Шепот ветров прошлого

В это утро пятницы Платон Михайлович разбудил своих строптивых и держащихся крайне независимо "молодых" пораньше. В последние дни он старался их лишний раз не трогать, самому вставать тихо и уметаться из квартиры быстрее ветра, а то сын и его девушка шептались по полночи так интимно, что ему было не по себе. По-стариковски стеснялся. Хотя бы кроватью молодежь не скрипела, и на том спасибо! Сегодня на телефон дежурной в больнице поступил двойной вызов: буйная психиатрическая пациентка, диагноз не ясен, полная дезориентация, и, вдобавок, лежачая паллиативная больная, оставшаяся без должного ухода. Оба вызова по одному адресу, по месту сегодняшнего обыска в доме матери Зубовой. - Эй, молодежь, не спать! - ехидно сказал Платон, заглядывая к ним в спальню. - Вызов передали... Собирались быстро. Даже длинноволосая девица сына в какие-то минуты скрутила ловкий каравай на затылке и, сияя глазами на своего "Яшеньку" экстренно скипятила чайник. Пришлось уважить ее и наскоро позавтракать.

***

- Веселенький вызов, - пробурчал Яков Анне, знакомясь с записями дежурной и проверяя укладку сумки скорой помощи. - Вдруг ее там фиксировать придется, сиделку эту. Бинтами, наверное. Черт, только этого не хватало! И что на нее нашло, вроде по словам отца, нормальная была?! Ты к ней близко не суйся без моего разрешения... - Может быть, алкоголь? - предположила Анна. - Здесь многие... употребляют. - Может, самое вероятное, - согласился Яков. - Либо какие-то психоактивные вещества, излишества нехорошие. Может, препарат какой-нибудь приняла. - Завтра тебе на крещение. Нам еще молитвы учить, две штуки - напомнила Анна. - Ты же не передумал? - Я такие вещи не передумываю. Ночью почитал, сегодня еще повторю, - пообещал Яков. - И вообще, батюшка сказал, что если у меня работы много, он и с листочка читать позволит. - И ты хочешь читать с подсказкой?! - изумилась Аня. - Яков Платонович, с других спрашиваете изученное очень строго, полная папка мемов у студентов... - У меня хорошая память, - засмеялся ее жених. - На нее одна надежда. Николай Палыч дожидался медиков в машине совсем кислый, ехать опять в тот злополучный дом водителю страсть как не хотелось. Наслушался уже причитаний от супруги. - Если что, Николай, поможешь женщину скрутить. Пациенты в психозе недюжинной силой обладают, могут и двоих раскидать, - предупредил подошедший к машине Платон. - Да я уж на своем веку навидался, - без энтузиазма кивнул водитель. - Кусали до крови, прилетало кулаками в морду и ногами по рёбрам. Не расслабишься – это уж точно. Бывает, пациенты ведут себя терпимо, а потом в их голове словно щёлкает рубильник – и тихоня начинает буйствовать. Ничего, привезем, как миленькую. Только Анна Викторовна, вы, пожалуйста, к бабке уж не подходите. - Никто ее ни к Валентине, ни к буйнопомешанной и не пустит, у меня еще с прошлого раза укус на руке не шибко затянулся, - поморщился Платон. - Я чего-то не знаю? - удивился Яков. - Аня? Не успела Анна ничего объяснить, как за нее начал рассказывать водитель: - Нехорошая эта старуха, Валентина, была. Как есть старой ведьмой жила. Нелюдимая, страшная, соседи около них все погорели, то одни, то другие. С продавщицей из "Стекляшки", Настасьей поругалась, так та в ночь и померла. Да и другое за ней водилось, бабы рассказывали. Делать разное могла, порчу, рассорки, так, по мелочи вроде, но народ ее до жути боялся. Вот, Платону Михайловичу на прошлом вызове руку прокусила. - Да сказки все это про ведьм, - отмахнулся Платон. - Но Валентина и правда не в себе, на людей кидается, Анну лучше к ней не пускать. Так, по обстоятельствам, поможет, чем сможет. На подхвате, так сказать. Работа сегодня грязная, тяжёлая. - Ты слышала Николая Палыча, Аня? - чтобы и близко к бабке не подходила, нечего с ней рядом делать, - покачал головой Яков. - И ты туда же, доктор! - возмутился Платон. - Ну какая ведьма, в самом деле! - Я замечал в детстве что-то такое за ней, - задумался Яков, - Люди к ней домой и на работу приходили с деньгами. Что она делала, не знаю, гадала вроде, может ворожила, но деревенские косились. Почти одновременно со скорой к дому Валентины подъехал полицейский УАЗик. Из него оперативники вывели бывшую опекуншу Веронику. Она была нечесаной, какой-то всклокоченной, с небрежно надетой на полное тело курткой. На ее руках были наручники. Женщина плакала. Возле дома, не смотря на раннее утро, уже собрались зеваки. - Созналась она. Опекуншу привезли показать, где они со своей семейкой тело спрятали, - сплюнул один из глазеющих на обыск мужиков. - У меня шурин в дежурке работает, по рации передали... - Убийцы! - кричали в толпе. - Чтоб ты сдохла в тюрьме и муженек твой тоже! - Я не убивала, - довольно искренне плакала Вероника. - Это был несчастный случай. - Все так говорят! - крикнули ей. - Люди тоже не идиоты! Полиция разберется! - Заводи ее в дом от греха подальше, - скомандовал один из полицейских начальников младшему по званию. - Еще самосуд устроят.

