с этим странным замухрышкой-слизеринцем — соседи. Может, у них в городке все такие… слегка того.
— С Нюниусом? — я ушам своим не поверил. А что, это объяснило бы, почему они общаются. Ха, а я-то думал, Эванс просто странная, и ее тянет к парням с немытыми яйцами.
— Ну да. — Арлин смешно наморщила нос и сказала: — У тебя нет шансов, она предпочитает неудачников.
Я, чтобы не улыбаться слишком явно, нашел глазами Бродягу. Он сидел в компании пятикурсниц и лениво ухмылялся. Да уж, Эванс ему на больную мозоль наступила. Теперь он не успокоится, пока не поставит ее на место.
Эванс сама виновата. Строит из себя целку — во всех смыслах. Ах, я вся такая особенная, не люблю квиддич и не вожусь с парнями. А сама? Врет на каждом шагу. По всем пунктам. Если не любит квиддич, почему тогда приходит на каждый матч? А с парнем ее Бродяга своими глазами видел. Может, и зелья за нее кто-то делает? Нюнчик, например?..