Однажды в Западной империи

Skyfall – Adele

Clocks – Coldplay

На небі – Океан Ельзи

Обрати на меня внимание – Маша Вольф

Поклянись. Поцілуй. Обійми – Без Обмежень

      Величественный зал библиотеки императорского дворца простирается вдаль бесконечным морем книг и старинных свитков. Высокие потолки, украшенные тончайшей лепниной, отражают мягкий свет, струящийся через огромные витражные окна, на которых мозаикой изображены сцены из мифов и легенд. На одном из окон даже присутствует девушка со скрипкой.       Пол, выложенный редким мрамором, подчеркивает царственность этого места, а его поверхность аккуратно наполирована до блеска.       Император, облачённый в богатую парчовую мантию, располагается за длинным дубовым столом, украшенным изысканными резьбами. Рядом, в тени величественных книжных шкафов, стоит его советник в строгом чёрном одеянии. Ищет что-то на полке. Тишину внутреннего зала нарушает лишь еле слышный шорох страниц, когда Попов, переворачивая их, улетает в изучение древних манускриптов.       – И всё-таки, Ваше Величество, Томас подал Вам прекрасную идею, – поворачивается Паша с нужной книгой в руках.       – Тебе здесь нравится?       – Не поверите, – Паша кивает и подходит ближе, чтобы сесть рядом с Арсением. – Сдаётся мне, я тоже здесь нашёл себе милую моему сердцу.       – О, да? И кому же Вы стали оказывать свои знаки внимания, кроме моей персоны, советник? – Попов отводит взгляд от документов и хитро смотрит на приятеля.       – Одной женщине, государь, – делится тот с улыбкой. – Буду просить Вашего благословения и отпуска на недолгий час. Но пока что мы лишь ходим на свидания.       – А что же скажет женщина? – вопросительно вскидывает одну бровь Попов, забирая из рук советника книгу, которую так старательно разглядывал до этого.       – Я уверен, что… и я ей мил. – Пашка весь светится.       – Это хорошо. Правда хочешь жениться на ней? – хмыкает Арсений, полистывая хрупкие страницы.       – Хочу. Вы сейчас… словно отец.       – О, боги, неужели я стал таким старым? – возмущённо выгибает бровь Попов.       – Я… смею приглашать Вас, если она даст добро. Пожалуйста, – Паша улыбается, и под его глазами проступают редкие морщинки.       – Похоже, ты точно определился, Пашенька, – улыбается Попов, складывая книги в стопку на столе. – Рад за тебя.

