Однажды в Западной империи

      Герцог Арсений сидит за столом, пытаясь сосредоточиться на лежащих перед ним документах. Но боль в ноге становится всё невыносимее. Тот удар по бедру оставил глубокую открытую рану. Даже ходьба стала трудной задачей, и ему становится хуже с каждым шагом.       Сейчас, всякий раз, когда Попов ёрзает в кресле, острая боль пронзает его тело, напоминая ему о травме, которую тот получил во время нападения на карету.       И хоть он мастер скрывать свои эмоции, и этот навык оттачивал годами, чтобы поддерживать имидж сильного и властного лидера, – менее больно от этого не становится.       – Ваше Высочество, они приехали, – заглядывает Паша в небольшой кабинет и внимательно смотрит на мужчину. Арсений поднимает голову.       – Пусть лекарь подойдёт ко мне.       Паша кивает, теряется за дверью, и не проходит даже пяти минут, как Димитрий вваливается в комнату, тяжело дыша.       – Ваше Высочество, – с почтением кланяется.       – Давай без этого, не просто так тебя позвал. – И, тем не менее, лицо Арсения смягчается. Димитрий приехал из Рохесса вместе с несколькими министрами, но сейчас Арсений больше всего нуждается именно во враче.       Доктор без всяких лишних разговоров лезет в свою коробочку, а Арсений обнажает ноги.       Он прикрывает глаза, когда Димитрий осматривает ногу, очищает рану и накладывает повязку; но в целом держится молодцом, даже не стонет от боли. Руки доктора нежные, но твёрдые, когда он работает, и герцог не может не вздохнуть с облегчением, как только боль начинает утихать.       – Нужно уделять особое внимание этой ране, милорд. И не нагружать себя, – врач хмурится. – Разрешите осмотреть руки, плечи и торс. Вас могли задеть ещё где-то.       – Хорошо, осматривай, – говорит Арсений и сразу расстёгивает одежду, открывая грудь. Там действительно много ссадин и синяков: одежда не особо помогла защититься от нападений тех ублюдков. Димитрий поднимает брови.       – Как же Вы не жаловались на такую боль?       – На это и внимания не обращаешь особо, – Попов качает головой. – Раны на ноге болят сильнее, чем всё остальное.       – Оно и понятно, – хмыкает лекарь, – хорошо, что Вы закрыли рану. Кстати, перевязано очень даже толково.       – А-а, да, перевязывал монетчик, – отвечает. – Повезло, что на месте была возможность.       Димитрий переводит взгляд на Арсения.       – Тот самый Антон, которого я недавно осматривал?       – Тот самый, – кивает Попов, задумывается на мгновение, но затем снова возвращается к разговору. – Человек он смекалистый, оказывается. Почему спрашиваешь про него?       – Вспомнился, – улыбается врач. – Тоже терпел, не шелохнулся, как и Вы, Ваше Высочество.       Лекарь прощупывает плечи Арсения, вытирает небольшие царапины чистыми влажными тканями. Арсений задумчиво смотрит вдаль, а потом тихо хмыкает, чувствуя прикосновение ткани к коже.       – Похожи, получается, – он задумчиво смотрит на свои руки. Ему вдруг вспоминается, как Антон старался отвлечь его разговорами.       – Видно, ещё что-то умеет, кроме чеканки. – Димитрий проводит рукой по ключицам.       – Да что уж, у него руки – золото, – герцог тихо смеётся. – Хорошие руки.       Димитрий замечает, Арсений прикрывает глаза, но стоит ему провести рукой где-то с левой части груди до середины, как герцог тут же морщится.       – Вот здесь больно, да? Вон какой синяк.       – Да, больно, – Арсений хмурится сильнее, чувствуя прикосновение к синяку. – Видно, крепко задели, коль уж до сих пор больно.       Димитрий кивает.       – Сейчас кое-что сделаем, милорд. Потерпите. – Арсений снова прикрывает глаза и сосредотачивается, готовый терпеть боль.       – Хорошо, – отвечает тихо. Врач осматривает ранение, наблюдая, есть ли инородные предметы в коже. Герцог почти не дергается от прикосновений. Рваная рана была достаточно серьёзной, видно сразу. Она весьма сильно воспалилась, из неё выглядывали какие-то мелкие кусочки ткани.       – И как ты смотришь на мое состояние?       – Ничего, будете жить, – шутит Димитрий, доставая мелкие кусочки из трещины. – Но уж извольте отдохнуть недельку другую, Ваше Высочество. А там, после вашей свадьбы, и посмотрим.       Он начинает протирать место ранения. Арсений тихо мычит в ответ на слова лекаря, едва шипит от боли, когда рану протирают.       – Хорошо, значит, отдохну, – покладисто соглашается он, тихо морщась и дыша чаще. – А после свадьбы и правда посмотрим на моё состояние.       – А как же поспорить? – удивляется вдруг Димитрий.       Он ненадолго оставляет рану и мажет на неё какую-то охлаждающую мазь. Арсений вздрагивает, чувствуя, как холодная жидкость попадает на грудь, но всё равно поворачивается к доктору.       – В смысле?       – Ну, возразить что-то мне, ведь Вы наверняка заняты, – врач улыбается, намазывая ещё один слой. – Да и императрица теперь выходит на встречи только с Вами. Как же она теперь будет?       – Как-то будет. Утомился я, вот и не возражаю.       – Пошевелите плечом. – Арсений аккуратно выполняет просьбу, стиснув зубы, а Димитрий кивает. – Точно отдыхать. И старайтесь не делать резких движений.       – Ладно, не буду. Доволен? – Димитрий улыбается.       – Теперь да, – он начинает собирать свои вещи, но в какой-то момент поворачивается к Арсению вновь. – Ваше Высочество, а… у Антона нет ли ранений?       – Он не говорил, но, у него точно должны быть порезы там, где кожа была открытой, – произносит тот задумчиво. – Ещё что-то с запястьем.       Врач всё-таки собирается, складывает всё в свою коробочку и закрывает крышку.       – Прикажете осмотреть и его?       – По возможности осмотри, – говорит Арсений размеренным голосом. – И спасибо, Дим.