***

Первое, что вы ощутите при входе в дом, где есть лежачий больной – это запах фекалий, мочи и лекарств. Уборку здесь, хоть и проводят часто, но такая уж специфика пациентов – за некоторыми очень сложно все убрать до идеала, особенно если несчастные ходят под себя. Кроме того, пролежни. Всего этого вполне достаточно для того, чтобы дома появился тяжелый, специфический дух. Сегодня к нему прибавился запах сигарет – своеобразного спутника мужчин, занятых тяжелой нервной работой. Курили сотрудники много, в основном в сенях или на улице, но дым все равно тянуло в дом. Аня вдохнув воздух, нервно повела плечами. Эта стойкая вонь уже, кажется, впиталась в стены дома и никакими химикатами её отсюда не выжечь – разве что раскатать после смерти столь тяжелой больной дом бульдозером и закопать руины поглубже в землю! Подумав об этом, девушка тут же усовестилась. Она же медик, надо терпеть! Но полицейские, похоже, всё же к запаху уже привыкли. Даже такая вонь не была способна отбить им аппетит. Некоторые из них как ни в чем ни бывало жевали простецкие бутерброды и прихлебывали черный растворимый кофе. Атмосфера в доме была лихой и возбужденной. По мнению Штольмана, иного ожидать и не следовало. Лучше привыкнуть к любому ужасу и спрятать своё собственное психическое здоровье за стеной профессиональной сдержанности и цинизма. За долгое время работы полицейские, да и мужчины-медики действительно повидали многое и уже утвердились во мнении, будто не существует вещей, что смогли бы их пронять – от излишних эмоций люди отгораживались той самой ментальной стеной. Однако эта холодность относилась к делам обыденным, ко всему тому, что можно было объяснить, что они видели в своей работе каждодневно. Но в ближайшие сутки на глазах Якова развернулись события, перед которыми он оказался почти бессилен, и которым никакого толкового объяснения дать не смог. Эти события еще много времени вызывали в нем смятение, порождённое непониманием природы того, с чем им пришлось иметь дело...