~

      Антон шагает по коридорам императорского дворца, где драгоценные оттенки света играют на сверкающих мраморных плитах пола. Каждый его шаг отзывается эхом в величественной тишине, а на стенах, украшенных богатыми гобеленами, оживают сцены древних сражений и славных побед.       Коридоры, широкие и просторные, ведут в таинственные залы, где когда-то принимались высокие гости и вершились судьбы. Он проходит мимо лестничных пролётов, обрамлённых позолоченными перилами, которые ведут на этажи, недоступные простым слугам.       Сквозь распахнутые окна доносится свежий аромат цветущих садов, откуда можно слышать звуки весёлого пения птиц. Таких родных.       Подойдя к одной из дверей комнат, Антон давит на дверную ручку и входит. Тусклый свет, подаренный фонарщиками, пробивается через тонкие тюлевые занавеси на окнах.       В уголке комнаты на большом шикарном кресле уютно примостилась кошка императрицы. Она внимательно смотрит на вошедшего и зевает, отводя лапу от белоснежной мордочки и потягиваясь на месте. По ней очевидно: она ухожена и окружена царственной любовью. Антону нравится думать, что она как немой страж – всё замечает, за каждым наблюдает. И ничто во дворце не остаётся без её внимания.       – Кто тут хорошая такая? – лепечет Антон, протягивая ей руку. – Кто тут такая красивая?       Кошка лениво поднимает голову, разглядывая его, нежно трогает его руку подушечкой своей лапки и мяукает.       – Ты? Это ты? – он гладит её по спине, чешет ей за ушком. Кошечка урчит, прикрывая глаза от прикосновений к чувствительным местам и трётся о его руку.       – Надо же, я совсем немного задержался, а ты уже ласкаешь другого.       Антон живо оборачивается. Император, прикрывая за собой дверь, щёлкает замком.       – Это… кошка, а не кот. Так что «другую», – смело возражает Антон, пока животное смотрит на зашедшего.       – Я ожидал тебя целый день, – Попов проходит к слуге, кладёт свои руки ему на плечи, а кошка обнюхивает его ноги, но, что-то решив в своей голове, разворачивается и величаво идёт к окну. – Но смотрю, что ты уже успел поделиться любовью не со мной.       – Вы ревнуете к кошке? – фыркает смельчак, совсем немного повернув голову вбок, краем глаза наблюдает за мужчиной.       Кошка запрыгивает на подоконник и без капли страха прыгает наружу – первый этаж.       – Не смейся надо мной, – шепчет Арсений и проводит своим пальцем вдоль чужой шеи, а второй рукой притягивает Антона ближе к себе, чтобы тот прижался спиной к его груди.       Чтобы ахнул, покорился нежным касаниям.       Император нежно целует его за ухом, вдыхает свежий аромат подаренного им же парфюма на волосах, оставляет ещё пару лёгких поцелуев на шее.       – Я не ревную к ней, а скорее скучал, – признается и оставляет влажный поцелуй-укус на месте между его шеей и ключицей.       – Что же тогда будет с империей, если Вы целыми днями скучаете по мне?.. – Антон уже полностью разворачивается, а государь не может оторвать взгляда от этих глаз, опять они ясно манят, снова и снова. Смелые, яркие.       Смеющиеся над ним.       Арсений придвигается, хочет разглядеть их поближе. Нежно гладит пальцами по чужому лицу, очерчивает контур губ, приподнимает голову Антона вверх за подбородок.       – Думаешь я могу работать полноценно, когда вижу тебя пару раз в день? Разве этого достаточно? – пыхтит от негодования, но тут же целует нежные губы.       Антон сдавленно мычит под губами Попова, отвечает на поцелуй, отвечает голодно, с жадностью, переплетаясь языками. Хватает за воротник – притянуть ближе к себе, сжать в своих руках, ощутить эту кожу под своими пальцами.       – Мне довелось полюбить мужчину с красивыми глазами, – рассказывает Арсений ему в губы.       Антон отстраняется, оглядывается на окно. Подбегает и закрывает ставни. Оборачивается, но мужчина в два шага оказывается прямо перед ним.       – Ваше Величество… – пробует Антон, но его вдавливают в крепкую грудь, так нужно целуя его губы, и руки уже шарят по телу слуги под одеждой.       – Прекрати звать меня так, когда мы одни, – горячо шепчет Арсений в его шею.       – Прекратите говорить такое с открытыми окнами! – но возмущение тонет в очередном глубоком поцелуе.       Попов усмехается в эти желанные родные губы, пока поцелуй превращается в нечто более страстное и влажное.       – Я, как обезумевший юнец, влюбился.       Антон вздрагивает, а император стягивает его рубаху, откидывает в сторону. Берёт в обе руки всё ещё больное запястье Антона, разглядывает, будто впервые видит, целует.       – Полюбил мужчину с хрупкими руками, но очень статного.       