~

      – Так он смог приехать? – у Изабеллы зажигаются глаза, когда она узнаёт новости.       – Не думай, что об этом никто не узнает, – шикает Анфиса, прикладывая указательный палец к своему рту. Её подруга вдруг смотрит на её волосы и ловит непослушную прядь из-за плеча.       – Осторожно, у тебя снова развязались волосы. – Она заставляет Анфису повернуться и расплетает ей косичку, намереваясь собрать её по-новому.       – На севере почти всё улажено, – продолжает та.       – Ты имеешь в виду, что короля удалось устранить? – Изабелла высовывает кончик языка, трудясь над причёской.       – Да, Константин мёртв. Всем заправляет совет. Там много наших, почти все из совета, ну и Поль.       – Ну вот, сделала. Покрутись.       Анфиса крутится, мотает головой. Хвостик держится отменно.       – Ты сама-то готова?       – Ну а как же. Только ты тоже будь потише, у стен есть уши. Тем более здесь.       Антон за стеной с бочками и стеллажами с запасами, пшеном и головками сыра что есть мочи зажимает себе рот и старается совсем не дышать.

~

      Большой зал императорского дворца наполнен тихими, но твёрдыми голосами. Яркий солнечный свет льётся сквозь витражи окон, заливая комнату мягким светом. Пол выполнен из гладкого роскошного мрамора, а в центре комнаты стоит блестящий стол, сделанный из лучшего дуба и обитый богатой тканью.       – Таким образом, мы покроем эту часть расходов.       – Я понял, благодарю, – прерывает Арсений одного из министров Рохесса.       Присутствуют и финансовые служащие империи, их глаза просматривают различные бумаги и документы, представленные перед ними.       Герцог, сидящий во главе стола, твёрдой рукой руководит происходящим. Внимательно слушает, как каждый министр в свою очередь представляет свои предложения, тщательно изучает их доводы и задаёт им вопросы, пока не будет удовлетворен их ответами.       В конце концов, отпускает всех, но Остап, помощник казначея Западной империи, не спешит уходить со всеми. Лицо его серьёзное, пальцы нервно постукивают по бедру.       – Ваша Светлость, могу ли я поговорить наедине? – герцог кивает, ожидая, пока остальные министры и слуги выйдут. Недалеко от Арсения остаётся Дима, его личный слуга.       Димитрий, врач герцога, которого кличут Великолепным, тоже задерживается в комнате, задумчиво прислушиваясь к разговору.       – Остались вопросы?       – Как Ваше здоровье? – Остап переводит взгляд на бедро герцога. – Все обеспокоены после того страшного нападения.       – Если ты об этом хотел поговорить, то зря остался, – Арсений подаёт знак рукой своему слуге и тот покорно обходит стол, собирая бумаги, что остались, в стопку. – Мой лекарь позаботится обо всём. Что-то ещё?       Остап немного мнётся, чешет за ухом и поджимает губы. Наконец, подходит немного ближе к стулу, на котором всё ещё сидит герцог.       – Антон, чеканщик, в последнее время ведёт себя странно. Боюсь, он может быть в сговоре с Вашими врагами, – выпаливает мужчина как на духу.       Димитрий вдруг дёргается и глядит ровно в глаза Арсению. Врач подаёт знак: немного ведёт головой в сторону. Попов настораживается и возвращает взгляд на помощника казначея.       – Очень серьёзное обвинение… как тебя?       – Остап, Ваша Светлость.       – Ты же понимаешь, что без доказательств – это лишь грязные слухи? – Попов свысока оглядывает мужчину перед собой. Но тот, даже не смутившись, соглашается.       – Именно поэтому я выражаю опасение напрямую Вам. – Он видит, как герцог слегка призадумался, поэтому продолжает дальше. – Взять даже то нападение, очень странно, что выжили лишь вы вдвоём.       – Откуда ты будешь, Остап? – вдруг спрашивает лекарь, не сдвигаясь ни на шаг. Остап оборачивается на него.       – Из деревни Рунаво.       Дима перестаёт перебирать бумаги на столе на одно мгновенье, но потом заново начинает шелестеть листами.       Лекарь приподнимает голову.       – Вот оно как.       – А что?       – Ступай и занимайся своим делом, – вздыхает Арсений, показывая, что этот разговор ему уже наскучил.       Остап склоняется. Но его глаза опасно сверкают.       – Берегите себя, Ваша Светлость.       Выходя, он зыркает на лекаря.       Как только дверь за ним закрывается, Дима с шумом бросает бумаги и подходит к герцогу. Несколько шагов вперёд делает и врач.       – Такая же деревня, откуда приехал конюх и та служанка, про которую Вы говорили! – восклицает Дима. Лекарь в волнении прикусывает губы.       – Может ли это быть совпадением?       – Мне кажется, они все не оттуда, просто придумали себе легенду, – здраво предполагает Дима, глядя то на герцога, а то на врача.       – Деревушка на юге… удобно, – мурчит себе под нос Попов, но Димитрий вскидывает руки.       – Но даже там не говорят «чеканщик». Вам ведь прекрасно известно, это чисто южное слово!       У слуги расширяются глаза и он ахает.       – Ого, так вот почему ты это спросил!       – Молчать, – спокойно останавливает их Арсений. – Мы должны обдумать всё это. Нужен Павел.       – Ваше Высочество, ведь это бред! Вы сами говорили, Антон вас защищал, – Димитрий приподнимает плечи и говорит гораздо быстрее, будто старается успеть донести свою мысль.       – А ты уж больно резво за него впрягаешься.       – Я поддерживаю Димитрия, – решительно вставляет слуга. – В той карете даже не было охраны, подумайте. Раз уж они погубили Томаса, ничто не мешало им объединиться против Вас.       – Да, иначе зачем Антон боролся против них?       Арсений хмурится. Вспоминает прослезившегося мальчишку, его глаза, его помощь. Мысли путаются ещё сильнее.       Всё-таки, ему нужен Павел.