***

- Где спрятали тело мальчика? - спросили полицейские у опекунши. - Вон там, во дворе, в старом сарае, - смиренно ответила задержанная. Платон с ужасом уставился на свою родственницу. - Как ты могла, Вероника? - гневно спросил он ее. - Я только спрятала тело, чтобы у меня не забрали ребятишек, а утопила его Ксюша, это был несчастный случай... - оправдывалась женщина. - У Костика были эпилептические припадки, он и нахлебался. - А опекаемая девочка говорит, что Сахрат украл и съел ваш виноград, за это вы избили его железной ложкой для обуви, - нахмурился полицейский. - Впрочем, судмедэкспертиза покажет. Оперативники вооружились ломиками и лопатами и отправились отбивать лед и чистить снег, скопившийся на пути к сараю. Анна, вопреки обещаниям, осторожно прошла в комнату к сиделке. Оттуда доносились крики, и девушка беспокоилась, она хотела быть полезной. Женщина, ранее ухаживающая за Валентиной, действительно пребывала в очень возбужденном состоянии и почти утратила остатки самообладания. "Билась в истерике" – вот наиболее понятная, хоть и не медицинская, характеристика ее поведения. С первого взгляда стало ясно, что она чем-то сильно напугана, шокирована, однако выражала больная свои мысли путанно. - Ничего особенного. Я бы и не обратил на всё это внимания сверх меры, – вздохнул Яков, - очень похоже на последствия употребления веществ или белую горячку. Во время белой горячки люди могут увидеть и не такое. - Она напугана, Яков! - не согласилась Аня. - А как ты хотела, Аня, - услышал их спор Платон. - У психов часто настоящий цирк: то больные услышат голоса из, например, кастрюли, или пациенты могут видеть проезжающих мимо лыжников, умерших родственников и прочий сюрреализм. А чего уж говорить о веществах, действующих на психику! - Уберите от меня Валентину! - завывала сиделка. - Ваша подопечная в соседней комнате, - мирно объяснял Яков, делая успокоительный укол. - Она здесь, рядом со мной! - испуганно сказала женщина. - Где же она стоит? – каверзно спрашивал Платон у пациентки. Та прищурилась, пытаясь сориентироваться в пространстве сквозь пелену агнозии (нарушение зрительного, тактильного восприятия реальности), нашла взглядом изголовье кровати и испуганно ответила: – Вон же она… У кровати стоит… – Как она повёрнута? Куда смотрит и что делает? – Она смотрит… на вас, доктор…Она просто стоит… - Аня? - спросил Яков. Анна покачала головой. Она никого не видела. Потом сиделка стала пытаться выцарапать себе глаза. Повезло, что Платон Михайлович вовремя сообразил, к чему клонится дело и они с Яковом живо связали женщину фиксирующими бинтами. Та не успела нанести себе никакого вреда – ведь ее глаза попросту затерялись среди "обломков" тела, в тумане жуткой агнозии. Руки больной не смогли найти собственное лицо. - Надо везти ее в стационар и оттуда пусть забирают в город. Тут, похоже, дело серьезное, - задумчиво сказал Платон, советуясь с сыном. - С перевозкой придется повозиться, - кивнул Яков. Женщина оказалась полностью дезориентированной и даже не смогла подняться с кровати. Она не ослепла, но её мозг утратил способность правильно воспринимать окружающее её пространство – всё вокруг чудовищным образом "поломалось".