Проводит своими губами вдоль каждого пальца, трогает языком старый ушиб, но уже без перевязки.       – Мужчину, которого хочется постоянно трогать, желать, чувствовать. Я полюбил его до безумия, до умопомрачения.       Антона распирает изнутри.       Он запрокидывает голову назад, прикрывает глаза, жадно всасывает воздух губами, ведь Арсений целует его чувствительную кожу на шее, на ключицах, на груди, держит его за талию, чтоб не дать упасть: колени уже подкосились от такой нежности.       – Этот мужчина так невинен. Он робкий и похож на трепетную лань, – продолжает проникновенно шептать Арсений. – Ты не представляешь, как он красив во время поцелуя.       Антон не представляет, как можно такое говорить вслух. Он тянет перчатки с чужих кистей, поглаживает обнажившуюся кожу.       Хватает Попова за воротник.       И не желает, чтобы тот прерывался. Внимает каждому слову.       – Как он стонет от удовольствия, как дышит от прикосновений губ, от руки, что проводит вдоль его груди. Он так отзывчив на каждую ласку, – Арсений проводит своим языком от его ключицы до челюсти, покусывает мочку, шепчет в самое ухо. – Он прекрасен, когда жмётся ко мне всем телом, в то время, как я касаюсь его. Он нежнее лепестка розы.       Антон сжимает зубы до боли и дёргает одежду Арсения, расстёгивает пуговицы. Смотрит то на свои дрожащие пальцы, то на губы, так откровенно рассказывающие это.       – При этом мужчина, которого я полюбил, очень умён. Очень смел. Я желаю слышать его всю жизнь, – император не сопротивляется, помогает снять с себя одежду и сразу же тянет Антона на постель. Укладывает спиной к мягкому покрывалу. – Он из тех, чьи дерзости всегда к месту, – умещается сверху, нависнув над телом, оглаживает рукой талию, откидывая одну ногу слуги в сторону. – Он такой чуткий, такой хрупкий в моих руках. Он чувствительный, как натянутая струна.       – Ваше Величество! – от избытка того, что внутри, стонет Антон.       – Люблю его, – шепчет Арсений ему в губы, срывая и низ, и бельё. – И так не хочу, чтобы этот огонь во мне угасал!       Он снимает и своё бельё, когда на улице внезапно начинает литься дождь.       Антон закидывает голову, инстинктивно прислушивается, а император пользуется этим – оставляет укус на открывшемся участке шеи.       – Теперь ты ещё прекраснее вот так, без одежды, – шепчет, оставляя горячие поцелуи в ложбинке над ключицами. – Мы сейчас лишь вдвоём. Ты – для меня, а я – для тебя. Так назови же меня по имени.       – Пожалуйста, – Антон выдыхает, но наконец-то произносит заветное: – Арсений… – а тот касается его, не отпускает, затягивает своей глубиной. Не может оторвать от него взгляда. Его безупречный, восхитительный Антон – сейчас под ним. Пальцы приятно касаются этой чудесной кожи.       – Антон, я хочу тебя, – шепчет он в очаровательную шею. – Хочу взять тебя, чтоб ты принадлежал мне. Хочу и сам принадлежать лишь тебе.       Он толкается пальцами меж ягодиц Антона, обводит вход.       Слушает красивый длинный стон. Улавливает каждую деталь: расширившиеся зрачки, приоткрытые губы, дрожь тела под своими пальцами.       Склоняет голову, оставляет нежные поцелуи вдоль живота. Длинно целует у паха.       – Антон, позволь, я хочу тебя.       – Я тоже влюбился, тоже! – Антон разводит свои ноги пошире и прикрывает лицо руками. – Я не умею так красиво говорить, но я тоже… очарован, ослеплён Вами!       – Ты знаешь, сколько ночей я страдал без тебя? Пытался убедить себя, что это просто безумная болезненная одержимость, – Арсений проводит языком около его пупка, кусает бёдра, трёт рукой на месте укуса. – Я пытался убедить себя, что забуду тебя, Антон.       Пристраивается между его ног и проводит головкой члена по его входу.       Любуется.       Этот мужчина настолько пленил его сердце, что слова льются, не прекращаясь. Большим потоком, ручьём, обнажая чувства.       – Но это было невозможно, – продолжает Попов. – Ты не отпустил меня. Я иногда так скучаю по тебе.       – Я ведь тоже думал о Вас по ночам, – Антон старается расслабиться, чтобы впустить в себя член.       Арсений входит очень медленно, боясь причинить боль. Проводит рукой вдоль плоского живота, отвлекает от боли.       – Как ты прекрасен, Антон. Такой замечательный сейчас, разложенный передо мной, принимающий меня в себя. О, как я желаю, – он начинает медленно двигать бёдрами, трогает вставший член Антона, чтоб расслабить того сильнее.       – Вы мне так нравитесь, – шепчет Антон подмахивая бёдрами. – М-м, глубоко, государь!..       – Антон, мой Антон, – шепчет тот, почти кусая. – Ты идеален.       