~

      Ольге удавалось весь день передавать казначею работу то через помощника казначея, Остапа, то через служанок.       Напрямую они не видятся, поэтому женщина старается направить усилия на что-то другое. Выслушивает советника, наконец-то поближе знакомится с Павлом, советником из Рохесса, и даже заглядывает в библиотеку.       Когда императрица возвращается с ужина и скидывает с себя дорогую накидку, к ней заходит служанка и кланяется.       – Что случилось, Изабелла? – спрашивает уставшим голосом Ольга, поворачиваясь в сторону дверей.       – К Вам казначей, Ваше Величество. Я сказала, что Вы намерены отдыхать, но он не желает слушать!       Ольга вздыхает, складывает руки на груди и поворачивается всем корпусом к служанке.       – Ладно, пригласи его. И иди тоже отдыхай. Передай, чтобы нас не тревожили.       Служанка кланяется и уходит, и через несколько секунд Ольга видит на пороге Сергея.       Мужчина входит, одетый как обычно просто, устало смотрит на неё, качает головой, подходя поближе. Смотрит в глаза, хмурит брови и вздыхает, прикрывая веки.       Он снимает куртку, бросает её на стол, а сам садится на стул, подпирая лоб руками.       – И зачем Вы пришли, Ваше благородие? – спрашивает Ольга, чувствуя укол тоски. Её никто не целует, снова. И он ведь с возвращения её не обнял даже.       Они так глупо поссорились.       – Поговорить.       Ольга хмыкает.       Снова отворачивается к окну и приподнимает свой подбородок.       – О чём?       Мужчина качает головой, встаёт со стула и подходит к ней со спины. Она чувствует его приближение, а после ощущает, как его сильные и тёплые руки ложатся ей на плечи, и он тихо спрашивает, склоняясь к её шее:       – Ты поэтому пряталась от меня весь день? – и её сердце тает. О, как бы она хотела забыться с ним! Но ведь он первый начал выяснять политические взгляды вместо того, чтобы позволить им утонуть в объятиях друг друга.       – Выбирайте слова, – говорит Ольга язвительно. – У меня были дела, я всё-таки Ваша императрица.       – Ложь. Ты пряталась от меня, – он сжимает её плечи пальцами, его губы касаются её шеи, нежно целуют, слегка прикусывая кожу, и тихий возмущённый вздох слетает с губ Ольги.       – У меня есть обязанности и поважнее, знаете ли, – она сладко вздыхает, но тут же берёт себя в руки. – Вы снова пришли обвинять меня?       – Если бы я пришёл обвинять тебя, то давно бы возмутился отсутствием внимания, любовь моя. – Мужчина нежно проводит губами по чувствительной коже за ухом, прикусывает мочку, видит, как дрожит Ольга в его руках. – Я пришёл тебя увидеть.       Она поражённо застывает.       Поворачивает голову, чтобы боковым зрением увидеть его лицо, его красивые глаза.       Они встречаются взглядами и у императрицы перехватывает дыхание.       – Правда хотел увидеться? – он улыбается, решительно тянет Ольгу на себя, заставляя её совсем чуть-чуть податься бёдрами назад, прижаться к нему спиной.       – Ну конечно. Я скучал по тебе, – шепчет он ласково.       – Зачем тогда ты стал спорить со мной в тот день? – она поддаётся ему, утопая в нежности.       – А должен был только согласно кивать головой? – её с осторожностью разворачивают, и руки легко скользят по тонкой ткани платья, нежно поглаживают талию женщины. Ольга прикусывает свои прелестные губы.       – А должен был обнять меня по приезде, – дразнит она казначея. – А не возражать мне! Или тебе споры дороже меня?       – Споры с тобой мне противны. Ты моя первая и единственная любовь, – тот качает головой, приподнимая уголки губ, – но я не мог согласиться в тот день.       – Интересно, казначей, – Ольга поднимает голову, задирая свой носик. – Стало быть, ты и сейчас не согласен.       – Хочешь продолжить спор? – как ни странно, её упрямство заставляет его лишь сильнее трепетать.       – Не знаю! – императрица пытается повернуться обратно к окну, только его тёплые руки не дают ей этого сделать. Мужчина нежно хватает её за тонкий подбородок и заставляет смотреть на себя.       – В чём ты не согласна со мной?       – Да просто это не твоё дело, – её голос слегка дрожит, но она продолжает, – вместо ласки, которую ты должен был мне выдать, ты начал говорить о положении в Торио и на границе. Ты будто не доверяешь мне!       Ольга немного хмурится от обиды. Она помнит, ему жалко людей, в этом весь он. Но ведь она положила жизнь за корону и за империю!..       – Иди ко мне, – Сергей ловит её губы своим ртом, – скажи, как я могу не доверять тебе? Любимая.       Они оба прикрывают свои глаза, соединяя уста в поцелуе. Его нежность полностью гасит её возмущение.       – Сергей, – выдыхает правительница, – я так не могу. Не видеть тебя целый день – это как без воздуха.       Он берёт Ольгу за лицо, снова целует. Старается поскорее расстегнуть её одеяния и укладывает её на просторную кровать.       Обнажает её грудь, проводит языком по соскам, хрипло дышит.       – Лежите смирно, Ваше Величество, – приказывает он, – а я позабочусь о Вас.       Её щёки вспыхивают, горят в огне, сама она задыхается и зажмуривается. Сергей выцеловывает её живот, прикусывает кожу возле пупка, обнажает её тело до конца.       А его тон вдруг возбуждает Ольгу ещё сильнее, и она стонет в ладонь. Он разводит её ножки, лижет прямо там, заставляя её дрожать от возбуждения. Вставляет сразу несколько пальцев, и вместо того, чтоб мять простыни, она хватается за его голову. Поглаживает его волосы.       А он нежно целует её бёдра с внутренней стороны и с внешней, прикусывает кожу. Когда он входит в неё, ей совсем не больно. Она только тихонько стонет:       – Ещё, Серёж! – и он ускоряется, добавляет силу, целует её плечи. Она вдруг останавливает его, хватает за руку. – Не вытаскивай.       Он смотрит ей в глаза, гладит по волосам.       Ольга сама тянется к нему, не брезгует, целует глубоко, содрогается.       Кончают они одновременно, она сжимает его внутри себя, а Серёжа выплёскивает в неё своё семя.       Императрица обнимает его за плечи и откидывает голову назад.       Вот сейчас хорошо.