***

- Там тело мальчонки нашли, - сказал забежавший оперативник гревшемуся у печки судмедэксперту. - В сумке. Надо обеспечить сохранность и везти в область. Главный дело на контроле держит... Когда Аня вышла на улицу вместе с другими медиками, она не стала подходить близко к сараям, там и так было достаточно много полицейских. Тело мальчика в черном комбинезоне, неплохо сохранившееся за без малого четыре месяца, одиноко лежало на земле. От тоски хотелось плакать. Николай Палыч и Яков не без труда запихивали сиделку в машину. - Икона, дайте мне мою икону, - буйствовала больная. - Какую икону? - недоуменно спросил Штольман. - Мою! Мою! Мою! - возмущалась женщина. - Богородицу! - Дайте ей уже что она хочет, пусть только замолчит, - возмутился водитель. На крыльцо вышел Платон. - Там Валентина умерла. Надо забирать тело, - кашлянув, сказал он. - Я помогу, - кивнул Яков. Здесь Аня увидела призрак старухи. Похоже, призрака не интересовала юная духовидица. Старуха недобро смотрела на Якова и улыбалась. Мужчины пошли в дом. Аня, подгоняемая тревогой, побежала следом за ними, однако присоединиться к мужчинам ей не удалось. Тяжелая дверь в дом, впустив Якова, тут же захлопнулась и никак не хотела открываться. Анна так и стояла, в панике дергая ручку, пока девушке не пришел на помощь один из полицейских. - Тут английский замок, захлопнулся, наверное, - доброжелательно подсказал оперативник. - Вот ключ. Анна дрожащими руками открыла дверь. Яков тем временем прошел в комнату умершей Валентины. Нужно было помочь отцу убрать потемневшее, измученное, бездыханное тело в мешок. Пока Платон возился с бумагами, он осмотрелся. Где то, что требовала сиделка? Может, получив "свою прелесть" она успокоится? Около кресла валялся старый грязный рушник и в нем что-то еще. Яков подошел поближе и взял сверток в руки. Похоже, то та самая икона, о которой просила буйная сиделка. Может, с ней она будет вести себя потише? Из любопытства Яков посмотрел на то, что было завёрнуто в полотенца. Мгновенно ему стало нехорошо. То была некая икона Богоматери, но не обычная. На ней было отображено нечто до ужаса поломанное и искаженное. Непередаваемый вывих облика, ввергающий увидевшего икону в жгучий кошмар. У Якова закружилась и заболела голова. Мужчина отшвырнул сверток за диван. Он пошатнулся и хотел сесть в кресло, но никак не мог его найти. - Ты чего? - испугался Платон. Именно тогда в его голову впервые закрались сомнения и порожденная ими иррациональная тревога – ещё обитающая на обочине сознания, отрицаемая разумом, но постепенно набирающая силы. - Мне нужно сесть, - бесцветно и устало сказал Яков. - Вот кресло, - беспокойно сказал отец. Симптомы сына напоминали инсульт. - Яша! - на пороге комнаты показалась Анна. Она оценила состояние мертвенно-бледного жениха и бросилась к нему. - Что с тобой? - Я не знаю, Аня, - растерянно сказал Яков. Он ощущал, что пространство совершенно изменилось, стало каким-то другим, будто бы в нём "появились некие новые пугающие грани". Он не чувствовал своего тела – оно будто поломалось, разлетелось на осколки, соединилось с пространством, будто бы от всего тела остался лишь один больной разум, которому некуда бежать, некуда деться от этого кошмара. - Ему нужно в больницу, - напряженно сказал Платон. - Если что, вызовем санавиацию. Аня беспокойно огляделась и увидела призрак старухи. Черноволосая ведьма с худым лицом – она видела ее теперь хорошо. - Пошла прочь, - яростно сказала Анна. Старуха не подчинилась. - Я тоже вижу ее, - прошептал Яков. Он смотрел в ту же сторону, где стоял дух старухи, хоть мужчина и не мог ориентироваться в пространстве, но ведьму определенно видел. - Здесь что, массовое помешательство? - растерялся Платон. Он решительно никого и ничего не видел, и слушал рассказ сына и его впечатлительной девушки с изрядной долей скепсиса – иначе и не мог. Любая мистика вызывала у него почти полное отторжение. - Эта ваша Валентина не желает уходить, вернее, ее дух! - попыталась объяснить Анна. – Что же, в таком случае, побуждает её эмм..."душу" здесь оставаться? – спросил Платон. – Её астральное тело, как у любой ведьмы, слишком сильно развилось, поэтому не смогло отпустить душу в иной мир. Потому что астральное тело думает, что погибнет без души, - попыталась объяснить Анна. Платон не удержался и всё-таки нервно хохотнул – всякого рода эзотерика у него, материалиста, вызывала лишь насмешку. - Едем в больницу, Яшке что-то совсем нехорошо. Пойдем, я помогу отвести его в машину, и мы с водителем вернемся за трупом, - беспокойно сказал он. Аня помогла Якову встать и с готовностью помогла ему опереться на себя. - Как ты себя чувствуешь? - беспокойно спросила девушка. Он покачал головой и не ответил.