Антон перехватывает его лицо и целует в губы, заставляя мужчину остановиться, чтобы не толкнуться как-то не так. Закидывает ноги, скрещивает за поясницей Арсения, трётся о чужое тело.       Попов возобновляет движения, и теперь член входит ещё глубже, через раз трогает ту заветную точку внутри. Антона трогают везде, куда только могут дотянуться руки.       – Ты себя хорошо чувствуешь? Я не делаю тебе больно?       – Хорошо, – воет Антон, когда Попов входит до конца. – Безумно хорошо, милорд.       Арсений проводит рукой вдоль его стройной талии, удерживая на месте, не давая дёргаться. Антон же сдерживается, чтоб не быть слишком шумным и не разбудить весь дворец собственными стонами.       – Ты такой тесный, Антон. Так хорошо принимаешь меня.       – Ваше Сиятельство, – выпаливает Антон ещё одно старое обращение и Арсений набирает темп.       Толкается снова и снова, и Антон сжимается вокруг него, его пальцы на плечах Арсения дрожат, а с губ срываются высокие стоны.       – Ты сегодня обозвал меня любыми словами, только не сказал, что я твой любимый, – шепчет он. – Что твой, – ещё мощный толчок, – что принадлежишь одному мне, – Арсений меняет угол входа, чтоб головка задевала то самое внутри.       – Я… принадлежу лишь Вам, Ваше Величество, но, помилуйте, – Антон срывается на громкий стон. – Я не смогу!       – Можешь, мой прекрасный, – мужчина вдалбливается сильнее, не позволяет Антону прикрывать себе рот рукой, стремится слышать его. – Прошу, не называй меня так, любовь моя. Не так, Антон. Умоляю.       Антон упирается взглядом в его глаза и мотает головой, делая самый несчастный вид.       Противится.       Дразнит, нарочно не говорит, Арсений точно знает!       – Так сложно сказать нужное? Просто скажи, Антон. Скажи – и я сделаю тебе хорошо сейчас же.       – Прошу, Ваше Величество! Я не могу сказать этого!       Арсений ловит тонкие запястья, удерживает их в своих больших ладонях, надавливает, чтоб мальчишка не дёргался.       – Тогда я продолжу пытать тебя до тех пор, пока ты это не скажешь, великолепный, – Попов утыкается носом в его ключицы, кусает кожу на шее, оставляя яркий сине-лиловый след на коже.       – Это просто невозможно, невозможно, государь, молю, – сдавленно тараторит Антон.       – О, да. Возможно, душа моя, очень даже, – Попов толкается так, что Антон задевает своей головкой его живот. – Ты будешь продолжать повторять это, пока не окажешься на грани, пока не начнёшь умолять о спасении. Но я бы продолжил и дальше, – нежно шепчет он.       Антон весь поджимается и Попов замедляется, двигается в нём просто безумно медленно, мало, мало! Антон выдохся от этой игры, не может, срывается на жалобный крик.       Арсений вот-вот остановится, этого нельзя допускать. Жар приливает к щекам, Антон старается вырваться из крепкой хватки, но терпит неудачу.       – Любимый, – одними губами шепчет, весь такой невозможный, разгорячённый. Арсений приподнимает голову, чтоб увидеть его глаза, а губы растягиваются в победной улыбке.       – Какой ты изумительный, – он возобновляет движение, вбивается в него, возвращая Антону ощущения в два раза острее.       – Любимый, пожалуйста, – шепчет тот, опуская глаза, обхватывая освободившимися руками голые плечи Арсения.       Дрожит под правителем, сжимается вокруг него, безумно близкий к грани.       – Мой Антон, только мой.       – Я… люблю Вас, – не глядя произносит Антон. Арсений ещё что-то шепчет, одной рукой проводит по его груди, трогает напряжённый розовый сосок. Антон стонет ещё громче. Отбросив смущение, поднимает на него глаза. – Я люблю тебя. Люблю тебя очень, – и чувствует, как подступает волна. – Я скоро!.. Арсений, – несвязно просит, – Арсений, да.       – Люблю тебя, – Попов ласкает рукой его член и наслаждается прекрасным зрелищем: Антон откидывается назад, выгибается, кричит.       Дрожит в его сильных объятиях, задевает ногтями кожу на его спине, и, наконец, кончает, сжимаясь вокруг него так, что Арсений, едва успевая выскользнуть, изливается следом, пачкая его спермой.       – Иди ко мне, – тянется к Антону. Тот поднимает голову, с удовольствием целует Арсения, обхватывая его лицо. Император перехватывает его, утягивает на себя, давая возможность Антону свернуться калачиком, положив голову на его грудь. И слуга послушно устраивается, тяжело задышав от оргазма.       – Я нас испачкал, – говорит он между длинными вдохами. Арсений смеётся, трогает его мокрые от пота волосы.       – Мы примем ванну.       – Тебе не будет неудобно?       – Неудобно? – он прикрывает глаза, поглаживая Антона по спине. Наконец-то. Антон с ним. Его. В одной постели, так близко, так хорошо. Соединённые близостью и душами.       – Сам говорил, я такой неуклюжий и несносный, – шепчет Антон, не веря собственным ушам. Как он разговаривает с самим императором! В каком положении находится… подумать страшно. И ему это всё нравится.       Попов прикусывает губу, чтоб не рассмеяться вслух.       – Неуклюжий, да, не спорю, но тебе идёт. Ты очаровательно неловкий. Как котёнок, который только что научился ходить, но всё ещё запутывается в своих же ногах.       – Это звучит весьма странно, – дует губы Антон, но, всё-таки, проводит пальцем по мужской груди. – Но почему-то приятно. Ты меня всегда путал.       – Я? Путал тебя? – спрашивает Арсений, касаясь подушечкой пальца кончика носа Антона. Эта потрясающая родинка никуда не делась, даже когда лето закончилось.       – Я… наверное, получу за такие слова, но ты приехал, весь такой из себя, а тут вдруг – детей любишь и за людей переживаешь. – Антон говорит неспешно, вспоминая, сравнивая свои ощущения сейчас и тогда. – Вроде такой неприступный и холодный, но оказалось, что не совсем.       – Знаешь, если продолжишь дерзить, будешь наказан, – шутливо ворчит Арсений, но, откровенно говоря, не очень-то и против, что Антон говорит ему всё подряд.       – Что на этот раз? – сверкает глазами монетчик. – Удушение под водой, порка плетью или, быть может, сразу темница?       – Поцелуи, – странно смотрит в ответ император, сбивая Антона с толку.       – Это наказание?..       – Ты посмел усомниться в моих решениях? – его руки касаются бёдер Антона, останавливаются на ягодицах. Арсений вдруг целует его в губы, заставляя мычать от наслаждения.       – Мудро, – сыто ухмыляется Антон.       – Ужасно дерзкий слуга, – бормочет Попов в его ухо. Гладит внутреннюю поверхность его бедра, нежно прикусывает мочку, посылая волну мурашек по спине. – Так и хочется наказать тебя.       – У меня ведь с утра скрипка, боюсь, ты можешь наказать меня так, что я туда не дойду.       – Ничего, тебе идти пару улиц, – фыркает Арсений в ответ. Переворачивает Антона на живот, устраиваясь сверху. – Как, кстати, твои занятия?       – Я испачкал простынь! – пугается Антон, его живот касается ткани, но Попов звонко шлёпает его по заду.       – Хорошо, что я знаю, как тебя наказать, – облизывая его шею, бормочет Арсений. Втиснув колено между его ногами, заставляет раздвинуть их пошире. – Я задал тебе вопрос, слуга. Решил самовольничать?       – Простите! Я… делаю успехи. Там очень интересно, – снова шлепок. – Скоро и руке совсем не будет больно, так Димитрий сказал.       – Хорошо, – бёдра Антона дрожат, он ёрзает, неосознанно потираясь о сильное мужское колено. – Скоро сыграешь передо мной?       – Да, повелитель.       – Отлично, – губы Арсения перемещаются на его лопатки, язык скользит вдоль позвоночника.       – Любимый… мы же хотели мыться? – вспоминает Антон.       – Я только что вознамерился немного поиграть, – Арсений медленно трется о его бедро, пачкая своей смазкой кожу. – Но если тебя слишком смущает испачканная простыня...       – Мы и правда испачкали её. Хоть это и не твои покои.       – Не мои, – подтверждает Арсений, – ночуй сегодня со мной, прелесть?       – Арсений! – от смущения Антон прячет лицо в ладонях. А правитель смеётся, трогает пальцами затылок.       – Хорошо-хорошо, не буду тебя смущать, только поднимай голову, – Антон повинуется, и Попов нежно целует его щёку. – Ну какой же ты нежный… мой.       – Я хочу ночевать с тобой.       – Идеально, – мурлычет Арсений ему в макушку. Тело сильнее прижимается к Антону, чтобы тот почувствовал член. – Не удержусь и вылижу тебя всего.       Антон разворачивается, целует его в губы.       Эта ночь обещает быть прекрасной.

~

      Арсений просыпается раньше, сонно моргает, чувствуя приятную тяжесть головы Антона на своей груди. Гладит его спутанные волосы на затылке ленивыми прикосновениями, всматривается в спящее лицо.       Осторожно смещает его голову на подушку, чтоб Антон не проснулся сразу. Изучает его тело: тонкие ключицы, россыпь пепельных веснушек на бледной коже груди, выступающие рёбра… целует его в ямку меж ключиц, спускается к соску. Пробуждает.       – Ваше Величество…       Антон бормочет что-то невнятное, сонное, когда губы касаются его соска, прикусывают нежную кожу на груди. Запускает пальцы в волосы Попова, ёрзает, чувствуя его колено между ног.       Ему сегодня бежать на полюбившиеся занятия, о которых он не мог и мечтать.       Снова наступит новый день, снова он с Димой будет сидеть в библиотеке после работы на монетном дворе.       Но пока лишь раннее утро касается столицы Западной империи – можно ещё на несколько минут забыться в объятиях Арсения.