~

      Поле битвы – море грязи и крови.       Восточные воины во главе со своим храбрым и благородным королём отважно сражаются против вторгшихся южан. Звон мечей и щитов перекрывает стук копыт. Всё вокруг пропитано дымом, пылью и запахом крови.       – Мы будем защищать наш дом до последнего человека! – с боевым кличем воины Торио бросились вперёд, сталкиваясь с армией южан.       Сталь встретилась со сталью, и воздух наполнился звоном доспехов.       На передовой король храбро сражается, его меч сверкает в солнечном свете, когда он прорывается сквозь ряды южан.       Но затем случается катастрофа.       Южному рыцарю, лицо которого скрыто за шлемом, удаётся нанести ошеломляющий удар королевской лошади. Конь сгибается и падает.       Время, кажется, замедляется, когда король тяжело приземляется на землю. Он смотрит на небо, его грудь вздымается, когда он пытается отдышаться.       Но вокруг него бушует битва.       Восточные воины защищают свою родину мужественно и решительно, сражаясь изо всех сил с южными захватчиками.       И посреди хаоса король не может не почувствовать укол гордости за своих людей.       Они храбрые воины, сражающиеся на благо своего королевства, и он всегда будет гордиться тем, что вел их в бой.       И пусть на доспехах кровь, а над ними витает смерть – они будут защищать свой дом.