***

Оставшись одна в машине, вроде как единственная вменяемая из сидевших рядом, Аня с ужасом смотрела на своих подопечных. Что же делать? За окном маячил призрак старухи. Призрак не реагировал ни на обращения девушки к ней, ни на слова сиделки. Яков молчал. Он ушёл в себя и отгородился от внешнего мира, вяло и заторможено отвечая на вопросы. В больнице состояние пациентов усугубилось, ситуация становилась всё более пугающей. Сиделка просто не могла даже донести до своего рта ложку с едой – ее мозг дезориентировался и перестал давать отчёт о положении конечностей, отчего женщина элементарно не смогла определить, как следовало двигать руками. Чуть позже она разучилась распознавать и совокупность предметов, при этом сохранив способность узнавать предметы по одному – долго в них всматриваясь. Состояние Якова тоже со временем ухудшалось. Прогрессирующее умирание коры головного мозга? Платон такое видел впервые. Дело в том, что агнозии – это следствие повреждений в различных отделах мозга, а если агнозия усугубляется со временем, да еще и так быстро – это значит лишь то, что в голове его сына происходят некие опасные процессы, захватывающие всё новые и новые участки мозга. Травмы головы у больных обнаружено не было, инсульт он тоже исключил. Анна плакала. - Платон Михайлович, вы можете мне не верить насчёт призрака, но вы же видите, нечто всё же происходит. Агнозия не может развиться в здоровом мозге! - говорила она. - Из-за невозможности определить природу изменений – невозможно определить и метод лечения, - вздохнул Платон. - Верю, не верю, какая разница! Пожилой врач оказался загнан в тупик и совершенно не понимал, что предпринимать. А ведь помимо агнозий у больных были зафиксированы и галлюцинации. Они проявлялись у них попеременно. Однако была в этих галлюцинациях одна действительно пугающая вещь – Яков, сиделка и даже Анна видели одно и то же. – Где стоит эта старуха? – спрашивал Платон поочередно у пациентов и девушки. Яков прищуривался, пытаясь сориентироваться в пространстве сквозь пелену агнозии, находил взглядом изголовье кровати тихо отвечал: – Вон она… У окна стоит… Затем он заводил Анну и получал аналогичный ответ. - Что произошло в доме? - вдруг тихо, сквозь слезы спросила Анна. - Яков прикоснулся к ней, к старухе? - Да нет, и близко не подходил, - растерянно отвечал Платон. - Он полотенца какие-то вроде трогал. - Это была икона, икона, - чуть слышно прошептал Яков. - Уничтожьте ее, а то она еще кого-нибудь погубит. Аня увидела, как дух старухи подошел совсем близко к Якову. Ведьма принялась капать ему на лоб из некоего блюдца водой. По одной капле. Поначалу Яков еще пытался сохранить спокойствие, но потом зашёлся в громком крике, чем здорово напугал Платона. Капли, якобы, колотили в голову мужчине с силой молотка. - Аня, нам придется успокоить его препаратами, уж слишком тяжелый стресс, - нервно кивнул Платон. Пока Анна делала инъекцию Якову, в крике зашлась и сиделка. Старуха переходила от одного пациента к другому и продолжала пытки. - Платон Михайлович, мы должны уничтожить ту икону, если она еще там! - тихо сказала Аня в коридоре. Ее трясло от усталости и ужаса. - Думаешь, в этом есть толк? - с сомнением спросил Платон. - Думаю да. Закопаем ее или сожжем! - решительно сказала девушка. - Ты останешься с больными. Я съезжу, поищу и возьму ее, - тихо пообещал отец Якова. - Но это же очень страшно, - испугалась Аня. - Одному, в такой момент. Вам нужен помощник! - Это мой долг, помогать... страждущим. Ладно, я Николая возьму. Мы быстро, - пообещал Платон. Когда Анна вернулась в палату, она сразу услышала крики и мольбы о помощи. Препараты не помогали. В порыве отчаяния она сняла зеркало со стены и попыталась загнать в него старуху. Призрак нехорошо, самоуверенно улыбнулся и продолжил свое черное дело. В какой-то момент Аня встала так, что старуха отразилась сразу в двух зеркалах - маленьком у рукомойника и том, что было в ее руках. Призрак исчез. Нет, больные не поправились, но хотя бы ужасная пытка каплей прекратилась. На время или навсегда - она не знала. Яков лежал в полной прострации и часто дышал. В каком-то порыве Аня сняла свой крестик и надела на Якова, как знак своей любви и защиты от демонического мира.

***

Платон рассчитал правильно - хмурый неулыбчивый водитель не отказал в помощи. - После того, как труп мальчонки нашли, дом наверняка опечатан, - мрачно предупредил Николай Палыч, выворачивая на трассу. - Если его никто не охраняет, просто сорвем печать и все, - с видом заправского взломщика заявил пожилой хирург. По его спине пробежались мурашки лишь от осознания того, что теперь ему придется самому прикоснуться к этой жуткой вещи, попытаться уничтожить ее… А так же Платон ощутил что-то вроде облегчения – нельзя было допустить, чтобы случайно пострадал кто-то ещё. Николай припарковался в неприметном месте, и мужчины стали дожидаться темноты – проникать в светлое время на чужой участок было опасно. Только когда темнота залила округу, они крадучись направились к дому Валентины. В нем свет не горел, однако возможный сторож мог просто спать. Вызов полицейских по их душу – событие крайне нежелательное, однако за время сидения в автомобиле мужчины успели обсудить и прикинуть возможные пути бегства через огороды. Они были в темной одежде – в темноте их будет заметить трудней. Проникли Платон и Николай на участок тоже через огороды – перемахнули через низкий соседский забор, дали крюк и вышли прямо к нужному дому. У водителя в животе похолодело от волнения. Николай приготовил длинную палку – он ее раздобыл по пути из Бургени, когда подумал, что их шаги по трещащим зарослям поднимут слишком большой шум. Возможно, от собак придется отбиваться... или от нежити! Подойдя к дому, мужчины отжали замок и осторожно зашли в темный коридор. Платон обмотал вокруг головы шарф, чтобы закрыть глаза и принялся постепенно прощупывать вещи в комнате - издалека, палкой, стараясь всё проделывать как можно тише. Однако звуки казались громкими, что действовало на и без того взвинченные нервы. В один момент палка уткнулась во что-то твердое за креслом. Судя по стуку – доска. Не стягивая шарфа, Платон вытащил эту штуковину. Небольшая четырёхугольная тонкая дощечка. Дотрагивался он до нее очень осторожно. Кончики пальцев нащупали что-то вроде потрескавшейся краски, раму с узорами на ней... Да – это определённо была старая икона. В своих руках пожилой доктор держал прямое доказательство существования потустороннего мира. И это было странно. Ведь до самой последней минуты он не особо верил, считал, что это всё-таки выдумка. И даже в тот момент около дома Валентины – он сомневался, что эта икона действительно способна ужаснейшим образом калечить людей. Проверить на себе, правда, Платон не решился. Николай вытащил из кармана плотный чёрный пакет и вложил туда находку, завернул края, достал второй такой же пакет и повторил процедуру. Затем, наконец, он стащил с глаз надоевшую повязку из шарфа, и мужчины направились через огороды обратно к автомобилю. Пусть икона и была под большим слоем полиэтилена, но даже так они старались не смотреть в сторону свёртка. В автомобиле Николай достал из бардачка скотч и щедро обмотал находку, чтобы пакеты случайно не развернулись и икона не выпала наружу. К отдаленному участку леса они добрались без приключений. Замечательно, что за этим странным артефактом не велось никакой охоты. Мало ли... Ведь иначе по первому же слушку в тот же дом наведались бы гости и всё там перерыли вдоль и поперёк. Значит никто, скорее всего, и не знал об артефакте. - Я опять завяжу шарфом глаза, а ты веди машину, - вдруг дрогнувшим голосом попросил водитель. - Мне еще здесь жить, а ты уедешь. Лучше не знать, где все это... Так и сделали. Минут через двадцать Платон остановился. Слева и справа – берёзы. Пасмурно, темно, пошел снег. Дальше – его черёд. Николай продолжал закрывать глаза и даже включил в наушниках музыку – чтобы не слышать, в какую сторону старик направляется. Некоторое расстояние Платон прошёл по дороге. Как машина скрылась из виду – шагнул в лес. Шёл ровно десять минут. Потом остановился и принялся копать яму в снегу. Было тяжело: разнылась спина и плечо, по лбу ручьями стекал пот… но яма получилась глубокой – остановила его только неумолимая темнота. Фонарь начал разряжаться. На дно ямы полетел чёртов свёрток. Следом – его гневный плевок. Платон все залил бензином, чиркнул спичкой и поджог. Через полчаса он засыпал место костра снегом и заложил сверху ветками, чтобы замаскировать раскоп. Обратно шёл с чувством выполненного долга и завершившегося кошмара...

***

Утром сначала Яков, а потом и сиделка пришли в себя. Измученная Анечка обрадованно улыбнулась и захлопотала над своим женихом. - Привет, - растерянно сказал Яков, оценивая свое состояние. Вроде все в порядке? - Какое счастье! - сквозь слезы улыбнулась Аня. - А если счастье, чего плачешь, звездочка моя? - усмехнулся Яков. - Ты себя вчера не видел, - всхлипнула Анна. - А где отец? - вдруг поинтересовался Штольман. Платон после бессонной ночи и пережитых волнений вполне себе мирно отсыпался в ординаторской. Яков, смущенно улыбаясь, сел, нашаривая ногами тапочки. - Как ты себя чувствуешь? - спросила Аня. - Хорошо, слабость только небольшая, - признался Яков. - Мне приснился жуткий кошмар, а может и не кошмар... Ладно, пойду мыться и приводить себя в порядок. Тебе нужно отдохнуть! Мы же сегодня идем на крещение! - Молитвы так и не выучили, - огорченно выдохнула Аня. - Я все помню. Бабка не так сильно меня повредила, хоть и старалась! Пойду, к отцу заодно загляну...